Еще одна чашечка кофе

      Буквы текут, буквы шепчут, буквы вьются роем приставучих мошек. Кусают, зудят над ухом, нетерпеливо жалят пальцы, вопят о ненаписанном. Не дождавшись, уносятся прочь, лишая покоя, но на смену им всегда приходят другие. Темный рой застилает мир перед глазами, не пропускает солнца и требует, требует, требует свободы в последнем уделе мошкары — булавкой пригвоздиться к рамке, запечатлеться навсегда, на погляд публике. С мошкарой невозможно ни бороться, ни жить; с мошкарой нет сладу. Только бой, вечный бой, и жалкие попытки структурировать коллекцию да расставлять рамки в правильном порядке.       Черный обелиск офисной высотки, безоблачный день, раннее утро.       По этажам шуршит бумага, а в гуле голосов можно выхватить одно повторяющееся слово, шелестом ползущее из отдела в отдел: отчет-отчет-отчет. У дверей просторного кабинета на последнем этаже оно сменяется негромким взволнованным голосом. За длинным овальным столом, под присмотром портрета своего предшественника сидит одетый с иголочки мужчина и с полуулыбкой принимает главу очередного департамента. Под холодным взглядом зеленых глаз тот порой запинается, но отчаянно продолжает искать отговорки, усугубляя ситуацию. Мечется, словно попавший в зыбучие пески человек. Вот только он не человек. Палящее солнце снаружи — худшая погода для вампира, и отчитываться перед патриархом прайда в столь гнетущий день — плохая примета.       Самое чудовищное в патриархе — его манера слушать. Никогда не перебивает, не останавливает, не заполняет пауз. Слегка улыбается, сверлит тебя совершенно ледяным взглядом, не моргая, и никак не реагирует на твои слова. Волей-неволей даже безэмоциональные вампиры начинают говорить вовсе не то, чего хотели изначально. В этом здании не шутят над блондинками, потому что патриарх — блондин. Не то чтобы кто-то полагал, что он обидится; скорее не хотят это проверять. Патриарх немного старомоден, но моложав, носит пенсне и аккуратно укладывает волосы так, что пара прядей всегда выбивается. Сотрудники знают, что на эту нарочитую небрежность каждое утро уходит до получаса, но и об этом не судачат. По крайней мере, пока он в здании.       В кабинете наконец повисла тишина. Подчиненный выжидающе смотрел на начальника. Чуть слышно отсчитывали секунды карманные часы; патриарх же даже не менял позы. Потом задумчиво посмотрел в окно.       — Богдан Иванович, я пойду?       Словно нехотя тот вновь перевел взгляд на подчиненного.       — А собственно говоря, куда вы пойдете, молодой человек?       Тот заерзал. На вид патриарху не больше сорока, но его послежизнь давно уже перевалила за сто. Глава департамента, в свою очередь, вампиром был лет двадцать от силы и хоть и выглядел типичным пожилым чиновником с «авторитетным» пузом, но считался крайне молодым и перспективным новичком. По крайней мере, так было до этого дня. Попытался ответить аккуратно:       — Работать, Богдан Иванович. Еще столько всего нужно сделать…       — То есть вам мало? — бровь патриарха пошла вверх, а в голосе появились снисходительные нотки. Дело дрянь.       — Прошу прощения?..       — Давайте еще раз проговорим ваши достижения за последние четыре месяца. Вы вышли на три крайне прибыльные сделки — казалось бы, прекрасно. Но в первой же попытались превратить договор класса «выгода-выгода» в «сверхвыгода нам — проигрыш коллег», и они вполне предсказуемо из сделки вышли. С идиотами мы не работаем, если вы не заметили. Во втором случае почему-то решили воспринять мои слова «подписываем и пускаем в дело» как «время провести пару совещаний» и заключили контракт на два дня позже. Как следствие, ситуация на рынке поменялась, и хоть мы в целом и остались при своем, но зачем тогда затевались все эти телодвижения? И третий случай — я правильно понимаю, что вы отказались от встречи с представителями другой компании только потому, что она проходила на веранде ресторана? Вы серьезно?       — Но Богдан Иванович, сейчас же лето. Солнце. Я бы там и минуты не продержался.       — Так купите зонт, в самом деле. Скажите, что боитесь рака кожи. У вас нет задачи выглядеть умным, ваша задача — приумножать наши ресурсы.       Сам патриарх всегда и всюду появлялся лишь с зонтом-тростью, и даже здесь, в собственном кабинете, надежно укрывшись за толстыми стенами, держал его в радиусе вытянутой руки. Довольно нелепое дело, если рассудить здраво. Крайне разумная привычка, если рассуждать с позиции старого вампира, который не прочь пожить еще.       — Спасибо, Богдан Иванович. Я учту.       — Прошу вас собраться и начать воспринимать мои слова ровно так, как они сказаны. Не пытаться получить сверхприбыль там, где я не просил, и не отказывать нашим коллегам там, где этого можно избежать. Даю вам четыре месяца на исправление поведенческих ошибок. Начните, наконец, приносить адекватные результаты, — и, бросив беглый взгляд на свой телефон, добавил: — И заведите твиттер.       — Что, простите?       — Твиттер. Человеческая социальная сеть. С птичкой. Вы — крупный бизнесмен, но вас нет ни в одной соцсети. Ни пьяных фото, ни репоста шансона, ни цитат, ни споров о политике. Вы вызываете вопросы даже у меня, что уж говорить о людях. Твиттер прост, начните с него.       Глава департамента поспешно поклонился и вышел, быстро-быстро пятясь. По неизвестной ему причине поворачиваться к патриарху спиной тоже считалось плохим предзнаменованием. А во всем мире не было более суеверных вампиров, чем в департаменте биржевой аналитики.       Следующие полчаса Богдан Иванович потратил на безуспешные попытки работать. Здание раздражающе гудело, и он почти физически ощущал нервозность переливавшихся несколькими этажами ниже голосов. Что-то было не так, какие-то цифры вопили о своей неправильности, но сосредоточиться патриарх не мог. Нужно было абстрагироваться. Единственный известный ему способ был неприятен, но действенен. Богдан велел подать машину.       Сев на заднее сидение, по привычке помедлил, зацепившись взглядом за цветочную палатку. Может, все-таки купить букет? Марго очень любила розы; но её сестра — это что-то с чем-то. Внешне абсолютно одинаковы, и при этом совершенно непонятно, как эти две дамы не поубивали друг друга еще в колыбели. Подари Маргарите розу — получишь улыбку, подари розу Татьяне — очнешься в ближайшем травмпункте. У русалки с патриархом было что-то вроде джентльменского соглашения: он не пытался с ней дежурно флиртовать, а она не подливала ему в кофе антибиотики. Сегодня тоже не будем рисковать. Богдан Иванович кивнул, и машина тронулась.       За стеклом шумели проблемы города. Неслись автомобили, перебегали дорогу люди с чемоданами, стучали трамваи, палило солнце. В кофейне же царили приятный полумрак, прохлада и тишина, и патриарха не покидало ощущение, что жизнь кипит в каком-то аквариуме, а здесь — единственный настоящий мир. По крайней мере для него.       У барной стойки скандалил очередной клиент. Местный кофе был на любителя, причем любителя битого стекла и безысходности. Случайно забредшие всегда оставались в ужасе и требовали вернуть хотя бы деньги. Бариста каждый раз спорила, но всегда поддавалась.       Он терпеливо дождался, когда та закончит очередную перепалку, и подошел к кассе.       — Опять приперся?       — И я рад вас видеть. Мне как обычно, будьте любезны.       — Может, все-таки с собой и не будешь своей рожей мне смену портить?       — Полагаю, любезно в меню по-прежнему отсутствует?       В разговор влезла неудачливая любительница кофе:       — На вашем месте я бы пошла в кафе через дорогу. Там и обслуживание адекватнее, и кофе не в пример лучше.       Вампир обворожительно улыбнулся и подмигнул бариста:       — Благодарю за рекомендации, но, к сожалению, это мое любимое заведение.       На лице Татьяны не дрогнул ни один мускул.       — Говорят, стокгольмский синдром можно вылечить. Проверил бы ты кукушечку.       — Ваше беспокойство крайне приятно. Не затруднит ли отнести напиток на мой столик?       — У нас самообслуживание.       