Knowing Nothing

Ничто не обжигает так как холод. Он расщепляет кожу, проникает в каждую клетку тела, заставляя содрогаться в ознобе. Холод был везде — буквально тёк по стенам, словно ледяная кровь. Холод и боль — вот, что царило в темнице. Две вещи, на которых держался Дредфорт, из которых состояла душа самого Рамси Болтона, то, что сковывало до недавнего времени весь Винтерфелл. Он не думал, что доживет до собственной казни. А она ведь непременно будет: отрубание головы — официальная, честная, быстрая смерть — совсем в стиле Старков. До скрежета зубов скучная, как по Рамси. Он делал попытки, много попыток, сбежать, но все они были тщетны. Джон Сноу предусмотрел все, поэтому снаружи выставили караул одичалых, мериться силами с которыми у Рамси не было ни возможности, ни желания. Каждая кость в теле болела как раздробленная, на языке все время ощущался металлический привкус. Двигать даже мимическими мышцами было больно — череп хранил удары, что Сноу наносил в беспамятстве тогда, ещё при взятии замка. Та битва теперь казалась Рамси такой далекой, призрачным воспоминанием о сражении совершенно незнакомых ему людей, будто не он тогда смотрел на мясорубку, перемалывающую всех: одичалых, «защитников Винтерфелла» и лордов Севера. Рамси хотел его ненавидеть. Ненавидеть человека, отнявшего у него все — положение, замок, всю суть его существования — подчинение себе других людей, но стоило посмотреть в эти глаза, и ненависть сходила на нет, оставляя лишь извращённую форму любопытства. Живые так не смотрят. Болтон был в курсе легенд и слухов, что ходили вокруг нового короля севера, и, будем честны, не придавал им значения, но ровно до того момента, когда Джон Сноу вылез из кричащего, кишащего погибающими людьми месива и занёс меч. Этот человек видел, что на другом конце бытия, ему было уже нечего терять, он умел закапывать инстинкт самосохранения, позволяя чистой ярости смешиваться и течь по венам вместе с кровью. Рамси было немного завидно, но интересно. Просто наблюдать за ним, пользуясь теми редкими моментами, когда тот заходил проверить, не откинул ли копыта Дредфортский лорд. Как и сейчас, когда тяжелая дверь с противным скрипом, что будто царапнул по мозгам, открылась, и лежащий на грязной заботливо постеленной соломе Рамси увидел вошедшего Сноу. — Какие люди, лорд Сноу, — хриплый голос пленника наполнил помещение, а на лице короля Севера проскользнула…жалость? Которую, к слову, больному на голову и истощенному Рамси было легко спутать с чем-либо ещё. Прочитать эмоции Джона Сноу, вопреки ожиданиям, вообще было тяжело. Это раздражало. Но азарт, загоравшийся в почти потухших, красных от разорванных капилляров, глазах Болтона был одной из тех немногих эмоций, что отличали лежащего лорда Дредфорта от неживого куска плоти. — И что же привело Вас на этот раз? — он знал насколько эта показушная официальщина раздражает Сноу, — Я ожидал увидеть мою жену, — наглая ложь. Рамси бы отдал остаток жизненных сил, лишь бы не видеть торжествующее в своей ненависти лицо Сансы. Она всегда мечтала увидеть его таким — униженным, сломленным, а Болтон не любил исполнять мечты не нравившихся ему людей. — Почему ты молчишь, Сноу? — бывший лорд Винтерфелла решил прекратить этот цирк. Собрав все силы, он оттолкнулся от скользкой от многолетней сырости стены, чудом удержавшись, и резко поднялся на ноги. Все тело будто пронзил разряд, перед глазами поплыли цветные круги, Рамси зашатался, но не упал. Сделав шаг навстречу Джону, Болтон почувствовал, как тело взорвалось болью, однако не той, что испытываешь, когда что-то сломано. «И на том спасибо» — пронеслась мысль в голове. Если не было серьёзных повреждений, значит боль можно будет скоро похоронить в глубину сознания. Хорошо бы туда, а не в холодную землю, вместе с телом. Рамси смотрел в чёрные глаза мужчины, все