***
Первое, что он ощутил проснувшись, тягучий аромат незабудок и жасминов. Он словно одеялом накрыл его, бросая его в жар и отрезая кислород. Шото застонал от досады, когда ощутил первые признаки гона. Тодороки услышал стон, а секундой позже в его рубашку вцепились острые когти, подобно звериным. Распахнув от боли глаза, альфа увидел перед собою Мидорию. Но в его резких звериных чертах лица едва угадывался манящий и поджарый омега, которого он видел вчера. Но малахитовый цвет глаз и приятный, оседающий на языке сладковатый аромат цветов не оставляли сомнений о том, кто перед ним. Омега прижался к нему, едва слышно скулил от возбуждения. Шото вцепился в него, ощущая в нём такую же острую необходимость. Жар, вызванный течкой, поднимался в его груди. Он впервые ощущал близость омеги, и это было и волшебно, и губительно одновременно. Альфа вновь вцепился сильной хваткой в плечи омеги, но тот даже этого не заметил. Сам Шото едва понимал происходящее, его разум поглощала доселе невиданная похоть. Словно необъезженный дикий жеребец, он опрокинул омегу на застеленную шкурами животных землю, навалившись на него, и хотел облизать шею, чтобы обеззаразить кожу и поставить свою метку после. Но ощутил преграду, руками он вцепился в намордник и зло зарычал, яростно обжигая омегу своим взглядом и пытаясь содрать с себя кожаный намордник. Ему, как какому-то бешенному животному, нацепили намордник. Изуку под ним усмехнулся: — Ты думаешь, я позволю какому-то альфе оставить на себе свои метки? На моей коже останутся лишь шрамы от войн. Для меня была бы позором твоя метка. Тодороки ощетинился, словно от удара, и зарычал, прижимая руки омеги к земле. Он вжался в шею Мидории, пытаясь прогрызть кожаные ремешки, чтобы попробовать вкус кожи омеги. Тот безумно засмеялся и без каких-либо затруднений опрокинул его, ударив ногой в живот. Дикие черты лица Изуку сильнее заострились и зелёную радужку глаз скрыла чёрная бездна. Его клыки удлинились и вцепились в его шею, оставляя кровавый след. — Вы клеймите своих омег, как каких-то животных. Вы держите их на привези, как домашний скот. Как ты чувствуешь себя на их месте, а, альфа? — яростный и жаркий шёпот опалил его рану. Шото никогда не хотел быть похожим на своего отца. Тот насильно пометил его папу, запер его; папа всегда слушался своего альфу, боялся ему перечить, потому что если омега ослушается его, то отец накажет и его, и детей. Тодороки ненавидел своего отца, он желал, чтобы тот сгорел в огне, в котором его папа горит ежесекундно. Но сейчас чем он лучше? Изуку облизал окровавленные губы, а в чёрных глазах плескалось извращённое непонятное ему удовольствие. Омега с самого начала их знакомства хотел задеть его гордость, поставить на место; чтобы он ощутил, как унизительно и угнетающе альфы обращаются со своими омегами. Шото много раз видел, как отец бил и измывался над их папой, но тот всё сносил, чтобы видеться со своими детьми. Он знал, что многие альфы пренебрегают своими парами, иногда угнетая их. Это всегда вызывало отвращение. Тодороки стремился выйти из-под опеки отца и показать ему, что он не такой, что он будет холить и лелеять своего омегу. И однажды он смог бы забрать папу… Но сейчас, когда низменные инстинкты правили им, чем он лучше отца, поставившего насильно метку на папу?***
Тёмная ночь накрыла их своим покрывалом сна после долгих и томительных дней похоти и неистовства. Шото уснул, прижимая омегу к себе. Мягкие нотки аромата его любовника уже не накрывали удушающим желанием, но будоражили его разум, поэтому он сонно поддался вперёд, желая уткнуться в кудрявую макушку Изуку и вдохнуть цветочный букет ещё раз; но что-то мешало ощутить на своей коже шелковистость волос омеги. Тодороки резко распахнул глаза и, бесшумно приподнявшись, вцепился в намордник, силясь его снять. И когда тот поддался его упорству, их окружили и омега рядом с ним проснулся. — Деку, уходи, — грубо и властно произнесли, и Изуку подчинился, вставая и уходя за спины своих товарищей. Шото поднялся и хотел остановить Мидорию, схватив его за руку, но говорящий омега толкнул его в грудь, и тот вновь повалился на шкуры животных. — Ты забудешь его, ты больше его не увидишь. — Да что ты.? — резко поднявшись, прокричал Тодороки. Шото не заметил омегу, подошедшего со спины, тот прижал к его носу и рту влажную ткань, и мгновение после Тодороки ощутил слабость. Альфу бережно опустили на землю и оставили его так и лежать.