Ну что ж, он пытался. Разместился в углу, в тени, достал ноутбук и погрузился в дело. Не успел даже почту проверить, как от барной стойки прокричали:       — Забирай свой американо!       Ни капли уважения. Вот и освобождай после этого девиц из рабства. Однако за кофе вампир поспешил — медлительность Татьяна не выносила, а когда она что-то не выносила, она выносила этим твой мозг.       Вещи он оставлял без волнений: единственный незадачливый идиот, попытавшийся пару лет назад своровать его ноутбук, получил от русалки «сотрясение на вынос» — тамблером в голову. Безопасность своего заведения она явно ценила больше, чем комфорт посетителей. Однако зонт патриарх из рук все равно не выпускал — его воображение могло очень живо нарисовать въезжающий в окно кофейни грузовик и при этом совершенно пасовало в попытках представить Татьянину помощь. Взяв стаканчик, аккуратно перевесил зонт на руку, щедро добавил сахар. Ни разу не помогало, как ни повышай дозировки, но Богдан успокаивал себя двумя вещами: тем, что диабет ему не грозит, и тем, что без сахара это наверняка еще хуже. Русалка следила за его действиями с нескрываемой иронией:       — И чего ты с этим зонтом так носишься?       — Полагаю, вы не заметите антиквариат, даже если о него споткнетесь.       Татьяна хмыкнула и уткнулась в телефон. Патриарх вернулся на место и аккуратно пригубил. Мир приобрел вкус несусветной гадости. Самое то для работы.       А вот и проблема. Ну конечно, прикрывали как могли, и насторожило только то, что об этом показателе в отчете старательно не упоминали. Посмотрим-с. Мда, довольно плачевно. И как же это у нас получилось?       Перед решением проблемы патриарх всегда живо интересовался, что же её породило. Некомпетентность или неопытность? Случайность или злой умысел? Причины не только помогали выбрать размер взысканий с провинившегося; чаще всего они же и подсказывали решение. В данном случае всё достаточно печально: под него целеустремленно копали. Прятали хвосты, аккуратно обрубали концы и маскировали действия под заботу об интересах компании — классика. Богдан аккуратно распутывал клубок, слой за слоем. Спешить некуда.       Взгляд сам собой скользнул по кофейне. Дерево, дерево, металл, дерево. Зерна, кружки. Татьяна сидит за кассой, все с тем же каменным лицом уткнулась в телефон. Черный лак, черная помада, идеально ровная стрижка. Идеальная симметрия, идеальные черные глаза и брови. Все портит пирсинг, нарочито грубый, в брови и в носу. Словно безвкусное тату сердечком на Венере Милосской. Загубленное произведение искусства.       Вампир опомнился и вернулся к делам. Поднимал отчеты с попытками замазать цифрами косяки. Невежливо задавал вопросы в лоб. Бессердечно препарировал просчеты и страхи. Работал. Потянулся за кофе, отпил, поморщился. Несравненно ужасный вкус не дал почувствовать себя на вершине мира, вернул в реальность.       Взгляд вновь волей-неволей соскользнул на Татьяну. Почему в таких случаях нельзя подать в суд за вандализм? Еще и эта одежда: вопиющее торжество кожзама и голого пупка. Даме подойдет платье в пол. Да, определенно. Вроде того, которое носила Маргарита. Если что-то идет одной, значит, подойдет и второй.       За окном аквариум с жизнью, он в тени. Цифры-цифры-цифры. Не самые обнадеживающие тенденции. Собрался было вновь отпить кофе, но стакан уже пуст.       Вернулся к проблеме. Знакомая идеальная рука с черным маникюром поставила на стол новую чашку.       — Я полагал, что тут самообслуживание.       — Я полагала, что ты умеешь говорить «спасибо».       — Конечно же я благодарен. Просто несколько удивлен вашей заботой.       Русалка пожала плечами:       — Похоже, у тебя довольно дерьмовое утро. Всегда рада усугубить.       — Порой у меня ощущение, что этим кофе вы просто мне мстите.       — Так не пей и вали.       — Не могу. Это уже даже интересно, как вы сохраняете вкус настолько отвратительным раз от раза.       Она вернулась за стойку. Снова птичкой уселась на табурет, уставилась в телефон. Сколько патриарх ни следил, не поднимала головы от экрана. Как тогда заметила, что чашка опустела? Шевельнувшуюся на задворках сознания мысль он тщательно зафиксировал и решил рассмотреть.       «Заботится». Забавно, и откуда это в нашей голове? Богдан Иванович хмыкнул. С самой первой встречи эта девушка, в отличие от Марго, никаких дружеских чувств к нему не проявляла. Всегда сидела подле сестры, словно сторожевая, и не сводила внимательного взгляда. Отрывалась только чтобы приготовить им кофе. Который он пил через силу, а Марго — с благодарностью. Когда эта злюка передавала чашку сестре, каменное лицо на мгновение теплело. Но секунда нежности — и вновь тебя сверлят черными глазами, следя за каждым движением. Настороженность — да, этого было в избытке. Но забота?       А уж после того, как Марго пропала, а Татьяна получила свободу, ни о каких искорках тепла вспоминать и не приходилось. Он не то чтобы тревожился, скорее опасался, что без сестры Татьяна не найдет себе места в жизни. И не то чтобы интересна, скорее не до конца безразлична была её судьба. Как же патриарх удивился, узнав, что несмотря ни на что русалка здравствует. Варит ужасный кофе и ждет сестру. И все это — под неприметной вывеской с заметной русалкой.       Решив лично её навестить, Богдан Иванович растерялся от нахлынувшей ностальгии. Почти как Марго. Да, ужасный пирсинг, вульгарная одежда и не женственная прическа всё портили, но лицо, пропорции, пытливые черные глаза… И мерзкий кофе, прочно ассоциировавшийся с самыми плодотворными днями его жизни. Днями, когда у него был величайший дар — понимавший его компаньон. Кто-то, кто видел не меньше, кто говорил с ним на одном языке, кто действовал и знал, что такое ответственность.       Нет гормонов — нет чувств, словно мантру повторяют вампиры. Но патриарх определенно скучал по Марго, и скучал целенаправленно. В компании Татьяны это чувство становилось настолько сильным и безысходным, что с ним даже почти можно было жить. Еще один глоток кофе, и вновь в дела.       А дела-то неважные. Клубочек распутывался, но картинка начинала настораживать. Складывалось четкое ощущение, что патриарх скорее тянет дракона за хвост и вот-вот получит сполна. Да, вот и оно. Паскуды.       Несмотря на провозглашаемое единство, общество вампиров было довольно неоднородно. Патриархом банально становился преемник предыдущего, и каждый раз находились желающие оспорить компетентность и перехватить бразды правления. Просто каждый божий день. Им что, так скучно работать?       Богдан в раздражении залпом опустошил кружку и вгрызся в проблему. Да, некрасиво, конечно. Скоты, играли по-крупному. Ничего, он справится. Погасит проблему, а завтра вызовет всех в свой кабинет. И поговорит о чем-нибудь совершенно другом. Проследит взгляды, поймет, кто работал сам, а кого заставляли. Примет меры. Ребята и вправду умные. Но проблема, которую они породили, должна уйти сегодня.       Патриарх раздосадованно взъерошил волосы и только сейчас заметил, что Татьяна уже какое-то время стояла рядом.       — Развлекаешься, компостер?       — Вы не понимаете. Это серьезно. Кризис.       Она снисходительно приподняла бровь и поставила на стол очередную кружку кофе.       Не понимает. Марго бы поняла, но Марго давно нет рядом. Что взять с Татьяны? Сестра была совершенством во всем, а эта способна загубить даже идеальную внешность и идеальные зерна…       Он все-таки отпил. Полнейшая гадость. Но только такой кофе пила Марго во время работы, и, по какой-то странной прихоти судьбы, пьет его и он. Этот вкус выдергивает сознание из будущего или прошлого в жесткое настоящее.       Кстати, о настоящем. Мелькнула мысль. С легкой рассеянностью патриарх переключил вкладку, скользнул по цифрам глазами, за что-то зацепился взглядом. Жадно вчитался. Быстро набрал. Опять переключился. Быстро-быстро начал печатать.       