Больше, чем клятва

      Альбус завороженно и задумчиво рассматривал маленький серебряный флакончик, медленно вертя его между большими и указательными пальцами. Его взгляд был несколько отстраненным. Чувствительной кожей подушечек пальцев тот ощущал приятную, чуть шероховатую, покрытую символами гладь, которая поблескивала в тусклом дневном свете.       В Хогвартсе царили обычные, суетливые школьные будни, внизу и наверху сновали ученики, торопясь на уроки, вокруг замка стояла обычная осень, позволяя ветру срывать последние листья с и так уже почти голых деревьев и нарушать идеально-черную гладь озера, а в кабинете учителя Темных Искусств время как будто замедлилось. Застыло, заполняя его пространство тоскливой тишиной и неспешно крутившимися пылинками в воздухе. Он вздохнул, ощущая свежий поток кислорода из открытого окна сбоку.       Дамблдор любил тишину и подолгу мог сидеть, не произнося ни единого звука. Она помогала напряженному уму расслабиться, отмести все ненужное, чтобы принять верное решение, способствовала появлению новых идей. По крайней мере, так было у мужчины до недавних событий.       Однако сейчас даже его любимая тишина абсолютно не помогала. Наоборот, из-за нее в голову лезли совершенно левые мысли. Основная проблема же тупо тыкалась в непроходимую стену, бесполезно пытаясь ее преодолеть. Собственно, Дамблдор был готов последовать ее действиям.       Грин-де-Вальд на свободе. Более того, ему было даже известно, в каком месте он находится. Но сделать Дамблдор ничего не мог. Руки начинали подрагивать от одних только мыслей.       То, что Альбус видит Геллерта в зеркале Еиналеж, было фактом, известным только ему и Минерве Макгонагалл, которая узнала об этом, когда тот отчего-то захотел кому-то выговориться и во всем преподавательском составе выбрал именно ее, и с теплотой отнеслась к его тайне. Дамблдор приходил к артефакту каждую ночь и неотрывно смотрел на отражение Грин-де-Вальда в запыленной поверхности, с насмешливой полуулыбкой глядевшего на того из-под тяжелых белесых бровей. Он разглядывал в нем каждую черточку, резко выделявшуюся в черном полумраке, словно бы запоминая. Словно бы это был последний раз.       Альбус старался не думать о том, что, в конце концов, им придется сразиться вместе. Ведь кто-то из них должен был бы победить в этой схватке, но ему не хотелось ни своей победы, ни его.       Хотя вряд ли бы он смог даже просто поднять на него палочку.       Потому что Альбус Дамблдор слишком слаб, чтобы сражаться против человека, которого любит всем сердцем и до невозможности.       Всю свою жизнь, особенно в школьные годы, никто из них не пересекал эту черту под названием «дружба». Сам Грин-де-Вальд за все время не проявлял никаких чувств, кроме дружеских, но Альбус все равно думал, фантазировал об этом, втайне надеясь, что когда-нибудь все это станет правдой. Однако все мечты в один миг рассыпались в прах, когда тот предал его, начав развязывать войну между магами и маглами. Волшебник винил в этом только себя, потому что не сумел уберечь лучшего, самого близкого друга от опасной и такой привлекательной темной стороны. С этого момента боль от чувств к нему стала посещать Дамблдора все чаще.       Он подавленно сглотнул, сжав в ладони флакон, который содержал гораздо больше, чем какую-то скрепленную клятвами их кровь. Оставшись наедине со своей неразделенной любовью, великий, как его везде называли, волшебник буквально ощущал свою никчемность. Он был более чем компетентен во многих вопросах магии, но загадки происхождения любви профессор разгадывает до сих пор. Он просто его любит. Любит, прекрасно осознавая, что в ответ не получит ничего, кроме какого-нибудь смертельного заклятья. Он тоскует, ощущая нехватку его присутствия. Дамблдор был готов уже устало сложить оружие и отказаться от борьбы с Геллертом, но Министерству Магии это явно не понравится, и те с радостью арестуют его, запихнув куда подальше. Это сражение, скорее моральное и внутреннее, выматывало больше, чем оно было бы физическим, проверяя на прочность его и без того хрупкое душевное состояние. Оно приносило боль, гораздо хуже обычных ран, ибо Дамблдор точно знал, что Грин-де-Вальд, нисколько не думая, убьет его при первой возможности.       Его задумчивое и отрешенное состояние не замечал никто, и это было профессору Темных Искусств на пользу. Волшебника видели только на уроках, в Большом Зале и на матчах по квиддичу, куда он часто любил захаживать, немало удивляя учеников, вроде бы уже привыкшим к некоторым причудам своего преподавателя. В остальное время другим оставалось только гадать, как проводит свое время загадочный Альбус Дамблдор.       Ночью коридоры замка превращались в какое-то сюрреалистическое представление лунного света и чернильных теней, каждый раз по-новому представляя ему знакомую вплоть до каждого камня школу. Альбус бесшумно шагал по каменному полу, издавая едва слышное эхо от каблуков его ботинок, в своем привычном сером костюме, убеждая себя, что следующей ночью он останется в своей постели. И, естественно, каждый раз это не срабатывает.       