***
Дальше дни снова несутся вскачь (ха-ха), Игорь продлевает с клубом контракт и позирует с торжественным ебалом, но отгребает за кадром за то, что приперся в шортах, и веселит возмущенной тирадой Артёма, который катается талисманом в Норвегию и обратно. Потом они тоже выносят попавший на старте календаря под топовый замес Урал, и Игорь пакует сумку в Германию под нарастающую предспартаковскую истерику контакта «Артём». Успокаивать бесполезно, это Игорь про Тёму уже знает, поэтому он просто выслушивает поток бессвязных голосовых, листает сообщения без единого знака препинания, кидает пару бессмысленных напутствий и залипает потом на матч у телевизора на пару с Катей, и эта ситуация даже забавна в своей абсурдности. Результатом Артём расстроен страшно, это чувствуется даже через экран, на сообщения он отвечает только на следующий день, когда сам Игорь уже едет на рейс. Они оказываются в Москве одновременно, и это смешно, потому что они в разных аэропортах. «как в море корабли, Игорян» - пишет ему Артём и добавляет пару грустных котиков. «когда ты обратно?» Обратно Игорь в четверг, когда сборная уже улетит в Трабзон, это он уже понял из неугомонного чата. Какого хрена они столько переписываются, находясь по большей части вместе, выше его понимания, но факт есть факт – снова под тысячу непрочитанных каждый раз, когда он добирается до телефона в каждый из дней в медцентре. Время тянется долго, потому что его вертят, как куклу, как неизвестного науке микроба, тыкают, просвечивают, сканируют, но все вроде бы хорошо, алес гут, даже хондромаляция, которой они больше всего боялись, не подтверждается, и когда у него находят, наконец, обычное воспаление суставной капсулы, которое почему-то не увидели в Москве, от радости Игорю хочется нажраться, потому что теперь он может выдохнуть до конца то, что вдохнул, кажется, еще в июле. Он сможет играть, еще долго и счастливо. «БАМОС!!!» - празднует вместе с ним Артём, созвониться никак, он с пацанами круглые сутки, прибиться к непонимающим аргам, как в Зените, не получается, но Игорь носится окрыленный по кабинетам для финального заключения, так что ему тоже в кои-то веки не до душевных переживаний. Он так счастлив, потому что только сейчас понимает, что мог бы потерять.***
Игорь возвращается в Москву словно на пять лет моложе, проводит выходной с детьми, даже шлет в Турцию мотивирующий видеопривет, который затыкает пораженный чат минут на сорок, пока не просыпается скучающий в Монако Голова. Артём по-прежнему немногословен, замыкается в себе слегка, сосредотачивается на игре, и вот Игорь уже снова прилипает к дивану и экрану, на этот раз с Серёгой. Сборная хороша, Лунь в воротах красавец, а Артём так вообще выдает лучший матч на игоревой памяти, он сразу везде, и да, такой командой можно гордиться. Игорь гордится. Но когда новоиспеченный капитан не отвечает ему ни после матча, ни на следующий день, хотя парни уже дома в Ростове, он не знает, что и думать. Он даже набирает пару раз, но Артём не берет. И перезванивает только ближе к ночи, когда Игорь уже на стену лезет от нервов. - Я в Москве. – И Игорь рад, что сидит, потому что в голове сразу сто тысяч сценариев, один хуже другого. – Нормально все, не ссы, спину свело, еще после Спартака болело, долбанулся там, так что решили не рисковать, тем более товарняк. - Обследование? - Завтра днем, я там вписался с Найком с болельщиками встретиться до этого, потом поеду, ага. У родителей сегодня ночую. – Артём снова жует что-то в трубке, и Игоря отпускает тот тревожный кулак, который сжался за последние сутки. - Чё не написал-то? Я надумал себе уже, пиздец. Он даже не думает, прежде чем сказать, ему вообще легко с Артёмом разговаривать, хотя то, что они сейчас где-то в одном городе, заставляет жопочувствие шевельнуться тревожно и радостно. И не зря. - Давай встретимся, раз уж так совпало. В понедельник, выделишь мне время в своем плотном графике? В кафешку тебя свожу. – Артём паясничает, как всегда, когда нервничает, так что Игорь пропускает мимо ушей. - Ага, прям вдвоем и пойдем. Взявшись за руки. - Справедливо... Они молчат пару десятков секунд, и Игорь не выдерживает первым. - Встретиться я хочу, Тём, ты же знаешь. Давай только где-то вдвоем. И это «вдвоем» припечатывает, как итог всех их виртуальных хороводов, это почти признание, почти обещание, от которого мурашки выступают. - Я понял тебя. – И Игорь сжимает пальцами свободной руки левое колено до побелевших суставов, услышав снова то самое в артёмовом голосе. – Напишу, Игорёк. Он присылает ему адрес через полминуты, и Игорь хмурит брови недоуменно, найдя место на карте. «Квартира наша старая, где мы жили раньше», - отвечает ему следом Артём на незаданный вопрос. «Новогиреево рулит! плюс такие ебеня, что мордой светить не так чревато. К обеду приезжай, я буду ждать» Артём шлепает еще пару стикеров со Ждуном и замолкает. Послезавтра наступит очень нескоро и пиздец быстро одновременно, у Игоря стучит в висках от одной мысли об этом.***