ожидал ярости, но видел в них лишь холодное равнодушие с толикой презрения. Джон понимал, что Рикона не вернуть, и выворачивать душу в потоке бессмысленной ненависти бесполезно. Болтон усмехнулся. Сноу не похож ни на Сансу, ни на младшего брата, разительно выделялся на фоне других Старков. Но сегодня в его глазах было ещё и нечто иное. Нечто, что породило в Рамси чувство, которым одновременно хотелось и упиваться, и вырвать под корень. «Желание поиздеваться? Пытать? А может просто…желание?» Он подошёл к Джону, смотря в упор, пытаясь пронзить взглядом, заставить чувствовать себя некомфортно, может даже смутить — то, что Рамси умел делать отлично. Мысль, дикая, не поддающаяся никаким разумным объяснениям, ударила в голову Болтона. Ей было трудно сопротивляться, как трудно сопротивляться самому себе, в первые за долгое время захотелось не снять кожу, а лишь ощутить ее на кончиках пальцев, увидеть, как от легкого нажатия ногтей собираются красные отметки, а если надавить чуть сильнее — капельки крови, будто красные рубины, стекают, создавая завораживающий контраст с молочным цветом. Думать сейчас было глупо и не нужно, кажется Сноу был такого же мнения, как бы усиленно не скрывал эмоций, как бы не напускал на себя презрительный вид, его тело говорило болтонскому бастарду об обратном. Терять Рамси было нечего, поэтому уже в следующую секунду его рука оказалась на плече короля Севера, сжимая плотную ткань одежды, ощутимо надавливая на плечо, в то время как сам Болтон сократил расстояние между их лицами до минимально возможного и обдал губы Джона горячим дыханием, усмехаясь. Тот отпрянул, но, к удивлению, не оттолкнул, а Рамси лишь скривил рот в язвительной улыбке: — Снова играешь в недотрогу, Джон Сноу? Болтон увидел в глазах стоящего напротив бастарда намёк на осознание неизбежного, но тот все ещё вёл борьбу сам с собой, пытаясь сохранить остатки принципов и совести. Рамси улыбнулся. У Джона не было шансов — сейчас лорд Дредфорта делал то, чем занимался всю жизнь — ломал волю, изничтожал совесть, заставляя открыть самые потаенные страхи и потрясения, и использовать их против других. Стать причиной полного дисбаланса Джона Сноу — это было бы возмездием, единственным, на которое Рамси мог расчитывать. Их поцелуй сложно было назвать поцелуем в общепринятом смысле, скорее укус, жесткий до крови, губы в губы. На языке она ощущалась все сильнее, когда оба бастарда  в своеобразной борьбе сплетали языки, не особо осознавая причину своих действий. Кровь вскипала, а поцелуй все углублялся, настолько, что воздуха стало катастрофически мало. Рамси завёл руку Джону за голову, зарываясь ею в чёрные волосы с затылка, схватил их и оттянул назад, заставляя Сноу запрокинуть голову и открыть врагу беззащитную шею. Болтон упивался его стоном, когда спустился ниже, проводя дорожку укусов-поцелуев вдоль яремной вены, оставляя красные пятна на самых видных местах, особенно тех, что не скроешь под одеждой. Хотелось заявить, показать им всем — Сансе, одичалым, напыщенным лордам Севера, кто их король на самом деле и кому принадлежит. Да и сам Джон, касаясь Болтона во всех возможных местах, в аффекте от волн чистого желания, настолько неправильных и извращённых, начал расстегивать одежду Рамси, плавясь от жестких и требовательных прикосновений. Осознав, что верхняя часть его одежды уже валяется где-то за их спинами, он невольно поежился, а дыхание перехватило, когда он ощутил прикосновения рук на шрамах, что бордовыми полосами ложились по всему тросу. Рамси проводил по ним пальцами, слегка нажимая, заставляя Джона прогибаться от давящей боли, но мозг вынесло окончательно, когда Болтон, опускаясь все ниже, касался их тёплым языком, притупляя боль, буквально зализывая и заставляя возбуждение все сильнее накрывать их обоих. Принципы, убеждения, честь — все