Так было проще

И Ахиллеса, стенящего горестно, руку держал он… Гомер, Иллиада

Начало нового учебного года было странным. Непривычно было свободно гулять по школе, не боясь наказаний. Проходя по коридорам, можно было заметить на стенах следы смертельных заклинаний, напоминающих шрамы, что медленно и болезненно заживали. Казалось, всё было в крови и копоти, прямо как тогда, во время битвы. Студенты и учителя замирали на несколько секунд, минут, проходя мимо знакомого места, где когда-то отдали жизни ученики и выпускники школы. Хогвартс был другим, и, возможно, Драко это чувствовал острее других. В вагоне поезда они сидели молча, задумчиво глядя вдаль. У Панси были до крови искусаны губы, Блейз нервно перебирал браслет с большими чёрными бусинами, который давно перестал снимать. Драко привык носить на левой руке тонкую резинку, чтобы судорожно оттягивать её дрожащими пальцами. Боль отрезвляла. Неподалёку сидело Золотое Трио, они вздрагивали от каждого шороха. Почему-то никому не казалось удивительным то, что все выбрали именно тот вагон, где не было перегородок. Просто восьмикурсникам так было спокойней. Всё было видно и слышно. Драко видел напряжённые спины Уизли и Грейнджер, направленный в пустоту взгляд Поттера и понимал, поднимись кто-нибудь с места, и на него вмиг направятся около двадцати волшебных палочек, готовых к бою. Пожалуй, спокойным выглядел лишь Нотт, увлечённо читающий книгу, к сожалению, таковым он лишь выглядел, иногда судорожно проверяя наличие палочки в рукаве. За всю поездку Драко ни разу не посмотрел в окно, поэтому о красоте осеннего пейзажа мог лишь догадываться. Вагон все покинули в практически полном молчании и только лишь тогда, когда все ученики уже давно расселись по каретам. Драко печально смотрел на величественных фестралов, которых стал видеть после того, как Тёмный Лорд поселился в их поместье. - Знаешь, - голос Панси стал хриплым после войны, длительное молчание это лишь усугубило, - так страшно осознавать то, что их видят многие первогодки. - Да... - Драко стоял к ним спиной, но был абсолютно уверен, Блейз с силой сжал бусину на своём браслете, а Паркинсон закусила губу. Дорога до Большого зала прошла словно в бреду, Драко помнил лишь то, что сильно зудела метка. Врачи говорили: нервное, со временем пройдёт. В Большом зале было шумно: многие старались поддерживать друг друга ничего не значащей беседой и искренней улыбкой. Драко практически не заметил то, что сам делает также, да и его друзья тоже. Восьмикурсники аплодировали первогодкам громче всех. Очнулся Драко лишь в новой гостиной, что находилась на пресловутом третьем этаже, где раньше располагалась полоса препятствий на пути к философскому камню. Она была настолько нейтральной, насколько вообще могла быть. На стене висел лишь милый гобелен с кроликами. Это успокаивало. Панси сразу потащила их в спальню, боясь оставаться со всеми. То было у неё после того, как она кричала на весь Большой зал о том, что нужно сдать Лорду Поттера. Они с Блейзом и Панси спали вместе на сдвинутых кроватях, как привыкли за весь прошлый год. Драко смутно помнил тот день: провёл его на транквилизаторах. Золотое Трио нервно спало на полу своей комнаты, распределив дежурства по два часа. Остальные вместе спали в гостиной, как привыкли спать в прошлом году. Так было спокойней. Это понимали все. Не спал лишь Тео Нотт, увлёкшийся собственными расчётами. Завтракали пронесёнными с кухни припасами там же, где и спали. Так было привычно. Так было спокойно. Тот день стал бы для Драко самым обычным серым днём, если бы не Поттер. Он подошёл к нему, когда тот читал объявление о курсах реабилитации, приклеенное магией. Поттер был абсолютно серьёзен, внимательно смотря из-за стёкол своих дурацких круглых очков. Он протянул ему правую руку. - Я Поттер, Гарри Поттер. Предлагаю тебе свою дружбу, - дрожащими пальцами Драко оттянул резинку на запястье, та с лёгким шлепком ударила его по руке. Он не спал. - Неужели я достоин дружбы самого Избранного? - слизеринец грустно ухмыльнулся. - Малфой, - он сделал небольшую паузу, - думаю, стоит хотя-бы попробовать,- в глазах Поттера не было насмешки. Драко практически не колебался прежде чем пожать ему руку. - Спасибо, - сказал он шёпотом, не улыбаясь даже уголками губ. Он немного помялся, - прости за всё, что... - Не стоит, - Поттер усмехнулся, - думаю, мы друг друга стоили. Когда гриффиндорец удалился к своим друзьям, тихо подошла Панси, попросив Драко дышать, тот шумно выдохнул. Вечером, сидя в комнате, они обсуждали прошедший день. Когда Драко говорил о Гарри, уголки губ его друзей слегка приподнимались. Через несколько дней, когда всех обязали есть в Большом зале, во время завтрака Поттер подсел к нему, улыбнулся. - Рон съел все сосиски, у вас не осталось? - Драко отдал ему всю тарелку, щёлкнув под столом резинкой. Только сейчас он понял, что Поттер действительно хочет дружить. Блейз и Панси спрятали несмелые улыбки за кружками чая. Тем же днём Поттер выловил его в коридоре. Тёмные волосы были всклокочены, глаза горели недобрым огнём. Запыхавшийся он опёрся на его плечо, стараясь перевести дыхание. - Малфой, мне нужна твоя помощь, - он дышал тяжело, руки немного дрожали, - ты же, ну, понимаешь в книгах, - слизеринец закатил глаза. - Поможешь выбрать подарок для Гермионы? Просто в книжном я чувствую себя... Ну, как сказать... - Неужели Избранный так далёк от литературы? - саркастичная насмешка не была такой ядовитой как раньше, немного трудно было выражать эмоции, слизеринец говорил беззлобно. Драко отвернулся. - Ну, - он запустил пятерню в непослушные волосы и грустно улыбнулся, - у меня особо не было возможности... Так поможешь или нет? - Ладно, - у него практически получилось нормально улыбнуться, - что предпочитает мисс Всезнайка? - Поттер снова запустил руку в волосы, немного нервно, взгляд его стал задумчивым. - Не знаю, - он был растерян. - Хм, - Драко флегматично смотрел на то, как сентябрьский ветер колышет макушки деревьев Запретного леса. - Тогда тебе придётся довериться мне, - медленно повернул голову, чтобы смотреть Поттеру прямо в глаза. Он машинально щёлкнул резинкой. Его немного потряхивало. - Хорошо, - ответил гриффиндорец сразу, резко, на выдохе, это напомнило Драко о чём-то важном. О том, что он какое-то время старался забыть. - Почему, Поттер? Почему ты общаешься со мной, будто и