Друзья

Долохов хотел ее еще с их первой встречи в казино. Они играли за одним столом в покер, Вальбурга проигрывала, но лишь хохотала, откинувшись на спинку стула, и даже не смотрела на свои карты, почти не следя и за ходом игры. Ему же везло, и он страшно волновался, стараясь сохранить при этом безразличное лицо. Она сидела напротив; беспрестанно смеялась — бордовые губы обнажали зубы в широкой улыбке — и пила. С ней был Абраксас Малфой — муж ее кузины, тогда еще не бывший. Они бесстыдно целовались, и он то и дело тянулся к ее руке в короткой шелковой перчатке, нежно сжимал пальцы, подносил их к губам. Долохов бы и рад был не смотреть, но ему не удавалось — она притягивала взгляд, да еще и громко шутила, переговариваясь с другими. — Мне нынче не везет, — с ослепительной улыбкой сказала она, делая знак официанту с подносом шампанского. По ее беззаботному виду нельзя было сказать, что карта была плоха, и Долохов подумал, что она врала, и лишь после понял, что это было правдой. Его недоверие к ее словам чуть не стало фатальной ошибкой для него. — Зато тебе везет в любви, — усмехнулся Абраксас, но его лицо не поменяло бесстрастного выражения, хотя глаза выдавали его нежное отношение к женщине. С картами у него тоже было не очень хорошо, но проигрывать он не хотел. Вальбурга засмеялась и вышла из игры. — Давай обыграй их всех за меня, Эбби, — приняла она и отсалютовала бокалом шампанского Малфою. — Мартини, пожалуйста, — сказала официанту. Но Малфой проигрался. В тот вечер Антонин выиграл за раз так много, как никогда, хотя заинтересованный взгляд Вальбурги, вдруг решившей последить за игрой, отвлекал. Ему с трудом удалось удерживать маску на лице. Но когда она поздравила его, улыбаясь, он почувствовал себя проигравшим — Малфой обнимал ее за плечи и склонялся к уху, и, пока она что-то говорила Антонину, забрал у нее бокал с мартини и выпил почти все. Долохов ушел раньше них тогда: играть он больше не хотел — боялся упустить то, что заработал, — а просто ходить от стола к столу находил неинтересным и вызывающим подозрения поведением. Уходить ему не хотелось, но Вальбурга Блэк наклонялась над бильярдным столом, а Малфой держал ее за талию. И Долохов чувствовал себя ужасно из-за этого.

***

Во второй раз они встретились в ресторане; Антонин убегал с семейного ужина в честь дня рождения отца, а она сидела за столиком в другом зале. Он увидел ее сразу; она его — нет и, подняв взгляд, смотрела дольше, словно размышляя о чем-то, потом все же приветственно махнула рукой. Он знал, что это был отнюдь не приглашающий жест, но все же подошел. — Мисс Блэк, какая приятная встреча! — улыбнулся он. На ее руке опять были черные шелковые перчатки чуть выше запястья, а в бокале плескалось мартини. — Антонин, верно? — улыбнулась она, будто бы с трудом вспоминая — явно хотела выказать пренебрежение, чтобы он ушел. — Как поживаете? — в ее тоне было что-то напряженное, и Долохов даже удивился этому: она не волновалась, проигрывая деньги, а вот сейчас явно о чем-то тревожилась. — Лучше некуда, — отозвался он, не собираясь уходить. Стоило бы, но он не хотел. Когда еще случай выдастся? — Не представишь нас, Вэл? — ее светловолосая спутница скупо улыбнулась ему; в ее гордой посадке головы и в холодном взгляде было что-то высокомерное. — Ах да, разумеется! — Вальбурга махнула рукой. — Лукреция, это Антонин Долохов, мы познакомились в казино. Антонин, это моя кузина, Лукреция Малфой. Антонин едва не засмеялся. Все легко объяснялось — Вальбурга боялась, что он спросит об Абраксасе, который тогда был с ней. — Рад знакомству, миссис Малфой, — он склонил голову набок. Женщина приложила пальцы ко лбу. — Это случайно не ваш отец возглавляет Отдел магического правопорядка? — Именно он, — Долохов усмехнулся, подмечая, как улыбка женщины становится благосклонной. Он увидел так же, как и то, что Вальбурга на это бесцеремонно закатила глаза. — Не присоединитесь ли тогда к нам, Антонин? — предложила Лукреция, указывая на их столик. — Мы с кузиной как раз собирались поужинать. — Почему бы и нет? — Долохов пожал плечами, опускаясь на стул, вмиг появившийся из воздуха. — Вот и славно! — Лукреция хлопнула в ладоши. Вальбурга пригубила мартини, явно едва удерживаясь, чтобы не выпить все залпом. С таким-то бокалом все бы пролилось ей на мантию. — Заодно расскажете мне о том, как вы с Вэл познакомились! — Я проигралась в пух и прах! — засмеялась она, и Долохов — удивительно — не почувствовал в ее веселье фальшь, а она определенно была. — Люблю спускать деньги, ничего не приобретая. А то потом смотришь на вещь и думаешь, на кой черт ты ее купил? — разговор прервался, потому что тут же подоспел официант, чтобы принять заказ. Вальбурга попросила себе огневиски. Лукреция удивленно вскинула брови, но ничего не ответила. — А вы как, Антонин? Удачливее Вэл в картах? — Когда как, — вежливо отозвался он. — Еще как! — одновременно с ним воскликнула Вальбурга. И они засмеялись. — Он обыграл меня! Да и всех в общем-то! И унес не меньше ста тысяч. — Сколько из них было твоих? — спросила Лукреция. Вальбурга нахмурилась, словно пытаясь вспомнить, потом беспечно пожала плечами. — Тебе лучше не знать. Много, это уж точно.

