ну какая ты глупая, Ань

      она — всего лишь девочка, которая хочет казаться круче, чем она есть. она хочет быть лучшей. она подражает всем, забывая о себе настоящей. она надевает маски десятками, чтобы никто не мог добраться до её неё настоящей. она — нарцисс. она — самая самовлюблённая девушка нашей школы. и я её, блять, люблю.       я помню нашу первую встречу.       она пришла к нам в класс на десятом году обучения. и сразу показала всем, кто тут главный. точнее главная. я помню всё. её пафосный взгляд голубых глаз, её удивлённо приподнятую бровь, когда я что-то спросила у неё, её улыбку, когда она разговаривала с нашими пацанами. она смотрит на меня как на говно, она относится ко мне как к говну, но блять... я не могу. я чувствую, что между нами что-то происходит.       я — единственный человек в классе, которого она так ненавидит.       и я не понимаю, за что я заслужила такое отношение к себе.       — Горохова, ты типа всерьёз считаешь, что я могу с тобой нормально общаться? — и громкий смех прямо в лицо.       Милас, за что ты так со мной? что я тебе сделала? что? просто ответь мне на этот вопрос. и я от тебя отстану.       и почему в моей жизни всегда творится такой пиздец?       одиннадцатый класс, экзамены на носу, а я вздыхаю по какой-то самовлюблённой бабе, которой и не нужна вовсе.       не нужна? а тогда почему она постоянно рядом с тобой, Ань? на переменах каждый раз проходит мимо тебя, оглядывая с ног до головы презрительным взглядом, надувает губы свои, глаза закатывает, в столовой садится за соседний столик, в раздевалке плечом задевает всегда.       да нет, ей просто нужен предмет для насмешек. вот именно. предмет. даже не человек. просто игрушка, которая иногда разговаривает. хотя вряд ли куклы так грубят.       — Милас, ещё раз так сделаешь и пожалеешь об этом. я тебе твою руку оторву нахуй.       — Милас, ты заебала.       — съебись нахуй и не смотри так на меня.       говорить «съебись», когда хочешь, чтобы она стояла рядом как можно дольше, чтобы дышала на тебя, чтобы вы выкуривали одну сигарету на двоих, чтобы прикладывались к одной бутылке вина, чтобы она касалась твоих губ своими, чтобы дала запустить руки в свои короткие волосы...       «Горохова, я у твоего подъезда. выходи живее».       первой мыслью было «Милас мне написала? вау». потом пришло осознание, что её ненависть ко мне пришла к той отметке, когда отпиздить хочется.       на улице уже почти ночь. около одиннадцати вечера. темно уже. но я, не задумываясь, надеваю ветровку и кроссовки и спускаюсь вниз, даже не сказав ни слова матери. хотя я уверена, что ей похуй.       ровно семьдесят ступенек, пять этажей, две двери, и я на улице. оглядываюсь. Милас нигде не видно.       — пиздец, по ходу меня наебали.       — не наебали.       такой резкий ответ, что я невольно вздрагиваю и поворачиваюсь туда, откуда донёсся голос.       — не бойся.       Милас стоит у стены и глядит мне прямо в глаза. я невольно отвожу взгляд, но тут же возвращаю его назад. всё-таки не хочу показаться трусихой. хотя, кажется, уже показалась.       — и чего ты хочешь, Милас? — задаю вопрос, а щёки невольно вспыхивают.       я не понимаю, почему она пришла к моему дому. зачем ей это надо? что это творение дьявола хочет мне сказать?       — не Милас, а Ксюша, — говорит она и расплывается в улыбке. не в той улыбке, которую я вижу каждый день в школе. та улыбка полна злой насмешки и чувства превосходства над другими. эта же полна какого-то смущения?       я не знаю, что происходит. Ксюша? так я могла звать её только в мечтах или во снах. в жизни я зову её только Милас или грёбаная Милас.       — что, чёрт возьми, происходит, Милас? — я действительно этого не понимаю и хочу понять, но стараюсь не показывать того, что всё происходящее мне по душе. — ты бухая?       — чуть-чуть, — опять эти движения бровями, от которых я таю. прекрати, пожалуйста. — я всё знаю, Ань.       я всё знаю.       эти слова бьют прямо под дых. я так плохо скрывала свои взгляды? так плохо пыталась скрыть свои чувства? я была уверена, что никто ничего не поймёт, что никто никогда не узнает ничего. и тут мой предмет столь долгого обожания говорит, что всё знает.       Ань.       не Горохова. Аня. да что с ней такое сегодня? это точно не какой-нибудь дикий сон? может, я заснула, пока сидела во вконтакте, и сейчас это всё мне снится. да, самое лучшее объяснение всему этому.       она отлипает от стены и начинает медленно двигаться ко мне.       Аня, скажи что-нибудь. не молчи. не стой как истукан. она тебя сейчас побьёт, блять. в России же не любят геев и терпеть не могут лесбиянок.       мозг отказал, в горле пересохло, желудок упал куда-то в район пяток, а сердце устраивает дикие скачки. спасибо, организм, за то, что ты не оставил меня.       она уже совсем близко.       руки в карманах.       закусывает губу.       и не отрывает взгляд от меня.       ох, эти глаза. я не готова в них тонуть. только не сейчас. пожалуйста, не смотри так на меня.       — ну какая ты глупая, Ань, — говорит она и запускает руку в мои нерасчесанные волосы.       