Behind that door

Квартиру под самой крышей этого пятиэтажного дома не снимали уже довольно давно. Действительно, кто бы мог проявить интерес к стареньким апартаментам мистера Каллендера,ветшающей двухкомнатной жилплощади, которая слабо отапливалась зимой и была сродни пустыне летними ночами. Пожелтевшие обои с изображенными на них хризантемами в спальне, выцветшие зеленые шторы, шершавый серый ковёр, больше напоминавший кошачью шерсть в гостиной, гниющие расшатанные ставни и дверь, потемневшая настолько, что все уже и забыли о ее теплом шоколадном оттенке, совсем не привлекали клиентов. Соседи замечали, что иногда там на неделю оставался какой-то турист или молодая пара, но никто из них не задерживался надолго. Когда туда заселился светловолосый парень лет двадцати двух, его вроде звали Джон Лоуренс, он явно наделал шуму только своим появлением. Среди рутины, которая ограничивалась для многих учебным заведением, работой, магазинчиком на углу и телевизором, который не вещал ничего нового уже с десяток лет, он стал буквально новым экспонатом в музее. Про него уже успели пустить пару слушков, благодаря чему юные девушки, пытавшиеся заводить с ним милые беседы по утрам, вознаграждались различными наказаниями отцов вплоть до домашних арестов или лишения карманных денег. Их же жены втихаря засматривались на его руки, усыпанные родинками, из которых, казалось, можно составить созвездия, на его шрамы на ладонях, на слегка искривлённый нос и мощный подбородок. Всегда опрятная и явно дорогостоящая одежда не давала им возможности точно понять кто же он, да и сам парень неохотно делился подробностями личной жизни. Поэтому, во время обсуждений кем он только не оказывался и какими только фантазиями это не сопровождалось. Они встретились в баре. Джон зашёл отпраздновать с друзьями удачную сдачу экзаменов, а парнишка ( юношей он назвать его не мог) с кудрявой рыжей шевелюрой, что-то бурно рассказывающий внимающей толпе , не мог не привлечь его внимание. Сперва люди тепло улыбались, пытаясь разузнать все о двух необычных сожителях. Этого солнечного парня с веснушками по всему телу и задорной искрой в глазах звали Александр Гамильтон. При друзьях он был невероятно активен, одаривал всех тёплыми улыбками и часто заливался громким смехом. Когда его замечали одного на лестничной площадке он вечно куда-то торопился, был сосредоточен и при этом до жути забывчив. Ему дважды возвращали кошелёк. Узнав о его полноте улыбки соседей превращались , скорее ,в искривлённые в осуждении губы. Считали, что Лоуренс заслуживал лучшего. А с тем как они открывали все больше деталей о жизни этой пары и вовсе старались избегать их и порой , встретив Александра в ближайшей пекарне, притворялись, что не замечают его. На самом деле причин для такого обращения было не так много. Разве что Гамильтон, постоянно выдающий собственные памфлеты и газеты у подъезда мог иногда надоедать. Похоже, само их существование сводило с ума соседей и они от скуки рассказывали многочисленные выдумки , на которые парням, впрочем, было все равно. Точно не знали чем эти двое зарабатывают на хлеб, кто они и откуда и единственной связью с их жизнью за пределами пятиэтажки , казалось, были друзья, которые по приглашению и без навещали их. А порой и шумно заваливались в квартиру. Но кто бы не приходил к парням,из их квартиры всегда была слышна музыка, смех, звон бокалов и шум дискуссий. Они играли на гитарах, напивались до беспамятства, танцевали и встречали вместе рассветы. Старый брюзга Адамс пытался вызывать полицию, хотя это мало чем помогало. Особенно когда начальник отделения , Джордж Вашингтон, находился в той самой квартире из которой во время таких посиделок частенько пахло то выпечкой, то алкоголем, то чьим-то запоминающимся фруктовым парфюмом . Из неё же нередко доносились