желание

      Когда-то ему тоже нравился оглушающий шум музыки на тусовках, но в один момент стало настолько громко, что он не услышал своей жизни. Теперь даже собственный шаг отражается пронзительным эхом. Шум из окна пробирается трезвоном в уши и по телу, до самых пят. Слишком громко. Беруши он использовал только в начале, когда ещё было ощущение безопасности. Но сейчас ему страшно. Страшно, что не услышит прихода собственной смерти. Тишина убивает. Он убеждается в этом каждый сотый раз, услышав то, что не поддается собственным глазам. Думаю, вы согласитесь с этим. В тишине мы слышим своё воображение, видим своими ушами. Смотря в темноту, мы обретаем беспокойство потому, что нам неизвестно, что нас ожидает. Мы боимся неизвестности. Чону боится себя.

***

      Это лето было решающим, оно же последним. Чону сложно вписываться в компании, особенно в громкие. Он хотел показать себя не серой, замкнутой в себе, мышью, и у него был единственный шанс это сделать.       Не зная с чего начать, он просто зарабатывал авторитет тем, чем способен был. Шатался со сбродом и хамьём помладше, пока не стал знаком с более авторитетными грязными компаниями. У кого-то мозги сносило с первой дозы, кто-то придерживался пассивности, а кто-то оказался неплохим таким собеседником. Свой рассудок Чону хотелось еще приберечь.       А еще… Они с Йерим были знакомы давно, даже слишком, чтобы он не замечал очевидного, а она была слишком стеснительна, чтобы сказать правду, и слишком глупа, чтобы осознать ложь. Глупость появляется с любовью и с ней же исчезает. Чону был в этом уверен. Возможно она даже ему нравилась, но не больше. Ему не хотелось последствий. Но сейчас всё было хорошо, даже слишком. Улыбка на лице Йерим была так невинна, но девушке так хотелось большего. Первый поцелуй у её подъезда гораздо правдоподобнее, нежели, если бы он был в кинотеатре. Он не запомнил его, но в её памяти он наверняка останется еще на долго. Благодарность за осуществление её мечт отразится déjà vu в не самых лучших, скорее, даже, гадких воспоминаниях его жизни. Чону правда старался сделать Йерим счастливой, не нуждающейся в большей любви девушкой. В своих мыслях он убеждался каждый раз, как видел её улыбку до ушей на просто так, без причины, и за все эти 2 недели она улыбалась даже во сне. Ему было это известно по каждой произнесенной ею фразе — он видел её насквозь.       На шумной вечеринке, в чужом доме, на чужой постели и в своей атмосфере — этот сладкий парфюм действительно пленял. Пальцы пронизывались сквозь золотые пряди; собирали щёки; ласкали бледные костлявые плечи, округлые бёдра; проскальзывали сквозь атласную рубашку; оттягивали кружевное фиалковое белье, купленное специально для любимого. Пухлые мягкие губы сквозь улыбку оставляли лёгкие мокрые тропы. Тело было горячим, а дыхание — обжигающим. Тесные движения становились откровеннее, мысли распутнее. Она сполна отдавалась своим давним желаниям, правда, он не смог их осуществить. Звуковое оповещение об sms пришло настолько же быстро, насколько он убежал из комнаты, лишь взглянув на экран телефона. Как жаль, что это вовсе не она была настолько красива в этот вечер, а он был слишком пьян. И пахла она не по-особенному, лишь мерзко сладкий запах по всему дому. Да и, кажется, он понял совсем не так её многократные: «мне тут не нравится, давай уйдём».              Скрип прогибающейся лестницы под ногами слышен лишь в движении: музыка оглушает. Приглушённые неоновые светодиоды и красные лампочки были бы приятны, только не при таких обстоятельствах. Ватные ноги держат лишь эмоции и Чону спотыкается на последней ступени, открыв дверь перед собой. Замерев в ожидании, или, скорее, растерянности…  — Он… Он мертв?!  — Было бы неплохо.       Его волосы гладили так нежно, так ласково, так по-особенному. Расположившись на полу и облокотившись на кровать его заботливо обняли и аккуратно положили голову на свое плечо. Кровавые пальцы переплетались и Чону так хотел спать, что уснул бы и с трупом перед собой. «Побочный эффект. Хуй знает сколько вколол, так что до утра проваляется точно. Но вариант с передозировкой у этой твари был бы лучшим», — размеренно выкуривая сигарету и туша её о ковёр, сегодня Лукас не был похож на себя, всегда грубого и резкого — такой мягкий и неторопливый. А ещё он целует Чону первым, прерывисто и лениво, как-то по-домашнему; заводит пряди за ухо; не кусает, скорее ласкает губы. Всегда делая, как сам желает, Лукас будто бы спрашивает разрешения на каждое действие: аккуратно кладёт парня на ковёр, трепетно придерживая голову у макушки потому, что пол жёсткий и приседает сверху, нависая над ним на локтях. Чону зацепляет руки на массивных плечах со спины и подгибает колени, Лукас же опускает таз, плавно и ритмично водит. Кажется, нас всех обманывают — для того чтобы ощутить эйфорию, не обязательно закидываться и тратить кучу денег. И всё-таки действие продукта подходит к самой неприятной части.              Парень просыпается от неприятной давящей головной боли и вроде как почти визжит, забыв о событиях этой ночи. Она всё еще продолжается — часы на потёкшей стене показывали 1:43, но музыка была слегка тихой. Чону медленно приподнимается, пытаясь утихомирить резь в глазах и головокружение; держится за голову. Спина болит от непривычки спать на жестком. Всё еще посматривая на человека перед собой, он тихо выходит из комнаты, проверяет взглядом пустой коридор и, стараясь не делать резких движений, спускается по лестнице, опираясь на стены. Какой-то парень танцевал не в ритм, хотя похоже это было больше на обыкновенное шатание под музыку, возможно именно так всё и было. — Скажи-ка, малыш, а как тебя сюда пропустили? , — дорогу перегородила девушка, непонятно чего в ней было больше: алкоголя или кислоты. — Точно так же как и тебя, — с неохотой. — А работает у тебя так же как у взрослых? , — прикладывает руку к члену и мнёт, — всегда хотела попробовать с геем. — Сожалею.       Чону проходит через кухню, где, возможно, нашел бы Лукаса, но после неудачной попытки поворачивается к выходу, когда замечает, что он пришел не один. Замечает, видя раскрытую настежь дверь в комнату, где Йерим лежит в порванной рубашке, с растерзанной в кровь грудью, полной сгустков спермы, и свисающей с кровати красной от побоев рукой. Большего он разглядеть не мог из-за нависающего сверху мужчины, что долбил в неё своим членом. Возможно он громко стонал, судя по визуальной картине, но этого было не слышно. Чону не слышал стонов мужика, что трахал труп его девушки, лишь оглушающая музыка. Рядом, на тухлом кресле сидел еще один, он лениво надрачивал себе глядя на двоих (одного, если говорить конкретно про живых).       Парень медленно отходил в сторону, пытаясь осознать, что это не сон. Сном могло оказаться даже его рождение, но то, что он видел только что перед своими глазами — было реально. Он убежал из дома, блеванув где-то на пол пути к выходу.       Это лето было решающим, оно же последним. Чону легко вписался в грязную компанию. У него был единственный шанс, который он потратил на то, чтобы показать какая он крыса.