***
Отношения Маргариты и мастера развивались стремительно. Она каждый день бывала у него, а в остальное время будто бы светилась изнутри. Но Воланд видел: их небольшой разговор оставил след в сердце Маргариты. Безусловно, она любила мастера, но эта любовь была не такой всепоглощающей, какой могла бы быть. Сомнения раздирали её душу. Воланд был рад видеть это. Да, он не мог никак повлиять на происходящее, пока рядом был мастер. Но, к счастью, он не был с Маргаритой постоянно, и вечером, когда она уже вернулась домой, Воланд мог делать всё, что пожелает. Однако он не являлся Маргарите. Желание, безусловно, было; но такие действия были бы неразумны. Раздираемая сомнениями, она могла, ведомая женской интуицией, использовать его визит, чтобы разрешить внутренние противоречия в пользу мастера. А это Воланду было совершенно не нужно. Поэтому он решил не потакать своим желаниям и ограничиться цветами, раз в несколько дней оставляя их на её кровати. В первый раз это были белые лилии, о своей любви к которым он рассказал ей накануне. К ним прилагалась небольшая записка: «Вы знаете мои любимые цветы, Маргарита Николаевна. А какие нравятся Вам?» Ниже стоял его вензель, оставленный вместо подписи. Воланд, несмотря на порождаемое этим фактом внутреннее раздражение, был вынужден признать: при всей своей любви, знал он о Маргарите одновременно очень много и почти ничего. Решив исправить это упущение, он начал с её любимых цветов. И поэтому оставлял на её кровати букет, каждый раз разный. Несмотря на то, что Воланд так и не угадал, подарки сделали своё дело. Он не дарил ничего серьёзнее цветов: Маргарита жила в роскоши и ни одной секунды не была счастлива, дорогие украшения и наряды только отпугнули бы её. Но и цветов было достаточно. Она страдала, Воланд ясно видел это. Но, как говорят люди, в любви и на войне все средства хороши. В его случае это была и любовь, и война. Воланд усмехнулся, наблюдая, как Маргарита, взяв с кровати очередной букет — в этот раз состоявший из пионов — подошла к окну, на подоконнике которого он расположился, желая выбросить цветы, но в последний момент остановилась и всё же поставила их в вазу. Время почти пришло, вскоре он встретится с ней и посеет ещё больше сомнений в её душе.***
Маргарита неторопливо шла по бульвару, возвращаясь домой после встречи с мастером. Отсутствующий взгляд свидетельствовал: мысленно она была в другом месте. Воланд усмехнулся, наблюдая за ней. Когда Маргарита проходила мимо него, не замечая его присутствия, он поймал её за руку. Она вздрогнула, возвращаясь в реальность, и удивлённо на него посмотрела, ещё не до конца осознавая происходящее. — Добрый вечер, Маргарита Николаевна, — Воланд склонился к её руке, запечатлев поцелуй на тыльной стороне ладони. — Вот мы и встретились вновь. — Добрый, — она кивнула и уже открыла рот, чтобы продолжить, но Воланд опередил её: — В прошлую нашу встречу мною была допущена досадная оплошность, и сейчас я бы хотел исправить её. Позвольте представиться: Воланд, — он поклонился, с некоторым сожалением выпустив её руку. Маргарита не ответила, ограничившись кивком головы, а Воланд тем временем продолжал: — Сегодня чудесный вечер, не правда ли? — она опять кивнула. — Не составите ли вы мне компанию на прогулке? — Извините, но я спешу, — сказав это, Маргарита попыталась уйти, но Воланд удержал, снова поймав её руку. — Не стоит беспокоиться, Маргарита Николаевна. Ваш муж этим вечером задержится на работе, поэтому спешить вам некуда. — Откуда вы знаете? — Я знаю многое, Маргарита Николаевна, — Воланд усмехнулся, — но ответ на это вопрос вам пока знать необязательно. Впрочем, вы умная женщина и, возможно, сможете догадаться сами. Но вы так и не ответили, — он испытующе посмотрел на неё, — составите ли вы мне компанию этим чудесным вечером? Маргарита молчала, нахмурив брови, на лбу образовалась задумчивая складка. Воланд наблюдал за ней, с не свойственным ему терпением ожидая ответа. Он ясно видел, как метались мысли в её голове. С одной стороны, мастер, её любовник, её любимый, и соглашаться на прогулку с человеком, оказывавшем ей недвусмысленные знаки внимания, выглядело предательством. С другой — извечное женское любопытство, сравнимое только с кошачьим, и, как бы ни было ей стыдно перед мастером и перед самой собой, Воланд был ей интересен. Наконец, она