Двор оказывается и правда, совсем никакущим, серым, и Игорь даже машину паркует без проблем, видимо, все на работе. В разведке бы Дзюба не пропал. Он оглядывается по сторонам воровато по дороге к подъезду, взлетает на четвертый этаж к нужной квартире и даже звонить не решается, скребется вместо этого аккуратно в косяк костяшками пальцев, но Артём открывает сразу же, словно караулил под дверью. Игорь тут же заскакивает в квартиру, захлопывает за собой дверь и только потом поднимает глаза. Артём отступил назад и стоит теперь в паре метров, в прихожей полумрак и неуловимо пахнет нежилым, той затхлостью, которая появляется на смену всем запахам, которые присущи дому, когда в нем перестают жить. Он в простой серой футболке, трениках и босиком, и это так пронзительно по-домашнему, что сжимает что-то в солнечном сплетении. Еще и квартира типично-русская, такой средней семьи, каких миллионы, с коричневым линолеумом и люстрой с идиотскими загогулинами, у них, кажется, тоже такая была в детстве. Он и забыл уже, когда был в такой последний раз, хотя даже знает по виду коридора, что за планировка, и где что находится. Они залипают друг напротив друга, молча, Артём улыбается ему, и глаза у него такие удивительно теплые, что сердце у Игоря заходится заполошной птицей, он роняет рюкзак с плеча куда-то себе под ноги и одним шагом влетает в раскрывшиеся навстречу руки. Обхватывает Артёма за шею, обнимает, крепко-крепко, и жмурится, потому что почему-то подкатывает горячее к глазам, ну что за пиздец вообще, потом сглатывает поспешно, чувствуя, как шею трогают аккуратно сухие губы. Тёма пахнет неожиданно чем-то цитрусовым, не парфюмом, как было при их последней встрече, по ощущениям, сто лет назад. Он вообще весь какой-то не такой, каким Игорь его помнит, словно пониже немного, помягче там, где они касаются торсами, его ладони кажутся непропорционально большими, потому что охватывают, кажется, всю игореву спину, он чувствует каждый палец даже сквозь слой из футболки с толстовкой, и это все так невероятно, что он не может сдержать нервный смешок. - Чего ты? – Он слышит в голосе улыбку, живьем это еще проще, чем по телефону, да и столько практики у них уже было. Артём сжимает в последний раз пальцы и расслабляется, опуская ладони ему на поясницу, каким-то совершенно свойским движением, словно делал так уже тысячу раз. Игорь разжимает руки тоже и отклоняется назад. - Вырвалось, не знаю. Привет, Дзюба. - Здарова, Игорёк. Артём не добавляет больше ничего, смотрит только, улыбается как-то беспомощно, и да, Игорь с ним согласен. И пропади все пропадом. - Есть будешь? Мне с утра привезли. – Артём кивает в сторону кухни и не дожидаясь ответа, надавливает ему на крестец, разворачивая за собой, и сбегает, по-другому не скажешь. Игорь идет за ним, кухня тоже выглядит очень стереотипно, с бежевым гарнитуром и белой плитой, на полке стоит красная сахарница в белый горошек, на холодильнике, в котором шуршит Артём, висит хаос из магнитов и выцветших фото, и все это такое личное, так напоминает о его собственном детстве, что он чувствует себя очень чужим в этом заброшенном, но все же доме, не решается даже присесть на табуретку у стола, опирается вместо этого на подоконник, не зная, куда деть руки. - Я не знал, что ты будешь, и не знал, работает ли холодильник, полгода тут не был, но вроде бы нормально, не воняет даже. Эта квартира не нужна никому давно, родители тут лет пять точно не были, а я вот почему-то забегаю, накрывает иногда. – Артём суетливо потрошит бумажные пакеты, снимает фольгу с лотков, тянется к розетке, чтобы включить микроволновку, и говорит-говорит-говорит, как добирался отсюда на тренировки, как круто было, наконец, получить свою комнату, пусть и на двоих с сестрой, перескакивает на то, что есть из еды, не знал, что лучше, поэтому заказал все подряд, вилки с тарелками вроде на месте, но