французские ругательства авторства Лафайета-очаровательного паренька, чьи волосы были всегда чуть растрёпаны, а руки украшало множество татуировок. Благо, никто не знал французского. Соседи с ужасом называли их просто наркоманами, алкоголиками, фанатиками, но не могли не отдавать себе отчета, что сами заслушивались их песни, так громко звучавшие в ночной тишине. Даже пиликание сверчков не могло их заглушить. Даже самым угрюмым было не скрыться от света,который излучала эта компания. По вечерам, когда старик Джей включал телевизор, стоявший на балконе, дабы посмотреть новости, все вскоре знали, что им не избежать громких споров, которые инициировал Александр. Иногда к ним присоединялась Анжелика Скайлер. На вид прилежная, женственная, в неком роде таинственная. Соседи по началу даже не понимали что она там забыла, но узнав о том, что она поддерживала взгляды самого Гамильтона, читала ‘ мужскую’литературу( от чего все домохозяйки приходили в ужас), желала равноправия, чуть ли не политической революции, сомнения все отпадали. Благодаря этому неотъемлемому событию каждого вечера по подъезду скоро расползлись слухи о том,что двое парней, да ещё и все их друзья поддерживали то анархию, то социалистический строй, то абсолютную монархию. Детей держали подальше от квартиры, а некоторые семьи, заботясь о своей шкуре, пытались даже переехать. Вскоре выяснилось, что ничего из этого не было частью их взглядов, но в политику они были вовлечены, были ярыми борцами за свободу, единство, равноправие и хотели лишь лучшего для собственной страны. В ходе этого оказалось, что Александр был многообещающим журналистом, но его статьи читать побоялись от греха подальше. Более этого парни не вмешивались в жизнь подъезда. Медленно квартира преображалась. Джон то и дело добавлял какие-то новые детали. Ужасные занавески сменились на невесомый белый тюль, стены украшались все новыми картинами, автором которых был он сам, у окна вскоре появился письменный стол за которым можно было часто заметить этих двоих. Однажды жители дома нашли окно без решёток, а ставни и подоконник все были изрисованы. Не говоря уже о двери в квартиру. Казалось, на них были волны, тропические пальмы, необыкновенные цветы, города, родные жителей и торговые суда, нагружённые богатствами Карибских островов, заботливо прорисованные рукой Лоуренса. Это вызвало возмущение, ведь как кто-то смеет нарушать установленный годами порядок! Их тотчас же клеймили опасными и предъявили им обвинения,но дальше разговоров это не зашло.Не на их руку было то, что Лоуренс был адвокатом. В последний раз его видели столь яростным лишь когда за домом чуть не задушили женщину по признаку ее расовой принадлежности. После этого инцидента Гамильтон не мог усмирить себя ещё на протяжении месяцев. И всему дому повезло, что всякий раз как тот выходил из себя Джону достаточно было слегка погладить его по голове, как Александр успокаивался, словно кот. Не раз Александра заставали за домом, разговаривающим с самим собой. Миссис Рене-владелица небольшого магазинчика на углу не раз хваталась за сердце и громко охала,замечая его за стеклянными дверьми. Люди обменивались осуждающими взглядами,а парень улыбался, вовсе не замечая их. Мистер Монро нередко поглядывая на часы и суетливо поправляя свой галстук, говорил с жалостью к юношам, что им путь к богу закрыт. Втихаря называл их содомитами, а другие безмолвно соглашались. Когда кто-либо из них заходил в магазин, громко разговаривая, приветливо здороваясь с соседями, эти разговоры прекращались, а люди закрывали детям уши. Но они были не так глупы как родители думали и вскоре с упоением сами просили парней рассказать им что-нибудь. Кто бы мог подумать, что они будут готовы променять десерт и прогулки на улице на рассказы о революциях, Дальних странах и доблестных битвах или уроки рисования тёплыми майскими вечерами на ступенях самого , казалось бы, обыкновенного дома. Осенью Джон и Александр попросили у Миссис Рейнольдс щенка,которого не успели забрать и собирались выкинуть на улицу. Это был жизнерадостный пёс,чья шерстка была покрыта коричневыми и чёрными пятнами. Он,несомненно,был обожаем детьми. Жаль,что во время прогулок вечерами,когда едва моросил дождь,а небо окрашивалось в алый ,родители держали детей подальше от пса. Мало ли,что может произойти. Никому не хотелось бы делать уколы от бешенства .