всё происходит так быстро, что я не понимаю, как мы уже целуемся. сначала я офигеваю, а потом начинаю отвечать на поцелуй. сердце не хочет успокаиваться, но остальные органы вроде вернулись на места. провожу рукой по её волосам, касаюсь такой желанной кожи на шее. я готова оставлять там засосы. её губы такие нежные и пахнут вином. а она сама пахнет кофе и чем-то ещё. чем-то своим. я не знаю, сколько это длится. пару секунд, полминуты, полчаса... мне всё равно. моя мечта сбылась.       Милас... Ксюша сама меня целует. прямо здесь и сейчас. и я до сих пор не верю, что это правда. возможно, это и есть сон. но он такой замечательный, что я хочу в нём остаться.       и вот она отстраняется. а я хочу, чтобы это продолжалось дальше. я боюсь, что сейчас всё это пропадёт, я проснусь от будильника и пойду в школу, где она опять будет втаптывать меня в грязь.       судорожно вдыхаю воздух и задаю самый глупый вопрос, который мог прийти мне в голову:       — что это, блять, было?       — это называется поцелуй. я тебя поцеловала.       — давай кончай со своими шуточками, а.       если Милас скрывает свои реальные эмоции за масками, то я пытаюсь скрыть их за агрессией. часто бесосновательной, часто все портящей, но мне так легче. это защитная реакция. и я не могу с этим ничего поделать, так же, как и с моей любовью к этой голубоглазой особе.       — я ещё не шутила. а ты действительно глупая, — она снова улыбается, и я понимаю, что всё это правда.       почему я ей верю? да вы бы сами поверили, увидев эту улыбку. ей невозможно не верить. а потом она начинает снова говорить.       — я сразу обратила на тебя внимание, когда перевелась. такая самобытная, что аж въебать хочется, чтобы хоть чуть-чуть притворилась другим человеком. невозможно же так. за это я тебя и не взлюбила. ты бесишь меня жутко. пиздец как бесишь. убить тебя готова. но ты какая-то нереальная. с другой планеты. я таких больше нигде не встречала. и твой этот взгляд недоумевающий. ты даже не представляешь, насколько он милый. ты мне, блять, нравишься, — всё это быстро, не вдыхая, выплюнуть, пока решилась, пока не передумала, а уже потом думать о последствиях. — ну чего ты молчишь? на поцелуй-то ответила.       — я просто в шоке, Ми... Ксюш, — о да, я наконец нашла в себе силы сказать хоть слово, не спускаясь до оскорблений. — я не верю. это сон. я умерла и просто в рай попала, — истерический смех вырывается наружу, и я начинаю хохотать. одна защитная реакция сменяется другой. просто прекрасно.       — Ань, успокойся и давай поговорим нормально, — Ксюша берёт меня за руку и отводит к лавочке.       пипец. она взяла меня за руку. и меня даже током не ударило. я просто хохотала и шла за ней. мы сели, и она не отпускала мою руку до тех пор, пока я не успокоюсь.       — ну вот и хорошо. когда ты всё поняла? — новый вопрос, готовый поставить меня в тупик, но я почему-то готова всё ей рассказать.       — сразу. я увидела тебя и поняла всё. вот оно. Милас, ты прекрасна. и выглядишь супер, и говоришь, и смотришь, и всё делаешь супер. ты шикарна. я в тебя конкретно влюбилась прям с первого дня. пришла ты только, а уже порядки свои наводишь. пацанов наших построила, девок. всех, наверное, кроме меня. да и не хотела ты меня строить. только смотреть как на говно и могла. я тебя ненавидела просто за это. за всё. и за то, что относишься так, и за то, что я тебя всё равно люблю. просто места себя не находила. на заброшки ходила стёкла бить, когда прямо пиздец ты вытворяла. мне так обидно было, что я для тебя никто. просто, блять, пустое место. а все остальные говорят ещё, что это я неправильная, а ты вообще добрая, хорошая и всякое такое. да я верила, что ты добрая и хорошая. но по отношению ко всем остальным, не ко мне уж точно, — я не хотела всего этого говорить, но как начала, так не могла закончить. слёзы начали течь, а Ксюша опять хотела меня за руку взять и смотрела на меня с таким испугом. — не трогай меня сейчас. просто не трогай, я не закончила, — не знаю, зачем я оттолкнула её сейчас, не понимаю, не хочу понимать, она просто причиняет мне боль, даже когда хочет сделать меня счастливой. я почему-то ей не верю. не могу поверить. — я спать не могла, есть не могла. просто ничего не могла. на учёбу забила, а мать на меня орёт. ничего не могу делать, только о тебе думаю. нашу жизнь идеальную перед сном представляю. а в снах такой же пиздец, что и в жизни, происходит. никому про это сказать не могу, чморить будут. ещё большим говном для всех стану. я тебя ненавижу просто.       а так хотелось сказать люблю, но не могу. не могу. не могу. одно дело мечтать перед сном, что я это скажу когда-нибудь. а другое дело признаться ей.       — прости. прости. прости, — Ксюша всё-таки берёт меня за руку и начинает эту руку целовать.       а я понимаю, что выгляжу как истеричка. сижу тут вся красная, рыдаю. хотя радоваться должна. мечта сбылась. действительно сбылась. я смотрю на Ксюшу и начинаю улыбаться.       и я понимаю, что теперь всё будет хорошо.