несмело кивнула, и Воланд, положив её руку на свой локоть, сдвинулся с места. Некоторое время они шли в тишине. Воланд не спешил начинать разговор, предоставляя Маргарите право первого вопроса. Если она сама начнёт разговор, то подсознательно ещё раз убедится: он ей интересен. От количества таких, на первый взгляд, незначительных нюансов зависит, сможет ли Воланд, когда придёт время, раздуть интерес Маргариты в нечто большее. — Куда мы направляемся? — спросила наконец Маргарита. — Никуда, Маргарита Николаевна. Мы просто гуляем. Или, — Воланд усмехнулся, — вы хотели бы попасть в какое-то конкретное место? — Нет, — покачала головой, — меня всё устраивает. Они ещё немного прошли в молчании. — Маргарита Николаевна, утолите моё любопытство, ответьте: какие ваши любимые цветы? Я уже давно пытаюсь узнать ответ, но, к сожалению, ещё ни разу не угадал. — Кстати о цветах, — она нахмурилась. — Не могли бы вы прекратить их присылать? — Почему же? — Воланд вопросительно поднял бровь. — Мне казалось, вам приятно получать такие подарки. К тому же, я так и не узнал, какие цветы вам нравятся. — Алые хризантемы, — быстро, даже слишком быстро, ответила Маргарита. — Теперь, когда вы знаете, я надеюсь, это прекратится? — Как же так, Маргарита Николаевна? — Воланд покачал головой. — Вам нравятся мои подарки, иначе вы выкидывали бы цветы в окно, как уже неоднократно порывались. Ваш муж рад появлению в квартире цветов, ему совершенно неважно их происхождение. К слову сказать, ни ваш муж, ни любовник за прошедшее с нашей первой встречи время так и не удосужились подарить вам хоть один букет. Почему я должен прекращать? А, впрочем, — Воланд остановился, развернув Маргариту к себе. Они как раз проходили через небольшой парк и оказались укрыты от заходящего солнца ветвями большого дуба, — я согласен. Я подарю ещё только три букета и больше не буду присылать вам цветы. Она кивнула, соглашаясь с такими условиями. Воланд не спешил продолжать путь, Маргарита тоже не двигалась с места. За его спиной прошуршали кусты. Воланд не обернулся, уже давно заметив этого человека. Маргарита же вздрогнула и стала внимательно вглядываться в пространство за его спиной. — Кто это? — она отшатнулась, разглядев, что в кустах прячется человек. — Не пугайтесь, Маргарита Николаевна, — Воланд усмехнулся и пошёл дальше, увлекая её за собой, теперь уже не просто гуляя по Москве, а направляясь к дому Маргариты. — Это барон Майгель — наушник и шпион. Но вам не следует его бояться: он ничего вам не сделает, поверьте мне. Маргарита кивнула, всё ещё несколько испуганная. Дальше они опять шли в тишине. Воланд не видел смысла в пустых разговорах, а Маргарита… Что ж, ещё одним достоинством этой женщины, с точки зрения Воланда, была незначительная на первый взгляд деталь: во всём, что касалось её, он не мог быть полностью уверенным, в том числе и в её мыслях. Воланд остановился, когда они подошли к её дому. Маргарита, успевшая вновь погрузиться в свои мысли, на этот раз не такие радужные, как до их встречи, удивлённо глядела вокруг себя. — Что ж, вот я и дома. Благодарю за прогулку, господин Воланд. — Маргарита выпустила его локоть. — Прощайте. — О, нет, Маргарита Николаевна, это не последняя наша встреча. Поэтому, до свидания. И ещё, — окликнул он её, когда она уже направилась ко входу в дом, — я предпочитаю мессир Воланд, донна Маргарита.***
Воланд еле заметно поморщился, откинувшись в кресле. Колено болело, идти и проверять, всё ли готово к балу, не хотелось. Он никогда не любил этим заниматься, а последние несколько сот лет ноющая боль в колене напрочь отбила даже те крохи желания, которые у него когда-то были. «Чертовка, — Воланд ещё раз поморщился, вспомнив очаровательную ведьму, оставившую ему этот «подарок». — И никакой это не ревматизм, а самое обыкновенное и, можно даже сказать, тривиальное проклятие. Но сильна, чертовка, этого у неё не отнять. Да… раньше ведьмы были изворотливее и, пожалуй, могущественнее, не то, что сейчас… И почему всегда в ночь бала?» — в который раз спросил себя Воланд. Звать Геллу не хотелось. Во-первых, тогда она не успеет приготовить его костюм, а во-вторых, желания потерять возможность почувствовать нежные пальчики Маргариты, втирающие мазь в его больное колено, не было. Маргарита… Пожалуй, было даже интересно наблюдать за