Иногда можно было смотря в окно заметить как Гамильтон с ручкой за ухом и бумагами в руках поглаживает довольного пса или Лоуренс пытается его тренировать,но тот только заваливается на бок,а сам неудавшийся тренер получает слова воодушевления, легкие прикосновения к щеке или объятия,во время которых их одолевала одна и та же мысль. Они сами не могли поверить своему счастью. Каждое утро из их квартиры доносилась музыка,чаще всего крайне зажигательная и через открытое окно на улицу вырывался аромат кофе. Вечером они приглашали к себе на чай знакомых и до поздней ночи они могли обсуждать очередную прочитанную книгу. Иногда ночами горел свет,а в окне можно было увидеть силуэт Гамильтона,погружённого в работу и подле него Лоуренса,поглаживающего его спину,плечи,порой макушку. Один никогда не ложился спать пока не ляжет другой. Пару раз в месяц молодых людей навещал мужчина сорока лет,одетый в дорогой костюм,обычно с деловым портфелем. Никто не знал кем он был,но предполагали,что отцом Джона. Он часто находил удовольствие в беседах с Александром,пока у сына чуть ли не выступала испарина на лбу. Хотя,он светился,когда разговор заканчивался и он крепко обнимал отца. Нередко рассказывал он ему о своих заслугах,на что мужчина ласково улыбался и хлопал Того по плечу. Было странно,что если Лоуренса навещают родители,почему о Гамильтоне словно забыли все родственники. Мало кто знал,что ему изредка все же приходят письма от неудачливого любовника -отца. Не было практически никого,кто бы подозревал о его существовании. Александр рассказал всего трём людям о своём печальном детстве. Больше он и слышать подобных расспросов не желал. Еще рождественским утром вся компания появилась на пороге квартирки. В подъезде была сплошная суета, каждый был занят своим делом. Где-то ближе к вечеру по узким ступеням на пятый этаж под заливистый смех двое парней-Томас Джефферсон и Геркулес Маллиган затаскивали ёлку. Первый жаловался на иголки, застревающие в пышной шевелюре, а второй не мог прекратить смеяться, ведь выбрали его на эту работенку только из-за имени.Вскоре по всему зданию разнесся аромат сосны, шоколада, имбирного печенья. Этот запах, казалось, очутился даже на улице. Именно он окутывал уютом всех присутствующих. На улице валил снег, а люди писали на запотевших окнах тосты. Все ещё можно прочесть размытое ‘ Выпьем за свободу!’ Или ‘ Пусть мир перевернётся вверх дном!’. Миловидная девушка в желтой толстовке, Маргарита Скайлер, весь вечер играла на улице с детьми. Хоть родители и были ей благодарны за небольшую передышку, все равно смотрели с опаской. Тогда дверь квартиры не закрывалась вовсе. В Сочельник из-за их двери можно было услышать приглушённые звуки пианино. Гостиная была плато освещена гирляндами,висящими на елке и парой свечей. Но этого было достаточно,чтобы рассмотреть в окне Александра ,играющего на этом инструменте и Джона,мягко положившего ему голову на плечо. На Новый год эти двое убежали с друзьями пускать фейерверк. Под град из золотых искр они завороженно смотрели на небо,держась за руки в разноцветных перчатках. Вокруг люди хлопали,поздравляли друг друга. Поздравлением Александра был легкий и слегка неумелый поцелуй и после него было непонятно,краснеют ли щеки от мороза и исходит ли озорное