Затишье перед бурей

В Готее повисло напряжение. Нет, внешне все было как прежде, вот только Рецу чувствовала, что события вот-вот готовы сорваться с места. Женщина нахмурилась, рассеянно качая колыбельку. Их с Джуширо сыну едва исполнился месяц, а Рецу рассчитывала на спокойные десятилетия. Джуширо отправился на очередное собрание капитанов — уже третье за две недели. Рецу хмурилась, но все попытки вытрясти у мужа темы совещаний заканчивались ничем. Джуширо умел быть мягким и обтекаемым, когда это было нужно. А она официально сидела в декрете. Рецу непроизвольно усмехнулась, вспомнив собственную свадьбу и то, что ей предшествовало. Разговор Яма-джи и Укитаке Кенширо стал уже практически легендой, Шун, с трудом справляясь с хохотом, поделился, что в рядах аристократии он слышал уже пять версий сватовства главы клана. В одной Ямамото все-таки испепелил Кенширо, а на его месте теперь качественно подготовленный двойник. Вроде бы безобидная сплетня, но сам глава Укитаке хмурился и решительно пресекал болтовню. На самом деле они с Ямамото вполне удачно поговорили. Кенширо не зря считался одним из искуснейших дипломатов — он обставил все так, что у Генрюсая не осталось сомнений — Джуширо безнадежно, как ему казалось, любил Рецу все это время и только недавно решился признаться. — Разве может быть любовь без грусти, Ямамото-сан? — удивительно, как вовремя и к месту сказанная фраза могла оказать правильное воздействие на собеседника. Сотайчо, хмурившийся половину их беседы и пару раз, нервно сжимавший трость, заметно расслабился — все-таки неприятно оказаться слепым по отношению к своим же первым ученикам — и едва заметно улыбнулся. Разговор после этого прошел, как по маслу и согласие на брак было получено. А когда эта новость была официально озвучена, она произвела эффект разорвавшейся бомбы. Рецу усмехнулась, поправив выбившуюся прядь — после рождения сына она временно сменила любимую прическу на традиционный пучок. Острые кандзаси были дополнительным оружием в случае какого-либо происшествия, но нападать на Унохану никто не спешил — совсем безголовых идиотов в рядах аристократов не наблюдалось. Рецу приняла решение оставить прежнюю фамилию, мотивируя это неизбежной путаницей. Кенширо согласился спокойно, его этот вопрос волновал по сути, меньше всего — в родовой книге появятся несколько дополнительных записей и все. Сама свадьба прошла с размахом, но все-таки без происшествий. Готей бурлил, обсуждая неожиданную новость. А к Рецу в кабинет незадолго до церемонии несколько раз появлялся Айзен-тайчо, с целью поздравить и вытянуть подробности. Зачем только Рецу не понимала, но и скрывать особо смысла не видела. Краткая официальная версия — вот и все, что ему досталось в результате. Недовольным Айзен не выглядел, то и дело теребил очки во время беседы и явно думал о чем-то своем. Рецу именно поэтому не сильно жаловала аристократические традиции, сопротивляясь брачным узам больше тысячи лет. Далеко не каждый мог добиться руки аристократки, которую запросто могли выдать за выгодного главе ее клана кандидата. Недовольный плач заставил Унохану встряхнуться и потянуться к ребенку. Они с Джу сутки вдохновенно спорили над его именем, вызывая у Кенширо «обострение хронического кашля», а Шунсуй хохотал, не скрываясь, за что так же регулярно получал мелкой жалящей молнией пониже спины. Ребенок получил, в конце концов, имя — Укитаке Юдай. Рецу почти не удивилась, когда узнала, что Шунсуй подбил почти весь клан делать ставки, чья сторона возьмет верх. Но его ждало разочарование, потому как проиграли все. Юми с Ичиго оказались в поместье Укитаке только к концу дня и пропустили все веселье, связанное со ставками при подборе имени новорожденному. Шиба, впрочем, взялся за своего капитана всерьез, не скрывая недовольства таким поведением. Джуширо с Рецу от души повеселились, слушая, как Ичиго в саду отчитывал командира. Шунсуй обреченно вздыхал, перебивал, потом смирился и согласился почти со всеми упреками. «Ичи с Лизой меня так скоро с ума сведут или трезвенником сделают», — жаловался потом Шунсуй друзьям. — «Я хотел немного посмеяться, так нет