Горячие яйца или ужин с Николаем.

- Я же предупреждал, не дай вам Бог встать на моем пути. Это было последнее, что услышал Николай, перед тем, как потерять сознание. Вновь его подвёл его организм. Сознание затуманилось в самый неподходящий момент, и он упал к ногам Гуро, как в самую первую их встречу. Очнулся Николай в постели, и постель эта явно была не в его комнате. Молодой человек хотел было встать, чтоб оглядеться, но лишь дёрнул руками, чуть выгнувшись. Запястья были аккуратно, но крепко привязаны шелковой лентой к резной металлической спинке кровати. - Очнулись, голубчик? - послышался голос Гуро. Гоголь повернул голову. - Яков Петрович, - выдохнул он. - Что это все значит? Следователь был, как всегда, превосходен: дорогой костюм, выгодно подчёркивающий его фигуру, идеально уложенные волосы, перстни на пальцах, оглаживающих набалдашник любимой трости. Он стоял у двери, наблюдая за писателем. Комната, где они находились, была не такой уж и большой. Постель занимала чуть ли не всю ее, оставляя совсем немного места для шкафа и не большого столика в углу. Окна были занавешаны плотными не дешёвыми шторами. Мужчина подошёл к постели. - Я же приглашал вас поехать со мной, вступить в наше общество, любезный мой Николай Васильевич. А вы что? Отказали, - он вздохнул. - Хотя это я и ожидал после того, что вы услышали. Но то, что вы, голубчик, попытаетесь против меня пойти! - карие глаза широко распахнулись от возмущения. - Любезный мой Николай Васильевич, ну что вам дома-то не сиделось? Не писалось спокойненько-то? А ведь ваши "Вечера на хуторе" занятные вышли! Вон как много историй в них вошло. И все это благодаря кому? Мне же. Если б я вас с собой не взял, появилась бы эта книга? Думаю, что нет. А ведь обо мне там ни строчки, - он усмехнулся и присел на край постели. - То ли вы так решили держать государственную тайну, то ли решили просто так отомстить мне, Николай Васильевич. А ведь я бы не посмел вашей смерти допустить, дорогой мой, - и он коснулся щеки молодого человека, пальцами проведя по скуле, очерчивая и приподнимая чуть за подбородок. Николай судорожно вздохнул. - Яков Петрович, - голос предательски дрогнул. Он не ожидал такого и не хотел верить словам Гуро. Все, что тогда произошло в поместье Данишевских, вся эта история с Лизой и Всадником, слова следователя, которые он услышал. - Ну что такое, голубчик? Не верите мне совсем, да? - мужчина улыбнулся так, как улыбаются неразумному дитю и погладил его вновь по щеке. - А я ведь правду говорю. Не допустил бы вашей смерти, хотя сначала план именно такой и был. Но вы, Николай Васильевич, обладаете совсем необычной силой. Чем больше с вами общаешься, тем больше вас любить начинаешь, - и Гуро, наклонившись, губами коснулся его губ, целуя почти что сразу властно, обжигающе, желая утвердиться в своей позиции, и Николай поддался, сдавшись под напором не столько губ, сколько эмоций, поверив мужчине вновь. Яков Петрович продолжал его целовать, отложив трость, начал ловко пальцами растегивать пуговицы на его одежде. Николай вздрогнул и судорожно вздохнув, дёрнул руками. - Яков Петрович! - Что такое, голубчик? - мужчина посмотрел на него. Молодой человек чуть дёрнул руками. - Может развяжете? Гуро усмехнулся. - Придется потерпеть, любезный мой Николай Васильевич. Придётся потерпеть, - и он продолжил возиться с пуговицами Николая, целуя уже его шею, оставляя отметины. Гоголь не выдержал, начав стонать, выгибаясь, судорожно сжимая пальцы. Невозможность прикоснуться к мужчине мучила и распыляла сильнее, чем его ласки, такие дразнящие, возбуждающие. Гуро достаточно быстро освободил его по возможности от одежды, оставив лишь рубашку с жилетом, и стал покрывать его тело поцелуями, лаская руками, изучая каждый изгиб. Николай выгибаясь, стонал. Такие ласки и поцелуи возбуждали, распыляли. Яков усмехнулся, успев и сам раздеться: - Какой же вы отзывчивый, голубчик, - произнес он, нависая сверху над Николаем, устраиваясь между его ног, поглаживая его бедра. - Прекрасно просто, - и припал к его губам в поцелуе чувственном, глубоком. Гоголь с желанием ответил на поцелуй, прикрыв глаза, выгибаясь под ним. Не понятно, когда и как Яков успел достать масло, но вскоре его скользкие пальцы уже во всю подготавливали Николая, только больше сводя того с ума от желания ощутить всю прелесть любви этого мужчины. И так же ловко и незаметно пальцы сменились членом, толкнувшись чуть в сжатое колечко мышц. Гоголь вскрикнул, дёрнувшись, а Гуро, придерживая его под бедра, прошептал: - Тише, голубчик. Обещаю, боль пройдет. Совсем скоро. Расслабьтесь, любезный Николай Васильевич, - и начал двигаться, выдохнув. Николай все же выгнулся дугой, судорожно сжав пальцы беспомощно в кулаки. - Яков Петрович! - хрипло выдохнул брюнет, обхватив ногами его бедра, скрещивая лодыжки за спиной. Гуро усмехнулся. Отзывчивость Гоголя ему определенно льстила, и он был рад, что не ошибся в нем и рискнул, оставив его своей тайной. Продолжая двигаться, он вновь припал к губам писателя в поцелуе, кусая их легко, ногтями впиваясь в бедра молодого человека, оставляя свои метки. Николай стонал, отдаваясь ему, двигая бедрами навстречу, шептал его имя хрипло, срываясь в итоге в громкий стон оргазма, когда волна удовольствия накрыла все его тело с головой. Яков и сам застонал его имя на пике, изливаясь в узкое нутро своего любовника, а выйдя, сел рядом, поглаживая его бедра. Проведя рукой по вздрагивающему плоскому животу Николая, он произнес: - Чудесно, любезный мой Николай Васильевич. Просто превосходно! - он хитро улыбнулся. - Пожалуй, я приглашу вас на ужин. Тем более, как раз время подошло. - Ужин? - удивлённо произнес Гоголь и чуть дёрнул руками. - Может вы все же меня развяжете? Чтоб я привел себя в порядок. - Вы и так в полном порядке, дорогой мой Николя! - Яков Петрович прищурил карие глаза. - И горячи, как никогда. - он полез в небольшой чемоданчик и достал яйцо. Николай удивлённо и непонимающе на него посмотрел, а Яков вдруг разбил яйцо над его животом и вылил содержимое. Гоголь судорожно вздохнул, втянув живот. - Яков Петрович! Гуро цокнул языком: - Вот ведь незадача. Придётся вас как следует разогреть, Николай Васильевич. Видимо, мало было. А то ужин сырым останется. А я сырые яйца как-то не очень жалую, любезный мой, - и мужчина поцеловал его бедро, опуская руку на пах своего пленника, вызывая у того новый стон наслаждения.