Sunday

Воскресенье - самый ненависный Чангюном день. Нет, не потому, что остаётся совсем немного времени, чтобы перевести дух перед рабочей неделей, которая засосёт в круговорот рутинных будней, не потому, что в воскресенье хочется как можно дольше лежать в тёплой постели, откладывая все дела на самый последний момент. Нет. Чангюн всей душой ненавидит воскресенья, потому что именно в последний день какой-то из недель оставшегося далеко позади января он потерял частичку себя. Наверное, потерял - довольно громкое слово. Он отдал свою душу, своё сердце человеку, с которым хотел провести остаток своей жизни. Буквально бросил всё к ногам Ли Чжухона, который принял всё без остатка, не задумавшись ни на секунду. Они провели вместе чуть больше года, чуть больше самого счастливого года в жизни Чангюна. А потом всё закончилось. С Чжухоном было всегда легко, потому что он не ставил для себя каких-то определённых рамок. Он жил одним днём, мечтая перепробовать всё на свете. Он много говорил, много рассказывал о своих достижениях и о планах на будущее, в которых Чангюн всегда занимал особое место. Младший не был авантюристом от природы, а лишь перенял некоторые идеи своего парня после самого экстремального и невероятного поступка в его жизни: поцелуя на удачу перед сумасшедшим прыжком в две тысячи метров. В тот момент он действительно почувствовал жизнь на вкус. После приземления ещё очень долго дрожали колени, горло сводило при каждой попытке хоть что-нибудь сказать, а тёплая рука Чжухона прижимала всё ближе к такому же тёплому телу под тихое и мелодичное: "Я горжусь тобой, Кукуни, ты у меня самый смелый". Хотя это было наглой ложью. Чангюн на самом деле был невероятным трусом. Он боялся высоты больше, чем чего-либо, его пугали насекомые и перспектива однажды потерять самое ценное, что у него было. Чжухон лишь отшучивался, говоря, что ему никогда не избавиться от полного милоты парня. Затем следовала атака щекоткой, и Чангюн смеялся, забывая про свои, порой очень глупые, страхи. Он обожал тихие утренние посиделки с Чжухоном прямо на полу в спальне под тихое бормотание ведущего какого-то шоу. Они сидели под одним одеялом, держа каждый кружку с кофе, и вместе настраивались на новый день. Чжухон всегда вставал рано, словно сон был ему вообще не нужен, стягивал младшего с кровати, попутно целуя то в губы, то в краснеющие щёки. Чангюну в такие моменты больше всего хотелось повиснуть на хёне неуклюжей коалой и никогда не отпускать, затащить его обратно в кровать и тихо прошептать о том, как сильно он его любит. Вспоминая о том, как он просыпался почти год, с кем он просыпался и что готовил для него каждый день с Чжухоном, Гюн понимал, что он действительно тоскует по этому времени. Внутри него как будто что-то сжималось, когда он позволял себе думать об этом несколько дольше, чем положено. В книжках он читал, что тоска - это когда жаждешь чего-то, сам не знаешь, чего. Это что-то существует, такое неведомое, до боли желанное, но словом его не высказать. Однако чувства подсказывали ему, что его "что-то" совсем не неведомое, а наоборот. Чангюн больше всего хотел изменить лишь одно своё решение, чтобы вернуть каждый миг, проведённый с Чжухоном. Его квартира всё ещё хранила вещи, при одном взгляде на которые Чангюн проваливался в воспоминания. Казалось, каждый предмет, каждая деталька напоминала ему о какой-то истории, которую он пережил вместе с Чжухоном. На кухне, где-то на самой верхней полке, всё ещё хранилась кружка, из которой тот обожал пить. На ней была какая-то глупая картинка с котом, а ручка была уже далеко не целая, но старший всё равно отказывался её выбрасывать. Где-то в дебрях шкафа остались лежать какие-то футболки, свитера и даже джинсы, которые Чжухон не забрал, и Чангюн всего несколько раз за те нескончаемые месяцы одиночества разрешил себе дотронуться до мягкой ткани, которая, несмотря на время, всё ещё хранила невыветрившийся запах чужого тела. По воскресеньям Чангюн ненавидел сидеть дома, где всё давило, несмотря на то, что он смирился с произошедшим. Он обычно надевал случайную одежду и шёл подальше от дома, чтобы вновь не заниматься самокопанием и не разрушать заново выстраиваемые приоритеты. Октябрь погодой не радовал, заставляя утепляться с первых дней. Чангюн достал своё любимое тёмно-бордовое пальто из шкафа в первое воскресенье октября и, как и всегда, направился прочь от дома. Он разглядывал желтеющие, краснеющие листья, которые целыми стайками опадали с деревьев, пытаясь спрятать унылый серый асфальт. Чангюн любил осень. Любил хотя бы потому, что она подарила ему настоящую, чистую, искреннюю любовь. Он не сразу обратил внимание на человека, который стоял возле детской площадки. Тот был одет во всё чёрное, а рядом стоял такой же чёрный чемодан. Лицо парня скрывали тёмные очки и маска, а на голове была бейсболка, но он избавился от всей экипировки, стоило лишь Чангюну подойти ближе. - Кукуни... Чангюн подумал, что ему послышалось. Но когда он перевёл взгляд, внимательно посмотрел на лицо парня, он узнал в нём того, кого практически насильно выгнал из своего сердца. Чжухон очень сильно изменился внешне, стал выглядеть более зрело и более... сексуально. Глаза его были слегка подведены чёрным, волосы выкрашены в тёмно-красный, но его глаза... Это были всё те же глаза, что смотрели на Чангюна девять месяцев назад после озвученного предложения бросить всё в Корее и попробовать начать новую жизнь в Штатах. - Что... что ты здесь делаешь, Чжухон? - только и смог выговорить младший, чувствуя дрожь в коленях едва ли не сильнее той, что преследовала его после прыжка с парашютом. - Я вернулся. Я понял, что мне абсолютно не важно, где находиться. Корея, США, Африка или Северный полюс - всё это такие мелочи по сравнению с тем, что я едва не потерял единственного человека, который готов был ради меня на безумные поступки, который старался понять меня, что бы я ни делал, который каждой клеточкой тела любил меня. Чжухон подошёл ближе и взял Чангюна за руки. Ладони младшего были невероятно холодными, как и в том январе, когда Чжухон оставил его одного. - Мне понадобилось так много времени, чтобы понять, что мой дом - это не какое-то определённое место. Мой дом там, где ты, Кукуни. Чангюн не верил. Ему казалось, что всё это сон, что всё это нереально. Он буквально упал в объятия Чжухона, уткнувшись в его рубашку, пряча в чёрной ткани свои слёзы. Чангюн обвил руками талию старшего, твёрдо решив больше никогда его не отпускать. - Ты всё такой же малыш, Кукуни, - усмехнулся Чжухон, отстраняясь, вытирая большими пальцами крупные капли, что катились по щекам Чангюна. - Я больше тебя не оставлю. Никогда.