хихиканье от шуток. Рассвет вся компания встретила на крыше их старенького дома. Небо уже приобретало более светлые тона, когда вдалеке ещё гремели салюты. Им приходилось ссориться. Сильно. За пределами квартиры были слышны угрозы, крики, плач и гавканье пса. В тот вечер Александр ушёл и казалось, что это навсегда. Джон же не пытался его остановить. Просто закрыл дверь его лицом, встретившись напоследок пустым взглядом. В нем не было ни боли, ни сожаления. Соседи не были удивлены, лишь качали головами и приговаривали, что это было предсказуемо и такие отношения невозможны. Хотя, они говорили, что это нормально, они сожалели, сочувствовали Джону, который следующие пару дней провёл без сна в заточении в собственной квартире, и показывался в окне весь измазанный в краске с растрёпанными волосами. Пару раз ему пришлось выйти и он все же привёл себя в порядок по совету миссис Рейнольдс. Через неделю Гамильтон показался на пороге и Лоуренс ,вопреки его опасениям тепло его встретил, медленно затягивая в объятия. Александр шептал в плечо Джона извинения и был с радостью принят не только самим молодым человеком. Пёс облизал его с ног до головы, радостно виляя хвостом. Соседи же просто отводили взгляды от окна в тот день. Весной их спальня была залита тёплым солнечным светом. На подоконнике гостиной появлялись все новые и новые цветы, подаренные Мартой Вашингтон. В квартире все чаще появлялась младшая сестра Анджелики,Элайза, весьма нежная, решительная и любезная девушка. Она обладала прекрасным голосом и каждый вечер они с друзьями устраивали караоке. По вечерам они танцевали. А соседи ещё долго не смогут забыть запах свежих яблок, которые где-то каждое утро доставал Александр. Эти двое все чаще ходили на прогулки с псом в местный парк. Они могли часами сидеть на скамейке и обсуждать все, что придет в голову и им не могла надоесть компания друг друга. Иногда Джон покупал мороженое, а потом неделями лечил Гамильтона от очередной простуды или ангины. В такие времена он буквально оттаскивал его от работы. Все лето они праздновали. Даже когда жара была невыносимой и заставляла людей только горько вздыхать,чуть ли не питая отвращение к слову влажность, их шайка веселилась. Четвёртого Июля они вывешивали флаги, запускали фейерверки и немного подвыпив распевали Янки Дудл. Четырнадцатого числа Томас и Джеймс Мэдисон исполняли на столе танец Робеспьера из ‘ Любовников Бастилии’. По ночам они гуляли по променаду,махая отплывающим кораблям и паромам. Они почти не спали и совсем не расставались, проводя вечера за просмотром документальных фильмов, во время которых кто-нибудь да оспаривал описание событий, а каждое утро поднимаясь на крышу, дабы лицезреть первые солнечные лучи. Обычно в такие моменты Джон ничего не говорил и смотря на друзей, на Александра пытался запечатлеть этот момент во всем его великолепии. Он наконец натренировал пса и каждое утро получал газету в кровать. Или не совсем. Скорее, по лицу, над чем не переставая смеялся Геркулес, А Вашингтон только пожимал плечами. И в редкие моменты, тёплыми августовскими вечерами можно было заметить все в том же разрисованном окне Гамильтона с кружкой кофе в руках, любующегося птицами, прилетающими к кормушке. Подкрадывающийся к завороженному Лоуренс уже вскоре заключал его в объятья, даря нежные поцелуи и прикосновения, которые были столь под стать этим денькам. Спрыгнув с дивана, пёс терся об их босые ноги, а на фоне играла расслабляющая музыка, которую они записали ещё зимой. Стена, на которой висели картины была наконец пополнена последней,портретом Александра, напоминавшем, казалось Джону обо всем, что только существовало в его жизни. Соседи не переставали обсуждать необычных сожителей,но их по прежнему волновал только собственный мирок,словно заключённый в этой старой квартире.