Одна из многочисленных огромных комнат в Хогвартсе с высоким сводчатым потолком терявшимся в темноте. Парты, покрытые толстым слоем грязи и пыли, были отодвинуты к стенам, открывая просторное место для темного зеркала в массивной, искусно отделанной, исчерченной таинственными знаками раме, стоявшего около колонны. Зеркало Еиналеж было завешено плотной коричневой тканью, но одним движением волшебник сбросил ее на пол. Стул привычно стоял прямо напротив него. Дамблдор спокойно сел, облокотившись на его спинку сложенными руками, ожидая появления отражения.       «В этом зеркале человек видит то, чего желает больше всего в своей жизни» — так ему однажды сказали про этот артефакт.       И Геллерт Грин-де-Вальд был именно этим желанием.       Желанием, которое уже никогда не покинет его головы, как бы он не хотел.       Из мрака сначала проступило очертание его фигуры, закутанной в привычный темно-синий плащ, потом волшебник ясно увидел лохматые белые волосы, привычную презрительную усмешку в серых, чуть ли не прозрачных глазах, небольшие морщинки в уголках глаз и белую бледную кожу. Все это настолько восхитительно эстетично, что он настолько это любит, насколько и ненавидит.       Стыдно признавать, но у Альбуса был явный фетиш на его скулы.       (Ну серьезно, к ним невозможно было не хотеть прикоснуться).       Геллерт стоял неподвижно. Его губы, на которых Дамблдор подолгу задерживал свой взгляд, издевательски кривились, что заставляло профессора Темных Искусств шумно выдыхать, облизывая свои собственные.       Недосягаемо. Далёкая мечта, давным давно помахавшая ему ручкой на прощание.       Как много раз он представлял это в своей голове?       Пожалуй, даже не стоит начинать считать.       Сам он, следуя канонам сопливых романов, считал себя не слишком привлекательным. Посредственная внешность сочеталась со слишком тяжелым характером и странноватыми привычками. Вряд ли бы такой, как Геллерт, обратил на него внимание.       Погруженный в свои мысли, Альбус не отрывал взгляда от отражения в зеркале, и так проходили минута за минутой. Чем больше он вглядывался в Грин-де-Вальда, тем яснее ему казалось, что вот-вот он услышит знакомый низкий голос, и отражение оживет, но тишину ничего не нарушало, кроме эха от случайного шарканья ног или слишком громкого дыхания. Внутри словно вздымались и опускались горячие волны, сжимавшие его в тисках странной нежности, и Альбус судорожно закусил губу.       Понимать, что этот человек никогда не скажет тебе слова «люблю», поистине больно, опустошающе и похоже на глубокую, черную дыру, засасывающую тебя в пучину ненависти к себе, а заодно и к Грин-де-Вальду.       Рука потянулась к его лицу, когда Дамблдор встал со стула и вплотную подошел к зеркалу. Пальцы ощутили ледяную поверхность зеркала, по которой прошла чуть заметная рябь. Геллерт сменил наклон головы, уставившись на Дамблдора испытывающим взглядом. Пальцы коснулись того места зеркала, где была правая скула темного волшебника, и, чуть ли не кривясь от отчаяния, Альбус прижался к его лбу своим.       Видели бы сейчас знаменитого Альбуса Дамблдора, автора многих статей и книг, талантливейшего волшебника, преподавателя Темных Искусств кто-нибудь из Хогвартса или Министерства Магии. Альбуса Дамблдора, страдающего по Геллерту, Мерлин его дери, Грин-де-Вальду.       Он бы уверен, многие из них от души бы похохотали.       «Так люблю, что ненавижу…»       Эта мысль прозвучала настолько громко, что, кажется, он произнес ее шепотом.       Губы случайно коснулись холодной поверхности, от чего отражение пошло рябью еще сильнее. Какое совпадение, прямо в том месте, где и губы Грин-де-Вальда.       (Вряд ли это было совпадение).       В этот раз Дамблдор выскочил из этой комнаты быстрее, чем обычно. Отражение не успело даже рассеяться, как он стремительно нёсся по лестнице к своей спальне, лихорадочно избавляясь от всех мыслей и ощущений, которые беспорядочным торнадо кружились в его голове. На своих губах Альбус до сих пор ощущал то ледяное прикосновение и почему-то был уверен, что они такие холодные и в реальности. Оказавшись в постели, он постарался уснуть, упорно закрывая глаза и попытках очистить свой мозг от абсолютно всех мыслей. Его никто не заставлял ходить туда и вновь ощущать все те давившие на него чувства. Кроме тянущей тоски и толики любопытства       Когда дверь в ту комнату с тихим скрипом закрылась, из темноты медленно шагнула тень, оказываясь наполовину залитой лунным светом из витражного окна прямо под потолком, который утонул где-то в белых, чуть растрепанных волосах. Тень задумчиво остановилась, не отрывая взгляда от зеркала. Легкая дымка блуждала от края до края, сформировываясь в образ. Незнакомец затаил дыхание, ощущая, как сильно бьется его сердце. Пару мгновений, и на него печально смотрит Альбус Дамблдор, которого он несколько минут назад видел точно так же завороженно смотрящим на отражение зеркала Еиналеж. Резкое, словно бы раздраженное мановение волшебной палочки — и позабытая на полу ткань снова скрывает магический артефакт от чужих глаз.       Да, Альбус никогда бы не смог выйти против него, поэтому и послал Ньюта Саламандера сразиться с темным волшебником.       Но никто, даже сам Дамблдор, никогда не узнает, что Грин-де-Вальд привлек Криденса на свою сторону по той же самой причине.       И магический серебряный флакончик, содержащий их клятву, тут совсем не причем.