не было тех лет глупой вражды? - взгляд Драко был затуманен, говорил он медленно и практически безэмоционально. Мимические мышцы не слушались – побочный эффект транквилизаторов. - Мой психолог сказал, что стоит попытаться, ну, оставить те годы позади. Там так мало хороших воспоминаний, так много боли... - Поттер говорил, бурно жестикулируя, - я должен начать всё, ну, с начала, - его изумрудные глаза были полны решимости. - А ты? Почему согласился? - Я на магических транквилизаторах, Поттер, всё произошло слишком быстро... - Драко оттянул резинку, ударившуюся о запястье с громким щелчком. Он должен был убедиться в том, что всё это реальность, а не очередная галлюцинация. - Я не считаю это ошибкой - слизеринец перевёл взгляд на сверкающую гладь озера. - Знаешь, думаю, Грейнджер понравится Иллиада, можно заказать подарочное издание, - Драко говорил медленно, пытаясь зацепиться за что-то взглядом или слухом - старая привычка с того времени, как Тёмный Лорд жил в мэноре. Легко можно было нарваться на проклятье или ещё что похуже. - А Гомер разве... - Ох, Поттер, тебе просто необходимо пообщаться как-нибудь с Панси. Не плохо было бы заняться твоим просвещением, - Драко сам удивился тому, что и как сказал. Он, словно, вновь был живым. Они шли по коридорам Хогвартса, тихо переговариваясь. Спины лишь с виду были расслаблены, а руки незаметно касались кобуры на предплечье. Школа медленно оживала. Ученики с первого по седьмой курс пытались забыть, восьмикурсники старались забыться, а профессора просто пережить это, как пережили это в восемьдесят первом. Так было проще. Зельеварение вёл профессор Рамзи, о котором с восторгом говорил Блейз, - "он учился на факультете директора Спраут... Не знаю чего стоило его уговорить... Я только ради него и приехал... Хотя... Просто дома разборки... Оказалось, что возможно маминых мужей травит её бывший... Он из Медичи... Кажется, мама приняла вызов… жду известия о его безвременной кончине… у него красивый домик у моря." Драко в одиночестве сидел на берегу Чёрного озера: Панси флиртовала с Грейнджер в книжном клубе, а Блейз пропадал в кабинете кулинарного кружка. Он чувствовал себя немного лучше. Совсем недавно слизеринец смог проспать три часа без кошмаров и криков. По водной глади шли небольшие волны, вызванные тихим осенним ветром, у кромки Запретного леса копошилось мелкое зверьё, готовящееся к зиме. Пели птицы, летали совы, несущие почту; неподалёку резвились первогодки. Драко рисовал пером в наполовину заполненном альбоме, начатом по совету психиатра. Плавные линии и аккуратные штрихи образовывали изображение величественного замка. Слизеринец любил Хогвартс. Лучше всего у него выходили пейзажи, природа умиротворяла. Так было спокойней. Раздались тихие шаги тяжёлых ботинок по влажной траве, он услышал их издалека. Палочка скользнула в руку прежде, чем слизеринец поднял голову. Драко облегчённо выдохнул. Поттер. Это был Поттер. Слизеринец щёлкнул резинкой, выдыхая. Он шёпотом повторял, - война закончилась. Всё закончилось. Пока ещё было трудно поверить. Драко вывел в правом нижнем углу рисунка практически каллиграфическим почерком "третье сентября", в детстве гувернёр бил его линейкой по рукам за каждую кляксу или криво написанную букву, и положил альбом в сумку, готовясь уходить. По четвергам он рисовал после обеда. Поттер улыбнулся, подошёл ближе и возбуждённо зашептал. - Малфой, поможешь организовать для Гермионы вечеринку? – взгляд его был умоляющим. Драко не знал, почему согласился, последующие события он помнил смутно, словно находился в привычном после войны полубреду. К ним присоединилась Панси, достав свой волшебный блокнотик, посвящённый Грейнджер, который постоянно носила с собой; Шестой Уизли же, махнув на прощание рукой, убежал на свидание с Блейзом. Панси ругалась с гриффиндорцем, а Драко мог лишь рассеяно смотреть на то, как блестят глаза Поттера под стёклами дурацких очков, пока он кричит и бурно жестикулирует, периодически проводя острым языком по бледным потрескавшимся губам. Драко опустил взгляд на поцарапанный стол, стоящий в углу класса, принадлежащего книжному клубу, где они в очередной раз собрались. Спина его была напряжена, а рука теребила тугую резинку на запястье - Поттер, Панси права, Финнигану лучше подсыпать снотворное и запереть. И Панс, думаю экстази – лишнее, это всё же мисс Заучка. Вместо огневиски лучше возьмите абсент: мне не улыбается вновь тушить гостиную. Драко поднял взгляд на собеседников. Панси, достав из кармана мантии магловскую сигарету, закурила. Слизеринец, нашарив в кармане полупустую пачку крепких сигарет с невыговариваемым названием на русском - научил курить его Долохов: Драко тяжело далось первое убийство. Поттер курил Pall Mall, ногтём царапая львов на упаковке. Панси хмыкнула, пробормотав что-то про неисправимых гриффиндорцев. После войны много кто курил, пили ещё больше. От Финнигана лёгким шлейфом тянулся запах огневиски, что он постоянно носил с собой в, казалось, бездонной фляге. На войне лишь чудом он не потерял друга. После торжественного пира в честь начала года, многих удивив, Лонгботтом достал бутылку водки. Все хотели забыться, потому что так было проще. Гораздо проще. Драко постепенно снижал дозу анксиолитиков, заменяя их простыми седативными средствами. Мир постепенно обретал краски. Прекрасным казалось всё. Мимолётные улыбки, брошенные в коридоре, величественные доспехи, восторженные взгляды, голые ветки Дракучей ивы и плотно поджатые губы. Солнце и дождь, звёздное небо, алеющие закаты и краснеющие рассветы, стыдящиеся сами себя. Это означало то, что на войне всё не закончилось. Жизнь продолжалась. Драко мало спал и много рисовал. Он хотел изобразить мир таким, каким он ему виделся тогда, потерянному мальчишке, ломанному-переломанному собственной семьёй. Панси зло шипела просыпаясь с больной головой в провонявшей масляными красками и скипидаром комнате. Блейз тихо посмеивался, смотря на ночной Хогвартс, изображённый на холсте. Драко рисовал его с натуры, подсвечивая себе люмосом. Отвлёкся он лишь тогда, когда с первыми лучами восходящего солнца Поттер протянул ему сэндвич и термос с кофе. Гриффиндорец тепло улыбался, отчего что-то странно шевелилось в груди. Они сидели в пустой гостиной восьмого курса. Гарри читал Гессе, карандашом делая пометки на полях: на этом настояла Панси. Волосы его были