Runaway

       Чживон внимательно осмотрел запястье. Тонкая ровная полоса, опоясывающая руку, на тату были нарисованы ноты, прочитав которые, в голове Чживона заиграла мягкая короткая мелодия, повторяясь несколько раз — нот было совсем немного, но Чживон уже знал, что напишет эту музыку. Ханбин, кажется, тоже осмотрел тату и тихо начал напевать мотив. Из уст парня это звучало совсем не так, как в голове. Голос Ханбина окутывал густым туманом, заставляя погрузиться в себя. Одно дело представлять музыку в своей голове, а совсем другое слышать идеальное исполнение.       — I wanna runaway, — пропел под голос Бина Бобби. Первый сразу же замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям. Спокойно. Тихо. Странно. Эта фраза описывала всю их жизнь, и она идеально подходила под мелодию, что была написана на запястьях обоих парней.       — Так, мы истинные? — ярко улыбнулся Чживон. Его глаза щелки светились искренностью. Он наконец-то будет счастлив. Будет любить и будет любимым. И, как там в книге говорилось? «Удача станет преследовать соулмейтов»?       — Уходи, — коротко, но твердо попросил Ханбин. Он не опускал глаз, боясь встретиться с испуганным и непонимающим взглядом, Бин точно знал, что его соулмейт сейчас выглядит именно так.        Тишину темной кухни, окна которой были закрыты шторами, прерывал воющий ветер. Парень снова развернулся, понимая, что сейчас его уже никто не будет останавливать. Картины, висевшие на стенах металлического цвета, смотрели будто осуждающе. И лишь одна смеялась над ним, более не считала его разумным и холодным человеком. И зачем Ханбин купил это. Девушка в жёлтом платье, что развивалось по ветру, танцевала на краю пропасти. Там, внизу — море, волны, бьющиеся о скалы. Игра с жизнью. Умереть, или выжить и показать, что мы сами пишем свою историю, мы сами создатели своей личности, мы можем играть с судьбой и жить так как хотим. Эта девушка сильная, смелая, возможно, глупая, но она идет против системы, против толпы, что надеется на лучшее и отмазывается «Судьба знает лучше», а Ханбин именно такой. Он замыкается, прячется в панцирь холода и равнодушия, плывет по течению, не собираясь что-либо менять. «Слабак»        Ким со злостью потянул картину за рамку вниз и сорвал ее со стены. Та с грохотом упала на пол, стекло разбилось, разрывая картину. «Жестокая правда? Хахаха»       — Прекрати. «Ты жалок»       — Перестань. «Просто признай это! Ты давно мертв! Человек не может так жить!»       — Хватит! — голой ногой Ханбин наступил на картину, раскидав осколки.       «Что ты делаешь?» — словно из-под воды. «Ханбин, пожалуйста». Биай пустыми глазами смотрел на Чживона, который пытался остановить его. Ноги на стекле двигались сами. Не было боли, лишь ненависть и разочарование. Разочарование в себе. Моральное опустошение. Сил уже нет. Перед глазами стало темно. Ханбин ничего не видит, лишь слышит чей-то дребезжащий голос. *____*       — Обострение невроза.       — Всего лишь нервный срыв?       — Всего лишь? Молодой человек, вы понимаете насколько это страшно? Люди, пережившие хотя бы один нервный срыв, чаще страдают от панических атак, фобий, навязчивых мыслей. Страдает и физическое состояние: постоянные головные боли, бессонница.       — Но последние несколько дней он был весел, кажется, даже не особо страдал после смерти матери, он смеялся и улыбался… Я… Я не понимаю…       — На первой стадии нервоза люди зачастую веселы и полны энергии, эту стадию можно спокойно пережить. Видимо, на него повлияло что-то еще. Я пропишу ему лечение, но он должен остаться тут. Под надзором врачей. Скорее всего он не сможет ходить несколько дней из-за ран на ступнях.        