миледи

— Сал Фишер. «Сын дьявола». Ваши злодеяния переполнили меру терпения людей на земле и Бога на небе. Если вы знаете какую-нибудь молитву — произнесите её, ибо Вы осуждены и умрёте. В старой церкви бьют колокола, оповестив население городка о наступлении вечерней службы. Долгий монотонный звук единственного огромного колокола прогоняет ворон, которые прятались внутри и жались к тёплым и гладким крыльям друг друга. В городе темнеет, но хмурые тучи всё ещё окутывают улицы, заворачивая небо в свои тёмные простыни цвета чернил. Сегодня нет вечерней службы. — Я слышала, что сегодня наши грехи будет очищать сын священника. — Взгляни на небо. Сегодня суд. В старой церкви бьют колокола. Самый огромный, словно отмеряя минуты грешника, снова поёт реквием с огромными перерывами между нот, длиной в жизнь. Ветер усиливается и деревья, окружающие обитель Господа, начинают задыхаться, скрипеть и ломаться. Словно суд забирает не грешника, а сухие тонкие ветки, которые хлестают пролетающих мимо птиц по крыльям. Церковь затихла, оставляя только дыхание ветра оглаживать её белые толстые стены. — Кто же сегодня? Такая погода даже для суда слишком сурова… — Фишер. Наш, из апартаментов Эдисона. Сал был таким дружелюбным и добрым всегда. — Почему суд его забирает?

* * *

Люди в масках зажигают свечи и становятся позади креста, все как один, с ехидным выражением лица. Каменные стены церкви дрожат от пламени, след которого остаётся на них и витражные окна в темноте улиц ярко переливаются. Трэвис смотрит на них с непониманием и больным презрением, но гордо поднимает голову, и пробует взглянуть безучастно. Следы только заживших синяков на лице не видны в наполовину тёмном помещение и лицо у парня кажется гладким, совершенно непохожим на лицо священника. Ему не впервые вести суд. И уже не должно быть больно, учитывая то, с каким высокомерием смотрит Фелпс на грешников обычно. Наверное, поэтому отец доверяет ему то занятие, где важен гнев. Поэтому запрещает вести исповеди и причащать детей. Сегодня всё идёт не по плану. Отец, который наблюдает за ним из угла, стоя в такой же маске и одеждах хмурится, ведь Трэвис слишком быстро отрывается от перешёптывания тех, кто пришёл в церковь сегодня и не сводит глаз с Дитя Сатаны. — Я слышала, что он убил котят в коробке из-под арахисовой пасты, которая стояла с июня за зданием апартаментов. Сал перерезал горло каждому канцелярским ножом. — А я слышал, что он пытался убить своего отца и подсыпал яд в его еду. Потому что Сал ему не родной сын, а лишь подкинутый при луне отрок демона. — Какой ужас! — Грешник. Трэвис смотрит на усаженного перед крестом Фишера. На то, как его туманный взгляд уставился в холодный пол церкви. Одетый монашками в какие-то белые тряпки, с упавшими на плечи грязными волосами, в которых уже не виден тёплый голубой оттенок, он смотрит на Трэвиса. Взглядом протыкает замерзшую душу сотни раз и дышит так прерывисто, что кто-то в толпе начинает волноваться — состоится казнь или парень задохнётся перед божьим крестом. Задохнётся собственными кровью и слезами. Кто-то из пришедших подходит к Салу и чуть приседает в поклоне перед ним, взяв край своего длинного белого облачения. И только парень с надеждой поворачивается, как человек срывает его протез, оставляя на показ лицо с глубокими ранами и стянутой кожей. Трэвис не может ничего сказать. Не может просить вернуть вещь владельцу от страха перед отцом, который довольно улыбается и ехидно смеётся, поглядывая на грешника. Только теперь, когда к телу Сала пугающе поднесли свечу, молодой священник замечает царапины и синяки на ногах и руках у отрока. Окружение начинает шептаться. — А! Мерзость какая! На нём и места живого нет! Это всё метки демонов! — Осквернённое дитя, он никогда не смоет этот позор с себя… — Эй, дай посмотреть на эту тупую маску! Трэвис поднимает правую руку и выдыхает, когда все затихают, а Салли виновато опускает голову. — Сегодня Бог прогневался на нас, ведь по земле ходил ещё один грязный грешник. Поэтому, свершим суд на заблудшей скверной душой. Сал Фишер. «Сын дьявола». Ваши злодеяния переполнили меру терпения людей на земле и Бога на небе. Если вы знаете какую-нибудь молитву — произнесите её, ибо Вы осуждены и умрёте. Салли поднимает голову и снова смотрит на Трэвиса. Так, что волосы больше не закрывают его потемневшие от витражной вырезки на окнах глаза. Он плачет. Глубоко дышит и порванная одежда угрожающе покачивается, словно сейчас рассыпется в развеется по ветру прахом. Трэвис полностью разделяет непонимание грешника, его скорбь и виноватый взгляд. Стоя посреди храма, он чувствует, как свет от восковых свечей падает на него и заставляет снова стыдиться. Ведь именно Трэвис оклеветал ангела сыном Преисподней и судит его. Множество святых глаз на небесах и на иконах в холодных стенах церкви смотрят на Трэвиса. — Что Богу скажите, Миледи?

«Когда сверкнёт меч палача, погаснет в алтаре свеча, что у небес попросите, Миледи? Когда придёт Ваш смертный час, набат умолкнет, отзвучав, что Господу Вы скажите, Миледи?»

