Caries

Хэнк не мог не заметить, как с каждым днем взгляд этой чёртовой пластиковой куклы становится все проницательнее и подозрительнее. Как он молчаливо наблюдает за своим командиром исподтишка, сужает веки, будто хочет разглядеть какую-то деталь подробнее, но тут же возвращается к работе. Это позволяет выдохнуть спокойно хотя бы на время. Никаких сомнительных признаков подавать нельзя — так решает лейтенант и, как бы невзначай прикрывая сморщенный уголок рта ребром ладони, следует примеру робота. Волокита свежих документов по делам девиантов, которой успел нагрузить Фаулер обоих с начала полудня, застревает где-то в кишках и свертывается там же. Хэнк чуть слышно рычит сквозь слепленные губы и бездумно пролистывает весь информационный каталог, не заостряя внимание ни на одном из лиц этих уродских манекенов — сосредоточенности катастрофически не хватает. Да и может ли вестись о ней речь, если мозги пылают от одного лишь разъяренного сигнала, импульсы которого обжигают все нервные окончания? Двери местной стоматологии открыты круглосуточно, и Хэнку об этом известно. Однако недоверие и даже непонятное презрение к современным медицинским технологиям вызывают нервные спазмы в желудке и нежелание перешагивать порог клиники. Ничего. Перебьется. Если этот сраный робот-полицейский перестанет стрелять своими косыми взорами и испытывающе молчать, то можно посчитать жизнь вполне терпимой. — Лейтенант, взгляните на это досье, — о, этот манерный ровный голос, который срабатывает электрошокером по обнаженной коже. Старик чуть ли не подскакивает в своём кресле, поневоле вырываясь из размышлений о боли, и переводит сердитый взгляд на Коннора. Тот выдерживает паузу и, когда понимает, что внимание напарника получено, продолжает, — Здесь сказано о произошедшем инциденте прошлой ночью. Модель AX540 приняла попытку к бегству от своей владели… — Господи, снова… — угрюмо протягивает лейтенант, и краем глаза не посмотрев в чужой терминал. Щека пылает изнутри, десну разрывает, будто под зубом ютятся крохотные кроты и старательно трапезничают слизистой. Моральных сил хватает разве только на беззвучные хрипы и небрежное изучение многочисленного списка подозреваемых, которых сейчас так жутко не хотелось видеть. Хэнку в принципе было чуждо нахождение здесь, пусть даже долг работы обязывал забывать о личных проблемах на несколько часов и трудиться на благо общества. Но пытаться сконцентрироваться на побоях роботов вкупе с невыносимой зубной болью — это нечто из ряда вон выходящее. От всё такого же пристального взгляда Коннора не укрывается то, как морщится уголок рта старика, как тот взволнованно прячет глаза и пытается избавиться от болезненной гримасы. Когда, наконец, до Хэнка доходит, что все его театральные старания не приносят плодов, он привычно хмурит брови и бурчит в стол: — Отложим это до завтра. Про убийство там ничего не сказано, ведь так? Даже не глядя в сторону своего механического напарника, детектив готов дать голову на отсечение, что глаза у того лезут на лоб от такого неожиданного предложения. Совсем свеженькое дело — и уже не заинтересовавшее командира. Это могло бы дать ростки для первых сомнений, если бы они уже не расцветали буйным цветом в программах. Но Коннор не привык рубить с плеча, не разобравшись во всех аспектах досконально. Поэтому сейчас его систему штурмуют слабое подозрение и нечто очень похожее на человеческое сочувствие, от которого андроид поспешно отмахивается — он не может и не должен быть склонен к эмпатии. Чушь. Но ведь все-таки сгущается что-то на донышке микросхем, и Коннору с трудом удаётся отрицать это. Внимательно рассмотрев чужое угрюмое лицо на наличие новых морщинок возле уголков глаз и рта, робот старается внести в свой тон больше понимания, нежели недоумения. — Если вас не привлекает данное досье, я могу предложить взяться за следующее, — пластиковый палец указывает