***

— Ты не сказал ни слова об Абраксасе, — заметила Вальбурга, пока он провожал ее; Лукреция, простившись, только что аппарировала в Малфой-мэнор, а она решилась прогуляться. Разумеется, Долохов пошел с ней. — Весь вечер ждала, когда ты что-нибудь ляпнешь про него! Вроде «а как поживает мистер Малфой?», «а помните, Абраксас Малфой был с вами?» или «а я думал, Абраксас Малфой — ваш муж». Чуть с ума не сошла! — она рассмеялась, остановившись, и повернувшись к нему лицо. Подол черной мантии задел его по ногам. — Не за что, — с улыбкой ответил Долохов, тоже останавливаясь. В свете фонарей она казалась еще красивее. И ее глаза искрились. — Ты чудо, Антонин. Нам надо как-нибудь сыграть снова! Я буду проигрывать и строить дурочку, а ты выигрывать! — предложила она, подхватывая его под руку. — Надо подумать об этом. — Разумеется, — важно кивнул он. — А мистер Малфой тоже будет участвовать? — подражая ее интонациям, спросил он через секунду. И Вальбурга засмеялась ему в плечо. — А мистер Малфой будет тем, кого мы разведем. Ты обыграешь его. И потом мы пойдем и пропьем его деньги. — Отличный план. — Конечно, он отличный! Разве у меня бывают другие планы? Долохов подумал, что сейчас самое время ее поцеловать. — Только не целуй меня, — Вальбурга ткнула его локтем под ребра — вышло больно. — Даже не думай. — И в мыслях не было, — соврал он. Она цокнула языком, с явной насмешкой глянув на него, а потом вдруг сорвалась и, раскинув руки в стороны, закружилась по аллее. — Пошли в казино, Антонин! У меня есть деньги, которые можно спустить!

***

— Тебе лучше не садиться за карточный столик, — объявил Антонин, когда они наконец закончили. Только благодаря ему у них еще оставались деньги, Вальбурга спустила все фишки, которые могла, но ее это лишь веселило, не огорчало. — Когда у тебя много денег, не задумываешься об этом, — беспечно махнула рукой она. Он усмехнулся. — А у тебя много денег? — Если не хватает, я вполне могу одолжить у Абраксаса и не вернуть. И он не попросит, — пошутила она, глядя в сторону стола с бильярдом. — Пошли поиграем? Я умею жульничать. Роли просты: я делаю удар, а ты отвлекаешь внимание, лапая меня. — Беспалочковая магия? — заинтересованно сощурившись, спросил он. Она засмеялась, обхватив его за шею. — Маленький фокус! Всего лишь! Главное хорошо отыграть, и мы снова богачи!

