Долг, честь и семья

- Неужели ничего нельзя сделать? Найти какую-нибудь лазейку в этом законе? – Робб сжал кулаки так сильно, что по рукам стала сочиться кровь. Он в отчаянии смотрел на мейстера Лювина, но старик только беспомощно развёл руками. От злости Робб пнул ногой стол так, что тот перевернулся. Все записи, книги, фолианты разлетелись в стороны, несколько листков улетели в окно, кружась в морозном воздухе. Робб покинул комнату с криками и ругательствами, оттолкнув тяжёлую дверь, которая слетела бы с петель от одного его взгляда, если бы могла, а человечек так и остался стоять безмолвно, тихим привидением в серой хламиде. Робб не понимал, какая от него польза в этом замке. Какая польза ото всех и всего этого? Всё вдруг показалось ему лишённым смысла. Все девизы, все титулы, все законы, имена и камни этого замка. Он ненавидел Винтерфелл в этот холодный день. И будет ненавидеть все последующие холодные дни в этом мрачном замке. Он проклинал его за то, что это его дом, так и не ставший домом для тех, кого он любил. Дом, унёсший его друга. Дом, в котором живёт его отец и его мать, его братья и сёстры. Жестокий дом. Холодный дом. Здесь он будет жить со своей женой. И воспоминание об этом дне никогда не покинет его. Каждый камень, каждый шорох и поворот ключа будет напоминать ему о смехе Теона, о днях до и о том дне, который всё это унесёт. - Давайте убежим, - Джейни Пуль пришла в его комнату под покровом ночи. – Только вы и я. Я буду вашей женой. – Она смотрела на него юными влюблёнными глазами. Теону было забавно, что она обращается к нему на вы. Он засмеялся тихим беззвучным смехом. «Что на этот раз?» – подумала Джейни Пуль. «Вечно он смеётся только ему ведомо над чем». Теон посмотрел на неё задумчиво. Его глаза горели жаждой жизни, в них не было потухшего огонька приговоренного к смерти. А что, он мог бы сбежать с ней… Но что потом? И как долго им прятаться? Переждать войну, а потом уже никто не станет его казнить. Может быть. Но что это за жизнь? Жизнь труса. Нет. - Нет, Джейни, - сказал он ей. – У тебя впереди долгая жизнь, ты ещё найдёшь себе достойного тебя человека. «Если только есть на севере достойные люди, пропади они пропадом с их мнимой честью. Много ли чести – увезти ребёнка из дома?» - Теон покачал головой. Нет, он уже не ребёнок. Он мужчина, и ему не годится жалеть себя. Нет, он не убежит. Он примет свою смерть, как подобает мужчине. Раз уж своему отцу он не нужен, то чего тогда ждать от Неда Старка. Нет, он не должен его винить. Он всего лишь исполняет свой долг. И всё-таки он винил его. Джейни хотела что-то возразить, хотя «возразить» - это не то слово. Она не стала бы возражать Теону, но она хотела заверить его в своей любви, а вышли только слёзы и несказанные слова на дрожащих губах. - Уходи, Джейни, - сказал Теон уже мрачнее и строже. Зачем она бередит ему душу? И без неё тошно. - Можно хоть что-нибудь на память о вас? - Когда я умру, проси, что хочешь. Можешь взять плащ, можешь взять брошь, ремень, что захочешь. Думаю, тебе не откажут. Джейни захныкала. Она прижала холодные ладони к мокрому от слёз лицу. - Джейни, иди же, - Теон взял её за плечи, поглаживая и тихонько отстраняя от дверей. - Иди, девочка, - сказал стражник. – Довольно тебе тут стоять. От этого приговор не изменится. Она отняла руки от лица. - Можно мне прядь ваших волос? – спросила она, округлив глаза. – Сейчас. Теон выдохнул и поджал губы. - Хорошо. Он достал кинжал и тут же отрезал прядь своих волос. Джейни протянула руку, и мягкий локон скользнул ей в ладошку. Она сжала его крепко, чтоб не потерять. Она сделает себе украшение и будет