на мерцающую голограмму, — Здесь описаны побои, совершенные накануне предыдущего инцидента. Подозреваемый, модель… — Да бога ради, я не хочу выслушивать все тысячи статистик! — в этом почти что истошном вопле слышится откровенная просьба не то заткнуться, не то и вовсе отвязаться с этими насущными обязаловками копов. Хэнк был не в духе. И это воочию читается не только по его горящим лютым гневом глазам — неблагоприятная колючая аура напитывает напряжением воздух вокруг сгорбившегося над столом старика. Его мрачный взгляд встречается с озадаченным — Коннора, которого беспардонно перебивают во второй раз, но андроид не проявляет никаких признаков обиды. Он по-прежнему слишком увлечен взявшимися из неоткуда переживаниями по поводу самочувствия лейтенанта, оттого его диод на виске на секунду вспыхивает желтоватым сиянием и сразу же заливается спокойным голубым. Поводов для весомой тревоги пока не наблюдается. Хэнк начинает вертеться в кресле и неуклюже лепетать: — Сказал же, оставим до завтра. Твои чугунные мозги, что, не приспособлены для понимания моих приказов? Язык еле-еле ворочается в воспаленной полости, аккуратно огибая пульсирующее место и с трудом вырывая слова из глотки. Старый детектив мог поклясться последней сороковкой шотландского виски, что готов прямо сейчас срываться с места и мчаться домой, чтобы этот самый флакон вылить в горло до последней капли. Протереть губы грязным рукавом куртки, мучительно прохрипеть и завалиться спать, в надежде, чтобы завтрашний день принёс благословение в виде спада этой несносной, вечно стреляющей в основание челюсти, боли. Но, увы и ах, все заоблачные мечтания оказываются там же, куда Коннору положено было засунуть инструкции. — Лейтенант, — холодное обращение срывается с губ андроида, когда тот кладет локти на бумаги и подвигается чуть ближе к краю своего стола — близость между лицами пока что приемлемая, но уже заставляет Хэнка недобро зыркнуть из-под век, — Вы не должны отказываться от выполнения обязанностей из-за своего нежелания прикладывать усилия к работе. — Я сам разберусь со своими обязанностями, без чьих-либо советов. И в особенности, — детектив скептически смеряет взглядом нависающего мрачной тенью Коннора и бурчит, — пластмассового ушлепка. Губы тут же кривятся, и Хэнк кое-как сдерживает себя от желания прижать к участку щеки пальцы. Запахивается в лацканы куртки, чтобы сейчас задействовать руки хоть в чем-то, бегло наблюдает за сопутствующей реакцией своего напарника и неохотно возвращается к созерцанию светящегося табло на терминале. Безмятежный и вместе с тем непробиваемый взгляд Коннора не сулит ничего хорошего. Но этому послушному андроиду не свойственно шибко злиться, верно? Детективу до дрожи в коленях хочется этому верить. Хоть бы этот робот перестал на какое-то время выдвигать кандидатуры съехавших с шестеренок пластмассовых уродцев — в тишине и самому будет усидчивее изучить досье, пытаясь не отвлекаться на боль. И впрямь, Коннор отступает. Принимает прежнее ровное положение в кресле, впяливается в мерцающий экран и затихает. Только взгляд его остается таким же сомнительным, таким же непонятным, то и дело скользящим в сторону сидящего напротив старого копа. Андроид не спешит напрямую интересоваться физическим состоянием напарника, несмотря на то, что анализирующая система всплывает перед глазами с четким упоминанием определённого недуга в чужом организме. И так предельно понятно, что старик не желает докладывать о своей противной боли никому — и в особенности пластмассовому ушлепку, которому, кстати говоря, и самому не очень хочется с налету давить на уязвимое место. Необходимо действовать осторожно, шаг за шагом, подталкивая детектива на возможность получить помощь. Нужен только предлог, аккуратный, почти призрачный… Выискивающий взор зацепляется за коробки свежих пончиков. Это, без сомнения, неотъемлемая часть полицейского