ней, её разочарованием и некоторым удивлением, появлявшимся от медленного, но непрекращающегося исчезновения многочисленных букетов. Воланд хмыкнул. Ещё одно подтверждение для самой Маргариты: ей приятно его внимание. Первый букет из обещанных трёх, конечно, был из алых хризантем. Небольшой, он был поставлен в самую красивую вазу и простоял дольше всех. Если бы Маргарита спросила, Воланд не стал бы скрывать, что эту поразительную долговечность обеспечил цветам он. Сатана обещал всего три букета; что ж, их и будет три. Свои обещания Воланд всегда выполнял. Но каким он был бы Дьяволом, если бы не подошёл к процессу творчески? На следующий день после того, как последние цветы — алые хризантемы — были выкинуты, Маргариту в комнате ожидал огромный букет, состоящий из множества мелких. В нём были как букеты из лилий — непременно белых — так и из хризантем — конечно же, красных. Воланд хмыкнул. Что ж, если его план потерпит крах — с самим собой он старался быть предельно честным, такая вероятность была, и не малая — выражение лица Маргариты, когда она зашла в комнату и увидела этот букет, будет приятным воспоминанием, посылающим в душу — если она у него, конечно, есть, в чём он сомневался — невероятный коктейль из удовлетворения и нежности. — Азазелло, — негромко позвал Воланд, и демон моментально появился перед ним. — Пора. Навести Королеву. — Тот нахмурился, однозначно выражая своё отношение к тому, что ездить всегда приходится ему. — И ещё, позвони ей в половину десятого. Лишние полчаса в этот раз не помешают. Иди. — Азазелло кивнул и, слегка подавшись корпусом вперёд, обозначая поклон, ушёл. — Фагот, Бегемот, проверьте приготовления. Всё должно быть идеально. — Сию минуту, мессир. — Всенепременно, мессир. Сказав это, они, поклонившись, испарились, словно их и не было. Воланд покачал головой. Это неизлечимо. — Гелла, — вампирша смотрела на него преданным и влюблённым взглядом. — Подготовь мой костюм. — Мессир? — она была удивлена. Взгляд наполнился надеждой и подозрением. — Вы будете танцевать? — Да. Этой ночью будет моё танго. Иди. Я хочу отдохнуть. Гелла, поклонившись, скрылась с глаз. Воланд устало вздохнул. Скоро. Совсем скоро всё закончится. Он узнает, принесли его усилия достойные плоды, или победа в этой партии опять достанется Иешуа. Он закрыл глаза. Скоро. Осталась всего одна ночь. Самая сложная и самая желанная.***
— Шах королю, — Воланд не смотрел на Бегемота, моментально сосредоточив всё своё внимание на только что вошедшей Маргарите. — Приветствую вас, королева. Удивительно, какие перемены могут произойти в человеке всего за несколько часов. На него смотрела уже не какая-то Маргарита Николаевна, одна из многих, несмотря на все свои особенности, а настоящая королева, хозяйка бала Сатаны. — Так это вы? — она никак не показала свою реакцию, кроме слегка приподнятых бровей. «Да, прав Фагот! — мелькнула в голове мысль. — Как причудливо тасуется колода! Кровь!» — Вы удивлены? С вашим умом, королева, это странно. Неужели вы не догадались? — Воланд не сводил с неё взгляда, отслеживая малейшую реакцию. — У меня были только предположения, мессир, — голос наполнен покорностью, не осталось и следа проявленного Маргаритой в их прошлую встречу своеволия. Но Воланд знал, чувствовал, что это всё напускное. Свободолюбивую ведовскую натуру, освобождённую этой ночью, никогда не покорить до конца. — Мессир, вы переутомились, нет шаха королю, — влез Бегемот. — Нет короля. — Ах, ты подлец, — Воланд неохотно перевёл взгляд на кота, как обычно пытавшегося выиграть партию любыми методами, иногда совершенно абсурдными. Впрочем, достаточно часто это ему удавалось, что было ещё абсурдней. — Так ты сдаёшься? — Убить упрямую тварь! — серьёзный Азазелло никогда особо не любил абсолютно не умевшего быть серьёзным Бегемота. — Сдаюсь! — возопил кот. — Сдаюсь, но только потому, что не могу играть в атмосфере травли со стороны завистников! — Располагайтесь, королева, — Воланд слегка поморщился, когда Гелла особенно сильно сжала его колено. Несмотря на вековую практику, быть нежной она так и не научилась. — В запасе есть немного времени. Гелла, пора, — обратился он к вампирше. — Приготовь наряд королевы. — Она неохотно поднялась и, поклонившись, ушла. — Колено разболелось, а тут этот бал. — Позвольте мне, мессир, — Маргарита, дождавшись его