Чживон смотрел вслед уходящему доктору. Нервный срыв… значит. Это неудивительно, странно лишь то, что Бин так долго держался. Парень осторожно коснулся руки любимого человека, произнеся тихое «я навеки рядом». Нет, никто не знает наверняка, что случится завтра. Но он попытается. Он будет стараться. Не важно что произойдет с Чживоном. Не важно, что будет с Ханбином. Бобби хочет быть рядом. Ему жизненно необходим этот человек. Этому человеку жизненно необходим Чживон. Словно воздух. Словно ветер, заставляющий закрыть глаза, глубоко вздохнуть и полететь. Словно обжигающий костер, что греет душу. «Я люблю тебя…» Произнесенное в самые губы. «Люблю» — услышанное в ответ.        Открыв глаза, Ханбин вздрогнул от слов, что ему так много раз говорили за последние дни. Но их было все еще недостаточно. Недостаточно, чтобы поверить окончательно. Недостаточно, чтобы принять их. Недостаточно, чтобы добраться до сердца. Осторожное признание в любви убедило Бина. Прекратить бежать от себя, от своих чувств. Он устал. Парень зарылся пальцами в фиолетовые кудряшки, притянув Чживона для поцелуя. Тепло. Сладко. Касания губами ничтожно мало, хочется большего. Чужие руки невесомо коснулись живота, а уголки губ растянулись в улыбке.       — Мы в больнице, — хриплое. Тихое. Такое необходимое.       — Мне плевать, поцелуй меня, — в ответ лишь сдавленный смешок. — Я хочу каждое утро просыпаться так. В твоих объятиях. С твоими поцелуями.        Чживон осознал, что его больше не будут гнать. Что вот это бледное, умоляющее нечто, только что проснувшееся, теперь его. Только его. «Мой». Руки Ханбина были ледяными. Этот человек. Как бы он не говорил, что слаб, каким бы жалким себя не считал — но он сильный. Каждый бы сломался еще в самом начале. Еще тогда, когда отец давил на него. Тогда, когда всплыла правда о Ханбель. Но Бин держался, он боролся, пытался, отстаивал свой выбор. Он не сломался, не сдался, стоял до конца и победил. Жертвой своих нервов, но смог выстоять.        Кашель пожилого мужчины вытащил Чживона из раздумий, но, кажется, было поздно. Ханбин уже вовсю ругался со стариком, что истошно кричал: «Ничего нет в этой молодежи! Уже парни друг с другом целуются», бедный мужчина так разнервничался, что все его лицо было красным, а глотку перехватило кашлем. Ханбин в ответ рычал: «Не ваше дело» и «Это вы, старое поколение, мелочные и отвратительные. Какая разница кого я люблю, я более человечен, чем ты, старый пердун.» Чживон, сдерживая смех, закрыл Ханбину рот рукой.       — Извините его, — низкий поклон в 90 градусов заставил старика замолчать, — он болен. Сам сейчас не понимает что несёт.       — А ты такой же как он! — завопил старик. Вона передёрнуло. Хотелось как и Ханбин, который сейчас яростно кусал чужую руку в желании освободить рот, накричать на мужчину, но Бобби держался. Нельзя. Нужно проявить уважение к старшему. Парень выпрямился и, мягко улыбаясь, смотрел на разъярённого старика, который кидался проклятиями.        Плевать. Без разницы. Зачем обращать внимание на кого-то, когда перед тобой есть Ханбин, глупо машущий руками, что-то мычащий в Чживонову ладонь и сверкающий молниями из глаз. Прошли часы, Ханбина перевели в другую палату. Бобби вернулся домой, предварительно пообещав зайти завтра.        Странно, но Ханна была в этой маленькой Чживоновой квартирке. Она мяла пальцы, искусанными губами, шепча, что не может так больше, что не понимает себя. Она спрашивала больше саму себя, чем брата, плакала, потом смотрела равнодушным взглядом и хотела уйти к Чану, а после снова заходилась в истерике. Парень притянул девушку к себе, целуя в нос и крепко прижимая к своему телу. Он шептал слова поддержки, чмокал сестру в макушку, обещал, что поможет все исправить, что он знает. Он просил потерпеть.        На следующий день в студии провели батл по желанию Чживона. Он и Чану. Кто победит по итогам голосования — загадывает желание.        Первым танцевал Чану. Все его движения плавные, правильные, заученные. Чану тренировался не одну неделю, чтобы показать этот танец. Но все было настолько идеально, что казалось, будто танцует не человек. Робот, заучивший движения. В этом танце не было ничего, кроме идеального исполнения. Так же безэмоционально Чану закончил и стал ждать выступления Чживона. Все, что парень сейчас хотел — это завалиться домой, к Ханне, поцеловать её и быть рядом.       