участка. Цветастые картонные ящички стоят друг на друге, оставаясь в целостности и сохранности с момента своего прибытия сюда. Коробки густо набиты, даже полиэтиленовая пленка поверх крышек не разорвана. Говорящий сам за себя факт. — Сэр, вы так и не притронулись к выпечке, — решительно начинает Коннор, указав подбородком на найденную улику. Но в ответ же получает лишь отстраненное и сухое: — Я не голоден. Все попытки приблизиться к доверию упертого лейтенанта летят к чертям и на последующие разы. И в итоге все дела из приложенных в каталоге оказываются сорваны. Хэнку невмоготу ровно отсиживать задницу в отделе, усердно сдерживать болезненные стоны в глотке и возносить мольбы всем богам, чтобы этот механический говнюк не подорвался с места и не схватил за отвороты куртки, потащив на место преступления. Не до этого. Не до изучения и сбора улик, не до заполнения соответствующих документов, не до переговоров со свидетелями в какой-нибудь очередной дешевой фирме. Боль, только эта проклятая боль, режущая натянутые нервы накаленным ножом, дробящая в клочья изнывшую челюсть. Хэнку чудилось, что ещё немного, буквально несколько жалких минут, и он откинет коньки прямо здесь. Не от возраста, не от сердечного приступа. А всего лишь от запущенного случая, безжалостно таранящего десну. Как же нелепо. По окончанию смены лейтенант получает добросовестную порцию конфликта с Фаулером, но в мыслях уже далеко находится дома. На кухне, с опустошенным пузырем пойла в руке, липким пятном на футболке и ядреной вонью крепкого виски, которая поднимается невесомым облачком из приоткрытого рта, пока сам страдалец сотрясает стены мощным храпом. Под неодобрительный гундеж руководства Хэнк уходит прочь, напоследок оскорбленно отправив плевок под ноги. Материалы по девиантам уходят в руки другого копа — да и хрен с ним. Небрежно пихнув с дороги вставшего столбом Коннора, старый детектив мысленно возносит заклинание, чтобы тому не пришла в пластмассовую голову задумка отправиться вслед. Что и происходит — андроид попросту обескураженно проводит взглядом исчезающую в дверях отдела спину напарника. Но кто знает, какие шестеренки вертятся в его умственной программе.

***

Дождь нещадно барабанит по лобовому стеклу дряхлой тачки, двигатель которой рычит и выкашливает серый дым из выхлопной трубы. Хэнк морщится, утопая костяшками в ноющей щеке, и перекидывает взгляд в зеркало заднего вида. Из-за капель, щедро обливших стекло, с трудом удаётся распознать собственное лицо, искаженное болью, и старик сипло чертыхается. Все мысли заняты заветным спасительным виски, на языке потрескивает фантомная горечь этого пойла. Лейтенант нетерпеливо сглатывает. Скорее бы. Поспешно припарковавшись напротив калитки, Хэнк неуклюжим мешком вываливается из машины и шлепает по лужам к двери дома. Вытряхивает из кармана дребезжащую связку, вслепую поочередно поворачивает ключи в замочной скважине и сразу же толкает дверь локтем. За то короткое время преодоления расстояния меж тачкой и домом лейтенант успевает вымокнуть, и теперь на его длинных седых волосах скользят дождевые капли. Пряди неприятно липнут к шее и щекам, но старик практически не бесится с этого. Не разуваясь, прямо в уличных ботинках, он устремляется к кухне, попутно отмахиваясь от Сумо, у которого крупную слюнявую морду рассекает довольная лыба, стоило только хозяину вернуться с работы. Пёс послушно понимает этот недружелюбный жест, бесшумно трется рядом ещё несколько минут и так же мирно возвращается на своё место. Детектив возносит благодарственные оды за такого покорного пса и выхватывает из полки холодильника запотевшую бутылку. Болезненно хрипит и трется скулой о плечо, пока возится с неподатливой крышкой, и непроизвольно вздрагивает, когда та сдаётся в этом неравном бою и отлетает со звоном на кафельный пол. Ноздри заполняет тягучий запах крепкого алкогольного напитка, и