привычно всклокочены, потёртые джинсы и свитер с растянутым воротом ужасно бесили Драко: его научили ненавидеть такую одежду ещё в раннем детстве. Они стали близки слишком быстро. Но наверно... Всё началось гораздо раньше... Где-то в конце шестого курса... Поттер отложил прочитанную книгу, что впихнула ему посмеивающаяся Панси. - Знаешь, кажется, мой мир перевернулся. Снова, - во взгляде его было столько искренности, что Драко нервно передёрнул плечами. Поттер открывался ему, доверял. Слизеринец улыбнулся краешками губ, что лишь недавно перестало даваться с трудом. - Драко, - несколько часов назад он начал называть его по имени, - а почему вы говорите «грязнокровки»? – гриффиндорец сделал небольшую паузу. - Просто почему-то кажется, что всю жизнь мне лгали. - Пожалуй, началось всё с того, как убили Розиту Гриффиндор, сестру Годрика и невесту Салазара. Слизерина предали его маглорождённые ученики, - Драко откинулся на спинку кресла, немного расслабляясь, - основатели их выследили и жестоко убили. С тех пор маглокровок недолюбливают. Многие из них ужасно религиозны, а церковь не всегда принимает магию как чудо или благословление. Знаешь, они нередко кончают с собой. А после была эпидемия бубонной чумы. Волшебники ей не болели Поттер, но маглокровки принесли эту болезнь к нам. Изменённую, такую, какой может заразиться волшебник. Маглы, как и маглокровки лучше восприимчивы к некоторым болезням и являются переносчиками, болезни мутируют, Поттер. Поэтому грязнокровки и чистокровки. А говорить толерантно "маглорождённый" просто лицемерно. Он отпил чудесный эрл грей из собственной кружки. В гостиной стоял чайник, каждый привёз в начале года свою кружку: развившаяся за годы войны паранойя мешала пить из чужой даже в Большом Зале. Поттер задумчиво смотрел на огонь, потрескивающий в камине. В Шотландии холодало. Драко щёлкнул резинкой, пытаясь убедиться в том, что это всё реально. Так было проще. Определённо проще. На следующий день Драко выловил Гарри в пустынном коридоре в подземельях, затащив в небольшую комнату с несколькими креслами и небольшим диванчиком, ей пользовались слизеринцы для дополнительных занятий. - Поттер, почему ты ведёшь себя так, словно ничего не было? Почему? - Драко зло шипел, вцепившись в ворот белой рубашки гриффиндорца с небольшим чернильным пятном. Из-за снижения дозы лекарств медленно возвращались приступы, бывшие гораздо слабее тех, что случались после Азкабана. - Драко, понимаешь, мне кажется, война далась мне легче, чем вам, - он грустно улыбнулся опуская глаза, гриффиндорец был непозволительно спокоен. - Меня не пытали круциатусами и не заставляли убивать. А ещё меня, словно готовили к ней... - Поттер шумно выдохнул, совсем расслабляясь. - Сейчас же я просто хочу небольшой непримечательный домик в два этажа, где-нибудь в Италии, на участке с собственным небольшим садом, где росли бы апельсины и персики. Я хочу забыть всё, Драко, забыть, как дурной сон, - он мечтательно шептал. От этих слов Драко становилось дурно, словно заныли старые шрамы. Это звучало ужасно неправильно, непозволительная блажь. Но так было проще. - Ох, Гарри, - слизеринец выпустил из рук измявшуюся ткань белой рубашки. У него не получилось бы забыть, он просто обнял Поттера. Так было нужно. Так было правильно. Панси расстаралась, устраивая праздник для Гермионы. Она ухватилась за возможность быть хоть немного полезной. Это помогало забыть. Драко её понимал. Они с Блейзом нередко утешали подругу после проводимых ею допросов, им было пережить это немного проще: Панси не брали на рейды. А после того, что… Драко не мог это даже вспоминать. На неловкие вопросы Поттера она лишь отвечала, - "... Паркинсоны славятся бульдожьей хваткой... Эту девушку я не упущу". Они с Блейзом ей ужасно гордились. Она приготовила два ящика хорошего эльфийского вина, Лонгботтом пообещал намешать что-то убойное по бабушкиному рецепту. Блейз с Роном обещали поколдовать над праздничным столом в классе кулинарии. Всем хотелось устроить настоящий праздник, неомрачённый войной. Настоящий праздник, а не те пьянки, плавно переходящие в поминки. В назначенный час Финниган был усыплён и заперт в одной из спален, а Гермиону медленно вели из библиотеки Рон и Гарри. Панси доделывала последние приготовления. Праздник должен был пройти идеально. Начиналось всё просто замечательно. Именинница пришла в восторг, как только вошла в помещение. Восьмикурсники тепло улыбались. Войны словно и не было. Суббота была наполнена той радостью, которой им давно не хватало. Панси преподнесла имениннице пухлый томик Сапфо в кожаном переплёте и небольшой букетик полевых цветов, Гарри, по совету Драко, приобрёл подарочное издание Илиады, Уизли подарил Одиссею. Невилл торжественно вручил Гермионе Энеиду, прошептав пожелания от них с Виктором. Драко с Блейзом решили сделать подарком несколько томов Платона в кожаном переплёте. Довольно быстро все набрались, сказывалось большое напряжение. Все много танцевали и мало говорили: легко было сорваться, перейдя на нежелательные темы. Восьмикурсникам позволялось многое. Свободное передвижение, алкоголь и некоторые выходки. Они ещё не были взрослыми, но давным-давно перестали быть детьми, вынужденные стремительно повзрослеть на войне, сражаясь, убивая и смотря на то, как гибнут люди. Кого-то пытали. А так… Так было проще. Прошло два часа. Никто не танцевал. Образовалось несколько небольших шепчущихся группок и парочек. Многие нервно оглядывались, периодически вздрагивая. Блейз с Уизли пропали некоторое время назад, незамеченными выскользнув из гостиной. Панси оттащила Грейнджер в угол, забрав практически весь торт, Драко удалось урвать большой кусок. Они заперлись с Поттером в слизеринской спальне вместе с бутылкой виски из личных запасов. Драко расфокусированным взглядом смотрел на Гарри, дрожащими руками разливая янтарную жидкость по стаканам. Вскоре они перелили остатки напитка в зачарованный чайник, выуженный из-под сдвинутых кроватей. Они руками ели огромный кусок торта, запивая его виски и шепча что-то бессвязное. Драко был расслаблен. Впервые за долгое время он не вздрагивал от каждого шороха, а рука не тянулась к палочке. Сознание не плыло. Он должен был запомнить всё это, чудесные мгновения просветления. Поттер шипел по змеиному, он находился в нескольких сантиметрах от его лица. – Ты любишь пирог с патокой? Они