***

Она оказалась в его квартире в Лютном на рассвете; они ввалились туда пьяные, усталые и при деньгах, потому что ей в таком состоянии нельзя было возвращаться домой — лучше вообще не возвращаться в таком случае. Но прекращать пить они не хотели; и пока Долохов искал у себя в ящиках остатки магловского рома, она ходила по его квартире, все трогала и критиковала. — У тебя найдется кофе? — спросила она. Он покачал головой; кофе был, но он не знал, где, и боялся, что если найдет, все равно уронит банку и разобьет. Вальбурга обреченно вздохнула. — Сегодня у меня будет сильнейшее похмелье. — Я поделюсь с тобой зельем, так и быть! — крикнул он ей с кухни. Она промолчала, но через несколько секунд оказалась в дверном проеме. Она распустила волосы, и они падали едва ли не до самой талии густой копной. Долохов невольно залюбовался ими и не заметил гнева на ее лице. — Так у тебя есть зелье от похмелья, и ты молчал, пока я представляла себе свои страдания! — она ткнула его пальцем в грудь с видимым негодованием. Долохов схватил ее за талию и прижал к себе. Они засмеялись. — Конечно, дорогая. Ведь я заправский алкоголик. — И с кем я общаюсь? — посетовала она, пока он думал о том, как ему хотелось ее поцеловать. Всего-то сжать талию покрепче, усадить ее на стол, губами коснуться шеи. Он этого не сделал — подумал, что еще рано. Но от желания кружилась голова. — Эй, Долохов, не падай! Если ты упадешь, я окажусь под тобой и не смогу выбраться и спасти тебя. Да и блевать лучше не здесь, самому же убирать! — Я люблю тебя, — только и сказал он, серьезно глядя в ее глаза. Вальбурга отстранилась, и он ее отпустил. Появилось ощущение, будто в руках было что-то важное, что он уронил. — Я знаю, — хмыкнула она. — Ты будешь любить меня всегда. Долохов подумал, что она была права. Она была права.

