Immortal

Звезды ночного неба танцевали вместе с ними и гуляющим по высокой траве ветром. Поле волновалось подобно их сердцам, и смеялась темная гладь космоса, искрясь кометами. — Я хочу быть бессмертным, — стройно пел гибкий и легкий как быстроногая лань юноша, кружась в танце самозабвения с раскинутыми руками, — словно бог на небесах. Его горящие ярким белым светом волосы раскинулись по хрупким плечам и шее, касались острых локтей. Он набирал полные легкие свежего ночного воздуха, такого прекрасного, мокрого от прошедшего дождя. — Хочу быть цветком из шелка, — замирая, продолжал он, простирая ладони к небу и хватая далекие звезды длинными пальцами, — словно мне не суждено умереть. Слегка влажные рога его блеснули, он вдруг остановился насовсем, блаженно улыбаясь и исследуя глазами, подобными скоплениям галактик, бесконечную черноту небосвода. — Я хочу жить вечно, — обвивая обнаженные плечи счастливого юноши теплыми руками, вдруг продолжила еле заметная тень позади, — вечно в твоем сердце, — этот голос огнем растекся по их телам, лаская и вызывая крупную дрожь. Две застывшие посреди бесконечного поля фигуры тихо засмеялись, обдуваемые южными ветрами. Спрятавшиеся по грудь в колосьях, они остались наедине с волшебным космосом, сладкой музыкой ветра, стрекотанием кузнечиков и шелестом ржи. И шепотом, совсем-совсем тихо, чтобы не нарушить идиллию ночного мира, оказавшись друг напротив друга, соприкоснувшись кончиками острых носов и вглядываясь в хитросплетения рисунков глаз, чуть приоткрыв губы и затаив дыхание, они произнесли: — И мы всегда будем вместе. С конца и до начала. Способны ли вы спроецировать на себя чувства существа, осознающего, что теперь ему есть что терять? Рунаан не был эмпатом, и даже примерить на себя роль человека, пережившего утрату, мог с трудом. И когда Л’ас пару вечеров тому назад, игриво, точно только что вставший на лапы котенок, вдруг задал каверзный вопрос, эльф лунотенья только снисходительно улыбнулся. — А тебе будет страшно умирать? — Убивать и жертвовать — мой долг. Сейчас он смотрел на острое лицо своего друга с любовной нежностью, перебирая его мягкие волосы. Они ускользали сквозь пальцы и пропадали на мгновение в тени, навевая жуткие мысли и странную, неприсущую Рунаану грусть. Каждый раз его сердце замирало с трепетом, переживая что это не светлые пряди спадают в темную бездну между их телами, а сам Л’ас пропадает в жадной пучине невозврата. И как бы холодно не становилось глубокой ночью в этом открытом и опасном пространстве, Рунаан оставался и терпеливо ждал, пока его друг насытится энергией вселенной, искренне наслаждаясь их близостью. Его волновало каждое соприкосновение их облаченных в легкие рубашки тел, каждый неаккуратный жест и взгляд, ощутимо екало где-то в груди. Любуясь темным узором татуировок на лице Л’аса, эльф придумывал им красивую легенду, сравнивая друга с гепардом, однажды оказавшимся одиноким в пустынной саванне и залившегося слезами, что выжгли темные следы у его глаз. Он представлял юношу такого же оставленного и забытого, метавшегося из стороны в сторону в поисках поддержки, спасения, ласки и любви. В голове Рунаана все отчетливей всплывали картинки совершенного, легконого хищника и Л’аса, и все чаще они становились одним целым. — Смотри, сейчас появится! Л’ас устроился поудобнее в ногах своего друга и точно ребенок ткнул в небо, чтобы наверняка привлечь внимание. Его глаза завороженно блеснули, выцветшие брови слегка дернулись вверх, от предвкушения юноша прикусил тонкую губу. Рунаан немного приподнялся на локтях и улыбнулся созвездию чайки, которая будто махнула ему крылом. Он с томительным наслаждением ждал предстоящее зрелище, и обычно жестокое сердце его умилялось наивному удивлению Л’аса, будто содрогнувшееся от тяжести драконьих крыльев небо было не его творением. Огромное и одновременно с этим изящное тело ящера неторопливо выплыло из возникшей звездной вспышки. Оно было подобно грандиозному киту, вдруг выпрыгнувшему из толщи воды, взмахнуло крыльями и заслонило на целых несколько секунд весь небосвод. Большая чешуйчатая голова с ярко красным глазом лениво моргнула, дракон размеренно поплыл дальше по темной, воздушной глади. Его прекрасное тело сверкало как обсидиан, будто отполированное тысячами кузнецов, завершивших свою достойнейшую работу. Оно пролетало над пораженными эльфами и урчало раскатами грома, взмахивало крыльями подобно звукам начинающейся войны. Дракон пропал во вспышке сверхновой так же красиво, как и появился. Рунаан чувствовал, что его друг превзошел самого себя, но еще не мог избавиться от впечатления, чтобы восхитится им и его созданием. — Невозможно прекрасно, — наконец, едва дыша, прошептал он и опустил мягкий взгляд на лицо товарища, на котором застыла маска блаженства и радости. Он видел, что кожа Л’аса стала еще белее, будто совсем обескровила и руки его, прежде сложенные на груди, упали по сторонам. Аккуратно и нежно подхватив друга за кисть, Рунаан склонился к нему ближе. — Я так хочу увидеть его снова, — улыбающимися губами произнес эльф лунотенья, — я правда поражен, я правда хочу познакомиться с ним и узнать имя… Стеклянные глаза напротив показались Рунаану пугающе пустыми и холодными, но оттого не менее любимыми и близкими сердцу. Чувства, столпившиеся на задворках его души и сознания, вдруг, не попросив разрешения, ворвались внутрь, захватив с головой. Слабость перед этим хрупким созданием снизу, которое владело силой первоисточника звездной магии и творило вместо зла и разрушения прекрасные картины, взяла верх над всем естеством Рунаана. Он поверить не мог что этот бесценный алмаз, такой детски наивный и совсем по-взрослому сильный достался именно ему. Именно ему достанется честь подвергнуть его огранке и превратить в бриллиант идеальной, безупречной как сама природа формы.

«Так не дай мне угаснуть, Так не дай мне угаснуть, Так не дай мне угаснуть!»

Спустя годы, мутные из-за количества пролитых крови и слез, Рунаан по-прежнему вспоминает эту и многие другие ночи, проведенные с Л’асом. Иногда жаркие и терпкие, начинающиеся в свете костров и сопровождаемые его мирным потрескиванием, иногда ледяные от недосказанных слов и необоснованных обид. Он точно припоминает каждый шрам на худом теле, каждую натянутую линию вен, сотни раз пробегается воображаемым взглядом по его доверчивому и совершенно чистому лицу, всегда полному сдержанного энтузиазма и кроткого повиновения. — А тебе будет страшно умирать? — снова задает вопрос его друг, убирая с лица густые волосы. — А тебе? Прокрученный сотни тысяч раз диалог снова возвращает Рунаана к исходной точке. Астральные фигуры эльфов размазываются от полета стрел, которые даже в его собственном сознании пронзают юное тело насквозь. — Конечно, — окуная руки в собственную кровь отвечает Л’ас, сжигая его глазами, — ведь мне давно есть, что терять. И рассыпаясь тем самым цветком из шелка, грезивший быть бессмертным точно бог, танцуя с ветром, птицами и звездами — Л’ас растворился, кровью рисуя на исказившемся от боли лице улыбку.