Вольная птица Семи морей

Любовь — это смерть долга, но порой долг — это смерть любви.

      Юный принц всегда знал, что судьба не просто так наградила его большим терпением и невероятной для его лет усидчивостью. Она, как в той притче*, не собиралась бросать ему рыбу, а вручила удочку и отвесила пинок под зад. А вот зачем, Протеус понял в восемь лет, когда та самая кудесница, весело и явно злобно хихикая, столкнула его с Синдбадом. В прямом смысле. Смуглый мальчишка буквально влетел в него, спрыгнув с крыши здания, и оказался Его омегой. Да, именно с большой буквы. Мальчишка был его идеальной парой. И по совместительству малолетним вором яблок. Юмор Мойр* он тогда не оценил. От слова совсем.       Но как было сказано выше, Протеус был очень терпеливым, поэтому спокойно велел страже отпустить мальчика и расплатился с продавцом фруктов. Уговорить парня пойти с ним было нетрудно, объяснить отцу, кто это, непросто, но труднее всего было завоевать доверие Синдбада. Тот напоминал Протею маленького щенка со следами от тяжелых сапог на боках и обидой на весь мир во взгляде. Даже то, что он не понимал, кто они друг другу, не так осложняло ситуацию, как недоверие Синдбада ко всему миру.       Протей никогда не давил. Он осознавал, как трудно приходится Синдбаду, будучи омегой, способному дать фору любому альфе. В этом мире омеги всегда были существами нежными и спокойными, но главное  — слабыми. У него же были грубые и сильные руки, покрытые мозолями, царапинами и светлыми шрамами, а в глазах — воля, несгибаемый стержень и нежелание подчиняться и прогибаться хоть под кого-то. Самое ужасное в этом было то, что Синдбад совсем не принимал свою сущность. Шипел змеёй, рычал, скалился и огрызался, но слушать ничего о том, что он омега, не хотел. Протеус только улыбался каждый раз и медленными, маленькими шагами продолжал подводить Синдбада к принятию себя. Самым трудным оказалось объяснить омеге, что прогибаться под альфу может быть не плохо, а очень даже приятно. Дело ведь в отношении альфы к тебе. Хороший партнер уважает тебя и твои желания. И он не воспользуется слабостью, а примет её и защитит тебя от всего.       Его терпение окупается сполна, не без ложки дёгтя, правда. Когда Синдбаду исполняется четырнадцать, он признается, что провел свою первую течку с другом детства. Он позволил себе прогнуться под альфу, и ему было приятно и хорошо. О нём позаботились, обласкали, изнежили его, не давали ни секунды почувствовать себя ненужным. Протей возводит оду своему терпению, тихо скрипя зубами и заставляя себя улыбаться. Он радуется за друга, пускай где-то внутри всё рвется на части от тоски и боли, разбиваясь о рёбра и скаля пасть. Сам себе Протей всё больше напоминает волка, добровольно посадившего себя на цепь и воющего от невозможности прикоснуться. Но он находит в себе силы спросить про настойку, которую омеги пили, чтобы не забеременеть. Синдбад краснеет до корней волос, отчего внутри всё ёкает, и кивает.       В шестнадцать Протей имеет уже множество воздыхателей в разных кругах общества. Он улыбается им, вежливо общается, как того требуют правила приличия, и покорно рассказывает о своих последних занятиях по фехтованию. Но свой первый гон проводит в одиночку, метаясь по комнате, пытаясь выбить двери и сжимая в руках рубаху Синдбада. Его терпение всё еще безгранично. И он не может себе позволить оттолкнуть свою омегу только потому, что настал гон.       