говорили до утра, с трудом уснув в районе пяти, когда медленно, нехотя восходило солнце. "Макнейр убил всех павлинов," – Драко влил в рот немного виски прямо из фарфорового чайничка, расписанного вручную. "Представляешь, Большого Дэ берут в спецназ," – Поттер говорил громко, с силой ударяя кулаком по пушистому прикроватному коврику. "Обожаю яблоки!" – Драко бурно жестикулировал, пальцем залезая в остатки торта. "Я больше люблю персики," – Поттер сделал неопределённый жест рукой. "На масляную краску нельзя накладывать чары," – голос слизеринца был тихим, он понуро опустил голову. "Мне нравится ходить на вязание, Миссис Уизли сказала, что я раньше всех смогу связать свитер!" – Поттер гордо вскинул голову, выпячивая грудь. "Ненавижу тарталетки!" – Драко скривился. "Я тоже!" – Гарри теребил край изумрудного пледа, расстеленного на кровати. "Не хочу больше бояться," – он возбуждённо шептал в пустоту. Вставал Драко с тяжёлой головой. Перед глазами ходили размытые круги, его слегка потряхивало. Лишь под утро он завалился поперёк кровати, Поттер уже какое-то время спал на полу. Гарри выглядел умиротворённым, его не мучали кошмары, слизеринец же засыпал с трудом даже при помощи зелья и вскоре просыпался, измученный снами. Пожалуй, хуже всего было то, что кошмары были лишь алыми воспоминаниями, тонущими в багровом мареве прошедшей войны. Драко поморщился от противного шевеления в груди. Тихо шипя, он нанёс густую тёмную мазь на саднящие шрамы, выпил антипохмельное, достал из шкафа отглаженную эльфами шёлковую рубашку, в которой постоянно мёрз: это помогало дольше находиться в себе, холод выводил из забытья; аккуратно надел, стараясь не задеть постоянно кровоточащие порезы на лопатках: тётя Белла ужасно разозлилась из-за побега Золотого Трио. На неё временами находило просветление. Тогда она неловко трепала его по макушке и принималась рассказывать что-нибудь из астрономии или истории магии, постоянно теряя нить разговора. Тётя Белла тяжело болела. Наверно, поэтому Драко никогда её не боялся. В гостиной, утопая в мягком кресле сидела Панси, читая что-то из Аполлодора; Блейз рассматривал гобелен с кроликами, пальцам поглаживая светлые хвостики. Они были увлечены своими занятиями так, как увлечён ждущий человек. Слизеринцы бросили их, стоило ему появиться. - Панс... Блей… - Драко, мы пойдём с тобой! - она вскочила на ноги, даже не оправив юбку. - Вы что с Грейнджер... - Драко, пойдём, - Блейз направился в сторону выхода. Спина его была напряжена, а руки немного подрагивали – побочный эффект зелья. В тот день Драко должен был прийти на приём к мадам Помфри: он пропил курс седативных. Необходим был осмотр и запись в историю болезни, распухшую после месяца, проведённого в изоляторе Мунго. Восьмикурсников поселили на третьем этаже по множеству причин, весомых и не очень. Это были ближайшие к Больничные крылу помещения, которые можно было использовать как жилые. Нередко требовалась помощь мадам Помфри или одного из врачей, поселившихся неподалёку. Было только двадцатое сентября, а Драко уже мог назвать несколько случаев, когда подобное расположение спасло кому-то жизнь. Лили Мун едва откачали. Оттуда имелся лишь один вход и выход. Работникам министерства легко было накладывать заклинания, большинство из которых были направлены на то, чтобы в экстренном случае запереть учеников до улучшения ситуации: до того момента, как они друг друга перебьют. Восьмикурсники были параноиками, поэтому добавили своих, превратив помещение в неприступную крепость. Туда нельзя было зайти даже по приглашению. Гостиные других факультетов находились достаточно далеко. У многих были нарушения психики, поэтому ... Восьмикурсники попросили обо всём этом. Так было проще. На обратном пути Драко стало нехорошо неподалёку от туалета Плаксы Миртл, оставшемся без приведения. Слизеринец был счастлив, когда узнал, что Миртл обрела покой, она сильно помогла ему когда-то. Стало тяжело дышать, лёгкие будто горели адским пламенем. Слизеринец глотал ртом воздух, пытаясь сделать вздох. Панси и Блейз помогли ему дойти до туалета и вцепиться руками в раковину с выступающим рельефом змеи около зеркала. Накатила ужасная слабость, практически перестали держать ноги, но он боялся пошевелиться, мёртвой хваткой вцепившись в раковину с облупившейся краской. Он горел как при лихорадке, обливаясь холодным потом. Шёлковая рубашка противно липла к спине. Его била мелкая дрожь. В глазах на миг потемнело. Драко зашёлся в ужасном сухом кашле. Со стороны казалось, что он драл глотку в надежде выхаркать лёгкие. Душа мгновенно ушла в пятки, а сердце замерло, когда Драко увидел ровные края перепачканного кровью лепестка алой хризантемы. Мир побледнел, посерел. Он со всей силы ударил по раковине и пальцами вцепился в волосы, медленно съезжая на пол. Блейз опустился напротив него, в упор смотря своим ужасным проницательным взглядом. Панси лишь обеспокоенно посмотрела на него, заглянула в раковину, подцепляя ногтем грязный лепесток. - Ох, Драко... – в её голосе было столько сострадания, что становилось тошно. Дедушка Абраксас рассказывал в детстве ему об этой болезни. Драко слушал словно то была интереснейшая сказка на ночь, пускай она была полна крови, да и рассказана обычно днём, после пятичасового чая, которому дедушка предпочитал тёплый виски, налитый на два пальца. "Ханахаки... Хм... Болезнь тупиц и упрямых идиотов, нежелающих признавать очевидного... Однажды её привезли вместе с чаем и шёлком из Китая, куда она пришла из Японии" - Поттер? - в голосе Панси было столько нежности и сострадания, сколько не было в целом пуффендуйце. Драко скривился. - Ну ты и влип конечно, - Драко вымученно улыбнулся одним уголком губ. - Блейз! – слизеринец закурил, выразительно посмотрев на неё. - Он не должен узнать, Панс, поклянись, - он возбуждённо шептал, массируя виски. Драко достал из внутреннего кармана пиджака новенькую пачку сигарет. Закурил от волшебной палочки. Нервно щёлкнул браслетом, оставив на коже алеющий след. Блейз ободряюще сжал его плечо. - Клянусь, - вокруг её руки обвилась тоненькая светящаяся голубенькая ленточка клятвы. Она практически шипела, садясь рядом на холодный каменный пол. - Малфоевская гордость, Блэковское упрямство. - Я лучше умру, чем... Так гораздо проще. Да, так будет проще. Драко вспомнил крёстного, которого отвергли. Тот был талантливым зельеваром, который