Аромат земли

Грегори по натуре своей не революционер, он просто сознателен. Это даёт ему силы и уверенность, он может перевернуть мир как в одиночку, так и с кем-то бок о бок. Многие говорили, что у него сильное сердце, и Грегори расправлял в сдержанной гордости плечи. Если хочешь изменить мир — начинай с малого. Такая простая истина, игнорируемая многими, была предельно ясна ему. Её он придерживался, устраивая по несколько маленьких революций на неделе и по паре крупных в году. Он хорошо учился, следил за собой и, конечно, заводил новые знакомства. Он писал письма и отвечал на все, что писали ему. Так он и познакомился когда-то с Кристофом, лишь на конверте пишущем настоящее имя. Крот по натуре своей не был революционером — он казался просто буйным. Человек-орудие, прекрасный компаньон для свершений, подхватывающий идеи на лету и строящий качественные планы. Одна беда — ему самому без чужого пинка это было не нужно. Крот любил животных, лопаты, сигареты и ненавидел Бога и домашние аресты. Они не были похожи с Грегори ничем. Тем интереснее были их письма. Когда родители решили переехать в Южный парк в поисках очередной лучшей жизни, Грегори поначалу не знал, как сказать об этом Кристофу, как смотреть тому в глаза, чем заниматься с ним не в письмах с грандиозными планами, а на тривиальной детской площадке. Он вообще не хотел говорить ему о своём переезде, но пришлось бы оставлять новый адрес. Идея триумфально заявиться на порог дома Кристофа казалась очень скверной — Грегори не горел желанием здороваться сначала с лопатой. Терять своего верного друга и товарища он тоже не хотел. Последнее письмо приехало в Южный парк в тот же день, что и семья Грегори. Но будь проклято это чувство трепета от первой встречи. Грегори немного будоражило всё — и куча мата в речи, от которой он вздрагивал, и сигаретный дым в лицо, и то, как за всем этим Крот пытался не расплыться в улыбке, показывая альбом с фотографиями животных. Больше всего он обожал африканских и мечтал когда-нибудь докопаться до них, утверждая, что сука-Бог не сможет ему помешать. Грегори впервые не решился сказать, что эта идея — полная чушь. Ему хотелось верить. Крот оказался нервным парнем с сердцем, постоянно сбивающемся с ритма. Он валил это на суку-мать, проткнувшую его сердце вешалкой, иногда — на сигареты, чаще — на усталость после игр с лопатой. Никаких других причин для Кристофа не существовало, и румянец здорово маскировался под слоем земли на щеках. В саду всегда сильно пахло землёй, не этим кладбищенским запахом сырых могил, а тёплым плодородным чернозёмом. От Крота тоже всегда пахло землёй, этим приятным ароматом, что мог перебить даже табачный дым. Кристоф копал лунки под яблони в саду Грегори, в очередной раз распинаясь в оскорблениях в адрес небесной канцелярии. Ему просто нравилось нецензурно самовыражаться за работой, и от этого у правильного Грегори захватывало дух. Правильным он, конечно, был лишь в глазах тех, кто его совершенно не знал. Слишком ловко для хорошего парня он флиртовал с Венди, и ещё легче её отпустил с этим самым обычным Маршем. Венди была хорошей и удобной девочкой, с которой приятно работать и обниматься. Одна беда — от неё не исходил аромат земли. Грегори не помогал копать лунки не потому, что слишком любил чистоту, и не потому, что нагло пользовался услугами своего друга — Крот ненавидел конкуренцию и считал себя полноправным повелителем лопаты. При всей любви к самоуправству он очень часто становился частью команды, большой или маленькой, и работал сам, но с кем-то бок о бок. Для свободолюбивого человека он слишком охотно совал голову в петлю и даже иногда просил затянуть потуже. Крот был странным, этого у него не отнять. Ни матери, ни Богу, ни кому-либо ещё. И втыкая молодые яблони в землю, зная, что те обречены на верную смерть в Южном парке, зная, что сад скоро забросят, Грегори пытался совершить очередную маленькую революцию. У него впервые не хватало сознательности и духу, чтобы сделать этот отчаянный и решительный шаг в чужую сторону. Саженцы и время подходили к концу. Крот бросал на него всё более раздражённые взгляды. Наверняка его сердце снова выдавало слишком гулкие и спешные удары, крича как умирающий жираф. И всё же Крот куда более смелый и решительный революционер, пускай и не очень сознательный. Грегори уже не важно, ведь за откинутой в сторону лопатой и грязным ругательством следует не менее грязный поцелуй с крупицами пыли на губах.