***

Когда она разошлась с Абраксасом Малфоем, они сидели в ее кабинете в министерстве, курили и пили неразбавленный огневиски из горла, потому что ей было лень трансфигурировать перья или документы в стаканы и пепельницу. Она тушила сигареты о столешницу, затягивалась вновь и говорила. Долохов решил оставить все, как есть, и просто слушал. — Я его бросила, — сказала она, когда он явился на зов ее домовика. — Абраксаса, — пояснила, выдохнув дым. — Он разводится с Лукрецией. Она в бешенстве. Исцарапала ему все лицо, — он помог поджечь ей сигарету, ее руки тряслись. — Он приходил ко мне из Мунго. Кошмар! Она еще и каким-то проклятием запустила. Правда запустила она несколькими проклятиями, с десяток, не меньше, просто цель нашло лишь одно, — дым сизой полоской вился у ее губ. Она глотнула огневиски, закашлялась, поднесла руку к носу. Снова затянулась и протянула бутылку Долохову. Он выпил. — Он пришел из Мунго. Рассказал все. И я его бросила. Он вроде как понял, но я не уверена. Уговаривать не стал — слава Мерлину, но выглядел отвратительно, словно я его добила, — не дав ему допить, она вновь вернула огневиски себе и снова приложилась. — И пусть он разводится. Все равно! Представь только, если Лукреция узнает, что он сразу же ушел ко мне. Скандал в семействе — это меньшее, что меня ждет. Хожу прикрываюсь щитами постоянно, опасаюсь ее проклятий, — она усмехнулась. — Знаешь, ходить с прыщавым лицом желания нет. А Лу и не то может придумать. И ведь не объяснишь ей, что он не из-за меня ушел, а из-за скандалов! Она ему такие устраивала — ух! Мой брат Альфард отдыхает. А ты не слышал, как мы с ним друг на друга орем, если ссоримся. Как-то я взяла его перо без спроса, от наших криков шатался Хогвартс. Хорошо, что разъехались-таки. Совет тебе на будущее, Антон: никогда, ни за какие богатства мира, даже за все золото Гринготтса не женись на Блэк. Это как подписать себе смертный приговор. — Учту, — кивнул он, тоже закуривая. — А бросить Блэк и того страшнее? — Таких ожидает мучительная смерть. Впрочем, брак — смерть еще мучительнее. Так что — как посмотреть, милый, — Вальбурга хрипло засмеялась. — Абраксаса жаль. Как ни крути — все дерьмово. На этот раз она закурила самостоятельно, с кончиков ее пальцев к сигарете рванул огонек. И она самодовольно улыбнулась. Долохов ей захлопал. И на мгновение напряженность спала. — Зря он еще со мной закрутил. Теперь Лукреция будет искать его любовницу. И ведь не объяснишь ей, что не в любовнице дело, что ушел он не к любовнице, а от жены, — она возвела глаза к потолку и, сделав затяжку, выпустила дым изо рта. Он колечками полетел вверх и обернулся парусником по мановению ее пальцев. — А ты зачем в это ввязалась, если знала, что добром все не обернется? — Так говоришь, будто я думала об этом или вообще думала, — Вальбурга хмыкнула. — Я была пьяна. Абраксас был красив. Я хотела его, он хотел меня. В том, что происходило, даже была своя романтика: цветы, прикосновения, поцелуи под дождем, тайна. От этого я теряла голову. А еще он просто потрясающий любовник, но об этом я узнала после. Виски обжег горло. Долохов поморщился. — Но знаешь, я не жалею. Вот ни сколько. — Убеждай в этом себя саму, — пошутил он. Она хохотнула и отняла у него бутылку. — Ты жалеешь о том, что он муж твоей кузины, иначе бы ты с ним осталась. Мне казалось, тебе плевать на мнение семьи и ты ничего не боишься. — Так-то оно так. Но я же не Гриффиндор окончила, — она затушила сигарету о стол и потянулась за новой. — Просто ты не знаешь мою семью. Как минимум пара проклятий прилетит в спину от тетушки Мелании, а дядя Арктурус сделает так, чтобы меня уволили из министерства и я никуда не могла устроиться, разве что вон уборщиком на смену Амбриджу. — А что плохого? Разве сложная работа? Ходишь, палочкой машешь — делов-то. Долохов едва не познал на себе мстительность Блэков — Вальбурга послала в него проклятие, но он наложил щит. Она засмеялась. — Ладно, на крайний случай у меня есть ты и бильярд. Ты же будешь содержать меня, если мне придется уволиться и нечем будет платить за квартиру, когда отец перестанет переводить деньги на мой счет? Он не мог сказать ничего, кроме: — Разумеется, — хотя знал, что в таком случае она скорее и вправду уйдет к Малфою — ей нечего будет терять. А он был богат и любил ее — это Антонин видел. — Ловлю на слове, — пепел посыпался меж ее пальцев. — Уже представляю, как мы заживем. Я буду ждать тебя с работы дома с ужином — дикий ужас — и убираться. А по вечерам мы будем ходить в казино и жульничать на бильярде. Просто семейная идиллия. — Только жди меня дома в одной моей рубашке. Можно даже без ужина. — Что ж не в фартуке на голое тело, — она сделала затяжку. — Можно и в нем, — легко согласился он. Вальбурга улыбнулась. — И в остроконечной шляпе, — дорисовала деталь она, потом обняла его за шею и коснулась губами щеки. — Я говорила, что ты чудо, Долохов? — Сотню раз.