Так отец просил говорить на суде женщинам, которые убивали, лгали, словно падали в один омут, на дне которого руки к ним тянула Лилит. И эти слова заставляют публику замолчать, словно она ждёт раскрытия старой тайны Фишера. Отец смотрит удовлетворённо, но это не удовлетворяет Трэвиса. — Когда сверкнёт меч палача… —…погаснет в алтаре свеча, что у небес попросите, Миледи? Люди подхватывают фразу судьи, которую он повторяет необдуманно, но тут же затихают, когда видят, что молодой священник не может продолжить, прикованно разглядывая Сала. Он сейчас совсем другой. Не улыбается, не пробует шутливо грубить, не помогает и не лезет решать чужие проблемы. Он плачет. Он кусает губу. Он не может поверить, что это правда и проклинает Бога, в которого верил когда-то в детстве. Врата ему должны были отворить в райский сад, ангелы провести за руку по Эдему, но только у прохода в ад распахиваются широкие ставни и зажигаются свечи в холодном проходе. Почему Трэвис не задумывался о судьбах людей, умиравших здесь раньше? Он не знал их. Взмах руки — и грешник мёртв, его домом станет сырая земля или холодная река, где топят свои надежды люди. Он знает Фишера. И он знает, что Сал должен был стать его другом. Трэвис хочет снова провалиться в воду и задохнуться в грязи на дне, но вместо этого все планы он откидывает в сторону и краем глаза замечает неудовлетворительный презрением взгляд отца. — Ты молод. Так, почему ты здесь, Сал? — Наверное… Я нарушил Божью заповедь? Я согрешил? «Никогда не давай грешнику сомневаться, что он согрешил. Дави на него как можно больше. Я знаю, каким гневным ты бываешь временами», — говорил отец, касаясь крепкой широкой ладонью носа сына, на котором был пластырь, давил на синяк под глазом. Но Трэвис не хочет. На самом деле, если бы Сал повесился на старом дубе за городом, всем было бы лучше. Они не переживали бы этого позора на глазах у совершенно безбожных кукол, которые называют себя детьми Рая. — Правильно. На твоих плечах много грехов и их… уже нельзя замаливать. Ты понимаешь это?

«Пожалуйста, не соглашайтесь с чёрной змеиной клеветой, порочащей Вас, Миледи…»

— Я понимаю. Если Бог считает меня виноватым, казните. Ведь так будет лучше?

«Бог так не считает. Мне стыдно.»

Священник еле находит силы в себе, чтобы кивнуть монашкам. И те подхватывают Миледи, вбивая в её тело гвозди, чтобы распять. Кровь стекает по проткнутым конечностям и витраж на окнах окрашивает последний блик на жидкости в переливающийся зелёный, словно яд выходит из Фишера с кровью. Сейчас, распятый в холодном храме, Сал блаженно закрывает глаза, склонив голову на бок и это делает его в последние минуты жизни настолько врезающимся в память Трэвиса, что последний хватается за голову, в которой начинает что-то гудеть с секунду. Его хрупкое скверное тело, грязные волосы, за которые сюда тащили служители Бога и спокойные глаза вовсе не выглядят тем, что свойственно демону. Убитые на земле ангелы не прощаются Богом, но людям нужен козёл отпущения. Поэтому он умирает так рано, не выполнив обещания стать другом для судьи? — Сал Фишер. «Сын дьявола». Ваши злодеяния переполнили меру терпения людей на земле и Бога на небе. Если вы знаете какую-нибудь молитву, произнесите её, ибо Вы осуждены и умрёте.

Но Миледи молчит, хотя знает множество молитв в хрупких бледных руках с детства.

Монашки ехидно оглаживают тело грешника, испачкав руки в спирте. Его слёзы, оставшиеся на руках и одеждах ужасны, оскверняющи, словно кислота или укус змеи. Они смеются и лица их при свете тусклых свеч ужасны. Кривые, искажённые, мерзкие и страшные. Они смеются и несколько огоньков в храме потухает от их смеха, напоминающего скрип дверей подвала, в котором танцуют голые черти. Одежда прилипает к телу и на секунду Трэвис ловит себя на мысли, что это настоящий ангел, пришедший именно к одному молодому богослужителю, а он сейчас убьёт его собственными руками, которые даже не дрожат. — Когда сверкнёт меч палача, погаснет в алтаре свеча, что у небес попросите, Миледи? — Я прошу, чтобы все вы были счастливы, когда я умру. Салли смотрит на витражное длинное окно, за которым уже начал лить сильный дождь, каплями целующий сухую землю. — Когда придёт Ваш смертный час, набат умолкнет, отзвучав, что Господу Вы скажите, Миледи? — Скажу, что он может не принимать меня, как сына своего. Монашки подходят со свечами и улыбаются. Одна задирает голову Фишера вверх и капает ему на глаза раскаленным воском с длинной толстой свечи в её уродливых тонких руках. Эта свеча больше не должна принадлежать храму. Её пламя отправит в Преисподнюю. Миледи начинает дрожать и только теперь чувствовать боль, которую причинили гвозди, разрезавшие бедную холодную плоть на местах порезов. Но Салли молчит, от чего у Трэвиса сдавливает где-то под сердцем кожу и рёбра. Молчит. Другие монашки подносят свечи к грязным противным тряпкам и поджигают их со страшным смехом, и вскоре весь крест начинает гореть, пламя разлетается в стороны, а щепки шипят, цепляясь за голубые волосы. Грешник больше не дышит и кожа медленно слазит с его лица, оставляя на своём месте только мясную оболочку. Обгоревшая одежда точно останется прахом под тучами. — Мне жаль, — еле слышно шепчет Трэвис, разглядывая крест.

…Миледи.

* * *

В старой церкви бьют колокола…