Не суждено...

Не суждено… Когда все закончилось, глупо и в то же время невероятно мучительно, Рокэ даже винить никого не мог. Следовало бы Ричарда, в одночасье превратившегося из пылкого, трепетного возлюбленного в марионетку Альдо Белоштанного. Но… Отрицать то, что в случившемся была ошибка самого маршала, было бы пошлостью. Вспылил, не разобравшись в ситуации, вышвырнул из столицы… да что там — из собственной жизни, фактически, в своем роде, тоже предал. Ричард оступился. Позже, когда уже ничего исправить было не дано, Рокэ получил письмо от Робера. Тот упрекал Первого маршала в том, что Алва обошелся с мальчишкой жестоко и неумно, чем еще больше взбеленил гордость Рокэ и, отравляющую сердце злость. Оторвать и забыть! Забыть, Ворон! Это приказ! Забыть искрящуюся в серых глазах нежность? Чуткое, жадное до запретных ласк молодое тело? Оживляющий все вокруг смех Ричарда? Полные страсти стоны… — Продлевать будете? — шептал тогда, после первого раза маршал в припухшие от шальных поцелуев губы Ричарда. Те, в полудреме, растягивались в блаженной улыбке: — На всю жизнь, пожалуйста… Все закончилось скоро, даже не дотянув отпущенного законом трехлетнего срока… Упиваясь горькой полынной касерой, Ворон, скривившись в болезненном оскале зло шептал: «На всю жизнь…» С Эмильеной было не так, все проще. Та предала, но не любила — играла глупым мальчишески-пылким сердцем Росио, не испытывая в ответ ничего, кроме раздражения. Окделл же… Рокэ мог бы рискнуть и поклясться Кровью в том, что Дик был влюблен. Возраст и нажитый опыт маршала не позволял обмануться еще раз. Все было взаимно, и загоняя вглубь мысли о проклятии и о том, что НЕ СУЖДЕНО, Рокэ день за днем нежился в этой взаимности, без оглядки, вопреки дурным предчувствиям. Но разве ж можно сдюжить с просочившейся через Круги злостью? Ричард предал, ударил в спину, пытался отравить… Это привело маршала в ярость. Лишило Рокэ разума и шанса оправдаться — Ричарда. Алва не позволил сказать мальчишке ни слова. Не глянул в расширенные от страха и боли глаза — выгнал, делаясь больным совсем не от выпитого яда. Ругая, на чем Лабиринт держится, собственную самонадеянность, также, как вероломность проклятого и, не смотря ни на что, любимого мальчишки. Эпинэ может считать как ему угодно, но факта предательства это отменить не сможет, получив от него письмо, Рокэ не шевельнул и пальцем, чтобы исправить ситуацию и вырвать юного идиота из лап отчаяния, прекратить его самобичевание — заслужил. А дальше все покатилось по наклонной: явление Альдо в Олларию, Багерлее, суд, безжизненно-пустые серые глаза, некогда бывшие такими живыми, озаренные любовью… Теперь в глазах юноши была надломленная пустота, испугавшая Рокэ куда больше, чем сорвавшееся с любимых губ, глухое — «Виновен!». И позже, когда до маршала дошла весть о том, что Ричард Окделл был расстрелян за свои деяния без суда и следствия и похоронен где-то недалеко от ушедшего под землю замка — страшнее не стало. Рокэ отчего-то был уверен в том, что находящийся рядом с ТаРаканом Ричард давно мертв. И та смерть была на совести только одного человека — Рокэ Алвы. Не суждено… Никогда. Нигде… И нужно с этим как-то жить. День за днем, неся эту вину в сердце.

***

Где-то в другой жемчужине… Первый раз Росио Алвасете увидел его в клубе, юноша был немного пьян, проходил мимо пританцовывая и напевая песню. Кто-то толкнул его и он упал прямо Росио в объятия. Алва держал его секунд пять, захлебываясь нахлынувшим чувством, жадно вглядываясь в такое знакомое отчего-то лицо, а потом, с улыбкой спросил: — Продлевать будете? Взгляд серых глаз затуманился и юноша с придыханием прошептал: — На всю жизнь, пожалуйста.