С первого взгляда. Сборник

      Корф откинулся на сиденье. Опять пробка. Сегодня очень долго...       Он не любил понедельники. Каждое утро он стоял в пробках, такое впечатление, что все люди так любят свою работу, что мчатся туда каждое утро, создавая эти самые пробки. А он не любил понедельники. И не потому, что в понедельники на него обрушивалась лавина звонков, телеграмм, факсов, нерешённых за выходные проблем и вопросов, на которые иногда у него не было ответов, а ещё потому, что в понедельник с утра ему надо было присутствовать на утренней врачебной конференции. А там он постоянно натыкался взглядом на Платонову.       Её он невзлюбил с первого дня. Он, молодой и перспективный хирург, был назначен главврачом этой больницы вопреки своему желанию. Но отец попросил принять его детище, не понимая, что фамилия Корф на этот раз сыграет с его сыном злую шутку. Его не приняли как хирурга, его приняли как сына Корфа. Правда, если уж быть совсем честным - сам виноват. Зачем он тогда ляпнул, что пациент Забалуев, который оказался замом директора департамента, для их больницы особый больной? На что эта Платонова, оторвавшись от телефона, где наверняка рылась в интернете, едко заметила:       - А селезёнка у него такая же, как у всех, - а хирурги неотложной хирургии, плотным кольцом сидящие вокруг неё, обидно заржали. После этого он и невзлюбил её. К ней нельзя было придраться, она работала, как машина, её пациенты выкарабкивались быстрее, чем у других. Он часто слышал её смех из палат, где она успевала поговорить и успокоить каждого, а иногда и накричать. Но потом так успокоить, что он слушал эти перепалки и только качал головой. Она любила своих больных, а его она не любила, кривила свои пухлые губки при встрече с ним, кивала головой и не произносила ни слова, только слушала, чуть прикрыв свои синие глазищи.       А потом случился тот новогодний корпоратив и он потерялся. И в этой жизни, и во всех последующих. Потому что она пела. Долго отказывалась, смеялась и отмахивалась своими ладошками, но потом глубоко вдохнула и вышла к роялю. Она недолго поговорила с музыкантами, пошепталась с пианистом и через несколько секунд по залу полилась светлая, немного грустная мелодия. Она пела про поцелуй - это он помнил точно, больше он не помнил ничего, кроме того, что она пела про этот поцелуй, который Корф вдруг почувствовал на своих губах. Все вокруг замерли и смотрели на поющую сирену. А он пропал! Эта фея, что плавно поводила головой в такт музыке, так была не похожа на ту строгую, немного ехидную Платонову, что Корф растерялся. Он смотрел на неё и не мог оторвать взгляд. Он влюбился в её песню. И в неё... И невзлюбил ещё больше.       Сзади раздался нарастающий рокот. Опять он! Этот мотоциклист издевался над всеми, кто стоял в пробке, а над Корфом больше всех! На своей мощной, но юркой машине, он ловко лавировал между стоящими автомобилями, вырываясь на простор шоссе, и вскоре раздавался гул свободно летящего байка. Этот парень всегда был одет в чёрную кожаную куртку и брюки, тяжёлые ботинки на толстой подошве, как протектор его металлического монстра, голову защищал наглухо закрытый шлем с замысловатым рисунком граффити. Он медленно проезжал между машинами, иногда поднимая руку в перчатке в знак приветствия. На машину Корфа он никогда не обращал никакого внимания и вдруг несколько недель назад, проезжая мимо, протянул к его машине руку и медленно опустил большой палец вниз. И так проехал ещё несколько метров, потом оглянулся и Корф почувствовал, как он смеётся над ним за затёмненным, зеркально отсвечивающим защитным стеклом шлема. Они встречались очень часто и каждая их встреча заканчивалась именно так - этот незнакомец медленно проезжал мимо, чуть наклоняя голову и заглядывая в салон корфовской машины, потом вытягивал руку и опускал палец вниз. Корфу хотелось выскочить из машины, схватить этого молокососа за шиворот и вытряхнуть душу из этого хрупкого мальчишеского тела. Но догнать мощный байк он не мог, поэтому заслышав глухой рокот приближающейся машины, старался закрыть глаза, чтобы не видеть эту руку в перчатке с опущенным вниз пальцем.       Он скорее почувствовал, что незнакомец поравнялся с его машиной. Сейчас начнётся! Корф устало повернул голову в сторону подъезжающего мотоцикла и посмотрел на своего мучителя. Но тот быстро протиснулся между стоящими автомобилями, отчаянно сигналя, неотрывно смотря вперед, немного приподнявшись над сидением. Корф нахмурился и открыл дверь. Аккуратно, чтобы не задеть рядом стоящий «Мерс», вышел из машины и увидел, что машины впереди стоят не ровными рядами, а как-то веером, он подпрыгнул и понял, что там впереди авария. Резко наклонился, вытащил ключи, схватил свой чемоданчик-аптечку, хлопнул дверью и нажал кнопку сигнализации, бегом направляясь туда, где нуждались в его помощи.       