Танец Чживона явно отличался. Он не хуже по технике исполнения, но был не такой, каким его учили. Это не та хореография, что заучивали в студии. Точнее это она, но с добавлением себя, своего выражения, этой кроличьей улыбки, эти блики глаз. Размашистые движения больше подходили под музыку, чем те «правильные» и заученные. В танце каждый показывает себя, свою душу, свои эмоции. Танец — это не просто движение под музыку, это ты.       — Ты, — глотая воздух, обратился Чживон к Чану, когда большинство проголосовало за первого, — поцелуешь моей сестре руку. И чтобы я видел!       — Чего? И это все, ради чего я старался? — фыркнул Чану. Естественно он это сделает. Но устраивать соревнование из-за такой глупости. Чжунхэ незаметно притянул Чжинхвана, прошептав «Посмотри на левое запястье Бобби». Старший опустил взгляд, цепляясь за браслет-тату. В районе груди Чжунхэ почувствовал вибрацию, от тихого сдавленного визга своего возлюбленного. *____*       — Ииии? — взволнованно протянул Бин.      — И он поцеловал ее ладонь. Это было так странно, я испугался, когда Ханна, словно пойманное животное, смотрела на Чану и терла руку. Она сказала ему, что у нее внутри пусто, что она ничего к нему не чувствует больше. Он ответил тем же самым, — Чживон тяжело вздохнул, — я чувствую себя виноватым. Вернувшись домой, Ханна много плакала, рвала мягкие игрушки, била меня кулаками по груди. Ее успокоили лишь таблетки. Она спит.       — Ты не виноват. Ты ее даже спас, — Бин тепло посмотрел на своего соулмейта, коснувшись холодными пальцами его щеки, — они бы умерли, если бы не ты. Ханна обязательно найдет свое счастье. Возможно в том же Чану, только уже не по прихоти вселенной и не в один момент, а постепенно, так, как захочет она. *____*        С того дня прошло несколько месяцев. Наступивший теплый июнь, затягивал зимние раны, чужие холодные руки больше не были такими ледяными. Чживон стоял у ворот территории университета, где учился Бин. Они не виделись пару недель, но Чживон успел ужасно соскучиться. Конечно, в Америке была мать, плачущая от счастья видеть своего ребенка каждый день, сестра, которая рассказала про своего нового друга, что влюблен в нее, и она, кажется, тоже. Чживон раздал все старые долги отца, купил для матери дом в Корее и перевез семью сюда. Ханна решила остаться на другом материке, зацеловывая брата и мать в аэропорту, она пожелала прекрасной жизни, и дала слово, что сама будет счастливой.        После очередного соревнования, где Чживон смог не только станцевать, но и зачитать рэп, его заметил директор звукозаписывающей студии, с которой позже Бобби подписал контракт. Дебютный альбом парня получил оглушительный успех не только в Корее, но и в других странах. После него рэпер записал и выпустил еще несколько треков, что слушатели приняли так же горячо. Тема проблем человека, его история, то, что касается или коснется каждого, чувства, донесённые до людей. «Я хотел показать, что сломленные люди не одиноки. Я хотел, чтобы они почувствовали поддержку в моих песнях. Кажется этого я и добился».       — О чем задумался? — Ханбин переплел пальцы с чужими. Он хотел бы поцеловать сейчас парня, затащить его куда-нибудь за угол и никогда больше не отпускать в Америку. Хотелось искусать чужие пухлые губы, оставить синие засосы на шее. Но увы перед универом этого не сделаешь.       — Я задумываюсь о высшем образовании. Филологическом. Что ты думаешь? — мечтательно вопросом на вопрос ответил Чживон. Он смотрел на здание универа и в его голове плескалась мысль об высшем. В условиях бедности — он не мог себе этого позволить.       — Если ты этого хочешь, я тебя поддержу, а теперь пошли домой. Я ужасно по тебе скучал, — Ханбин потянул Чживона в сторону парка, но Бобби лишь улыбнулся и усадил парня в черный автомобиль. — Оуууу, своя машина? — Поиграл бровями Биай. Чживон лишь ухмыльнулся и надавил на газ, направляясь в сторону выезда их Сеула.       — В Пусан, — ответил рэпер на немой вопрос.        Ханбин все так же непонимающе смотрел, но вопросов задавать не стал. Он доверяет Чживону. Доверяет так, как никому в жизни, доверяет, как никогда не верил себе, возможно, даже слишком доверяет, но ничего не может с собой поделать. Бобби молчал. Рукава длинной белой рубашки были закатаны, и Ханбин видел вены на руках. Длинные ровные пальцы обхватили руль машины. Чживон выглядел так спокойно, уверенно и так прекрасно за рулём. Нет, Бин никогда больше не сядет на водительское сиденье, теперь это место за Чживоном. Навсегда. Ханбин хочет всю жизнь любоваться этим уверенным мужчиной, на плечо которого он всегда может положиться. За спину которого, может встать как за стену. В машину светило солнце, своими лучами убаюкивающее парня, который прислонился лбом к стеклу и прикрыл глаза.        За эти месяцы он пережил слишком много. После выписки из больницы, походы к психологу, таблетки, бессонные ночи, депрессии, неожиданные приливы сил. Но Чживон был рядом. Каждую бессонную ночь — он целовал и рассказывал истории из жизни, каждый поход к врачу — держал за руку. Он был поддержкой, опорой, тем, кто нужен был Ханбину всю жизнь. Наверное именно поэтому Бин так доверяет парню. Если понадобится — он отдаст жизнь за Бобби, ибо тот продлил чужой срок и вытащил из болота страданий.        В своей маленькой студии Ханбин записывал треки и выпускал в свет. Несмотря на хейт из-за того, что его отец преступник — многие люди все же увидели талантливое творчество парня, они поддержали его. Перед самым самолётом в Америку, Чживон записал с Ханбином коллаб, после которого девочки стали шипперить этих двоих. Известного хип хоп исполнителя из большой компании и рэпера из крошечной собственной студии. *____*       — Мы приехали, просыпайся, — Шум волн и любимый голос. Что еще нужно человеку для полного счастья? Ханбин открыл глаза и увидел закат. Закат, что розовым светом переливался в небе, отражался от волн, смешиваясь с их синевой фиолетовым, а на границе между небом и водой сиял огромный огненный шар, не опаляющий глаза, а доступный для взора человека.        Ханбин вышел из машины. Его кожу пробрала мелкая дрожь от вечернего теплого ветра и запаха моря. В лучах заката Чживон казался еще прекраснее, чем обычно, он прикрыл глаза и наслаждался природой, его кудри развивались на ветру. Казалось, что кроме этих двоих в мире больше нет никого. Лишь они. Лишь эти шумные волны. Лишь розовый закат и морской ветер. Вдали виднелись одинокие корабли. Сейчас каждый на судне занят своими делами. Они готовятся ко входу в порт и им нет дела до двух парней, стоящих на берегу. Как и никому в этом мире. Только им двоим. Только они нужны друг другу. Фанаты знают оболочку, образ, но настоящими парни могут быть лишь друг с другом. Пройдя множество испытаний, боли утрат, сложностей, они остались, не отступили, не бросили. Даже если мир перевернется, Ханбин будет рядом с Чживоном, а Чживон будет рядом с Ханбином. И пускай они умрут. Главное — это вместе.        Бин нарисовал на песке «I wanna runaway» — песня, которую они никогда не выпустят. Которая так и останется их секретом, их тайной. Той аудиозаписью на компьютере в запароленной папке. Эта песня только для двоих. Чживон подошел к своему парню, положив одну руку на его щеку, а второй обхватил талию.       — Я хочу сбежать с тобой. Только с тобой, — он наклонился и поцеловал Бина. Осторожно, но углубляя поцелуй. Их языки переплелись в медленном тягучем танце.       И они сбегут. Сбегут от всего мира. От той суеты. От того, что было и от того, что будет. Каждый раз встречаясь, они будут сбегать и прятаться друг в друге. Любя. Отдавая себя полностью. Превращаясь в ничто и во что-то очень значимое. Так что же такое… Любовь?