одобрительного кивка, опустилась рядом с ним на колени, зачерпнув из мисочки обжигающую, дымящуюся мазь. Воланд прикрыл глаза, наслаждаясь нежными прикосновениями тонких пальцев. На мгновение он позволил себе помечтать о том, как эти пальцы ласкают его тело, зарываются в волосы. Но быстро оборвал себя. Не время и не место. У него ещё будет возможность не только помечтать, но и претворить эти мечты в жизнь. Открыв глаза, Воланд посмотрел на сосредоточенную Маргариту, время от времени бросавшую любопытные взгляды на стоящий у дальней стены глобус. Он опять прикрыл глаза, боль в колене прошла. Пусть большую часть работы сделала Гелла, но ей никогда не удавалось полностью избавить его от неё. — Благодарю вас, королева, — прошептал Воланд, взяв руку Маргариты со своего колена и поднеся её к губам. Он не отрывал взгляда от её глаз, запечатлев поцелуй на тыльной стороне ладони. — Я вижу, вас заинтересовал мой глобус, — Воланд поднялся, утягивая за собой Маргариту, которая завороженно смотрела в его глаза. Он отпустил её руки, слегка подтолкнув к глобусу, взмахом руки заставляя его отъехать от стены. — Смотрите же, королева, смотрите внимательно! Как поверить мне глазам, Тонет мир в слезах и боли?! Он видел её страх, ужас. Ей страшно смотреть на мир, больно видеть, во что он превратился. Это всё земная страсть, И дана ей власть над строптивой волей. Да, королева, это сделали люди. Именно они залили этот мир кровью. Он и его слуги почти не помогали, только подтолкнули в нужное время и в нужном месте. А всё остальное — творение рук человеческих. Он медленно приближался к Маргарите, а она, поглощённая чужими страхами и страданиями, не замечала ничего вокруг. Разве будет так, что к бездне во мрак Благая цель нам выстелет дорогу? Неверие. Маргарита не хотела верить, что так есть и так будет. «Зря, королева, — люди намного более коварные, злые и жестокие существа, чем сам Воланд, его свита и слуги. — Не протягивайте им руку помощи: они или отринут её, или утянут в бездну за собой». Могу иной вам путь открыть И в тайны посвятить, Что под запретом Бога. «Смотрите, королева. Смотрите, что ещё сделают люди. Смотрите, каким станет мир», — Воланд хотел взять её за руку, сжать нежные пальцы. Но усилием воли остановил себя, старался контролировать каждое своё действие. Как войну не допустить?! Не остановить желаний! «Это невозможно, королева. Механизм уже запущен, шестерёнки крутятся. Нельзя остановить человеческую жажду крови, власти, силы». Стоны бьют в колокола. Есть важней дела мира и страданий! «Это не прекратится никогда. Люди не смогут остановиться. Возможно, я мог бы повлиять. Но в эту ночь и в этот час есть намного более важные дела. Например, вы, королева», — желание обнять её непреодолимо. Этот тонкий стан, точёное тело с королевской осанкой и непокорными кудрями притягивали его. Воланд едва успел себя остановить. Словно в страшном сне Земля вся в огне. То пламя чувств, эмоций и восторгов! «Разве вы не видите, королева? Людям это нравится! Они хотят убивать, пытать, заливать мир кровью!» Прошу, пусть будет жив наш мир! Спасения, мессир! Спасенье участь Бога! С какой страстью Маргарита просила помощи! В ней горел ведовской огонь! Она прекрасна! Воланд мысленно усмехнулся. Королева Марго… Его королева! Сострадание и милосердие со временем уйдут, а ведовская страсть и королевская стать останутся с ней навсегда! Чувства мне не удержать, Я хочу кричать от муки! «Так не сдерживайтесь, королева! Отпускайте свою суть, никогда не позволяйте её запирать!» — попытки убежать бессмысленны. Воланд уже никогда не смог бы отпустить её. Она его, только его. Как в грехах весь мир в крови, Проклятой любви умирают звуки! Люди своей жестокостью, жаждой власти и крови убивают то главное, чему две тысячи лет назад учил Иешуа! Они сами приближают его победу, но только Маргарита окончательно может отдать корону Бога ему. Вечность или крах! Всё в ваших руках! «Твоих или моих, Марго? Твоих или моих? Я могу остановить жестокость и смерть, но могу и многократно их увеличить! Но лишь ты, Марго, можешь решить, каким станет этот мир. Всего один лишь грех!» Пылает плоть безудержной тревогой! Вы вмиг способны боль унять И цепи разорвать! Он притянул Маргариту к себе, зарываясь рукой в непокорные кудри. Расставленные Богом. Воланд выдохнул последние