***

— Каштановый мне идет? — Вальбурга крутилась у зеркала, поправляя локоны, которые последними силами заставляла выглядеть живыми, а не угасающими. В этом не помогала даже краска и то, что она подстригла их до плеч. — Я еще и брови покрасила. Вроде ничего. Как считаешь? — Ты останешься самой красивой женщиной на свете, даже если покрасишься в блондинку, а брови сделаешь зелеными, — заверил ее Долохов. Он сидел в ее комнате и чувствовал себя как нельзя хуже, когда смотрел на нее. — Ба! Да ты влюблен в меня, вот уж не думала! — она улыбнулась ему через зеркало и скользнула рукой к волосам. Ладно, стоило признать, что они выглядели лучше, чем когда она лежала в Мунго: те седые пряди, обрамлявшие ее лицо, Долохов не забудет никогда, они снились ему в кошмарах. — Почему именно каштановый? — спросил он. — А не прежний черный? Она передернула плечами. — Потому что захотелось. Если уж красить волосы, так красить, ну правда же! Я решила поэкспериментировать — в следующем месяце, может, буду блондинкой. Долохов не стал с ней спорить, он покрутил в руках «Ежедневный Пророк», который держал все время, пока шел к ней и пока был у нее, и тяжело вздохнул. — Колдомедик, который лечил тебя, мистер Дэвис, вчера скончался от сердечного приступа, — сказал-таки он, ожидая ее реакции. Вальбурга потянулась за тюбиком туши. — Я знаю, читала в утреннем выпуске. Печальная история, — кивнула она. — Я даже не успела его поблагодарить. Собиралась сегодня — мне как раз нужно было забрать выписку. Она провела щеточкой по ресницам, склонившись к зеркалу. — И как, забрала? Что тебе сказали? — Представляешь, нет. Попросили прийти позже. Моя история болезни где-то затерялась — должно быть, мистер Дэвис куда-то ее положил. Они искали два часа при мне и никак не могли найти. Ну и ладно, не велика потеря. — Они должны осмотреть тебя. А вдруг что-то не так? Тебе следует написать на них жалобу. Она засмеялась, когда с ресницами было покончено. — Ох да ладно тебе, Долохов! Из-за такой ерунды? — Из-за их халатности тебе может стать хуже, — упрямо произнес он. Она махнула рукой и потянулась за помадой; без нее ее губы были до ужаса бледными после болезни. — Я абсолютно здорова. Это было лишь легкое проклятие Лукреции. Ничего страшного. — Но ты упала в обморок и загремела в Мунго, — продолжал настаивать он. Она рассмеялась. — Ерунда! Просто обморок, она не успела зарядить в меня чем-то потяжелее — в толпе было много народа, и Орион вовремя оттащил ее. Только уже дома наслала вот это, — она коснулась волос, окрашенных в золотисто-каштановый с оттенком в рыжину, и улыбнулась своему отражению. Долохову было неспокойно. — Твоя кузина сумасшедшая, — произнес он устало, потирая лоб. — Вы же просто разговаривали. На людной улице. Вы ведь хорошие друзья. — Что я тебе говорила о блэковском темпераменте, милый? — она обернулась к нему и, подхватив сумочку с кровати, накинула ремешок себе на плечо. — Как я выгляжу? — Потрясающе, — не соврал он. — Ты будешь самой красивой на этом приеме. — Даже если стану блондинкой, а брови окрашу в зеленый, помню-помню, — она ухватила его за руку. — Пойдем, пойдем, пойдем! Я хочу танцевать и выпить! — Тебе нельзя пить во время приема лекарств! Вальбруга закатила глаза. — Мне этого никто не говорил, выписки-то нет! Значит, можно пить!