Первое, что он увидел, это лежащий на боку дорогой мотоцикл, на который была небрежно брошена чёрная кожаная куртка, и шлем со знакомым рисунком. Возле перевёрнутой машины лежал молоденький парень с неестественно вывернутой ногой, над которым склонилась белокурая девушка в белоснежной рубашке и тёмных брючках. Она так быстро и профессионально накладывала жгут на его бедро, что он решил ей не мешать. Он упал на колени перед стонущим мужчиной, быстро провёл руками по его телу, надавливая и прислушиваясь к его реакции. Он слегка коснулся его груди и услышал сдавленный стон - перелом грудины, видимо удар об руль. Тут ничего не сделаешь, только уложить удобнее.       - Ко мне, помогите! - раздался звонкий девичий крик. Корф мгновенно развернулся и увидел, как хрупкая девочка, что минуту назад накладывала жгут на поломанное бедро, пыталась вытащить из покореженной машины ребёнка. Он рванулся вперёд, подбежал и, помогая ей вытащить мальчишку из машины, мельком глянул ей в лицо. Что-то знакомое... Платонова? Она удерживала мальчишку за плечи и тянула на себя, упираясь ногами в асфальт.       - Дай я, - спокойно сказал Корф и перехватил у неё ребёнка. Она кивнула и чуть отодвинулась в сторону. Он мягко вытащил мальчишку из машины и медленно опустил его на землю. Она склонилась над ним и тихо выдохнула:       - Не дышит, - рванула детскую рубашечку и приложила палец к тоненькой детской шейке. - Сердца нет!       Она ещё не успела сложить ладошки вместе, как Корф тихо прошептал:       - Аня, дыши, я сам, - он положил свои ладони, сложенные лотосом, на грудь ребёнка и сделал первое движение, насильно разгоняя кровь по этому маленькому худенькому телу.       Она кивнула, забросила голову мальчишки назад, вдохнула и склонилась к лицу ребёнка. Они делали все автоматически, будто работали вместе не один год. Он останавливался, давая ей сделать принудительный вдох, затем резко надавливал на грудь малыша, приговаривая себе под нос - «давай, давай, пацан, дыши, очнись, дыши, ну, дыши». Он услышал далёкий вой сирен и вдруг лежащий мальчишка кашлянул и громко застонал. Аня выпрямилась, схватила голову ребёнка ладонями и провела большими пальцами по бледным щекам. Потом подняла глаза на Корфа и благодарно улыбнулась.       Рядом заскрипели тормоза и из первой машины скорой помощи выскочил молодой парень в хирургической пижаме. Анна подняла на него глаза и выдохнула:       - Анна Платонова, БСМП*, жгут на бедро семь минут назад.       Парень кивнул и также тихо ответил:       - Сергей Писарев, - после чего вопросительно глянул на Корфа.       - Владимир Корф, БСМП*, - ответил Владимир и кивнул назад, - перелом грудины, перелом бедра, мальчишку вернули, его желательно в реанимацию.       Писарев согласно кивнул и махнул рукой своим коллегам, что уже вытаскивали из машин носилки, одеяла и чемоданчики с приборами и лекарствами. Анна встала, устало прикрыла глаза и провела грязной ладошкой по лбу.       - Ты чего? Устала? - Корф стоял близко-близко, удерживая её за плечи и с улыбкой глядя ей в глаза.       Она отрицательно мотнула головой и вдруг уткнулась лбом ему в грудь.       - Я испугалась.       - Чего, глупая?       - Что мальчишка умрёт. - Она подняла на него свои невозможные глаза и тихо прошептала: - Спасибо тебе... Вам, Владимир Иванович, - и сжалась в его руках, пытаясь высвободиться из его объятия. Корф хмыкнул и крепко прижал её к себе.       - Глупенькая ты моя, глупенькая. Ну как он мог умереть, если его спасала ты, а? Такая сильная, смелая, правда, дурочка дурочкой.       Она распахнула свои глазищи, открыла рот да так и замерла, с негодованием глядя ему в лицо. Он положил свою ладонь ей на губы и склонился к её уху:       - Если ты ещё раз покажешь мне свой знаменитый жест, я тебя выпорю.       Анна закусила губу и уже виновато посмотрела на него. Корф вопросительно поднял бровь. Она игриво скривилась и согласно кивнула.       - А пороть ты меня будешь где? На пятиминутке или...       - Или... - он наклонился к её лицу, прищурил глаза и внимательно посмотрел в её виноватое лицо с закушенной губой, блестящие глаза, пригладил белокурые волосы, выбившиеся из тугого хвоста на затылке. Потом глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и поцеловал её. Она вцепилась в его плечи, подтягиваясь к его лицу на носочках, отдаваясь поцелую со всеми своими невысказанными и непонятными ей самой чувствами, своей дремлющей нежностью и любовью.       Машины скорой помощи умчались в город, сверкая сигнальными огнями и ревя сиреной, мимо них медленно поползли стоявшие в пробке автомобили, изредка сигналя им, а они стояли посреди этого шума и гама и от души целовались. Потому что впереди был тяжёлый рабочий день с его нервотрёпкой и массой вопросов и проблем, операциями и осложнениями, смехом и горем, всем тем, что составляло их работу. И их жизнь. А любовь, спросите вы? А как без неё? Без неё никак нельзя! Ни сейчас, ни потом, когда она наденет свою курточку и шлем, заправив свои волосы, оглянётся и медленно вытянет в его сторону руку с поднятым вверх большим пальцем, а потом рванёт по шоссе, оставляя его возле машины, смеющегося и счастливого. Примечание. БСМП* -Больница скорой медицинской помощи.