же, меня и тут неправильно поняли. В кого только Ичи такой серьезный? Иссин совсем не против со мной развлечься на Грунте или выпить бутылочку-другую саке. Почему же его сын так жесток? Саке это божественный напиток, а он им поливал цветы в офисе, нет, ну можете себе представить?» Юми не скрывала своего счастья за дядю и пока ее супруг разбирался с капитаном, она успела перекинуться парой слов с взволнованным, но счастливым Джуширо. Покормив сына, Рецу не спешила класть его обратно. Она вспомнила совсем другую ночь, когда так же бережно укачивала маленькую Юми. Дочь была куда меньше и казалась нереальной, какой-то хрупкой. Утром Рецу отдала ее Укитаке Аями и ушла, ни разу не обернувшись. Иначе было нельзя. А с Джуширо они тогда смогли встретиться только через месяц. Рецу хорошо помнила, как они сидели вдвоем, обнявшись и выбрав самый укромный угол территории Четвертого. Так было нужно, у их дочери было счастливое будущее в любящей семье, но сердце все равно болело. С этим вопросом тоже нужно было что-то решать. Пусть у Юми своя жизнь, она счастлива в браке и возможно, сама станет матерью в ближайшее время, надо бы посмотреть внимательнее на нее при встрече, но Рецу поймала себя на том, что устала вздрагивать от невидимых ледяных игл каждый раз, как Юминэ называла ее тетей. И в Готее явно что-то происходило. А Джуширо не торопился ей рассказывать, как обычно ударившись в крайность и пытаясь защитить. Так, как сам это понимал. Рецу — Кенпачи, пусть давно выбравшая иной путь. Но это останется с ней до самого конца, что бы ни болтали немногочисленные смельчаки за спиной о давным-давно сточенных клыках хищницы. При необходимости Рецу могла прекрасно доказать всю абсурдность неизвестно кем произнесенного заблуждения, но она не спешила этого делать. Недооценка противника — первый способ быстро отправиться на рождение в мир живых. Интересно, этот постулат еще преподают в стенах Академии? Иногда Рецу казалось, что нет. Саноске заходил пару дней назад с отчетами и новостями. Зараки несколько раз появлялся в отряде, но разговаривать с лейтенантом отказывался. Рецу всегда забавляло, что Зараки явно выделял Ямаду из толпы одинаково безликих целителей. Тот, в свою очередь, много времени проводил в компании Иккаку и Юмичику, пугая собственный отряд. Рецу прекрасно об этом знала, но никак не реагировала — отношения подчиненных ее не касались. Во внеслужебное время Саноске мог себе позволить общаться с кем угодно. Следовало бы его расспросить о происходящем в следующий визит. Саноске выполнял работу Рецу, мотаясь регулярно в дома аристократов, где имелись новорожденные дети и регулярно их осматривал, игнорируя недовольное ворчание клановых лекарей. Пусть сам он и не застал эпидемию, но Рецу надеялась, что достаточно убедительно донесла до него кошмар, творившийся в Сейрейтее пятьсот лет тому назад. Затишье перед бурей угнетало Рецу. Готей стоял, отряды несли службу, капитаны совещались, разбирая мелкие и крупные происшествия под тяжелым взглядом сотайчо. Любой Кенпачи чувствовал приближающуюся беду. Но Зараки предвкушал хорошую драку, ничего больше его не волновало, а Ичиго еще даже не осознал, кем являлся, поэтому было бесполезно советоваться с ними обоими. Рецу понятия не имела, с какой стороны придет беда в очередной раз. Пророческими способностями, вопреки досужим сплетням, она наделена не была. Сны в последнее время тоже изменились, показывая что-то совсем странное. Летающих голов и прозрачных медуз Рецу в реальности не встречала, а во снах они приходили в удручающем количестве и действовали целительнице на нервы. К луже крови она успела давно привыкнуть. Как и к постоянным напоминаниям занпакто, что ее сталь нуждалась в омовении и хорошей чистке. Рецу было не привыкать объяснять, почему нет, Минадзуки разочарованно вздыхала и отступала вглубь внутреннего мира хозяйки. Затишье перед бурей всегда длилось не очень долго. И это беспокоило Унохану, однако поделать она ничего не могла. Оставалось только укачивать сладко спящего Юдая и ждать, не позволяя себе показать и тень тревоги. Рецу и представить не могла, что заговор зрел внутри Готея.