носить его на шее, как принцесса из сказок носит память о своём принце. Стражники взяли её под локти, утаскивая прочь от комнаты Теона. - Но это не справедливо! Не честно! – кричала Джейни. – Я люблю вас! – крикнула она в конце коридора. Она стояла под его окнами до рассвета, пока холодные звёзды не погасли в тумане утра. Озябшая, продрогшая до костей и выплакавшая все глаза, так что заложило нос, и она могла дышать теперь только ртом. Она видела, как его уводили утром. Она пошла бы за ним, если бы могла. Все Старки-мужчины пошли на место казни. Даже Бран. «Зачем они взяли туда с собой и Брана? – подумала она. – Это жестоко». - Твои последние слова, Теон? – спросил Нед Старк голосом беззвучным, лишённым всякой теплоты. Он ничего не ответил, даже не поднял глаза. Грудь Робба вздымалась от сбивчивых вдохов, рот был приоткрыт, он смотрел на него в надежде, что он скажет хоть что-нибудь. Они так и не успели попрощаться. Не успели сказать друг другу последних слов. Робба не пустили к Теону, потому что боялись, что он поможет ему сбежать. Ночью, когда Джейни Пуль ушла, Теон подумал о том, что он мог бы покончить с собой и лишить северян удовольствия смотреть, как убивают сына Кракена. Он покрутил кинжал в руках, горячая слеза упала на холодное лезвие. Теон отбросил кинжал и сжал кулаки. Он так старался не заплакать. Но с другой стороны, какая теперь разница? Разве не может он позволить себе эту последнюю слабость? Он сел на грязный подоконник, обхватив колени руками. Его мысли кружились в веренице тоскливых воспоминаний, ведь даже счастливые из них отдавали теперь горечью. Вот он стоит на берегу и бросает камушки в воду. Они прыгали по морской глади в лучах утреннего солнца. Он смеялся своей меткости, пока не почувствовал, как сам оказался в море. Это один из его старших братьев спихнул его в воду. Теон поскользнулся о дно и упал, захлёбываясь в солёных волнах. Где-то позади, на суше, он слышал звонкий и грозный голос матери. Он открыл глаза, их саднило от соли, сквозь толщу воды он видел небо над собой. Он расправил руки и расслабил тело, не понимая, почему он перестал бороться. Вдруг, он почувствовал, как чьи-то руки ухватили его за волосы и за воротник. Его вытащили на берег, и эти же руки колошматили его по лицу наотмашь, пока он, качаясь, отплёвывался от воды. - Идиот! – сквозь пелену слёз и морской воды проступил силуэт его сестры. Он видел, как она гневно свела брови. - Аша, отойди от него! Но Аша уже побежала вслед за Родриком и Мароном, пригибаясь и швыряя в них камнями на бегу. Мама обнимала его, прижимала к себе и беспечно убирала пряди с лица. А вот он уже стал старше. Он смотрит, как падает, оседает в воду умирающая башня под грохот осадных машин. Эти кошмарные звуки и лица Роберта Баратеона и Неда Старка в мерцающем свете факелов до сих пор снились ему по ночам. Но больше они не будут его преследовать. «Мне стоило утонуть тогда…» - проговорил шёпотом Теон сам себе. «Ничего бы не изменилось». Чего стоила вся эта жизнь? Что он нашёл в ней? Он помнил, как спрятался за колонной и смотрел на своего отца, стоящего на коленях перед Робертом Баратеоном. Потом Теона забрали. Он помнил, как смотрел на мать, стоящую на берегу, похожую на утопленницу, и холодный ветер играл её чёрными волосами, пока её силуэт не скрылся за горизонтом. Как и башни Пайка. Теон вцепился руками в золотого кракена на своей тунике, с острым желанием содрать его. Что он принёс ему, кроме боли, страданий и непонимания? Теон опустился на колени, положив голову на плаху. Нед Старк взглянул на его волосы. Они были слишком длинными. Он боялся, что если меч