это рушилось прямо здесь и сейчас, расплавлялось под издевательски хитрым и порочным взглядом Рамси Болтона, что смотрел на Джона в упор снизу вверх. Если Сноу и хотел что-то предпринять, чтобы предотвратить грехопадение, то было уже слишком поздно. Это осознание потонуло в стоне, когда Рамси наконец расправился со шнуровкой брюк и прошёлся шершавым языком по всей длине, даже сейчас умудряясь сохранять ухмылку. Он будто дразнит, опаляя головку горячим дыханием, отказываясь совершать более радикальные действия, чем заставляет Джона опускать руку на жесткие темно-каштановые волосы, сжимая, направлять голову ближе к паху. Рамси резко насаживается практически полностью, и Джону кажется, что из легких выкачали весь воздух. Пространство вокруг наполняется развратными стонами, эхом отдающимися от стен. Болтон помогает себе руками там, где не может достать языком, параллельно смотря на буквально извивающегося короля севера, что оперся на холодную стену, ведь ноги будто стали ватными, а мысли в голове носятся, разъедая возможность мыслить здраво. Руки Рамси тянутся вверх, к животу и торсу, оглаживают каждый миллиметр кожи, и Джон понимает, что долго так не продержится. Это понимает и Рамси — в бесстыжих глазах читается превосходство, они буквально светятся им в темноте помещения. Каких-то пара мгновений — и оргазм накатывает смертоносной, разрушающей все волной, дробящей остатки гордости и самообладания. Джон невольно стонет, изливаясь, а Рамси проглатывает не все, и белесые капли попадают на лицо. Темный подвал наполняется тяжелым дыханием Сноу, Рамси поднимается и практически любуется проделанной работой — в потоке запретной страсти Джон и не замечал боли, она только сейчас тисками сковывает кожу на животе, что усеяна мелкими, тонкими, словно реки на карте, царапинами от неожиданно острых ногтей Дредфортского лорда. Кровь, как и в его фантазиях, покрывает все пространство между практически коричневыми, теми самыми шрамами от смертельных ударов. — Красивые… — протянул Болтон, слегка заворожённым взглядом смотря на них, — Никогда не заживут… В отличие от этих царапин, которым суждено исчезнуть, как единственному напоминанию о произошедшем, вместе с жизнью самого Болтона уже очень скоро. Джон застегивает штаны, оставаясь однако без рубашки — в ней уже нет смысла — воздух вокруг невыносимо жарок — и оседает на стоящую рядом шаткую кровать, на которой ещё недавно лежал пленник. Тот преспокойно садится рядом, изучающим взглядом буравя Джона. Лорд Сноу унижен, не столько Болтоном, сколько своим телом, мыслями и желаниями. — Об этом ведь никто не узнает, — Рамси понятия не имеет, зачем произносит это, но он уверен в правдивости своих слов. Джон сделает все для этого. Для него сейчас главное сохранить репутацию среди лордов севера, и Рамси это понимает. Он не проживёт и недели, он в этом уверен, все мосты и сомнения сожжены, как жертвы для Владыки Света в руках фанатиков. У каждого человека есть свой ящик пандоры — ты можешь любить его, можешь ненавидеть, но никогда не разгадаешь его тайны — твой главный страх, твоя главная слабость. Ящик пандоры Рамси сидел сейчас рядом с ним, на расстоянии согнутой руки. Болтон прикоснулся к щёке Джона, слегка прищурившись, когда тот едва заметно дернулся. Его кожа была холодной, практически ледяной, вся щека в едва заметных шрамах, чувствующихся под подушечками пальцев. Сноу повернулся и посмотрел на него, в глазах читалось непонимание, даже отчаяние, скрытое за множеством масок. — Я знаю, что не доживу до рассвета, — это был не вопрос, но констатация факта, что-то на задворках его сознания удивилось, насколько просто и легко он это произнёс, что смирился. Джон не произнёс ни слова, но Болтон мог поклясться, что фраза прошлась по коже острым лезвием, зарываясь в плоть. «Ничего ты не знаешь, Рамси Сноу»