Из вырванных листов дневника

Думаешь ли ты, что я забыл о тебе - ни в коем случае, здравствуй, мой дорогой дневник. Сегодня я решил поделиться с тобой историей, которую представлю в виде образов, возможно в форме небольшой литературно-художественной зарисовки, итак, занавес. Я назову ее "С запахом гари из окон". ... В далеком уезде, малоизвестного, теперь несуществующего сада, в частном владении энного дворянина началась стройка. Мраморные колонны и вековой кирпич вырисовывают громоздкий силуэт. Если у этой затеи имеется название, оно, определенно, должно починаться не иначе, чем со слова "фаянс". Его отчетливо видно с другой стороны водной преграды. Позже это место будет известно как "Александровские пруды". Летнее солнце испепеляет простых мужиков, сынов незаурядного имперского наследия, а именно новоиспеченных крепостных. Новые соседи полным ходом осваивают территорию. Через несколько лет в этом доме появятся окна, которые вечно закрыты тяжелыми, болотно-зелеными шторами, украшенные вышитыми в ручную, золотыми узорами. Перед поместьем воздвигается парк. Достояние нетронутого лесопарка частично идет под вырубку, места подхода к воде облагорожены тропинками и белыми, как снег крытыми беседками. Беляк беляку - рознь. Вот тебе крест, Петро Иванович, некий Самойлов будет чинить здесь вульгарную вакханалию, но ежели он соизволит пригласить своих соседей - я не откажу себе в удовольствии. Каменные львы и декоративные кустарники, среди всего прочего и прочего, вновь привозимого, просто по-хамски воняет роскошью. Все же, я хоть и не ведаю за чьим протекторатом стоит этот молодой человек, но охотно желаю сыскать с ним знакомства. Стройка закончилась и больше мы не видели ни мужиков, не названного нам по секрету зодчего. Загадочный господин Самойлов, чья личность до сих пор находится под покровом тайны также не выказал желания посетить свое новое жилище. Хотя среди совершенно не интересных сплетен нашлось что-то занятное. Возможно он, а именно господин Самойлов, посещал его тайно несколько раз, маскировавшись в невзрачные одеяния прислуг, даже гулял по парку и небрежно срывал цветы с клумб. И дураку понятно, как бы закончилась судьба простого пажа, твори он такое. И вы верите этим россказням ? По сути ничего и не остается, дом пустует, а сад ухожен и караул на месте, не загадка ли ? Вскоре наступит холодная зима и ледяная корка облепит фасад, снегом заметет все подъезды, а сами Александровские пруды скроются под нежно-голубым стеклом. Уже порядком уставшие наблюдатели из поместья, что по ту сторону, сложили трубу и вернулись к своей размеренной суете. И ночью того же дня, под глубоким покровом темноты, в каменном муравейнике началась возня, изо всех окон этого дома, меж полуоткрытых штор, сочился свет. Позже, точнее под утро, мы могли лишь наблюдать следующее: два человеческих силуэта гуляли по парку и взаимно обменивались различными, дикарскими для нас, знаками внимания, а немое и слепое, но верно следующее за каждым шагом, сопровождение свиты в упор не замечает брошенный мундир на промерзших ступеньках! С тех пор каждой ночью в доме было светло, как днем. Молодая пара прожигала лучшие годы не учинив ни одного бала. По зачину весны, прихотью, юная дворянка возжелала зреть на прудах белых лебедей. Не скрывая жгучего интереса, мы охотно наблюдали за этим делом. Эта, и другие, не менее занимательные затеи вскоре были притворены в жизнь. Все снова близилось к лету. Она начала самолично выгуливать собак по утрам, а он раскуривал трубку, попутно расставляя шахматные фигуры на доске, сидя за небольшим столиком на балконе, украдкой поглядывая в сторону сада. Помещичьи дела, по видимому, их обоих совершенно не интересовали, раз они сами постригали кустарники, да что уж там, на общинные мероприятия и советы они также не соизволили явиться ни разом. Всецело, левые нигилисты! И то ли от личной неприязни к их порядкам жития, то ли от всеобщего помешательства на смене устоев и нравов, которое диктует новое время, то ли из зависти, примерно с десять пар глаз продолжали поедать на завтрак, обед и ужин облюбованное место, оклеивая все новыми и новыми ярлыками молодых. Время продолжало сбрасывать календарные листы, наполняя ими семейный альбом, в котором появились новые лица, теперь же - кадет, да юная художница. Ах, если бы не ненастный октябрь. Вещи собирались впопыхах, естественно, ни о каких предметах роскоши или мебели никто не думал, внутреннее убранство дома, которое предстоит покинуть на неопределенный срок останется нетронутым, за исключением опустевших шкафов в спальнях. Красные повсюду. От этих мыслей срочно нужно было куда-то бежать, да и не только от