Протеус всё больше сравнивает Синдбада с вольной, только вставшей на крыло птицей. Стукнуть его о землю сейчас было бы преступлением. Протей любит его и никогда бы не посмел причинить вреда, хотя порой хочется просто запереть его в замке и никогда больше не отпускать. Но свободолюбивый омега зачахнет здесь, захиреет, и этого себе принц уже не сможет простить. Поэтому всё, что альфа себе позволяет, это любоваться её полётом, ожидая, пока она сама к нему прилетит.       На следующий день Синдбад приходит сам, с мутными глазами, шепча что-то о том, что Протей пахнет лесом и солнцем. Утягивая омегу в мягкий поцелуй, принц думает, что это стоило того. Он крепко прижимает к себе, неожиданно властно впечатывая Синдбада в стену. Тот одобрительно стонет. Ему трудно подчиняться самому, но он совсем не против, когда Протеус заставляет его.       Поцелуи становятся всё жарче, и Протей задирает рубаху Синдбада, касаясь смуглой кожи, обводя пальцами каждый шрам, каждую царапину и каждый синяк. Омега вечно попадал в приключения.       Он берет Синдбада прямо возле стены, развернув к себе спиной и заставив прогнуться, оставляя метки на шее и выступающих лопатках. Альфа внутри него рвется, и воет, и хочет Метку, чтобы этот омега был только их. Но Синдбад не поймет, не сейчас, по крайней мере.       А затем они лежат потные, уставшие в кровати, и омега так трогательно прижимается к нему, что в груди что-то сладко щемит. Порой он мечтал, что Синдбад однажды останется здесь, с ним, навсегда, будет так же прижиматься каждую ночь и встречать с ним утро, будет ворчать, что он не любит финики, и воротить нос от пирога с ними, но неизменно будет рядом с Протеем. В реальности этого быть не могло. Безродная омега рядом с наследным принцем. Отец бы никогда не позволил. Никто бы этого и не понял. Да и Синдбад бы никогда не принял такой жизни. Да уж, у судьбы было странное чувство юмора.       Словно предчувствуя беду, он не смыкает этой ночью глаз, наблюдая за омегой и стараясь запомнить каждый момент. Время утекало, как песок сквозь пальцы, готовое вот-вот их разделить. Протей еще не знал почему, но уже понимал это. Днём случится что-то, и он потеряет свою птичку.       Днём в порт входят византийские корабли, привозя с собой его невесту, омегу Марину. Синдбад даже не прощается: он просто исчезает с одним из кораблей, покидая Сиракузы. Протеусу остается только улыбаться Марине и иногда посматривать в сторону порта, надеясь, что однажды омега вновь причалит в порт. Но этого не происходит.       Его альфа не принимает Марину, просто не желает видеть кого-то кроме Синдбада, рычит и огрызается. Он не может провести с ней гон. Дело даже не в его желании. Альфа просто не подпускает к себе омегу. Марина прекрасна, умна и образованна, а еще у неё доброе сердце, и она всё понимает, тяжело вздыхает и гладит его по волосам, пока он весь сжимается в комочек, пытаясь сдержать зверя внутри. Они оба заложники долга, и это самое печальное и тяжелое.       Спустя годы он встречает Синдбада снова, когда везет Книгу Мира в Сиракузы. Омега возмужал, вырос, стал еще более смуглым, а еще и капитан пиратского корабля. Да, нечто подобное следовало ожидать от него. Рядом с ним альфа, первый помощник, и в том, что рука тянется к сабле, Протеус не виноват. В нём всё кипит от ревности, от того, как собственнически ведет себя этот альфа рядом с его омегой: прикрывает, держится рядом, оберегая, касается.       