изобрёл одно интереснейшее зелье. Оно останавливало болезнь, не давая человеку умереть, только вот полюбить снова никогда не получилось бы, а раз в месяц случались бы мучительные приступы. Поэтому Северус Снейп так хотел умереть. Драко лишь однажды застал его таким. Взмокший, обессиленный, он бесформенной грудой лежал на кровати, постоянно стискивая зубы от нестерпимой боли. Через силу приподнимался на локте, мучительно отхаркивая изящные лепестки угольно-чёрных лилий. Ещё была тётя Белла. Вскоре после школы она тяжело заболела, используя для избавления от ханахаки метод рода Блэк, запрещённый ещё в незапамятные времена. Он позволял вытравить болезнь, правда напрочь терялся якорь, удерживающий легендарное семейное безумие. Она практически справилась. Новый якорь подвёл. - Панс, я слишком похож на тётю Беллу, - он говорил неуверенным шёпотом. - Драко, мы всегда будем рядом, - в словах Блейза было столько решимости, что он поверил. Вернулись они в гостиную в смешанных чувствах. Их спины были напряжены, а руки била мелкая дрожь. Всё вернулось к началу. Поттер только проснулся. Он сидел на полу около кровати, задумчиво смотря на досыхающий пейзаж. Драко хотелось перевернуть всё верх дном, порезать холсты. Сжечь к чертям замок, и в то же время его охватило ледяное спокойствие, полное тягучего, словно патока, безразличия ко всему на свете. Драко хотел вести себя как обычно, поэтому, взяв этюдник, зимнюю мантию, большой холст, а также объёмную сумку со всякой необходимой дребеденью, на всех порах помчался к озеру, бросив на прощание громкое "вдохновение". Движения выходили дёрганными, улыбка натянутой, а голос предательски дрожал, срываясь на хрип. Он сидел на небольшой опушке Запретного леса. Сидел прямо на промёрзшей земле, пальцами загребая жухлую траву вместе с почвой. Драко сделал глубокий вдох и резко выдохнул, зажмурив глаза. Без зелий его бросало из стороны в сторону, также как и тогда, когда он только вышел из Азкабана. Его тело словно пронзали тысячи дребезжащих осколков, а после оно распадалось сахарной пылью, смешиваясь со звёздами в космическом киселе. Сознание плыло. Реальность воспринималась с помехами. В ушах слышались отчаянные крики. Всё тонуло в багровом океане воспоминаний. Где он? Кто он? С тихим хлопком появился домовой эльф поместья Малфоев, одетый в чистую наволочку с аккуратным гербом. Это помогло сосредоточиться на нужном воспоминании. Почти воспоминании. Тихий голос Долохова, хрипло говорящий на русском, - "желание... рассвет... добросердечный, возвращение на родину... Если тебе нужен герой, то стань им, Малыш Драко". Драко шумно втянул носом воздух. Эльф мял свои огромные уши, держа в руках небольшой конверт с сургучей печатью. Драко улыбнулся одними уголками губ, мама давно не писала, увлечённая общественной работой. Он практически выхватил его у домовика и дрожащими руками вскрыл конверт, едва не разорвав письмо пополам. "Драко, Как твоё самочувствие? Вчера был последний день приёма зелий. Тебе стало лучше? Может, заглянешь сегодня в Мэнор? Мы так давно не виделись. Я очень по тебе соскучилась. С любовью, Мама P.S. Прости, что давно не присылала писем: много мороки с этими выборами. Кингсли ратует за маглокровок, генерируя бессмысленные идеи, оскорбляющие саму суть нашего мира!" В его голове звонкий голос мамы произносил эти строки с большой нежностью, так, как она бы произнесла это на самом деле. Драко медленно поднялся, не отряхиваясь, и хрипло сказал, - в Мэнор. Они исчезли вместе с тихим хлопком. Мама сидела в малой гостиной на небольшом диванчике с шёлковой обивкой, куда едва могли поместиться два человека. Было светло. Она видела его всклокоченные белёсые волосы, измятую одежду, перепачканную в земле и траве, и хотела подняться, когда Драко упал перед ней на колени. - Прости, мама, - его голос был тихим и слабым, как в зале суда после двух месяцев в Азкабане. Он уронил лицо ей на колени, - я.. Мама, я предал тебя, предал отца… я.. ханахаки. - Драко, - мама гладила его по голове и смотрела так, что всё внутри сжималось, - всё будет хорошо. Такое... - она немного задумалась, - случается. Всё будет хорошо. Вернулся Драко лишь к обеду. Его спина была пряма, глаза сухи, а на лице застыла старая каменная маска, появившаяся вскоре после ареста. Он поставил этюдник на той самой полянке, с которой его с вещами забрал домовой эльф. Лес бережно хранил отголоски этой ужасной войны. Несколько деревьев были повалены, на коре виднелись шрамы заклинаний. Земля была в проплешинах – это пеплом обратилась трава. Драко присел, чтобы достать из безразмерной сумки тёплые шарф, шапку и перчатки, когда заметил странный блеск в пожухлой траве неподалёку. Палочка мгновенно легла в руку. Он медленно приблизился, ступая неслышно – давняя привычка. Это был маленький обсидиановый камешек правильной формы. Драко узнал его по иллюстрациям в потрёпанной книге из семейной библиотеки. Воскрешающий камень! Драко тихо выругался по-французски, схватил его рукой с натянутым на ней рукавом и сунул во внутренний карман сумки, а затем вернулся к живописи. Работа шла легко. Кисть буквально парила по холсту. Мазки выходили смелые, живые, образовывая осенний лесной пейзаж. Свинцовые тучи, возвышающиеся над громадой леса, потрёпанные вспышками заклинаний стволы вековых деревьев, проплешины на земле и затаившееся зверьё. Послышался хруст листвы под тяжестью грубых ботинок. Он аккуратно положил кисть, палочка машинально скользнула в руку. - Драко, это ты? А я тебя давно ищу! - на плече Поттера висела грузная сумка, из которой торчала крышка старенького термоса. Драко выдохнул, спрятал палочку и вновь взялся за кисть, стараясь выглядеть как можно более непринуждённо, - Прости, вдохновение, - он махнул рукой с зажатой в ней мелкой кистью, перемазанной серой краской. Поттер кивнул самому себе, - будешь пирог? Когда я пришёл на кухню, мне всучили целых два с патокой! - он начал шарить в своей нелепой брезентовой сумке. Драко внимательно следил за каждым его движением и видел, что спина Поттера была напряжена, а руки слегка подрагивали. Он тонкими пальцами положил кисть на грязную палитру и подошёл к гриффиндорцу, ступая так, чтобы каждый шаг обозначался негромким хрустом – восьмекурсники старались обозначать свои шаги звуками: враг не стал бы медленно подходить, громко топая. - Гарри, что случилось? - его