слова. Его губы наконец накрыли её. Маргарита, завороженная, отвечала ему, обняв одной рукой за шею, другой зарывшись в его волосы, растрепав аккуратный хвост. Её губы совсем не такие, как он ожидал. Думал, они будут сладкими, со вкусом каких-нибудь фруктов. Но вместо этого на мягких губах Воланд почувствовал полынь и мяту. Приятная горечь, отдававшая солью, так не соответствовавшая его ожиданиям, придавала поцелую совершенно другой оттенок, заставляла яростно сминать податливые губы. Ничто не длится вечно. Как бы Воланду не хотелось продлить удовольствие, получить больше, чем один поцелуй, время, отведённое им, не вечно, полночь приближалась. Он, с трудом оторвавшись от её губ, проложил дорожку поцелуев к её уху, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на неё, наплевав на всё от её тихих стонов, и прошептал: — Разрешите, королева, дать вам последний совет. Среди гостей бала будут различные… очень различные, но никому — слышите, королева Марго? — никому никакого предпочтения. Он оттолкнул её от себя, передав в лапы вернувшегося Бегемота. Маргарита, ещё не до конца пришедшая в себя, шокированная и своими, и его действиями, не сопротивлялась. Убедившись, что королева передана в руки злой, ревновавшей, но безупречно выполнявшей свои обязанности Геллы, Воланд притянул кота обратно к себе. — Что Фрида? — Мессир, она будет среди гостей, — Бегемот трясся в предвкушении. — Королева не сможет устоять! Воланд кивнул и позвал негромко: — Фагот, — тот моментально появился и склонился в поклоне. — Никак не выделяйте Фриду. Относитесь к ней так же, как и к другим гостям. — Он усмехнулся. — Эта дура сама всё сделает. — Да, мессир. — Как прикажете, мессир. Воланд взмахнул рукой, отпуская их. Да начнётся Бал!***
Воланд стоял на неприметном балкончике и наблюдал за представлением, устроенным этой дурой Фридой. Театр одного актёра и одного зрителя. Абсолютно бездарный, надо сказать. Но Воланд даже здесь чувствовал сострадание и жалость Маргариты. Я Фрида, я Фрида, я Фрида! Окинув взглядом зал, он усмехнулся. Барон Майгель шнырял между гостями и весьма неплохо — для человека — прятался в толпе, время от времени делая записи в своей книжечке. Что ж, жить ему осталось немного — чрезмерное любопытство ещё никого и никогда до добра не доводило. — Фрида, напейтесь сегодня шампанского и ни о чём не думайте, — о, да, пресветлая королева Марго не устояла. — Вы понимаете, что вы делаете, королева? — нет, Фагот, конечно, нет. Но Маргарита подвержена эмоциям. Она не могла поступить иначе. К счастью, это поправимо. Не сразу и не полностью, но поправимо. — Вы даёте ей надежду! Спасите, королева! — Хорошо, — голос Маргариты тих, пришло осознание, что она делает. Но гордость и верность себе не позволили ей отступить. — Нет! — отчаянный крик Геллы. — Я обещаю, — взгляд Маргариты ожесточился. На Геллу смотрела не жена советского чиновника, но пресветлая королева, хозяйка бала Сатаны. Все отступили, никто не осмелился перечить. Воланд незаметно спустился вниз и вошёл в зал. Ему сразу же подали голову Берлиоза. — Михаил Александрович, вот всё и сбылось, не так ли? — тот смотрел на него испуганными глазами. — Каждому будет дано по его вере. — Он бросил голову Бегемоту, и она превратилась в кубок. — Достопочтеннейший барон Майгель, говорят, ваша чрезвычайная любознательность стала привлекать всеобщее внимание. Барона вытолкнули из толпы на всеобщее обозрение. Тот пытался бежать, почувствовал неладное, пытался отстреливаться. Но уйти ему Воланд не дал: на балу должна быть жертва. Так зачем искать, если она сама пришла в руки. Раздался выстрел. Азазелло сработал чисто, Гелла уже набрала полный кубок крови. Воланд посмотрел на Маргариту. Та была бледна, но взгляд не отводила. — Я пью ваше здоровье, господа! — он отдал кубок Гелле, и она передала его королеве. — Пей, — приказал он. — Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. — И там, где она пролилась, давно растут виноградные гроздья. Фагот и Бегемот попытались успокоить Маргариту. Она посмотрела на Воланда, в её глазах застыл ужас. Он усмехнулся — страх сменился решимостью. Она подняла кубок и выпила до дна. В следующую секунду заиграла музыка. Воланд отмахнулся от Геллы, направился к Маргарите, видел перед собой только её. Заглянул ей в глаза и, увидев согласие, притянул её к