***
— Алло? — отвечает на звонок Антон, на силу перестав смеяться. Шугнув от себя смеющегося в кулак Попова, он встал, прижимая телефон к уху, — чем могу помочь? Чей-то голос на том конце провода вмиг заставляет лицо парня приобрести серьезный вид. Шастун, внимательно слушая своего явно неожиданного собеседника, сглатывает. Его глаза находят заметно притихшего Попова и затем загораются таким тягучим беспокойством, что Арсению жутко становится. Настолько жутко, что сердце начинает биться быстрее, словно птица, внезапно оказавшаяся в клетке. Тихо привстав, мужчина берет в руки ладонь Шастуна, по привычке начав перебирать кольца на тонких пальцах. Будто пытается скрыться от тревоги зеленых глаз за сверканием серебряных побрякушек. Глупо. Нелепо. Даже по-детски. Однако поднять взгляд на парня у брюнета просто духа не хватит. Зелёные глаза и так прожигают его насквозь. А их обладатель молчит, и лишь спустя пару минут выдает столь горькое: — Хорошо. Я приеду. И Попов знает, — ничего хорошего эти слова не предвещают. Антон уехал уже год назад, а пустота в душе никуда не спешила уходить, не пропуская лучи солнца в синие омуты глаз. Арсения душило это. Душило изо дня в день, душило неистово, будто забирая из него саму жизнь. Он ушел. Ушёл, не объяснив, куда. Не объяснив, почему он оставил его здесь, одного. Ничего, блять, не объяснив.***
When it gets hard, you know it can get hard sometimes It is the only thing that makes us feel alive Кафе, в котором Арсений уже успел стать частым гостем, было будто пропитано сигаретным дымом, одиночеством и сыростью. Эти запахи глушили все вокруг, отправляя брюнета в своеобразную нирвану, из которой вынырнуть мужчине с каждым разом было сложнее и сложнее. В Антоне тонуть было приятно. Арсений щелкает пальцами по сигарете Шастуна, тут же отскакивая назад. Пепел летит на пальцы Шастуна, отчего тот невольно откидывает тлеющую никотиновую палочку. — Арс! — восклицает парень, с обидой и укором смотря на мужчину, пока тот тянется за окурком и выкидывает его в мусорку, — какого хрена ты творишь? — Такого, — хмыкает Попов, хитро смотря в рассерженные глаза юноши, — ты же себя губишь. — Умник нашелся… — А то, — наигранно-весело отвечает Попов, подойдя вплотную к Шасту. Следующие слова тот шепчет в самые губы вмиг обомлевшего Антона, — Губить тебя могу лишь я, понял? Зеленоглазый не успевает возразить ему; чужие (читай: родные) губы накрывают его, гася все возмущение неожиданной нежностью. Антон капитулирует, переплетая их пальцы. Пусть Арс творит, что хочет. Антон ему верит.***
We keep this love in a photograph, We made these memories for ourselves… Выйдя на улицу, Арс вздрагивает от холодного, пронзающего ветра, проскальзывающего под пальто и будто леденящего брюнета изнутри. Погода была ужасна. Все дни, проведенные без него, она была ужасна. Солнце было слишком ярким. Снег слишком сильно блестел. И лишь дождь мог утешить ноющую душу, будто сочувствуя ей и проливая свои слезы за неё. — Арс, а может ты все же поторопишься и мы наконец пойдем в этот чертов парк? — в который раз за последние пять минут умоляет Шаст, стоя в расстегнутой куртке и наблюдая за попытками Попова одеться потеплее. Арсений тепло любит. Любит до изнеможения, настолько любит, что готов провести в его объятиях целые часы напролет. Да и проводит. Свой источник тепла Попов явно нашел в парнишке с невероятно, черт подери, теплой улыбкой и яркой душой. В человеке-солнце, готовом делиться с ним своей энергией и светом. Черт, как же ему повезло. — Тох, а о себе-то ты совсем не думаешь, — кидает в ответ Сеня, на ходу напячивая на русую голову шапку, а затем спешит вытолкать Шастуна из квартиры, пока вновь не появилось поводов остаться дома. И Арс боялся, что их-то он найти может великое множество. Ибо… Чего греха таить, Арсению просто не хотелось идти на улицу. Осень уже вступила в свои права и дарила людям не столько золотые красоты и алые закаты… Сколько промозглый, холодный ветер. Бррррррррррр. Нет, явно, остался бы дома. Но нет. Антону осень нравится. Что-то в ней парень найти смог прекрасное, что до конца Арсению не понятно. Зато понятно то, что от радости парень светит. Светит, глядя на листопады и ловя языком маленькие капельки дождя. Светит, когда видит недовольное лицо Арса, который закутывается плотнее в ткань куртки от ветра. — И как ты мог жить в Омске? — задает он часто Попову вопрос, на который однако и ответа получить не желал. Как, как. Холодно, стоит полагать. Попов, как и всегда, закатывает глаза, отворачиваясь. Когда привыкаешь к теплу, холод кажется еще более тяжелым. Но насколько тяжело одиночество для того, кто привык к любви?***