сознание сделалось в тот миг кристально чистым, а боль в груди отступила на второй план. Поттер дёрнулся как от удара. Маска вмиг слетела с его лица. Он был потерян, раздавлен, вынужденный молчать слишком долго. Драко его понимал, гораздо проще было делать вид, что всё хорошо. - Я... Я убийца, Драко, - он обессиленно рухнул на землю, сгорбился, подтянул к груди колени и зарылся пальцами в волосы. Поттер смотрел на него глазами побитой собаки. Слизеринец опустился рядом и нерешительно дотронулся до плеча друга, неловко приобнял, позволяя силой стиснуть изумрудный шарф с серебристыми полосками. - Гарри, мы были на войне, - он говорил шёпотом, как делала мама во время его ранних приступов. - Трудно не замарать руки, - он горько усмехнулся, взял его лицо в свои ладони. - Ты - герой, Гарри, - его глаза покраснели, но щёки были сухими: Поттер не проронил ни слезинки. Драко даже мог бы подумать, что они в чём-то похожи, но нет. Гриффиндорец хотел мира, а он был готов продолжить воевать. - А ты, Драко, ты…- в его голосе было столько неясной надежды. - Не важно, - он резко оборвал гриффиндорца на полуслове, прикрыв глаза, чтобы не проговориться случайно, - это не важно. Они просидели на пожухлой осенней траве совсем немного, - Поттер, вставай, пока зад не отморозил, - Драко вскочил на ноги, начиная собираться. Он не хотел здесь оставаться ни секундой дольше. Закашлялся, не обращая внимания на резкую боль горящих лёгких. Достал платок с монограммой, вышитой золотистыми шёлковыми нитками. Сознание вновь начало плыть, когда он увидел окровавленные лепестки незабудки, красной гвоздики и алой хризантемы. Перед глазами начали появляться багровые картины из его военного прошлого. Он щёлкнул резинкой. Резко выдохнул. Достал из безразмерной сумки флягу. Сделал глоток. Нашарил в кармане мантии полупустую пачку сигарет. Закурил. Так было проще. Драко не мог позволить показать при Поттере слабость. Ему нужен был герой, поэтому он дал себе обещание сам стать им. Они сидели в спальне слизеринцев. Поттер прислонился спиной к сдвинутым кроватям, накрытым тёплым цветастым пледом, притащенным Блейзом несколько дней назад, Драко был рядом. Они соприкасались плечами и бёдрами, на что совсем не обращали внимание. Так было спокойней, исчезало ощущение томящего одиночества, тугим клубком свёрнутого где-то в районе солнечного сплетения, образуя бездонную дыру. Слизеринец отщипнул небольшой кусок от пирога с патокой, лежащего на чистой акварельной палитре. Драко любил сладкое, по утрам он пил чудовищно приторный кофе, заедая его булочками, щедро сдобренных корицей. Так он хотя бы на мгновенье мог забыть о сырой камере Азкабана, где он, продрогший от северных ветров, пытался спастись от навязчивого внимания дементоров. - Первый раз я убил в одиннадцать, - Поттер говорил медленно, тихо, боясь, что его услышит собственная тень. Драко было знакомо такое состояние. - Профессор Квирелл. Это случилось где-то здесь, - он дёргано обвёл рукой комнату. - Второй раз был, когда мы были в бегах. Мне едва исполнилось семнадцать, - гриффиндорец всхлипнул, делая глоток из фляжки, полной крепкого огневиски. - Третий раз был в Битве за Хогвартс, пожиратель хотел кинуть проклятье в Гермиону, и я… - он замолчал ненадолго, подслеповато щурясь в поисках очков. - Последним был Том Риддл. – Поттер опустил голову, пальцами зарываясь в пушистый ковёр, появившийся в тот день по прихоти Панси. - Гарри, была война, они хотели навредить тебе и твоим друзьям. Не вини себя, - он отломил кусочек пирога, плавным движением отправляя его в рот, - на войне такое случается. - Драко, но это были люди. Живые люди! – он кричал шёпотом, стыдясь того, о чём они говорили. - Поттер, это были твои враги! – Драко усвоил эту простую истину лишь в Отделе Тайн, где проходил своеобразное собеседование, подразумевающее ряд испытаний. Впервые же он услышал это от Долохова. Они вновь замолчали, закурили. Бледный сигаретный дым заполнил комнату. Вечерело. В комнате, освещённой последними лучами заходящего солнца, царил полумрак. Драко нравилось шататься по темноте, оставаясь незамеченным. Не было мерзкого палящего солнца, подсвечивающего и без того бледную кожу. В темноте было слышно гораздо лучше. - Ты замечательный друг! - Гарри улыбался, а у Драко в груди разрастались цветы, царапая, уродуя лёгкие и заставляя делать частые короткие вдохи. Следующим днём Панси затащила его в кабинет книжного клуба, где удобно устроился на небольшом потрёпанном диванчике Блейз, лениво листающий Геродота. - Как долго? - её глаза горели недобрым огнём, причёска была далека от идеальной, а манжеты чёрной хлопковой рубашки были измяты. - Что? - он был рассеян, потому как постоянно отвлекался на давящую боль в груди, заставляющую постоянно пересиливать себя, стараясь держать лицо. - Как давно тебе нравится Поттер? Если дошло до ханахаки, то... - она на миг задумалась, лицо её сделалось ужасно сосредоточенным, отчётливо выделилась складка между бровей. Он безразлично пожал плечами, теребя тугую резинку на запястье. - Серьёзно, Драко? Да ты пикапишь его с первого курса! – Блейз отложил книгу. Слизеринец говорил, постепенно повышая голос и бурно жестикулируя. Он замер. Громко выругался. - Панс, я даже не буду пробовать признаваться. Драко сел на подоконник. Достал сигарету. Закурил. Так было проще. Курить, фокусируясь на выходящих изо рта облачках дыма. Дробить всю свою жизнь на простые действия: отдаваемые самому себе команды. Молчать. Так было проще. Он не хотел вновь собирать всё по кусочкам, фокусируясь на более или менее счастливых воспоминаниях, ведомый несколькими родными голосами, что объединялись, сливались в его голове в один. Его собственный голос, озвучивающий мысли у него в голове. - Он признался мне в том, что убил четверых, - его голос был хриплым. - А ты? – друзья смотрели на него обеспокоенно. От этого становилось тошно. Он чувствовал, что предал их. - А я промолчал, - он затушил сигарету о собственную руку и выкинул окурок в окно. Две недели для Драко прошли словно в тумане. Он слышал всё будто через вату, перед глазами вставала кровавая пелена. Слизеринец боялся того, что вновь появятся вспышки гнева, преследовавшие его после войны. Драко загрузил Поттера книгами, которые ему необходимо было прочитать, чтобы иногда побыть в одиночестве. Слизеринец не избегал его. Они обсуждали каждую