Искрящаяся червоточина

Его горячая рука касается сначала кончиками пальцев, а затем и обжигающей ладонью мои губы. Она их сминает, прижимает, перекрывает доступ кислороду. Надгортанник нервно возбуждается, дрожит и с волнением отлепляется от языка, направляя струю воздуха из трахеи в носоглотку. Исполнив предсмертное сухое глотание, язык судорожно примыкает к мягкому небу. Я не закричу , я лишь в тщетной рефлекторной попытке снова попытаюсь вздохнуть, но из-за плотно прилегающей ладони получаю лишь вакуум. Рука обжигает до ощущения ожога на слизистой. Крылья носа подрагивают в изумлении от принятия неожиданной работы. Ты давишь на мою челюсть, заставляя немного опрокинуть голову. Твоя ладонь немного влажная и, не ощущая, но воображая, я чувствую солоноватый привкус на языке. Это откровение, это круче, чем поцелуй. Это еще более интимней, чем секс. Ты не ослабляешь давление на мои рот и щеки, ты будто бы молишь о том, чтобы я забрался в твое трепещущее чрево. Но ты никогда об этом не попросишь. Я закатываю глаза в немом удовольствии, когда изумление сменяется ненасытностью чужого прикосновения. Ты уже не давишь, я уже сам льну к каждому миллиметру твоей полыхающей горячей кожи. В моем естестве колючими искрами распространяется еще более обжигающее желание, отдающее иглами во все оболочки тела. В меня впиваются десятки ос изнутри, распространяясь снизу и по позвоночнику, доходя до пьянящего затылка с не менее ошеломленным мозжечком, разрастаясь по вискам и скулам. Содрогаясь нутром и корчась в невозможности впитать большее, на что способны мои телесные ощущения, я ярко представляю, как смог бы впиться в сладостную ладонь

зубами.

Высосать все твои кипящие жидкости, освободить тебя и себя от перманентных земных страданий. Но я не могу навредить тому, что приводит меня в экстаз. Больное, мучительное наслаждение в самом его исключительном начале. Ты вспоминаешь обо мне и сжимаешь мою челюсть сильней. От твоих длинных грубых пальцев наверняка останутся белые обескровленные полосы на коже. И я бы хотел навсегда их физически запомнить, как твое телесное присутствие рядом и мои ощущения в глубине трепещущего чрева. Мое метафизическое видение поднимается выше, к твоему невидимому телу, к твоему не менее или даже более горячему сердцу в его температурном величестве. Оно совместно с нейронными импульсными сокращениями посылает магнитные радиоволны, стараясь накачать меня телепационно. Ты проникаешь извитыми поперечными волнами в любые доступные отверстия моего распаренного тела: ты просачиваешься в каждую пору и впитывается в кровь, поражая оксигемоглобин своей изворотливостью. Я наполнен до краев одним твоим присутствием и жаром тела, находящегося на расстоянии ладони от меня. Я пытаюсь открыть глаза и заглянуть в твою искрящуюся червоточину. Но пустая пелена перед взглядом и твоя горящая аура не дают мне этого сделать. Я вижу лишь некое подобие туманной массы с эфемерным подобием величия. Я впитываю твои последние соки и людские жидкости, закатываю глаза и отдаю все свои сотни мышц тебе и твоему ненасытному эго. Я твой, забери меня, впитай меня в свой костно-мышечный скелет, поглоти мои остатки нервного возбуждения. Я сжимаюсь толчками до одинокого атома, еще пара десятков пикометров, и я перейду возможный гравитационный радиус, с тихим шорохом переходя в стадию ультразвуковой черной дыры. Твоя ладонь соскальзывает с моих губ, нарочно задевая мягкую кожу шершавыми подушечками. Средний палец прошелся аккурат по влажному краю ложбинки, навсегда сохранив и вобрав в себя последнюю животную влагу. Я остался один, опустошенный, мертвый, счастливый.