себе, закружив в танце. Танго. Танец страсти. Танец влюблённых. Танец любовников. Воланд прижимал Маргариту к себе, обнимал, ласкал её тело. А она прижималась к нему в ответ. В её глазах он видел страсть и желание и распалялся ещё сильнее. Они танцевали, не замечая ничего вокруг. Попытка Геллы разорвать связь, остановить их, не принесла результатов. Маргарита встала, обвела надменным взглядом — взглядом королевы — зал и всех гостей и побежала к Воланду, упав в его объятья. И они продолжили танец. Страсть и желание — вот, что вело их тогда. Они были пьяны без всякого вина, были одни в полном гостей зале, сливались воедино, почти не касаясь друг друга. Она была прекрасна, с горящими страстью глазами, грацией королевы и непокорностью ведьмы. Его королева. Его Донна. Его Марго. Раздался петушиный крик. Маргарита моргнула. Страсть и желание в её глазах смешались со страхом, ужасом. Она дёрнулась, попытавшись уйти. Воланд не пустил, удержал и, притянув к себе, поцеловал. Поцеловал со всей страстью, выплёскивая всё своё желание обладать ею. Поцеловал у всех на виду: пусть видят, пусть знают: она его, его и ничья больше. Маргарита почти сразу же ответила, ответила с не меньшей страстью и желанием. Когда же он остановил поцелуй и вновь заглянул в её глаза, то увидел там только уверенность, смешанную со страстью и желанием. Воланд наклонился к её уху и прошептал: — Идите, королева Марго. Вам стоит отдохнуть: это ночь была долгой, — и подтолкнул её к выходу.***
Воланд без стука зашёл в небольшую комнату. Там Маргарита, уже лишённая положенного королеве наряда — если то, что было на ней надето, можно так назвать — сидела, откинувшись на спинку в мягком кресле, а подле неё на коленях стояла Наташа и специальной мазью натирала её опухшее колено. — Оставь мазь и исчезни, — тихо приказал Воланд, и ведьма, тихонько пискнув «Мессир», вылетела из комнаты. Он подошёл к Маргарите и, опустившись перед ней на колено, взял в руки баночку, оставленную Наташей. — Надеюсь, вы не против, донна Маргарита, — тихо сказал Воланд. Она смотрела на него со странной смесью удивления и испуга и смогла только кивнуть головой. Он, зачерпнув немного обжигающе-холодной мази, стал аккуратно втирать её в колено, наслаждаясь ощущениями нежной кожи под пальцами, не потерявшей свою мягкость от поцелуев, оставленных гостями. — Бал вас не слишком утомил? — спросил Воланд, оторвав взгляд от колена и посмотрев Маргарите в глаза, теперь наполненные наслаждением. Распухшее колено быстро приходило в норму под действием чудесной мази. — Ни в коем случае, мессир. Я ни капельки не устала. Воланд усмехнулся про себя. Сильная женщина. Упрямая женщина. Он всегда уважал желания хозяйки бала: если королева хотела казаться сильной при всех признаках усталости, то Воланд никогда не мешал ей таковой быть. — Рад это слышать. Мазь тем временем окончательно впиталась, вернув пострадавшему колену вид, которое оно имело перед балом. Но Воланд продолжал гладить его, с удовольствием проводя пальцами по нежной гладкой коже. Затем он приник к колену губами и услышал над головой рваный вздох удивления и наслаждения. Провёл по нему языком, вдохнул запах. Сквозь многочисленные посторонние ароматы чувствовался тот, который был для Воланда слаще всех, тот, который принадлежал Маргарите. Земляника и корица. Этот запах затуманивал разум, лишал рассудка. Уже много веков сдерживаемое оковами самоконтроля безумие подступало, почти разорвав цепи, заставляло потерять голову. Воланд глухо зарычал, слегка прикусил нежную кожу и рывком поднялся с колен, утянув за собой Маргариту, прижав её к себе. Впился в её губы жадным, страстным поцелуем. Она отвечала ему, и тихие стоны срывались с её губ. Он пил её, пил — и не мог утолить жажду. Ему было мало, он хотел больше, больше, больше… С трудом заставил себя оторваться от её губ и заставил Маргариту протестующе застонать. Воланд глухо рассмеялся, уткнувшись в плечо своей королевы. — Как просто, — прошептал он. — Сотни веков попытки не приносили победы, а всё оказалось так просто! Воланд смеялся, напоминая самому себе сумасшедшего. Впрочем, он им и был. Все они безумны. Нельзя, прожив тысячи лет, сохранить здравый рассудок. — Мессир…? — не то прошептала, не то простонала Маргарита. Но он не дал ей закончить, вновь прильнув к её губам. Воланд позволил страсти захватить его, отпустил давно рвавшееся на волю безумие. «Потом, всё потом! Впереди вечность, ещё будет время подумать, посмеяться над своей глупостью. Потом, всё потом…!»***
