Скитания

Слезы от любви Раннее солнечное утро золотило ее смуглую кожу, едва прикрытую цветастым юката, чей диковинный рисунок отражал фривольные, игриво-пестрые будни Богини скорости на фоне матово-черной глубокой печали их с Киске неизменно встающих на пути разлук. Йоруичи впитывала в себя тишину и их общее, теплом чувств отогревавшее единение — разделенный на двоих рассвет в отдаленных бараках Второго отряда, — уже практические потревоженные рыже-золотыми лучами, пробившимися сквозь тонкую рисовую бумагу сёдзи. Наслаждалась последними крепкими объятиями, в которых «капитан» ощущала себя девочкой, упрятанной на груди от всех ежедневных проблем военной организации, — надежно и защищенно. Принимала и дарила последние спокойные поцелуи и ленивые умиротворявшие ласки. Ее улыбчивый истово-любящий, скрытый за стрелочками ресниц взор, так и не скатился слезами на припухшие губы. В разлуке и наедине с собой, лишь тогда, ей хотелось лить по своему мужчине слезы, но не сейчас, пока он баюкал ее в своих объятьях — крепко и бережно, а в глазах Киске плавилась для нее сдержанно-счастливая улыбка. Этот его взгляд, пробирающе-бережный, неотрывно следовавший за ней, где бы женщина ни оказалась на своем пути, затмевал своей искренностью повседневность любых произнесенных им вслух слов. Киске держал ее, смотрел на нее, думал о ней. Сердце Йоруичи трепетало от любви к своему мужчине. Она чувствовала себя в его руках маленькой, почти крохотной. Птенцом, выпавшим из гнезда и потерявшимся в большом и неприветливом мире, но оставшимся в нем ради одного человека — своего человека. Киске все так же — всегда, — поглаживал бережно и улыбался нежно, будто слыша и разделяя с ней все ее нехитрые мысли: — Котеночек, — ласково-ласково, так, что маленькой «богине» от этого голоса и от своей любви к нему хотелось не пролить еще больше слез. Ссылка на Грунт Их счастье с Йоруичи — продолжавшееся и с его собственным назначением на должность капитана, — на землях Готея не могло длиться вечно. Как, в общем-то, и любая «белая полоса». «Черная» же началась с Холлоу-проклятья — происков предателя Айзена, — разделившего их с Йоруичи на долгие, далекие друг от друга годы. Нависла дамокловым мечом неизбежной, окончательной смерти души — Пустофикацией, — над соратниками. Использование — в попытках хоть как-то исправить причиненный «сумасшедшим» бунтовщиком ущерб — сотворенного ученым Хогьеку не возымело того эффекта, которого Киске ожидал. А спешно созванный на утро следующего дня Совет 46 стремительно осудил и его и верного, последовавшего следом друга, приговорив обоих к лишению сил и изгнанию в человеческий мир. Лишь вмешательство возлюбленной, умыкнувшей и их с Тессаем и восьмерых пострадавших, но выживших — пустофицированных, — шинигами из-под стражи, помогло им всем избежать бесчестного приговора испуганных беспрецедентными бесчинствами и «ослепленных» собственной гордыней аристократов Совета 46. На Грунте Киске не унывал и не страдал от безделья вдали от взлелеянного Бюро. Он открыл свой магазин и продолжил исследования, пытаясь отменить действие холлоу-проклятья, — безуспешно. Всех умений ученого хватило лишь чтобы создать в помощь жертвам заражения гигаи, скрывающие духовное давление. На том дорожки с бывшими товарищами у него, в общем-то, разошлись. Но не только работа и наблюдение за собственными экспериментами скрашивали будни Киске. Оставалось место и романтике. Чувства к последовавшей за ним возлюбленной с годами лишь крепли. А Йоруичи, славившаяся своей изысканной и дикой фантазией, всегда имела чем его порадовать или удивить. Уже-не-птичка Йоруичи — хитрый и лукавый зверь. Киске почти всегда не чувствовал поступи мягких упругих лап, когда женщина кошкой запрыгивала к нему на плечи, утаптывая себе путь. Когда привлекала внимание, сбивая увлеченное ученое рвение кончиком своего черного упругого хвоста. Когда подставляла, гордо красуясь шелковой благородной шерсткой, острую мордочку под ласки, сверкая бескомпромиссно-влюбленно золотом глаз. В такие моменты Киске вновь познавал ее безмолвную и уверенную поддержку, освежал ощущение безграничной силы их общих чувств — верности и любви. И тогда их «ссылку» на Грунт становилось намного-много легче переносить, ведь они есть друг у друга. Удовольствия В Мире Живых Киске чувствовал себя как рыба в воде: прогресс был близок ему как ученому, а удовольствия — как мужчине. Киске мог сидеть ночами на энгаве, курить трубку, смотреть на звезды... И думать о своей знойной брюнетке. Ведь эта кошка была в его жизни такая одна.