В капитанской каюте между ними не происходит потасовки, нет, Протеус просто заламывает ему руки и вжимает в стену, покрывая шею жадными поцелуями. Альфа в нём рычит громко и требовательно, пробуждая омегу в Синдбаде, хочет тот того или нет. И он тихо скулит, словно извиняясь за всё и выражая глубокую тоску по нему, умудряясь при этом недовольно рычать — внутренняя сущность сдавала его с потрохами. — Я не сплю с ним, Протей, честно, — сквозь зубы выдыхает Синдбад, понимая, что сейчас он должен успокоить альфу, приласкать его, иначе того просто не отпустит, поэтому и прижимается к нему всем телом, откидывая голову на плечо и смотря в некогда самые родные глаза на свете. — Честно-честно, альфа, я для него как младший брат, — продолжает шептать он, и зверь внутри Протея медленно успокаивается. Он тяжело дышит, вновь обретая контроль над своим телом и смотря в глаза Синдбаду. — Прости, — шепчет он, тут же отпуская. У него нет никаких прав на эту омегу: у него в Сиракузах невеста. — Всё нормально, — отмахивается Синдбад и разворачивается, смотря на Протея и потирая запястья, — я вообще-то тебя граблю, — разводит руками он. — Посмотрим, как у тебя это получится, — отвечает Протей, выхватывая саблю и нанося рубящий удар. Синдбад тут же веселеет и отбивает. Между ними завязывается драка, которая приводит к тому, что они лишь вжимают друг друга в стены каюты, урывая голодные поцелуи. Как бы Синдбад не злился, он всё равно скучал. Такая связь не рвется ни временем, ни обидами. От судьбы не убежишь.       Пока в каюту не врывается щупальце гигантского кальмара. Они выбегают на палубу, где люди Протея гибнут, пытаясь отбить корабль. — Синдбад, уходи отсюда! — рычит он на омегу. Джонка** Синдбада уже готова отплыть отсюда, ждёт только его. Но тот упрямо поджимает губы и бросается в бой, подмигивая альфе. — Ты просто невыносим! — рычит Протей, кидаясь за ним следом. Он не даст ему геройствовать в одиночку. Синдбад в ответ только ухмыляется. В глазах его пляшут черти, готовя там чертовски безумный план, который их всех спасёт. Протей в этом уверен. И когда омега протягивает ему руку, он только крепче хватается, полностью доверяя.       В момент, когда Синдбад падает в воду, а Протею не дают кинуться за ним, его сердце замирает от страха и боли. Нет. Нет-нет! Он должен спасти своего омегу, пустите его! Он не может потерять его снова. Только не после того, как снова встретил, поцеловал, прижал к себе. Почему вся их история должна закончиться так глупо и трагично?       Его отпускает только тогда, когда он видит, что Синдбада вытащили из воды. Он жив! Слава всем богам. И может, они еще встретятся. Может, у них еще есть шанс хотя бы недолго побыть вдвоём?       В Сиракузах пир. Поднимаются тосты, вино льется рекой. Он стоит, приобняв Марину за талию и беседуя с членами совета. Книга Мира снова здесь. Оберегает двенадцать городов. А потом сердце Протея ухает вниз: он чувствует запах моря, дерева и масла. Синдбад здесь. Он решил заглянуть к ним. Хочет украсть книгу или пришел к нему? Много вопросов. А он всё такой же наглый, стоит перед стражей, ухмыляясь, точно зная, что альфа ему ни за что не откажет. Таковы уж все альфы: им трудно противостоять своим омегам. — Позволь представить тебе Марину, мою невесту, — на языке горчит, потому что с этой девушки и началась их размолвка: она развела их пути в разные стороны. — Протею очень повезло, что Вы почтили его вниманием, — говорит Синдбад, чувствуя яд, разливающийся по венам — ревность.       Как бы судьба не развела их, они были истинными и не могли, не желали видеть друг с другом кого-то ещё, даже если их пути разошлись. Это было заложено в них самой природой. Слишком сильная связь, чтобы что-то могло её разорвать.       Марина понимает всё. Слишком умна для женщины, которую запирают в клетку обычной жизни. Её улыбка, всегда такая мягкая, становится сочувственной. Глупая ситуация, глупая история — их жизнь. Она говорит что-то про необходимость проверить Мирэль, поприветствовать царя Димаса и исчезает, оставляя их одних и давая им немного времени. Это всё, что было в её силах.       