если что, там и пластиковые положили. - Тём, психуешь. – И как выключателем щелкнули, Артём бросает скомканную упаковку на столешницу и выдыхает, чуть ссутуливает плечи и поворачивается к нему. Кухня маленькая, и от холодильника до подоконника ровно два артёмовых шага, которые он делает тут же, оказываясь в полуметре, почти в личном пространстве. Хотя какое тут личное, все уже на двоих. - Пиздец психую, сам не ожидал. – Игорю ужасно хочется дотронуться, но он не знает, как. Как это делается? Артём решает за обоих и делает еще полшага вперед, обнимает одной рукой, неудобно, прижав его собственную руку к боку, но Игорь боится шевельнуться, чтобы не спугнуть. Артём прижимается к его голове своей, грубовато, на секунду, потом опускает лоб ему куда-то в шею и вдыхает глубоко. От горячего выдоха у Игоря слабеют колени, особенно проклятое левое, и он хватается свободной рукой за тёмино предплечье, поднимается по нему до плеча, и обнимает в ответ, никогда еще ему не было настолько сильно нужно, как нужно сейчас. Что именно нужно, он сформулировать не может, в мыслях просто сплошное артём-тёма бегущей строкой, и такая каша в голове у него в первый раз в жизни. - Никогда у меня такого не было, Игорёк, я ж парень простой, а тут прям пиздец какой-то происходит, не знаю, как реагировать на все это, не умею. Артём высказывает все это его ключице и сдвигает, наконец, руку, чтобы можно было обнять нормально, и Игорь тут же это делает, и запускает даже руку в волосы аккуратно, поглаживает по затылку неловко, как собаку. Тоже не умеет. Совсем не умеет. - Хотел бы я сказать, что все умею, но нифига. Они хмыкают невесело и замирают еще на пару секунд, потом Игорь чувствует снова прикосновение губ к шее, Артём прихватывает зубами цепочку и вытягивает ее из-под футболки зачем-то, отстраняясь, тянет за собой, пока они не оказываются нос к носу, длины хватает на несколько сантиметров всего. У Артёма коричневые крапинки на радужках и пара подсыхающих царапин на лбу. Его пальцы чуть напрягаются, сжимают бока, все это не отводя взгляда, потом Артём чуть ли не сплевывает, отпуская цепочку, и Игорь тут притягивает его к себе за затылок, целует, так, как не целовал еще никого. Никогда. Они сталкиваются носами, стукаются зубами, больно, они не знают друг друга так, но похуй, потому что прилаживаются мгновенно, и вот уже Игорь цепляет языком кромку неровных зубов, оглаживает, ощущает, знакомится. Артём на вкус как металл и клубничная химоза из жвачки, и целуется он так, как делает в жизни все – наотмашь, без оглядки, всем телом, и Игорь плывет, оседает на подоконник под давлением горячего языка и сотни килограммов, втиснувшихся в него внезапно каждой клеткой тела. В паху все горит до потемневшего перед глазами, он гладит вверх-вниз покрытые мурашками артёмовы плечи, прижимается отчаянно, проезжается позорно по попавшей между бедрами ноге, и это так охуенно, что он кусает от неожиданных ощущений чужие губы. У Артёма подламываются колени, и он отстраняется, зашатавшись. У него такое неописуемое выражение лица, что Игорь не выдерживает тут же и тянется снова, целует в обветренные губы, в щетину на щеке, в скулу, куда-то в ухо, и жмурится бессильно под добравшейся до паха рукой, потому что у него и правда нет никаких ни сил, ни желания сопротивляться тому, что накрывает с головой, тому, без чего он почему-то жил всю жизнь. Артём до неуместности трогательно сопит, касается его всей ладонью и сжимает аккуратно, и вот уже снова Игоря подводят ноги, и он не съезжает на пол только потому, что его держат. Во всех смыслах этого слова. Им обоим неудобно, одежда мешает, особенно когда Игорь хочет тоже, пытается стянуть пониже штаны, путается неловко в белье, и они пыхтят на всю кухню, двигают пальцами в неровном ритме, и Игорю хочется, чтобы это не кончалось никогда, но тут он поворачивает как-то по-особому запястье, прикусывает Артёма где-то под челюстью и тот ойкает, вздрагивая, и пальцы у Игоря пачкаются вязким. Он кончает под замершей рукой через пару секунд, и они замирают, зависают, застывают, дыша в унисон. Потом Артём вытаскивает руку и смотрит на нее, смотрит так, что Игорь чувствует, как краснеет, хотя чего уж теперь краснеть, но он горит, кажется, всем телом и не выдерживает, лупит Артёма по руке своей, чтобы опустил уже, выпутывается из чужих штанов сам и вытирает ладонь о полу толстовки, свою, а потом и расхихикавшегося Тёмы. - Ну что ты ржешь, а? - Они встречаются глазами, дыханием, улыбками, и Артём целует его вместо ответа, так пронзительно аккуратно и, мать его, нежно, что он в который раз теряет верх и низ. - Как в кино прям. – отвечает Артём невпопад, глаза у него осоловевшие совсем, но Игорь понимает. - Останешься на ночь? – Игорь вскидывает изумленно брови, приплыли, какие скорости.