***

Было скучно; Долохов не любил такие приемы, ему вечно приходилось отвечать на вопросы о делах отца, и он забавлялся тем, что каждому говорил разное. Вальбурга прятала улыбки за бокалом мартини, и он видел, пила она даже больше, чем обычно. Его это не могло не волновать. — Может быть, хватит? — спросил он, указывая подбородком на ее руку. Она покачала головой, и ему пришлось отобрать у нее бокал. — Вэл, действительно, не стоит. — Если не вернешь, я попросту возьму другой. Хватит играть в колдомедика, Долохов. Это опасно. Последний, кто изображал его, кончил плохо, с сердечным приступом на ступенях лестницы. Он редко видел ее по-настоящему злой, но сейчас она была такой. И ее зеленые от злости глаза пылали искрами гнева. — Вальбурга… — Вальбурга, как ты себя чувствуешь? — за их спинами очутился Орион Блэк со стаканом огневиски в руках и с бокалом мартини, в котором плескалась долька апельсина. — Выглядишь просто восхитительно. — Чувствую себя так же, — сладким голосом пропела она. — Поверь мне. О, это мне, да? Он передал ей бокал. — Да, знал, что ты любишь мартини, взял для тебя, — Орион улыбнулся, и хотя в его улыбке было что-то принужденное, Долохов едва не закатил глаза, увидев взгляд, которым он окинул Вальбургу. Орион был не первым идиотом, который смотрел на нее так, да и не последним. — С тобой точно все хорошо? — А есть поводы считать иначе? — она игриво улыбнулась. Орион замахал головой, Долохов хмыкнул — ну конечно. — Безусловно нет, что ты? Я просто беспокоюсь. Мне безумно стыдно за Лукрецию. Она словно с цепи сорвалась, когда они расстались с Абраксасом. Мы тогда шли из Гринготтса, когда вас увидели. Я и подумать не успел, а она уже вытащила палочку. Мне очень жаль, что я ее не остановил. — Тебе нужно поработать над реакцией, — посоветовал Долохов снисходительным тоном; Орион был старше его на три года и вроде как даже был отличником на своем курсе, но Долохов был сильнее его как маг. Хоть в одном стоило сказать отцу спасибо. Орион проигнорировал его слова, а Вальбурга посмотрела осуждающе и тут же улыбнулась, переведя взгляд на кузена. — Все хорошо, Орион, правда. Ничего страшного. Не надо раздувать из этого трагедию. Спасибо тебе, что додумался поговорить с Абраксасом и сумел убедить сестру в том, что ничего не было. А то одним бы проклятием не обошлось. Не хочешь потанцевать? — Почему бы и нет? — Отлично, — она протянула Долохову бокал. — Подождешь нас, милый. Мы ненадолго. Он улыбнулся через силу. — Ну идите-идите, конечно, — кивнул он. Она рассмеялась и чмокнула его в щеку. — Не ревнуй. Он не ревновал. По крайней мере, именно в этом он хотел убедить себя, пока наблюдал за тем, как она танцует, положив руку Ориону на плечо. — Как она? — раздался голос из-за спины. К нему подошел Абраксас Малфой; выглядел он действительно неважно. И хотя шрамы были залечены, глаза у него были бесконечно усталым. — Говорит, что нормально. Но я ей не верю, — отозвался Долохов честно. Абраксас нахмурился. — Что это было за проклятие? Он не ответил. Наверняка не знал. — Ее колдомедик вчера умер. Как она это восприняла? — Вроде никак. Хотя думаю — притворяется, вряд ли ей все равно. Малфой помолчал. — Довольно забавно. Колдомедик да от приступа. На лестнице у дома. — На лестнице? — Малфой свел брови к переносице. — Этого в «Пророке» не было. Узнал у отца? — Вроде того, — и действительно, в «Пророке» об этом не было сказано ни слова. — Бедный мистер Дэвис. — Надеюсь, это не повлияло на ее лечение. Ей же выписали лекарства? — Нет, в том-то и дело. История болезни затерялась. Но думаю, найдут. — Я с этим разберусь, — пообещал он. Долохов кивнул. Танец закончился. И Вальбурга, цепко ухватив Ориона за запястье, уже искала Долохова в толпе. Малфой заметил это и, улыбнувшись, сделал шаг назад. — До встречи. Еще увидимся. — Обязательно, — согласился Долохов и, даже не обернувшись на него, направился к Вальбурге. Она закинула ему руки на шею. — Сейчас танец с тобой. Потом с Орионом. А после я намерена напиться в хлам. — Мне нравится только первый пункт. — Молчи. Мои планы всегда идеальны. Ни слова против.

***

Разве он мог подумать тогда, что через два месяца у нее закрутится роман с Орионом, который был младше ее на четыре года, но старше его самого на три? Долохов думал, что они вскоре расстанутся, но не тут-то было. Их отношения длились уже почти год. Он с ехидным злорадством читал статьи о них в прессе, в каждой из которых этот роман осуждался, а потом рвал на маленькие клочки и шел пить. Один раз он напился до того, что решил, что может разговаривать со змеями. Альфард Блэк обещал донести его кости до дома, но сам свалился еще у входа в казино. Поднимать его Долохов, конечно, не стал. Его интересовали змеи. Их он не нашел, зато нашел двух волшебников, которые решили обчистить его карманы. Хоть бы статьи читали — знали бы, кто его отец, идиоты. Он уложил их сразу же, но потом опустился на землю рядом — ноги подвели.  — Красивое сражение, хоть ты и едва держишься на ногах, — раздалось змеиное шипение где-то над ухом. Долохов даже спьяну обрадовался. — Точнее уже не держишься, — послышался хриплый смех. Долохов обернулся. От стены отделилась темная тень, облаченная в мантию; лица у нее видно не было.  — Тусушссссссссс ффффффффффффф, — попробовал он на змеином. Тень застыла неподалеку.  — Парселтангом ты не владеешь, — послышался вкрадчивый голос. Долохов тяжело вздохнул.  — В карманах у меня ни гроша, все проиграл в казино. Можете проверить, — отозвался он. Тень подошла ближе — ее шаги были совсем не слышны — и протянула бледную руку. — А парселтанг вы просто не понимаете. Когда он встал, то увидел, что по бледным губам мужчины в капюшоне скользнула улыбка.  — Это твоя первая ошибка и, надеюсь, последняя, — Долохов не стал прибавлять, что надеется на иное — пока ошибается, он живет. — Салазар Слизерин был моим предком, и язык змей подвластен мне. Долохов присвистнул — в казино ему везло на знакомства.  — Избранные зовут меня лорд Волдеморт.  — А я Долохов.