День близится к закату, с моря дует свежий морской бриз. Кажется, они наконец скрываются от любопытных взглядов. — Она хорошая, — вдруг говорит Синдбад, когда они выходят на балкон, — добрая. Это была бы трагедия, попадись тебе злобная мегера. Он усмехается. Да, трагедия. Они молчат. Давно они просто не молчали. Ругались, спорили, целовались и дрались, но вот так спокойно они не стояли с тех пор, как Протею исполнилось шестнадцать.       Их руки лежат совсем рядом, и они так по-детски касаются друг друга мизинчиками. Но почему-то от одного прикосновения прошибает током, и он впервые за много лет краснеет, расплываясь в глупой улыбке. Эти мгновения будут греть его ещё долго, даже когда Синдбад покинет порт, отправившись в новое приключение, а он останется здесь. — Пора, — вдруг выдыхает омега, отталкиваясь от перил и разворачиваясь, — приключения и Фиджи зовут. — Конечно, — соглашается Протей. — Я всегда буду тебе рад, — тихо выдыхает он, когда Синдбад уже собирается пройти в зал. — Этого мало, Протей. Давно уже слишком мало, — слышит он в ответ и только сильнее сжимает перила. Он знает. Он это прекрасно знает. — Ты предал Сиракузы, меня! Ты украл нашу святыню, прекрасно зная, что она значит для нас! — Протей оглушен болью и неверием.       Он не хочет верить в это. Синдбад не мог обречь двенадцать городов. Он пират, но он не плохой человек. Протеус знал разницу. — Протей, ты нарушил порядок, — он складывает руки в замок и смотрит на него, как на душевнобольного, — вначале я должен совершить преступление, чтобы можно было в нём обвинить! — А это тогда откуда? — сквозь зубы выдыхает Протей. Он достает кинжал Синдбада. Тот достаточно тщеславен, чтобы иметь оружие уникальной ковки, именное. — Эрида! — пораженно выдыхает он, отворачиваясь и жмурясь, а потом резко разворачиваясь обратно и смотря Протею в глаза. — Это её козни! Книга Мира в Тартаре. — Ты бы себя слышал! — всплескивает руками Протей, собираясь выйти. Хватит с него. Он достаточно сегодня разочаровался. — Протей, верь мне! — восклицает Синдбад, хватая его за рукав и продолжая уже тише. — Альфа, посмотри мне в глаза и скажи, что я вру. — Я не знаю, кем ты стал и как научился использовать свою омежью сущность, — качает головой Протей. — Я оставил книгу у тебя, Протей, и с тех пор её не видел. Стал бы я возвращаться за тем, что мог взять ещё в море? — Синдбад подаётся вперед, смотря ему в глаза. — Я не убежал, меня стража застала врасплох, это же нелогично, не находишь? Почему я еще не скрылся, если книгу украл я? — выгибает бровь омега, скептически смотря на альфу. Здесь Протею возразить нечего. Он тяжело вздыхает, словно готовится к прыжку в воду: — Посмотри мне в глаза и скажи: это ты украл книгу? — Нет. — Я верю тебе. Надеюсь, что это не самая большая ошибка в моей жизни. Он отстраняется от Синдбада, прекрасно зная, что собирается сделать. Когда-то его мать сказала, что любовь — это всегда прыжок веры. Видимо, пришёл его черёд прыгать и верить. — Я хочу воспользоваться правом замены! Я останусь вместо него, — Протей боится, но решительно врывается в зал, совершая свой собственный прыжок. — Что ты творишь? — омега рвётся к нему, недовольно рыча, но стража крепко держит его. — Нет! — восклицает отец. — Синдбад утверждает, что книгу украла Эрида, — он обращает к послам и к залу, — я верю ему. Пусть отправится в Тартар и вернёт книгу.       