В комнату Воланд вошёл под руку с Маргаритой, облачённой в белое шуршавшее многочисленными юбками платье. Безусловно, это противоречило всем канонам и устоям ада, но теперь она его, и никому, кроме него самого, не позволено видеть её нагой. Свита склонилась перед ними. Бегемот, уже открывший рот, под взглядом Воланда моментально закрыл его. Довольно и торжествующе блестели глаза Азазелло, еле заметно ухмылялся Фагот. Они чувствовали приближение долгожданной победы. Взгляд Воланда непроизвольно задержался там, где раньше стояла Гелла. Он подавил вздох сожаления. Она была, пожалуй, лучшей из его муз. Немногословна, послушна, услужлива. Но не смогла уберечь себя от роковой ошибки. Маргарита растерянно посмотрела на его свиту, затем на него и отпустила его локоть. — Пожалуй, мне пора, — тихо и немного грустно сказала она. — Благодарю вас, мессир. Прощайте. — И направилась к выходу. Воланд негромко рассмеялся. — Вы совершенно правы, королева Марго. Так и надо. — Так и надо… Так и надо… — поддакнула его свита. Он не обратил на них внимание. — Никогда и ничего не просите. Никогда и ничего. И в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут. — Маргарита обернулась к нему, в её глазах горела отчаянная надежда. — Итак, Марго. Что вы хотите за то, что были у меня сегодня хозяйкой? — Просите, королева. Просите… — Но только об одной вещи. — Об одной. — Да, требуйте. Требуйте, моя донна. Одной вещи, — Воланд прикрыл глаза. Вот и настал миг, в который всё решится. Пришло время узнать, стоили ли его усилия хоть чего-то. Он мысленно усмехнулся. А ведь ещё совсем недавно, в эту же секунду у него не было сомнений в победе. Гордыня… — Я хочу… — Маргарита кинулась к нему, но остановилась в трёх шагах и потеряно на него посмотрела. — Я хочу, чтобы Фриде перестали подавать тот платок, которым она удушила своего ребёнка. Воланд сжал кулаки в бессильной злобе. Он буквально кожей чувствовал удивление и страх своей свиты. Снова. Снова эта дура. Не он, не этот проклятый мастер, нет, Фрида! Горько. Горько и больно во второй раз осознавать свой проигрыш. «Почему?» — спрашивал он себя и не находил ответа. Почему так больно? В прошлый раз его гордость разбилась на осколки, тогда почему теперь ему кажется, что ему во второй раз оторвали крылья? Воланд подошёл к Маргарите, и она прильнула к нему, положив голову на его грудь. Он запустил руку в её волосы, прижав ещё ближе к себе. — Я попросила за Фриду, потому что имела неосторожность дать ей надежду, — прошептала она, её голос наполнен горечью и виной. — Если бы она осталась обманутой, я бы не смогла иметь покоя всю жизнь. Воланд прерывисто дышал, стараясь сдержать гнев и боль, не дать им вырваться и разнести пол-Москвы. — Милосердие… — прохрипел он, — иногда совершенно неожиданно и коварно. Оно проникает даже в самые узенькие щели. Воланд оттолкнул Маргариту и сделал пару шагов назад. — Так вы сделаете это?! — Ни в коем случае, — с трудом вернув себе самообладание, он заставил свой голос звучать ровно. — Вы сделаете это сами. — И отвернулся. — Фрида! — позвала Маргарита. Воланд слышал, как распахнулась дверь, слышал, как упала на колени эта дура, слышал шуршание юбок королевы. — Фрида… тебя прощают. Тебе больше не будут подавать платок. Ответом ей стал злорадный смех. Воланд повернул голову и увидел растерянную Маргариту, провожающую взглядом вылетевшую за дверь Фриду. Она посмотрела на оставшийся в её руках букет жёлтых цветов, и в её глазах блеснули слёзы. — Благодарю вас, мессир, — она встала с колен и, не взглянув на него, направилась к выходу. — Прощайте. Воланд с болью смотрел на её удаляющуюся фигуру. Ему было страшно, он честно себе в этом признавался. Страшно окликнуть её, страшно предложить ей ещё один шанс и снова услышать просьбу вернуть мастера. Но в то же время он понимал, что если сейчас не остановит её, то потеряет навсегда. — Марго, — крикнул он, и она стремительно развернулась, — я не люблю повторять дважды: мне не нравятся жёлтые цветы. — Воланд протянул ей букет из белых лилий и алых хризантем. — Кажется, я задолжал его вам. — Отвратительные, солнечные цветы выпали у неё из рук, и, приняв букет, она, понюхав его, резко подняла голову, большими глазами посмотрела на него. Воланд, обняв Маргариту за талию, наклонился к её уху. — Серебряные лилии и кровавые хризантемы растут только в одном месте. — Он поцеловал её за ухом и, отступив на шаг, провозгласил: — Не будем наживаться на поступках непрактичного человека в праздничную ночь. Марго, чего вы хотите для себя? — Я хочу, — прошептала она, сделав шаг вперёд, упав в его объятия, — всегда, вечность оставаться подле вас!***