– Да я не про это, противный. И Тёма снова смеется, оглаживает его за ухом аккуратно, а большим пальцем по выбритому виску. Приятно. - У меня сапсан в девять утра, вдруг ты можешь, а то теперь я не знаю, когда еще. - Не могу, Тём. – Он и правда не может, потому что дебил и встречи боялся, так что настелил соломки, договорившись с физиотерапевтами о встрече после дневной тренировки группы восстановления. И ему уже по-хорошему надо валить, чтобы успеть через пробки МКАДа до конца рабочего дня. – Мне уже пора. Подвижное лицо Артёма огорчается вместе со всем двухметровым телом так откровенно, что Игорь не удерживается и снова лезет целоваться, это до смешного просто, как в четырнадцать. Вот только не было такого у него, ни в четырнадцать, ни в восемнадцать. - Что, даже чаю не попьешь? – И Игорь даже не отвешивает ему подзатыльник за это, как сделал бы даже полчаса назад, отпихивает от себя только легонько, чтобы пройти к раковине. – Как ты вообще додумался приехать в мое Новоебенево, чтобы сразу сваливать, Игорёк? Игорь моет руки, потом понимает, что полотенца тут не держат, чуть не вытирается все той же злополучной толстовкой, но спохватывается под тёмино фырканье и стряхивает воду на пол. - Честно? Я не знал, как у нас будет все. Хотелось иметь повод свалить, если что. Ну а что скрывать, действительно. И Артём понимает, судя по хитринке в глазах, подходит и зажимает его у столешницы аккуратно, тискает, как девчонку, и Игорю уже совсем не хочется никуда уходить. - И как все прошло, м? – Его наглаживают по спине размашисто, обнимают и целуют в шею, соображать все сложнее, в штанах уж точно как в четырнадцать, оперативно. Правда, тогда было на другие раздражители, совсем другие. - По-моему, успешно. - Игорь уклоняется от поцелуев с переменным успехом, отмахивается, ловит чужие губы ладонью, Артём тут же кусает его за пальцы, и он отдергивает руку, смеясь. Как подростки, ебануться.– Ну хорош, Тём, пусти. Я думаю, нам надо переварить это все в любом случае. Тёма прижимает его к себе в последний раз, так, что ребра хрустят, и отступает, чуть не влетая задницей в стол, и они разбегаются по углам, как коты перед дракой. Игорь подтягивает штаны, одергивает футболку, накидывает на голову капюшон толстовки и выглядывает из-под него, смотрит, не может насмотреться на взъерошенного небритого мужика, в которого он влип так, что в кишках все холодеет от сладкого ужаса. Вот ведь угораздило, охуеть не встать. - Ну я пошел? - Вали давай, пока я не передумал. – Артём кивает ему в сторону коридора небрежно, и складывает руки на груди. Игорь не понимает до конца, обидки это или дзюбины приколы, чуть хмурится, но делает, как сказано, уже даже поворачивает ручку замка, когда его впечатывают в дверь с размаху, так, что он ударяется подбородком о глазок и шипит от боли. - Ну ты придурок, а, Игорёк? Куда собрался-то, не попрощавшись. Потом Артём разворачивает его к себе, охватывает лицо большими ладонями и зацеловывает, заглаживает, затискивает до искр в глазах и яйцах. У него дрожат руки на руле, пока он выруливает из спального района в сторону магистрали. Губы горят еще часа полтора. В голове фейерверки, розовая вата и прочая херь, которую надо было пережить лет так пятнадцать назад, а переживается почему-то вот только сейчас, да еще и с придурошным Дзюбой. Но Игорю решительно похуй. Он, мать его, влюблен. Просто по уши. В телеге вечером его дожидается уже привычная гора идиотских стикеров и только один вопрос. «Ноябрь теперь? Я смогу остаться после игры» Игорь кусает губу, набирая ответ, Артём онлайн, потому что тут же пишет голосовое. «7 октября, Дзюба. Колено в порядке, так что Новогорск» Он получает сообщение на две секунды, тихое «ура» и оборвавшийся смешок, и это стоит всего на свете. Не по уши, по макушку, и даже выше. «ты сраная лакрица, ты знаешь об этом?» Артём не разочаровывает и тут же скидывает блюющий смайлик в ответ. Игорь кидает сердечко. Артём отвечает зенитовским львом верхом на коне. Все еще мудила. Ну кто бы сомневался. «Туше» Игорь переименовывает Артёма в Тёму и блокирует телефон.fin