***

— Ты знаешь лорда Волдеморта? — спросил он у Вальбурги, когда она выкроила время между своими свиданиями и работой, чтобы встретиться с ним и выпить. На самом деле, они виделись как минимум два раза в неделю, и помимо этого Долохов заваливался к ней в отдел почти каждый день, и они обедали вместе. Но ему этого было мало — и в этом он винил, конечно же, Ориона. А кого еще? — Лорда Волдеморта? — Вальбурга удивленно вскинула брови. — Кто это? Имя должно устрашать или смешить? Долохов пожал плечами. — Он знает парселтанг и вроде как наследник Слизерина. Ничего не говорит? Она пожала плечами. — Нет? Хотя знаешь, был у Альфарда однокурсник, Том Реддл, говорил, что он Мракс. А Мраксы — потомки Слизерина вроде, — она нахмурилась, припоминая. — Удивительно красивый юноша! Я потому и не верила, что он Мракс — они-то на подбор все страшные. Ты вон на колдографию Морфина посмотри — в дрожь бросает. А он был словно воплощение женских грез, — она мечтательно закатила глаза. — Красивый? — переспросил Долохов, припоминая пугающее змеиное лицо недавнего знакомого. — Ну это точно не про него. Ладно, не забивай голову. Лучше давай выпьем. — Хорошо, у меня, кстати говоря, есть тост. Но сначала мне кое-что нужно у тебя узнать. — В постели я предпочитаю быть сверху, — пошутил он. Она отвесила ему подзатыльник. — Теперь я точно тебе ничего не скажу! — Но мы можем поэкспериментировать! Для тебя все, что угодно. — Что ж, ради эксперимента, Долохов, — Вальбурга улыбнулась. — Шафером моим будешь? — Блять, — только и смог сказать он, закрывая глаза ладонью. Она улыбнулась. — Это все, что ты можешь сказать? А где же «я так рад за тебя, Вальбурга»? Или «О, Мерлин, конечно, я буду твоим шафером и понесу твой шлейф»? — Да-да-да, разумеется, — он вздохнул. — Я так рад за тебя, Вальбурга. О Мерлин, конечно, я буду твоим шафером и понесу твой шлейф, и букет понесу, и тебя донесу тоже. Только дай мне, пожалуйста, минуту. Мне надо прийти в себя. — Я принесу еще огневиски, — кивнула она, не став затеивать скандал. Лучше бы она орала, тогда бы он тоже мог заорать в ответ. Он прислонил ладонь к пульсирующим вискам и тяжело вздохнул. Вальбурга появилась через пять минут. И он усмехнулся, глядя на нее. Они были знакомы четыре года, он желал ее с первой их встречи, а любил со второй. — Я действительно рад за тебя, Вэл. И я буду счастлив быть твоим шафером, даже если ты обрядишь меня в платье, — он еще никогда так отчаянно не лгал. — Даже в розовое? — Хоть в сердечко. Она засмеялась, и он обнял ее. Он чувствовал, что потерял ее навсегда.