соскользнёт, он не сможет отсечь ему голову с одного удара. Он провёл рукой по волосам, отодвигая их в сторону, и Теон вздрогнул от неожиданного прикосновения горячей ладони на своей шее. - Не отворачивайся, отец заметит, если ты отвернёшься, - сказал Джон Брану, он старался, чтобы его голос не дрожал. Он никогда не любил Теона, но он был воспитанником его отца, и его любил Робб. Он мог бы пожалеть о том, что они с Теоном так и не стали близки, но так было даже лучше. Иначе ему было бы намного больней, но и теперь его души коснулась холодная длань странной пустоты и сожаления. Когда всё было кончено, они не говорили и не смотрели друг на друга. Потом они вдруг услышали какой-то стон, похожий на тявканье. Они пошли на звук. Там оказалась мёртвая самка лютоволка и её волчата. - Можно мне одного? – спросил Бран. - Нет, - ответил Эддард Старк. – Лучше подарить им быструю смерть. - Но, пожалуйста, отец, - начал канючить Бран. Но Робб быстро осадил его и взял щенка из его рук. Он полоснул по хрупкому горлу, и серо-белая шерсть обагрилась тёплой кровью. Джори Кассель и Джон Сноу прикончили остальных. - Вот, - сказал он Брану, злобно отбросив тело волчонка. – Это у нас зовётся милосердием. Он прошёл мимо отца вперёд, не удостоив его взглядом. И тогда Нед Старк почувствовал, что сын его ненавидит. Когда они вернулись во двор, ему показалось, что та же ненависть вспыхнула и в глазах Сансы и Арьи. Рикон был ещё слишком маленьким, чтобы понимать. Он кружился вокруг сестёр, дёргая Сансу за юбки, но она не реагировала. Она подошла к Роббу, и он без слов опустил ей что-то на ладонь. Санса прошагала дальше во двор и села на скамейку рядом с Джейни Пуль. Она открыла ладонь и показала ей брошь в виде кракена, которой застёгивают плащ. Они так и не решили, кому она останется. Днём Санса бесцельно слонялась по двору, погружённая в свои мысли. Она знала, что Джейни была влюблена в Теона. Может быть, её бы даже выдали за него замуж. А может, и саму Сансу. Если бы не Бейлон Грейджой. И если бы не её отец. Она услышала звуки стрельбы из лука. Это был Джон Сноу. Он никогда не был таким метким, как Теон. И он не нравился Сансе. Но она остановилась посмотреть. Было в этой картине что-то знакомое, и что-то было не так. Непривычно было видеть за луком Джона и не слышать шуток Теона, не видеть его улыбку, не отмахиваться от хихикающей Джейни, шепчущей ей что-то на ухо. Санса облокотилась о стену, задумчиво глядя на зимнее небо. Почему отец позволил этому случиться? Ведь, если Бейлон Грейджой уже восстал, то что дала бы смерть Теона? Он не повернул бы свои корабли назад, если умер его сын, тогда зачем? Просто потому, что это закон? Почему отец не мог спрятать Теона, дать ему бежать? Почему отец не мог схитрить, назвав Теона своим сыном, тем самым освободив его от казни? Потому что таков был его долг, шепнул Сансе невесть откуда взявшийся неприятный голос. Он всегда был человеком чести, зашипел этот же голос снова. Но от этих слов она почувствовала горечь на губах. Она услышала, как мейстер Лювин что-то говорил Брану. Она обернулась. Он учил его истории и девизам дома. «Семья, долг, честь» - услышала она голос старого мейстера. «Семья, долг, честь» - повторил за ним девиз Талли тоненький голос Брана. Честь, честь, честь… Вторили камни. Он всегда был человеком чести. Теперь в последнем слове ей слышалась издёвка, и её затошнило. Слова проплывали мимо Сансы, лишённые смысла, словно бы всего только звуки. Она смотрела на картинки с гербами и не понимала. Ни девизом, не гербом нельзя защитить, за него нельзя спрятаться и им нельзя оборониться. Но люди умирали из-за них.