прочитанную Гарри книгу, изредка перекидывались фразами в тренажёрном зале, оборудованном в школе для учеников, что не играли в квиддич. Поттер приходил туда раз в неделю, Драко же пропадал там ежедневно, тратя по нескольку часов на упражнения с боксёрской грушей. Он сбивал в кровь костяшки, обессиленно колотя стену. Ноющая боль отрезвляла, поэтому Драко не залечивал раны магией, просто закрывая их тонким стерильным бинтом. Он медленно бледнел, из-за чего усердней приходилось скрывать шрамы, оставленные ему войной, что покрывали большую часть тела. Меньше всего Драко хотел что-то рассказывать Поттеру. Слизеринец исподтишка наблюдал за тем, как тот читал. Взгляд Поттера был сосредоточен на узких строчках древнегреческих поэм, тёмные брови были нахмурены; губы сжаты в узкую полоску, он постоянно их облизывал. Подрагивающими пальцами гриффиндорец теребил кончик страницы, которую вскоре должен был перевернуть. Следя за ним слизеринец, словно мантру, повторял у себя в голове. - "Чёрт. Чёрт. Чёрт. Гнев, богиня, воспой Ахилла, Пелеева сына." Цветы в груди неприятно шевелились, а лепестки всё чаще стали появляться на окровавленном платке с вышитой вручную золотистыми нитками монограммой. Драко лишь обессиленно прикрывал глаза, сворачивая его на несколько раз. Тётя Белла хранила все лепестки в красивой фарфоровой шкатулке с аквамариновым изображением пастуха и пастушки, выведенным тонкой кистью. Драко же их сжигал по одному, держа над небольшим огоньком заклинания. Однажды Гарри тихим шёпотом произнёс во время обсуждения Илиады, - "Драко, а хоть один герой был счастлив?" Он, улыбнулся одними лишь уголками губ и также тихо произнёс, -"ты будешь первым." Цветы раздирали лёгкие, а Драко был почти счастлив. Незадолго до Хэллоуина ему захотелось написать портрет. Вдохновением послужили изящные дамы Гейнзборо с голубоватыми волосами и чистыми улыбками. Он вычистил заброшенный класс на пятом этаже, развесил драпировки, зашторил окна и притащил потрёпанное кожаное кресло, накинув на него несколько обрезов пыльного бархата и перепачканного узорчатого шёлка, расставил позолоченные подсвечники с рыдающими воском свечами. Поттер согласился на удивление быстро, слизеринец не успел договорить, как тот уже бежал к ближайшей лестнице. Он развалился на кресле, наблюдая за тем, как Драко ставил холст восемьдесят на сто на запачканный серым мольберт. Слизеринец всучил ему бокал, наполовину заполненный рубиновым вином, собираясь писать юного Вакха. Драко с жадностью художника вглядывался в его правильные черты лица. Прямой нос, не очень пухлые губы, мужественный подбородок, острые скулы. Миндалевидные глаза цвета авады были полны усталости. Тонкими полосами белел шрам на лбу. Его тёмные волосы были ужасно всклокочены, что придавало его образу особенную живописность. На светлой коже отчётливо выделялись тени под глазами. Поттер ужасно устал, хоть и умело скрывал это. Драко считал, что тот заслуживал лучшего. Его душа была чистой, светлой, словно облако патронуса. Таким невозможно было вырасти, лишь для работы выходя из чулана под лестницей, но Поттер смог. Кисть порхала по холсту. Причудливые мазки и линии образовывали прекрасный портрет молодого человека, в свои годы уже уставшего от бесконечной войны, в которую превратилась его жизнь. Писал Драко быстро, страстно. Смешивал яркие цвета на палитре и широким движением переносил их на холст. Лицо его раскраснелось от творческого возбуждения и жара, исходящего от горящей свечи, подсвечивающей холст. Он закусил губу, отходя от работы, чтобы посмотреть на неё издалека. На Хэллоуин Драко ужасно напился, вылакав практически целую бутылку огневиски. Сказывалось месячное напряжение. Он сидел на полу, спиной прислонившись в кровати, и внимательно разглядывал досыхающий холст, на котором был изображён Поттер. Драко медленно поднялся на ноги и побрёл к выходу из гостиной. Его спина была неестественно прямой, сухие глаза покраснели, а руки мелко подрагивали. Поттер полулежал на диване, задумчиво уставившись в Историю Геродота, одолженную у Блейза. Драко смотрел на него со смесью умиления и затаённой горечи. Он решился. Решился выговориться. Гриффиндорец поднял взгляд от книги. - Драко, - Поттер тепло улыбнулся, отчего сердце слизеринца сжалось, а ком подступил к горлу. - Пойдём, - он нещадно хрипел, стараясь держать лицо. Они стояли, облокотившись на перила на продуваемой всеми ветрами Астрономической башне. Драко задумчиво вглядывался в темнеющее пятно Запретного леса, он не хотел смотреть Поттеру в глаза, не хотел видеть постепенно появляющееся разочарование. Гарри был обеспокоен. Вскоре Драко заговорил. - На войне мне приходилось убивать, - голос его не слушался, а перед глазами застыла кровавая пелена воспоминаний. Он щёлкнул резинкой. - Я... - он на миг затих, - участвовал в рейдах, - Драко сглотнул подступивший к горлу ком. Шумно выдохнул. Глаза увлажнились, а веки покраснели. - Мне приходилось пытать, - он перегнулся через перила, подставляя щёки под острые порывы ветра. – Наверно, для всех я навсегда останусь тем мальчиком, которого обнял Волдеморт, - Драко был обречён, собственноручно подписав себе смертный приговор. Слизеринец слышал лишь тяжёлые шаги, удаляющегося Поттера. Иногда Драко ужасно ненавидел сам себя, вспоминая то, что совершил во время войны. Невозможно было этого не делать, помня выполненный с холодной решимостью приказ сжечь детский дом, полный маленьких маглов. Он сполз на ледяной каменный пол и тонкими пальцами вцепился в белёсые волосы. Боль в груди усилилась, став практически невыносимой. Она напоминала круциатусы, пущенные потерянной тётей Беллой и заплутавшим дядей Томом из дедушкиных рассказов. Лёгкие горели адским пламенем. Он встал на колени, чтобы откашляться. Ему хотелось сдохнуть. Драко драл горло, отхаркивая окровавленные лепестки алой гвоздики, красной хризантемы и незабудки. С видом крови приходили пугающие воспоминания. Слизеринец считал, что заслужил всё это. Под конец на несколько секунд горло сдавило спазмом. Драко беспомощно хватал ртом воздух. Вскоре ему стало лучше. Он смог отдышаться. Слизеринец медленно поднялся и на негнущихся ногах побрёл обратно в спальню, где его ждали обеспокоенные друзья. Он решил бороться до конца. Ему было ради кого жить. Месяц они не разговаривали. Драко заметно побледнел, став напоминать одного из призраков