Хэнк моментально присасывается к горлышку. Жадный глоток обжигает гортань, из уголков глаз бьют слёзы. По громко раздавшемуся лаю Сумо становится понятно, что того не на шутку привлекла возня хозяина, и вот он снова мельтешит под ногами, пока сам ценитель шотландского пойла старается не задохнуться от жжения и боли. Кулак врезается в грудную клетку несколько раз, Хэнк тяжело отдышивается и упирается свободной рукой в край стола. С губ стекают мокрые ниточки ядреного напитка, от которого в висках тут же начинает пульсировать, а в уши отдает гулким эхом. Тук-тук-тук. Он слишком поспешил с принятием собственного обезболивающего, и повезло ещё, что виски не пошло не в то горло. Усиленно уговаривая себя не выплескивать весь накопившийся гнев на невинную собаку, что продолжает любовно наворачивать круги вблизи и дотошно лаять, старик вполголоса ругается благим матом и зажмуривается. Боль не сбавляется ни на йоту. Трясущейся ладонью Хэнк подбирает с пола выроненную бутылку и с обидой понимает, что большая половина виски остаётся мутной лужицей на полу. — Сумо, прочь. — Окончательно раздосадованным голосом приказывает лейтенант, отгоняя собаку с кухни, и нагибается за половой тряпкой. Её текстура мягкая и влажная, осыпанная крупицами давнишней пыли, и старик не скрывает омерзения. Кривит лицо, потирает пульсирующую щеку пальцами и принимается за непредвиденную уборку. Тук-тук-тук. На сей раз чуть пробудившийся разум впускает в себя этот настырный стук в дверь, который поначалу Хэнк посчитал за копошения пса. Уж незваных гостей тут как раз и не хватает. Собираясь с остатками самообладания и клятвенно обещая себе, что не скрутит кишки нагрянувшего проходимца в морской узел, старый детектив, кряхтя, поднимается с пола, отшвыривает использованную тряпку в угол и плетется к двери. Слишком предсказуемо было улицезреть сдержанную физиономию андроида-полицейского, ведь так? — Ты! — Исступленно рычит Хэнк, стоило только поднять глаза на Коннора. Его личное прибытие в столь поздний час уж точно о чем-то да говорит, — Если тебе не хочется оказаться башкой вперёд в мусорном контейнере, вали с моего порога, и побыстрее. — Сэр, подождите, — всё таким же непоколебимым учтивым голосом возражает андроид и успевает придержать поспешно захлопывающуюся дверь прямо перед носом. Хэнк протяжно стонет, осознавая, что соперничество в упорстве с этим говнюком бессмысленно, отпускает косяк двери и бросает ворчливое: — Чего приперся? Нынче пластмассовые манекены ночуют у своих напарников? Неряшливая шутка не приносит никаких эмоций как и у самого адресанта, так и у получателя. Последний попросту вопросительно чуть склоняет голову набок, погружает сосредоточенный взгляд в самый центр угольных зрачков старика, явно что-то анализируя и высчитывая, прежде чем самовольно шагнуть внутрь и выдержанно протрактовать: — Сегодняшним днем я заметил определённый вид недомогания в вашем организме. Ваша несобранность и грубость были обусловлены… — О Господи… — измученный страшной болью и дотошливостью робота старик устало выдыхает и ускользает в направлении кухни. Там, на полу, всё ещё поблескивает в мерклом свете лампы лужица от пролитого виски. Хэнк знает, что Коннору не составит труда выстроить целостную цепочку событий со всеми деталями, оттого рьяно хватает выброшенную тряпку и присаживается возле очевидной улики. Остаётся только надеяться, что проницательный глаз въедливого напарника не обнаружил следы алкогольного напитка на губах и испачканном воротнике рубашки. Выслушивать попрекания от этого роботизированного ушлепка кажется стыдливее утренней пробежки в одних семейниках. Пустая надежда — тоже надежда, не правда ли? — Ваши лично закупленные коробки с пончиками оставались обернутыми полиэтиленовой пленкой до окончания рабочего дня, когда обычно вы с удовольствием их употребляете, — твердит монотонный голос Коннора, и Хэнк неохотно