Where our eyes are never closing Hearts are never broken And times are forever frozen, still… Аэропорт. Машины снуют туда-сюда, мелькая разноцветными вспышками в глазах Попова. Время уже приближалось к ночи, на город опустились густые сумерки, будто закрывающие страницу этого дня. Наделяя людей ничтожными часами до ночи, чтобы подвести его итоги. Как будто все уже кончилось. Но для Арсения день будто начинался вновь, будто перо замерло на странице его истории, готовясь запечатлеть все, что случится. Заключая в воспоминания все те события, что сулили брюнету эти часы. Как же он долго ждал. Шастун часто покидал его. Уходил, всегда обещая вернуться. Говорил о делах, которые он просто бросить не может, что то настолько важно, что… Выбора у него нет. Арс так и не узнал, что то были за дела. Но молчал. Ведь стоило ему начать разговор об этом, как Шаст гас, с невероятной безнадегой в глазах смотря в голубые омуты, не в силах поведать о том, от чего на душе тошно. Не может. Не хочет. Попов думает: узнает позже. Думает так каждый раз, когда Антона нет, клятвенно зарекаясь выпытать причины своих страданий. Ведь без Антона Арсению тяжело. Антон для Арсения яд. И он же — лекарство. И вот шатен ушел, забыв о наиважнейшей вещи. Забыв пообещать. Пообещать, что придет обратно. Арсений писал. Звонил, умоляя гудки прекратиться и смениться на столь родной голос. Его молитвы, увы, не возымели никакого успеха. На этот раз Антон как в воду канул. С концами, дав дорогу холоду. Дорогу к сердцу Арсения. К сердцу, которое без него и биться перестало. А потом лишь краткое СМС в три часа утра. Адрес, время и пара слов, не внушающих никакой надежды: «Приди и ты все поймешь». И вот он стоит на улице, наблюдая, как люди выходят из здания. Улыбаются, кричат. Радуются возвращению домой. Счастливчики. Хотел бы и Арсений сейчас найти повод для радости. Но что-то йокает в груди, тянет тревожно. Шестое чувство будто говорило: «Приготовься». К чему? Попов вдруг видит знакомые зеленые глаза, которые на миг мелькают в толпе. За секунду выбивая кислород из легких. Арсений делает шаг навстречу своей любви и муке и… Замирает. На руках у Шастуна — девчонка, маленькая, в красивом розовом костюмчике, уткнувшаяся в плечо парня в поиске поддержки. Столько людей вокруг явно пугали её. У Попова земля из под ног уходит. Рядом с его Чудом стоит Она. Улыбаясь во все 32, порываясь забрать из рук Шаста малышку. Так легко касаясь его Антона. В тот же миг озарение наконец настигает Арсения. Дочь. Это слово ударяет под ребра, выбивая все жизненные силы из души. Он врал. Так долго врал и метался между Ней и Арсением. И выбрал не его. Ирина ловко перехватывает русоволосую девчушку из рук Антона, кивком показывая на Арса и на миг хмурясь. Знает ли она, с кем Антон проводил дни и ночи? Кто ей проиграл? Взгляды карих и голубых глаз пересекаются и Попов понимает — его противник явно вел расчетливую борьбу. И выиграл, забирая себе главный трофей. Шатен делает пару шагов навстречу Арсу, сглатывая. Слова находятся сами собой, и парень выпаливает их, не задумываясь: — Арс, мне так жаль… В следующую секунду его скула загорается болью. Ирина вскрикивает, прижимая к себе дочь. — Охрана! — восклицает она, оглядываясь назад. Но парни не замечают этой возникшей так стихийно суеты, сверля глаза друг друга. В зеленых глазах столько сожаления, что свихнуться можно. В голубых омутах плещется океан, охваченный самым настоящим штормом. Арсению больно. До дрожи в пальцах, до отказа легких. — Я тебе верил, — говорит он пацану почти шепотом, тут же отводя взгляд, — предатель. Последнее слово ножом пронзает душу Антона, но не в его положении спорить. Спорить с правдой вообще бессмысленно. — Я был с тобой счастлив, Арс. Но не могло быть у нас счастливого конца. Попов горько усмехается, кивая. Конечно. Он слишком утонул в этой сказке, забыв, что у реальности свои принципы и планы. — Но запомни нас, — неожиданно вдруг просит его Шастун, поднявшись на ноги, — запомни счастливыми. И двигайся дальше. И уходит. На этот раз точно навсегда, отпуская их с Арсением прошлое. Арс стоит, не замечая, как дорожки соленых слез скатываются по щекам, не замечая уже того шума и гвалта вокруг. З а п о м н и н а с . Он запомнит. Обязательно запомнит. Ведь такие шрамы в душе не заживают. Никогда.