Он не хочет посылать свою омегу во владения богини Хаоса. Но выбора у них нет. Либо Синдбад умрёт, либо Протей поверит ему и займёт его место в случае, если это ложь. — Что ты говоришь? — Синдбаду надоедает бороться, и, резко ударив стража, он вырывается к нему, заглядывая в глаза. — Ты говоришь, что книгу украла Эрида, — тяжело дыша от прилива адреналина, говорит он, — обхитри богиню и верни книгу. Ты же мастер, Легенда Семи Морей. — Я не хочу нести ответственность за твою жизнь, — недовольно шипит он. — Ты бы поступил так же, — пожимает плечами Протей. — Ты не знаешь, — отбивает омега. Протеус просто улыбается и смотрит сочувственно. — Тебе всегда не хватало немного смирения, — шепчет он. Его отец что-то говорит послам, пытается отговорить их, а Протей просто смотрит в эти карие глаза, стараясь запомнить этот цвет как можно точно. — Сын, будь благоразумен, прошу! — отец смотрит на него с мольбой. — Я всё обдумал, — качает головой он, — жители Сиракуз! Синдбад либо обманул нас, либо сказал правду, и Книга Жизни в Тартаре, царстве Эриды. Как бы то ни было, он наша единственная надежда! — Тишина! — глава совета послов смотрит на Протея и в его глаза, понимая. Тоже альфа. — Протей, ты понимаешь, что если Синдбад не выполнит обещание, ты примешь смерть вместо него? — спрашивает он. — Да. Он тяжело вздыхает. — Да будет так. Если Синдбад не вернёт книгу в течение 10 дней или не вернётся сам для казни, ты примешь его участь.       Кандалы плотно смыкаются на его руках, и он бросает взгляд на Синдбада. — Ну, что ж… — вздыхает он. Ему страшно, и вера его шатка, но слов не воротишь обратно, да и не может он иначе. — Не опоздай, Синдбад.       Дни в темнице тянутся медленно. Но судьба наделила его терпением. Хороший дар, не раз пригодившийся ему. Но смирение… раньше его не было. Он всегда рвался найти Синдбада, узнать побольше о приключениях. Вся его жизни бурлила, и, казалось, остановись он хоть на секунду, мир тоже тут же замер. И только сейчас к нему приходит покой. Он просто принимает свою судьбу.       Иногда вся наша дальнейшая жизнь зависит от нас, но порой мы абсолютно бессильны и вверяем себя в чужие руки. Вера в Синдбада крепла, он больше не мог отказаться от него. Однажды он уже выбрал долг и потерял своего омегу, теперь ошибиться было нельзя. Цена была слишком высока. В любом случае, жизнь Синдбада он ставил выше своей.       Отец неожиданно врывается в его камеру, взволнованный и напряженный. — Протей, быстро идём за мной. — Что? — Синдбад уже вернулся? Или вернул книгу? Что случилось? — Быстрей. В порту ждёт корабль. Преданная мне команда увезёт тебя подальше от Сиракуз, — он берёт его за руку, не желая мешкать, но Протеус останавливает его. — Постой, отец. Послы выставили стражу. — Какая разница? Кто-то спит, кто-то подкуплен, — отмахивается он, — но бежать надо сейчас! — Бежать? Чтобы до конца своих дней жить в изгнании? — Протеус качает головой. Он не пойдет на это. — Чтобы жить, сын! — восклицает отец, разворачиваясь к нему. — Я не допущу, чтобы ты отвечал за преступления Синдбада! — Синдбад тоже не допустит! — возражает он. — Он пират, и разбойник, и уже не тот мальчишка, которым был в детстве! — Он мой Омега! Однажды я отказался от него и поплатился за это. Он остался прежним. Я видел это. Каким я буду альфой, если не верю тому, кто обещан мне судьбой? — Протей всплескивает руками, но быстро успокаивается. — Ступай, отец. Я знаю, что делаю, — мягко улыбается он, пускай на сердце тяжело.       Протей любил отца. Всей душой. Он был мудрым человеком и многому его научил. Но за годы, что мамы нет с ними, он уже забыл, каково это — верить своей омеге.       На десятый рассвет он выходит на плаху. В нём нет сожалений, как казалось ему вначале. Он принял свою судьбу и смирился с ней, но не потерял веры в Синдбада. Больше нет. Отец смотрит на него с такой болью, что ему вдруг становится стыдно, как в детстве. Но отступать уже некуда. Да он бы и не стал.       