Совершенно позабытая русалка спокойно села напротив, подперев подбородок кулаком и с интересом следя за его лицом. Хмурится, очень недоволен. А вот этот огонек озарения она знает, пусть видит и не часто — редкая проблема заставляет Богдана Ивановича реагировать столь вдохновенно. Он чуть щурится, и да, наконец-то на лице появляется та самая победная полуулыбка. Для Марго эмоции патриарха никогда не представляли интереса, а вот Татьяна не могла на него не смотреть. Было что-то странное, пугающе притягательное в самом элитном вампире. Сначала она думала, что все вампиры такие — стильные, саркастичные, особенные. Потом поняла, что не все. Потом поняла, что он такой один. Потом — что он такой единственный. И сразу — что лучше держаться подальше.       А в итоге — сидит рядом и любуется. Когда он занят, так похож на делового воробушка. Татьяна обожала смотреть, как патриарх и сестра работают. Сестры больше нет. Но он каким-то чудом в её жизни остался. И Татьяна не собиралась этим рисковать.       Кажется, проблема решена. Скоро вновь начнет замечать окружающую действительность, и ей лучше самоустраниться. Встала, забрала пустую кружку. Вернулась за стойку, села, вновь запустила на телефоне записи с камер наблюдения и погрузилась в свое бдение. Все-таки в нем что-то было. Что-то, что заставляло её каждое утро открывать кофейню.       Вампир закончил, удовлетворенно потянулся. Не нашел на столе кружки и подошел к стойке.       — Стаканчик с собой, пожалуйста.       Она посмотрела на часы. До закрытия оставалось еще двадцать минут.       — А ты ничего не забыл?       — Увольте, милочка, я даже добавил «пожалуйста».       — Ты Токийскую-то биржу проверил?       Патриарх моргнул.       — О. Благодарю.       — Садись, принесу.       Сев обратно и открыв ноутбук, он огляделся. Нет, этот угол стопроцентно камерами не просматривался. Тогда как?       — Собрался уйти раньше обычного. Марго говорила, ты порой про это забываешь, вот я и предположила. Не надо так ерзать, никому твои секреты не нужны.       — Я несколько удивлен столь хорошей памятью с вашей стороны.       — А я удивлена, что ты пятнадцать лет как на работу припираешься её со мной ждать. Но держу это при себе, чего и тебе советую.       Закончив, он взглянул на часы: кафе уже три минуты как закрылось. Она стояла у двери, в косухе, со шлемом под мышкой, и смотрела прямо на него. За дверью с ноги на ногу переминались телохранители, мерседес C-класса давно был подан. Садись и езжай. И смотри на мир все так же — через толстый слой стекла, и старайся, всеми силами старайся убедить себя, что в аквариуме они, а не ты.       — Тебя подвезти?       А вот это что-то новенькое. Патриарх сначала решил, что ослышался, но русалка повторила вопрос.       — Но солнце…       — На голову шлем, на руки перчатки. Ты же не маленький.       Предложение было настолько странным, безумным и нетипичным, что Богдан Иванович решил попробовать.       Несмотря на вампирскую неуязвимость и живучесть, скорость вызывала опасения. Как и манера Татьяны входить в поворот, не сбавляя оборотов. Он старательно контролировал силу, дабы не передавить случайно её легкие, и с неожиданным самодовольством отметил, что они оторвались от его машины еще на старте.       Ну да, бросил телохранителей и уехал черт знает куда с русалкой, которая тебя ненавидит. Богдан покрепче сжал зонт.       После очередного поворота Татьяна вдруг особо яростно развернулась и затормозила. Мотоцикл встал как вкопанный.       — Приехали, слазь. Только шлем не снимай, вдруг шальным солнцем зацепит.       Они стояли на отшибе моста, с которого открывался прекрасный вид на город. Из багажника Татьяна выудила термос и две кружки. Налила в них кофе, одну протянула вампиру. Запасливая или мстительная? Отпил. Слева — огромные небоскребы, часть из которых принадлежит ему. Справа — торговые центры и рестораны, большая часть которых так или иначе тоже принадлежит ему. Посередине река. Солнце светит сзади, раскрашивая небо в безумно-розовые цвета, которые не в каждом детском мультике-то и встретишь. Вампир хмыкнул:       — Милый вид на мое царство.       — Купишь реку — позвони.       — А с какой целью мы тут?       — Мы тут без цели. И еще минут пять будем тут совсем без цели. Пользуйся.       