них, прочь из этой страны. Во Францию. Они обещали найти друг-друга. По соображениям чести, любой уважающий себя и свою отчизну, каким оказался Штабс-капитан Самойлов, он остался на защите интересов родины, доверив жену и детей в руки давнишнего знакомого, с которым вместе заканчивали лицей, смежно командора флотилии. С ним были верные люди и корабль, с которым, к большому всеобщему несчастью, пришлось спасаться бегством по морю. Если же с судьбой владельца поместья не возникало никаких вопросов, то о судьбе жены и детей, дозволено сказать, что не одна любящая красная рука не смогла до них дотянуться, и только. Кровопролитные расправы и улочные боевки захлестнули всю империю, покрыв территорию, некогда могущественного государства алым, точно кровь цветом, водрузив золотое знамя великого октября, а с другой стороны Александровских прудов тянулся черный, точно уголь, дым. Поместье горело со свистом лопающегося стекла. Несколько залов были выжжены дотла, снаружи вокруг окон красовались такие же черные засохшие языки. Сверкающе-белый рояль, а также столы и стулья были вывезены дружинниками, в связи с партийными нуждами, а все найденные семейные портреты изуродованы или сожжены, ценности украдены. Оставшийся хлам никого не интересовал. Неизвестно каким чудом, но здание оказалось совершенно неинтересным для местных органов власти смутьянов. Окна просто забили, а двери опечатали. В дальнейшем, властью партии было решено организовать здесь офицерский дом культуры, в качестве которого поместье и просуществовало до самого распада СССР. В период новых бесчинств и передела собственности это несчастное место снова перешло в частное владение с одним примечательным обстоятельством, в котором сперва покупаясь за бешеные деньги одним старьевщиком и вновь продается по чистой себестоимости земельного участка такого размера. Новый покупатель мог оказаться кем угодно, но им оказалась молодая парижанка двадцати семи лет, получившая гражданство и прописавшаяся в Москве. Вместе с огромным увядшем поместьем, девушка получила в подарок старинный портрет прекрасной дворянской пары. На Александровских прудах новая владелица так и не появилась. А период невероятных стечений обстоятельств продолжал свой ход. Тогда, во время штурма бастилии красными, Александр Иванович Самойлов сражался на ровне со своими солдатами и друзьями офицерами настолько долго, насколько это вообще было возможно. Амбразуры огрызались пулеметной очередью и не частыми одиночными выстрелами. Это продолжалось двадцать семь невероятных часов при превосходящей численности краснолицых смутьянов, пока не закончились патроны. Все думали как один, и решением осаженной стороны было принято решение вести предстоящий бой вслепую, оставив свое последнее пристанище совершенно без света. Тяжелые металлические двери, надежно запертые изнутри были взорваны трофейной тяжелой гаубицей. В темноте, сквозь пороховую завесу сверкали лишь штык ножи, казалось, без разбору вонзавшиеся в схлестнувшейся толпе. Невероятная удача свела Александра Ивановича и красного капитана Ивана Александровича Седых в рукопашной битве, в которой выжил только один. Пробираясь на ощупь через тела, лежащие друг на друге бездыханно, он не боялся уйти от чужих- он боялся своих. Там, где кончалась завеса, его ждало новое имя и новая жизнь в постоянном страхе и ненависти, среди людей, чьи взгляды он не мог принять. Портретное сходство и новые документы были его единственным козырем в этой игре на жизнь. Никто и никогда не узнает своего красного капитана, потому что отсюда он выйдет единственным, оставшимся в живых. От жены, которой он не будет любить родятся дети, а через поколения детей их детей родится он, коренной москвич, который проживет в ней тридцать пять лет, а сегодня он отправится в аэропорт, чтобы начать новую жизнь. Где-нибудь, лишь бы не здесь. Она просто улыбнется ему, и в зале ожидания он заведет разговор с незнакомкой, которая, изъясняясь свободно на иностранном для нее языке, расскажет о схожих намерениях с небольшой ноткой французской хрипотцы. С собой она хотела везти только лишь прямоугольный сверток. В нем была та самая картина. Они долго смеялись и обсуждали людей, которые так удивительно были похожи на них самих. Никакие рейсы их больше волновали. И одним прекрасным зимним днем они будут гулять у берегов Александровских прудов, планируя грандиозные планы восстановления старинного поместья, так, как бы этого хотели люди с картины. По фотографиям, найденным дневникам и письмам. Точно так, как бы они сами этого хотели. Никто и никогда не поверит, что такие перерождения вообще возможны, но... Они просто обещали найти друг-друга.