Он усмехается, когда слышит звук рассекающего воздух кинжала. Вернулся. Не бросил. Это волной облегчения проносится по телу, и какая-то пружина разжимается внутри. Теперь всё будет хорошо. Он улыбается Синдбаду, который, конечно, не может зайти через главный вход. — Я уж начал думать, что ты не вернёшься, — шепчет он, сжимая омегу в объятиях и вдыхая столь родной запах моря, дерева и масла. Но улыбка его меркнет, когда он заглядывает в глаза Синдбаду. Омега ласково поглаживает его по щеке, чего никогда не позволял себе прежде. — Я сделал всё, что мог, но этого оказалось мало, — он смотрит искренне и очень печально, храбрясь перед тем, что его ждёт. — Нет, пожалуйста, уходи, — качает головой Протей, желая, чтобы этот глупый пират проявил хоть каплю эгоизма и бесчеловечности, но не заставлял смотреть на собственную казнь. — Уже набегался, альфа, — вздыхает Синдбад и, притянув его к себе, нежно целует, прощаясь — перед смертью уже ничего не страшно — а затем уверенно шагает к плахе и преклоняет колени. — Нет! — Протей не может позволить ему этого сделать, но путь ему преграждает Марина, обхватывая его за талию: — Протеус, пожалуйста, всё кончено, — горькие слова мешаются с тихими всхлипами.       Клинок разлетается сотней блестящих осколков, замирая и кружась вокруг Синдбада, но не раня. Небо темнеет, порывами врывается в гавань холодный северный ветер, а с неба спускается смерч, являя им Богиню Хаоса и Раздора. Эрида предстает перед ними во всей своей пугающей красе и ярости. — Что ты натворил? Всё шло просто замечательно! — её голос проносится громом, оглушающий, полный гнева и яда. — И вот ты возвращаешься!       Она смахивает плаху, как пушинку, в порыве гнева. Протея пронзает ужас от мысли, что ещё она может натворить, обладая такой силой. И в её царство он отправил свою омегу? Боги! — Эрида… Я не понимаю, — Синдбад растерян и даже напуган, это заметно. Он не знает, чем ещё мог прогневить Богиню. — Кого ты пытаешься обмануть? — её острые ноготочки стучат по земле, оставляя вмятины и борозды, а она всё ближе подбирается к Синдбаду. — Может, этих людей ты и обманешь, но я твою поганую омежью сущность знаю! Безнравственный, беспринципный лжец! — грохочет она, ударяя кулаком о землю рядом с Синдбадом. — Минуточку, — лицо пирата озаряет улыбка, и он складывает руки на груди, теперь с превосходством смотря на Богиню, — я не солгал. Ты устроила мне испытание, и я был прав! Что ты там говорила про нерушимое слово Богини?       Последние слова особенно сильно задевают Эриду, она отстраняется, гневно смотря на мужчину, и волосы её вьются, подобно змеям Медузы Горгоны, а тучи сгущаются над ней. Она скалится и заносит кулак, но не может ударить Синдбада. Горящий синим пламенем крест проступает у неё на плече как метка, как напоминание. Слово Богини — закон. И даже она сама не может его нарушить. Вместо этого Богиня протягивает ему Книгу Жизни. — Вижу-вижу, как нелегко тебе следовать порядку, Эрида, — издевательски тянет Синдбад, похлопывая по книге и усмехаясь. — Не пугай удачу, Синдбад, — качает головой Эрида, возникая рядом с мужчиной и соблазнительно улыбаясь, её голос патокой льётся в уши, — ты силен и хитёр, но не надо со мной играть. — Не то я возьму тебя себе, омега, — жестко и хлёстко заканчивает она и растворяется в воздухе. А Синдбад смотрит на Протея самой счастливой улыбкой из всех, сжимая в руках книгу. — Окажешь Сиракузам честь? — улыбается в ответ принц.       В конце концов, терпение всегда окупалось. А в случаи Протея: его награду приносили в порт алые паруса.