оборачивается на твёрдый стук подошвы по полу. Андроид не выражает никаких эмоций открыто — как каменная статуя, тварь. Лишь его немеркнущий диод поочередно вспыхивает бледно-желтым и затем вновь искрится ровным небесным. Явно же что-то подозревает, манекен сраный. Между тем, Коннор мягкими шагами приближается к опустившемуся над лужицей виски лейтенанту, и с уверенностью констатирует, — И вы решили заглушить неприятные ощущения алкоголем. Хэнку очень хочется вскочить на ноги и остервенело врезать в эту смазливую рожицу, но он только лишь оборачивается через плечо и цедит сквозь зубы: — Ты завалился ко мне, чтобы испытать на прочность своим пассивным допросом? — боль острой вспышкой отдаётся в зубе, и лейтенант на один миг жмурится, комкает в пальцах мокрую тряпку и раздраженно выдаёт, — Говори, что тебе надо, и проваливай. — Сэр, вы не можете отрицать факт наличия недуга в вашей ротовой полости, — уверенные шаги раздаются совсем близко, Коннор аккуратно, словно боясь спугнуть, присаживается рядом на одно колено и внимательно заглядывает в чужое сморщенное лицо, — Позвольте мне помочь вам, и мы сможем продуктивно отнестись к работе. Не так злит факт того, что от этого чертового андроида ничто не утаишь, как то, что он действительно явился ради… оказания помощи? Старый детектив недоверчиво косится на спокойное и, вместе с тем, убедительное лицо робота. Впитавшая в себя горькое разлитое пойло тряпка оказывается опять откинута в сторону. Хэнк грузно выдыхает и поднимается с колен. Его же примеру следует и Коннор, тактично поправляя накренившийся узел галстука и терпеливо ожидая ответа. — Выходит, тебе важна только эффективность своей коповской деятельности, да? — старик чуть усмехается, замечая в чужих глазах проблеск потерянности, и зажимает между пальцами свою щеку, — Ладно, валяй. Всё равно, — взгляд пускается в сторону повалившейся набок бутылке шотландского виски. Слышится разочарованный вздох, — помощи мне не от кого больше ждать. Не сказать, что согласие придает Коннору сочного фонтана радости, но в самой глубине сервоприводов точно зажигается что-то очень теплое и приятное. Лейтенант проникся неожиданным доверием к нему, чего и вовсе не стоило ожидать от сварливого копа, который ненавидит андроидов всей душой. Недолго неквалифицированный медик всматривается в страдальческую морщинку меж чужих бровей. Отводит рукой в сторону, указывая на сидение стула, куда Хэнк тяжело опускается. Перед глазами образовывается новый аналитический блок, что вводит в некоторое заблуждение, пока андроид устраивается перед полицейским и тянет ладонь к подбородку. — Ваше сердцебиение участилось, сэр. — Пластмассовые пальцы приподнимают голову, коснувшись толщи густой бороды. Коннор удерживает взгляд на собранных в белесую полоску губах, прежде чем обеспокоенно заглянуть в глаза старика, — Вас что-то потревожило? И сразу же слышит слабое потрескивание в глубинных системах. Словно табель с многочисленными единицами и нулями встряхивают, запускают шаловливую руку внутрь и перетасовывают устоявшийся порядок. Знакомые покалывающие ощущения, особенно обострявшиеся в присутствии Хэнка. Очередное проявление человеческой эмпатии. Программный сбой. — Да к черту всё это, просто делай, что считаешь нужным, — безразлично отвечает лейтенант, попутно выдергивая Коннора из внутреннего гудения процессоров в реальность происходящего, и кривится. Эмоция боли. Сморщенный уголок рта, несильно суженные веки до появления тонких складок по бокам. Это вызывает новую волну необъяснимого сочувствия, и андроид честно пытается не останавливаться на этом бурлящем ощущении в спектре всех эмоций. Легонько подхватывает подбородок Хэнка в более удобной позиции, опускает глаза на всё такие же крепко слепленные губы и… застывает. Что-то очень острое и надоедливое щелкает в голове, окрашивая внешнее восприятие мира в новые тона. Коннор