Воланд стоял на каменной террасе одного из самых красивых зданий в Москве и наблюдал за городом. Люди спешили, не замечая друг друга, поглощённые собой и своими проблемами, радовались, грустили, завидовали, влюблялись, ненавидели. Жили. И не подозревали, что совсем скоро на террасе этого здания, построенного около полутораста лет назад, будет решаться не просто их судьба, а судьба целого мира. — Какой интересный город, не правда ли? Азазелло шевельнулся и ответил почтительно: — Мессир, мне больше нравится Рим! — Да, это дело вкуса, — ответил Воланд. Где-то там, внизу, бродила по улицам Маргарита, его пресветлая королева Марго. Он отпустил её в город попрощаться: они не вернутся в Москву ещё очень долго. Воланд прикрыл глаза. Чувство радостного триумфа не желало его оставлять. Он радовался не почти свершившейся победе над вечным соперником, но той, которая, к его собственному удивлению, была для него гораздо более значима, которая принесла удовлетворение, заставившее его безумие утихнуть и, проводя аналогии, заурчать, подобно кошке. — А отчего это дым там, на бульваре? — Это горит Грибоедов, — ответил Азазелло. — Надо полагать, это неразлучная парочка, Фагот и Бегемот, побывала там? — В этом нет никакого сомнения, мессир. Неожиданно тени сгустились вокруг Воланда и Азазелло, и на террасе в образовавшемся круге света появился незваный, но предвиденный гость. — Я к тебе, дух зла и повелитель теней: Он прислал меня. — Передай Ему, раб, что говорить я буду только с Ним, — Воланд не обернулся, продолжая смотреть на город. — Ты не можешь… — начал было Левий Матвей, но договорить ему не дали: — Азазелло, проводи нашего гостя, — демон довольно усмехнулся словам своего повелителя и стал приближаться к Его посланнику. — В этом нет необходимости, брат мой. Я уже здесь. Воланд резко развернулся, впившись недовольными глазами в Иешуа. Невольно он отметил, что тот ни капли не изменился с их последней встречи, которая была триста? четыреста? лет назад. Всё тот же взгляд карих глаз, всё те же каштановые кудри на плечах. А на голове всё так же сияет корона Бога. Сам себе Воланд честно признавался, что с того времени в его когда-то иссиня-чёрных волосах появилось ещё несколько седых прядей. — Люцифер давно мёртв, Иешуа. — Я так не считаю, — он приподнял уголки губ в намёке на улыбку. — Но если тебе так больше нравится, то сегодня я не против, Воланд, — тот удовлетворённо кивнул. — Как ты не мог не заметить, в нашем споре сложилась патовая ситуация. — Сатана заложил руки за спину и подошёл к своему извечному оппоненту, смотря прямо в его глаза. — Пресветлая королева выбрала Фриду, принеся тебе победу; но ты не можешь отрицать, что она согрешила. — Ты искусил и соблазнил её, — мягко заметил Иешуа. — Это моя работа. Бал ста королей и был создан для того, чтобы искушать и соблазнять его хозяек, — Воланд не менял интонации, но руки слегка подрагивали, выдавая необычайное волнение. — Поэтому, чтобы решить наш спор честным путём, — на этих словах он усмехнулся, — я предлагаю воспользоваться прекрасным правилом, придуманным людьми специально для таких случаев. Каждый из нас загадает сегодня одно желание, — Иешуа, нахмурившись, ответил ему сдержанным кивком. — Что ж, белые ходят первыми. Иешуа задумчиво посмотрел на небо, на своего ученика, на Москву и вновь на Воланда. — Я хочу, — медленно заговорил он, — чтобы мастер и та вместе с ним, что, страдая, любила, были награждены покоем. — Хорошо, — Воланд сдержал рвавшийся наружу торжествующий смех, его глаза горели пламенем победы. — Он заслужил покой, и он его получит. — А Маргарита? — Повенчанная с тьмой не может обрести покой, — Воланд не смог сдержать ухмылки. — А теперь моё желание, — тени вокруг него сгустились ещё сильнее. — Я хочу, — Левий Матвей отступил назад, — корону, — Азазелло подошёл ближе, — Бога.