Как и Орфей

Рыжие волосы всполохами по ветру, что-то тайное будто в огне скрывая. На перекрестьях души становиться пеплом - душное кредо для окончанья мая. Капля по капле вдруг вытекает время, а небосвод чернеет, сереет солнце. Метка въедается в руку зловонной тенью, сердце мертво в груди, и оно не бьётся. Крыльями бурю ловя и внимая миру, ты нарушаешь закон и ломаешь с ухмылкой вето. Смерть собирается трусость отметить пиром, все же грехи так противны, малы, раздеты. Что-то так колется в чёрном двуличном сердце, что понимаешь: отмстить не суметь без крови. Чем же ты сможешь теперь, сквозь года, согреться, если за импульс ты отплатил любовью? Плата за смерть не свою заодно исчезла, вмиг обратившись безумным и диким адом. Палочкой машешь ты, словно каратель - жезлом, месть прожигается в мире клеймом - Авадой. Крики людей в ушах отражались эхом, а Сектумсемпра пригодна, как никогда дотоле. Слово выводится к тем изначальным вехам, и отзываются в теле отклики вязкой боли. Ты закричишь, заплачешь, выкрикивая заклинанье, что от тебя изнутри, в глубине, осталось? Тайнами пишется это больное знанье, в колющей боли какая-то злая жалость. Эта змея видит жертву - тебя, конечно - кинулась к горлу, вгрызаясь в живые ткани. Те же глаза ты всё видишь мирами между, ты потянулся ослабшими вмиг руками. Хлынули мысли, былое, событья, чувства, а в глубине отбивались проклятий строки. Как-то вокруг будто стало нежданно пусто, этот как карма - в вечности быть одиноким. Те же глаза, только рядом с зелёным - рыжий, и силуэт скользит, напитавшись чертами снова. Ты же не веришь взгляду, глядишь бесстыже, так произносится снова больное слово. В мире и в прошлом вместе когда-то жили, ты всё молчишь, измотавшись беззвучным криком. Северус так приобрёл после смерти Лили, как и Орфей в мире мёртвых нашёл Эвридику.