Она задумчиво смотрела на реку. Патриарх пытался проследить за её взглядом, но так и не заметил ничего для себя интересного. Левый берег — небоскребы. Правый — развлекательный квартал. Река как река. И она посреди всего этого. Как всегда — неуместна.       — Как поживают ваши сестры? Я все как-то не удосужился спросить.       Пожала плечами:       — Одна влюбилась в человека. Оказался подлецом. Повесилась в подъезде.       — О.       — Еще одна работает моделью. Вполне успешна. Съехала от нас.       — Мое уважение.       — Еще две работают в салоне. Маникюрщица и парикмахер.       — Рад, что нашли себе занятие.       — Обе криворукие ужасно. Но в Москве таких много. И им норм.       — А еще одна? Вас же было семеро.       — Эскортница. Её выбор, это нормально. Иногда живет с нами, иногда нет.       — И вы — бариста.       Русалка окинула его странным взглядом:       — Сторож я. Сторожем была, сторожем и остаюсь.       Вежливый разговор внезапно вышел на довольно тонкий лед.       — Из вас сторож, как из меня балерина.       — Забавно слышать это из уст кровососа, который на полном серьезе берет уроки балета.       — А вот об этом уже я попрошу вас не упоминать. У меня что, нет права на личную жизнь?       — Есть конечно. Как и у меня право полюбоваться вашей светлостью в трико.       Татьяна спокойно пила свой кофе, даже не морщась. Совсем как Марго. Может, у русалок вкусовые рецепторы как-то отличаются? Все-таки жизнь в морской воде, повышенное содержание соли… Ну или просто конкретно эти две хотели его добить. Тоже нельзя сбрасывать со счетов.       — Так почему мы вообще сюда приехали?       Она в очередной раз пожала плечами:       — Хватит искать во всем смысл и профит. Я каждый день таскаю тебе кофе, слежу, чтоб в кафе ни одной живой души не было, и намертво тонирую стекла. Ты можешь хоть раз просто молча со мной на город посмотреть?       Богдан совершенно не понимал не то что русалку, он не понимал самого себя. Зачем поехал? Почему ходил на балет? А живопись, театр? Почему искал у себя хоть какие-то таланты, помимо финансовых? И почему не находил? Он упивался произведениями искусства — и не мог создавать. Он восхищался жизнью — и совершенно не умел жить. Работа приучила думать о будущем, постоянно оглядываясь в прошлое и совершенно игнорируя настоящее.       И тут он заметил то, что обычно ускользало от привыкшего к идеальным формам взгляда. На правой руке, которой она держала кружку, белел тонкий шрам.       Откуда он? Получен в том старом бою, когда она вытащила сестру из пасти чудища? Или просто порезалась на кухне? Зачем сделала пирсинг? Почему каждое утро напоминает, что у них самообслуживание, но при этом каждый вечер так заботливо приносит очередной стаканчик? И почему хочет, чтобы он здесь и сейчас стоял рядом?       Глотнул кофе. Настоящее имело омерзительный вкус. Самое время что-то менять.       — Вы ужинали?       — В смысле?       — Хотел бы предложить совместную трапезу. Наше общение в целом началось не с той ноты, и, полагаю, самое время это исправить.       — Через пятнадцать лет? А ты смешной.       — Я настаиваю. Вспомним былые годы, вашу сестру…       — Не интересно.       — А что было бы интересно даме?       — Отправить тебя домой.       — Тогда, быть может, вы заглянете на чашечку кофе?       Русалка посмотрела на него как на чумного. А потом рассмеялась в голос:       — Сейчас эта фраза означает приглашение разделить постель. По большей части.       — О. Как интересно. Я из тех времен, когда чашка кофе означала просто чашку кофе.       — Да я заметила. И варить опять мне?       — Почту за честь сделать кофе для вас.       Она вновь задумалась, а потом потянулась за телефоном.       — Да, Ляля, привет. Я сегодня задержусь, не волнуйся, хорошо? Ужинайте без меня. Не, не, все ок. Куплю.       Убрала телефон и уставилась на него выжидающе. Богдан Иванович чуть поклонился и протянул руку:       — Меня давно интересует один вопрос. Татьяна — это очеловеченное имя. А каково настоящее?       — Тортилла. И только рискни ухмыльнуться.