внимательно смотрит, молчит и по-прежнему невесомо удерживает кончики пальцев под колючей бородой. Пытливое желание, расплывчатое и странное, которое искусственный разум андроида тщетно пытается разобрать на молекулы и найти ему объяснение. — Коннор, ты чего застыл? Тугое обращение, выдавленное буквально из кишок через болезненный сгусток во рту, слышится каким-то гулким завыванием, абсолютно невнятным. В уши словно закладывают толстые комки ваты, а глаза кувыркаются во впадинах назад и пускают взгляд в само сознание. Роботизированный интеллект очарован одной-единственной прихотью. — Коннор, ты… Но жертве мучительной зубной боли не позволяют договорить. Коннор опускается слишком мягко, но довольно напористо для того, чтобы не дать Хэнку отпрянуть назад. Привкус едкой жидкости бьёт по уязвимым рецепторам, и перед внутренним взором всплывает информационное окошко — «Шотландский виски. Концентрация алкоголя: 40%». Раздаётся оторопелое мычание со стороны, и Коннор заводит свободную руку за чужой затылок, надёжно погружаясь пальцами во влажноватые от дождевых капель волосы. Так будет лучше. Андроиду не видны широко распахнутые глаза обескураженного произошедшим лейтенанта, но он знает точно, что тот не на шутку взволновался. Или возбудился. «Сердечный ритм незначительно превышает норму». Резиновые сухие губы осторожно сминают бледные — человеческие. Коннор не поднимает век, пытаясь уловить каждую нотку ощущений вслепую. Ему неизвестны мотивы, неизвестно значение того, что он сейчас делает, но покорно следует возникнувшему желанию примкнуть устами к человеку. Но что самое изумительное — человек этого не отвергает. Пальцы бережно оглаживают седые длинные пряди и опускаются ниже, к основанию шеи. Решившись переступить возведенную грань, Коннор напористо толкается языком в чужие губы и проникает внутрь. Его микроскопические датчики тут же послушно считывают содержимое вязкой слюны, передают собранную информацию, и устремляются дальше исследовать человеческую полость рта. Это захватывает и переполняет неприрученное к нечто подобному сознание андроида хлесткими эмоциями. Диод на виске судорожно пульсирует красным — «Требуется охлаждение процессоров». Но их хозяин наглухо поглощен смакованием неизведанного. Язык проводит дорожку вдоль ряда зубов, и Коннор чувствует, что Хэнк вздрагивает. Впервые брыкается, впивается ладонями в грудь робота и отпихивает его от себя прочь. Не составляет затруднений сделать кроткий анализ резкой смены настроя лейтенанта — вспышка боли. — Придурок… — мученически хрипит Хэнк, складываясь пополам на стуле и зарываясь щекой в ладони, — В этом и заключалась твоя помощь? Какого черта сейчас было, сраный ты кусок пластмассы? Будь на месте Коннора чувствительный человек, тот бы несравненно бросился извиняться за свою некомпетентность и неуважение, однако на лице андроида не дергается и мускул. Он в утешительном жесте опускает ладонь на плечо старика, наклоняется к уху и бесстрастно изрекает: — Средняя стадия кариеса. Разрушен верхний слой дентина, — поймав на себе страшно ненавистный взгляд, коротко качает головой и подкрепляет кивок убеждением, — Приношу свои извинения, сэр, но мне необходим был точный анализ. Столь прикрытая ложь должна была сработать — и она срабатывает. Хэнк хоть и борется со внутренней неприязнью, но всё же вынуждает себя поверить в слова этого обнаглевшего манекена, который попросту перешагнул чрез рамки дозволенного! Но анализ… Раз нужен был точный анализ, с этим приходится кое-как смиряться. Как принимать за должное неминуемый визит в стоматологическую клинику, в которую андроид неуступчиво ведёт своего напарника. И пока на губах застывает резиновый привкус минувшего поцелуя, Хэнк задаётся вопросом — почему он не дал отпор? Но отчетливого ответа не знает. Не знает и того, что Коннору не нужно было соприкасаться языком с больным зубом для точного анализа.