замка, он не мог ни пить ни курить: это отдавалось сильной болью в горле и лёгких. Приступы учащались, что не способствовало его душевному спокойствию. Вспышки гнева глушила вековая усталость, давящая его к земле. Хватало сил лишь на то, чтобы тихо произнести, - «кто, чёрт возьми, теперь Драко?» Он часами смотрел на портрет Поттера, борясь со всеми своими недугами разом. Драко всматривался в усталые глаза, опущенные плечи и всклокоченные тёмные волосы. "Выживу - набью хризантему на груди," - с грустной улыбкой говорил он, обращаясь к Блейзу. Его мучала бессонница. Спал по несколько часов в день, а то и не спал вовсе. При ханахаки нельзя было принимать ни анксиолитики, ни седативные. По ночам он мог лишь пустыми глазами пялиться на портрет Поттера. В первых числах декабря Гарри подошёл к нему в библиотеке, где он появлялся довольно редко. К тому моменту Шотландию давно покрыл внушительный слой снега, воодушевивший первокурсников, постаравшихся забыть войну побыстрее. Гриффиндорец тепло улыбнулся ему, как улыбался месяцем ранее, до того как узнал его настоящего. - Как собираешься встречать Рождество? - Драко тяжело закашлял, пряча окровавленные лепестки в белоснежный платок. Он говорил так, словно ничего и не было, не было его исповеди на Астрономической башне. - В Мэноре будет приём в честь нового министра, - он выглядел утомлённым, хотя первые уроки ещё не начались. - Всё в порядке? - в его голосе проскальзывали нотки беспокойства, от которых становилось тошно. - Хроническое, - Драко театрально развёл руками, принимая правила чужой игры, - из Азкабана невозможно выйти без целого букета болячек. Поттер грустно улыбнулся и, собираясь уходить, ободряюще положил руку ему на плечо. Слизеринец был слишком уставшим, чтобы заметить это. Драко растянулся поперёк сдвинутых кроватей, откинувшись на пуховую подушку с белоснежной наволочкой; Панси сидела, свесив ноги, на каменном подоконнике и нервно курила. Блейз по семейным обстоятельствам был вынужден уехать на несколько дней. Смеркалось. - Тебе необходимо признаться, - она стряхнула пепел в подставку для чайных пакетиков, не ясно зачем, притащенной Грейнджер. Они пили лишь листовой, заваривая его по всем правилам. Панси добавляла чай в молоко, Поттер молоко в чай, а Драко с Блейзом пили его просто так. - Хочу напомнить тебе, мы говорим о Поттере, - он сел, заклинанием призывая чашку эрл грея. - Тогда мне придётся прочистить вам обоим мозги! - в её голосе звучали низкие ноты раздражения. - Гнев, богиня, Драко, ты можешь умереть! – после смерти матери она стала трепетно относиться к подобному, рьяно оберегая тех, кто был ей дорог. Он вспомнил лежащий в сумке камень и горько усмехнулся. - Панс, я выживу. Просто… - он ненадолго замолчал, - дай мне неделю. Драко вышел в практически пустую гостиную, настолько нейтральную, насколько это вообще было возможно. В углу дремал потрёпанный Финниган, от которого за версту несло перегаром, а Поттер развалился в кресле, увлечённый вязанием акрилового свитера тёмного цвета. Он пересчитал петли и поднял взгляд на слизеринца. У Драко душа ушла в пятки от этого взгляда. - Поттер, почему? - он ужасно хрипел в последнее время. Видимо, недолго осталось. - Драко, мы же друзья! – Поттер так отчаянно цеплялся за эту дружбу, сильнее убеждая слизеринца в его решении. Он чувствовал, как стебли цветов медленно оплетают сердце. Драко печально посмотрел на гриффиндорца. Так было проще, гораздо проще. Утром ему стало трудно дышать, для этого приходилось делать большое усилие, кололо левую сторону груди, там, где должно было находиться сердце. Панси шипела себе под нос. - "Малфоевская гордость, Блэковское упрямство", - леветируя его в Больничное крыло, куда он давно не заглядывал. Мадам Помфри лишь сочувственно покачала головой, накладывая диагностирующие заклинания, на его умирающее тело. - Всё настолько безнадёжно? - Панси кивнула, опустив глаза. Они много раз говорили об этом. - Поттер? - слизеринка шумно выдохнула. Эта семья имела свои особенности: Поттер всегда должен был признаваться первым, что-то связанное с осознанием своих чувств, Драко не пытался вникать. - А лечение? - Слишком высок риск превратиться в берсерка, - Панси поджала губы. Это они также обсуждали. Драко был безнадёжен. Он чувствовал невыносимую боль, сил кричать попросту не было. Из адского жара его бросало в небесный холод. Перед глазами стояла кровавая пелена, Драко видел перед собой лица тех, кого погубил. - К сожалению, я могу лишь продлить агонию, - она начала колдовать, вручая ему голубоватое зелье. Он их не слушал. Невидимая рука с геракловой силой сдавила горло, не давая сделать вдох. Драко стремительно бледнел. Но рука ослабила хватку, давая ему ещё немного времени. Он считал, что заслужил это. Поэтому и принял свои муки с христианским смирением. Панси поджала губы. - Ты не умрёшь, Малфой! Я не позволю! - Драко апатично смотрел в потолок. - Экспекто Патронум, - произнесла она шёпотом, из её палочки вылетел упитанный бульдог. - Поттер, Драко в Больничном Крыле! Он прибежал через несколько минут. Взмыленный, всклокоченный, Поттер опустился на колени около его койки, взял Драко за бледную свисающую с кровати руку. Слизеринец не хотел его видеть. Перед собственной смертью он не хотел мутным взглядом смотреть на лицо возлюбленного, оплакивающего их недолгую дружбу. Поттер тихо прошептал, - Знаешь, я кажется в тебя влюбился, - он печально улыбнулся, зарываясь пальцами в свои и без того всклокоченные волосы. Драко понял всё лишь спустя несколько секунд, когда невидимая рука пропала, как и невыносимая боль горящих лёгких и умирающего сердца. Он сделал глубокий вдох. Впервые за долгое время. - Я в порядке, идиот! – слизеринец почувствовал в себе достаточно сил, чтобы сказать это, голос его был бодрым, словно и не было изматывающей болезни, - плановая госпитализация. Поттер посмотрел на него в непонимании, - но Паркинсон… Драко приподнялся, опираясь на локоть, притянул гриффиндорца к себе за ворот неглаженной рубашки с въевшимся чернильным пятном. И поцеловал, трепетно и нежно. Губы Драко были растрескавшимися и шершавыми, а Гарри ужасно обветренными, из-за чего ощущения от немного неловких прикосновений были особенно яркими, где-то на грани боли и наслаждения. Была в этом особая магия. Наверно, промолчав, Драко выбрал самый быстрый путь. Потому что… Так было проще.