Поздно что-то менять.

Так всегда в жизни: мы-то стараемся, строим планы, готовимся к одному, а судьба преподносит нам совсем другое. Начиная с ненасытного завоевателя, который способен проглотить весь мир, и кончая смиренным слепцом, которого ведет собака, мы все — игрушки ее прихотей. И, пожалуй, слепец, который идет за собакой, следует более верным путем и реже бывает обманут в своих ожиданиях, чем тот, первый слепец со всей его свитой. П. Бомарше.

— Нет… Пожалуйста. Нет… — Билась в голове единственная здравая мысль, за которую цеплялось угасающее сознание.       Больше не было ничего иного, кроме осыпающегося с плотных гобеленов пепла, ничего иного, кроме берущего свое начало от одинокого факела огня. Гобелены горели так же, как и горело вечно ледяное сердце. Никто не мог предположить такой вариант развития событий. Темные стены замка давили со всех сторон, будто желая подвести под всем случившимся черту. Больше не было возможности отступить. — Нет. Пожалуйста. Прости.       Он уже не был человеком, видимо, давно не был. Его израненная бурая шкура не оставляла даже шанса, больше не куда возвращаться. И он уничтожил все это собственными руками, а точнее когтями. — Прости. Прости…       Он не мог говорить, только бессильно рычать, но, казалось, изломанное человеческое тело перед ним его понимало. Старшие должны защищать младших — этого правила не было в их мире, желание власти пошатнуло столбы, на которых держалось их величие. Уже непонятно, кто именно из братьев начал этот бессмысленный спор, но сорвался именно он. Пожелал большего. Старший брат оставил свою мораль, зарыл её слишком глубоко под гнетом зависти. Ведь это он первенец, это он тот, кто должен был унаследовать каждый камень этого замка. Они еще не успели до конца обговорить все последствия решения их почившего отца, поэтому замок стал для всех нейтральной территорией.       Его столько лет подготавливали к судьбе правителя, столько лет он успешно принимал этот порядок вещей. Даже жена, о глупая женщина, была ему выбрана и не вызывала чувств. Она нужна была только для статуса, и пока они даже не успели как следует узнать друг друга.       Но изломанное тело перед ним, дышащее через горькие хрипы и захлебывающееся собственной алой кровью, не было его женой. Эта женщина предпочла бежать, чудом не попав под острые зубы. Сейчас перед ним лежал младший из его братьев, и грозный зверь замер, всматриваясь в знакомое лицо. — Прости. Прости…       Просить прощение давно было поздно. Из всех троих младших братьев остался только самый старший, сейчас он уже бежит в тронный зал с мечом наперевес, мстить. Зверь глазами отыскал чужие силуэты в тронном зале, они уже были мертвы, все, только самый младший брат пока еще дышал, умирал в агонии.       Брат, казалось, знал, кто перед ним, знал, что ничего уже не изменить, и только обессиленно закрыл глаза. Зверь морщился, Меч среднего из младших братьев застрял в толстой шкуре и причинял массу неудобств. Хозяин меча защищал младшего отчаянно, стремясь закрыть того своим телом. Разногласия забылись в тот момент, у них был один общий враг и одна цель — выжить. Но что может человек против медведя с силой десяти воинов, ничего. Иногда нужно четче загадывать желания, пришло тревожное осознание.       Медведь плакал, плакал по настоящему, слишком поздно раскаиваться. Зарево медленно оповещало о начале нового дня. Тело младшего брата давно перестало подавать признаки жизни, но зверь все еще стоял над ним, будто ожидая чуда. Только чуда не случилось.       Медведь кинул бессмысленный взгляд в сторону разбитой плиты, которую сам же и обрушил в порыве ярости. «Нас больше ничего не связывает братья, ни земли, ни народ, ни даже титул. С этого дня, за свое право я буду бороться и отстаивать то, что принадлежит мне.»       У него не получилось. Он уничтожил все, что ему принадлежало.       Зверь издал утробный рык, впившись в остывающее тело зубами. Его взгляд потерял всякую осмысленность и больше не принадлежал человеку. Горящее ледяное сердце перестало биться по-настоящему, грубо исполняя свою работу. Медведь поднялся на две лапы, показывая свой исполинский рост, когда в тронный зал влетели очередные отчаянные, желающие насадить его на копье. Только вот толстая шкура была не просто толстой, она искрилась от чужого желания быть сильнее десятка воинов, поэтому пробить её было весьма тяжело.       И сейчас за спиной старшего из младших братьев стоял как раз десяток…