***

 — Ну и что с тобой? — Вальбурга сидела на рабочем столе, поставив ноги на кресло, и курила. Долохов расположился рядом и надеялся, что стол их выдержит, но глубоко в этом сомневался. Ее обнаженные ноги касались его ног коленями, и он старательно отводил от них взгляд, а то еще пошлет в него проклятие, чтобы не пялился. В последнее время она стала слишком раздражительной. Вот и сегодня, они договорились пообедать вместе, как обычно, а, когда он зашел к ней, то обнаружил ее опять в ярости. Обед откладывался, в желудке урчало.  — Дерьмо. Просто дерьмо, — только и ответила Вальбурга и снова затянулась сигаретой. Долохов вдруг вспомнил, что она вроде как бросала курить и ей это даже, по ее словам, удалось — все ради будущего ребенка. Он тогда закатил глаза и признался, что она со своим стремлением забеременеть его бесит. Она запустила в него стаканом, он увернулся — благодаря тренировкам с Темным Лордом он стал особенно ловок.  — Может, расскажешь наконец? Я из-за тебя лишился обеда.  — Если так хочешь жрать — проваливай. Я что, тебя держу? — бросила она, указав ему сигаретой на дверь. Долохов страдальчески возвел глаза к потолку. Она сделала вид, что этого не видит.  — Рассказывай. Меня достало твое молчание, — потребовал он. — И истерики.  — Ты не хочешь это услышать.  — Выбора у меня особо нет. Пообедать мы уже не успеем.  — Иди к черту, Долохов! — она стряхнула пепел с сигареты в его сторону, и он прожег несколько дырочек на рукаве его мантии. Долохов воздержался от комментариев. — Я думала, что беременна. Но нет. Снова нет. Дракклова Лукреция. Как я ее ненавижу!  — А Лукреция тут причем? — удивленно спросил он. — Что-то ляпнула? Вальбурга посмотрела на него со смесью злости и снисхождения, а потом скривила губы в усмешке.  — Причем? — фыркнула она. — Ну да, я тебе не говорила. Помнишь я угодила в Мунго по милости Лукреции? — она вперилась в него тяжелым взглядом. Он кивнул. Она снова злорадно усмехнулась. — Я была беременна от Эбби, хотела выпить зелье, да только руки не доходили его сварить. И узнала лишь за несколько дней до этого. А тут — Лукреция. Случился выкидыш. Эб отнес меня в Мунго. А эта сука после еще мне подарочек послала в виде седых волос. Подай мне пачку. Долохов послушался. Она закурила. Он молча переваривал полученную информацию — все наконец вставало на свои места.  — Спасибо, — Вальбурга выдохнула дым и снова заговорила. — Эбби, конечно, дал врачу взятку, чтобы помалкивал. И Ориону не сказал, что именно случилось. Никто не знал, даже Лукреция. Она — вообрази — извиняться заявилась. И ладно, Мерлин с ней, все равно ребенка оставлять я не хотела. Но если бы я избавилась от него с помощью зелья, все было бы куда лучше. Неужели не понимаешь, я из-за того дракклова проклятия забеременеть не могу? Мы пытаемся уже второй год.  — Может, тебе это пока и не нужно?  — Не нужно? — она коротко рассмеялась. — Долохов, мне тридцать три. У меня теперь есть муж, с которым я хочу семью, которого я люблю. Мне это нужно. Он вздохнул и притянул ее к себе.  — Думаю, Орион должен быть счастлив, только потому что женат на тебе. Он этого не заслуживает.  — И почему ты его ненавидишь? — спросила она со смешком, гладя его руки. Он пожал плечами.  — Наверное, потому что ревную тебя к нему. Разве нет? Да и сама подумай, вот появятся дети и с кем мне напиваться? С кем ходить в казино?  — Давно мы там не были, — она вдруг отстранилась и блеснула глазами. — Решено! Мы идем в казино! Давай-давай, вставай! Сейчас же!  — Хорошо, — Долохов подумал, что отец точно убьет его за самовольный уход с работы, и лишь усмехнулся, подхватывая ее под руку. — Только сначала мы пообедаем, раз уж на то пошло.  — Идет!

***

Вальбурга расхаживала по квартире, путая пальцы в волосах; Долохов опасался за ее шевелюру — такими темпами она могла вырвать на себе все волосы, — но предпочитал помалкивать и не влезать — ей надо было выговориться, да и в таком случае ее гнев мог бы переметнуться на него. Зато он припас еще одну бутылку огневиски и теперь ждал, когда Вальбурга успокоиться, чтобы выпить. Но она продолжала бесноваться. Долохов, конечно, и раньше знал, что они с Орионом часто ссорились, но теперь в их раю наступили серьезные проблемы. И Вальбурга даже ушла от него — по крайней мере, она так говорила. Мысленно Долохов усмехался, ему доставлял удовольствие не только их разрыв, но и то, что сам он невольно стал причиной ссоры. Он был хреновым другом, да, но он никогда и не хотел быть Вальбурге другом, просто довольствовался тем, что она позволяла. — Ты только представь это, Долохов, он ревнует меня к тебе! — Долохов едва заметно улыбнулся на это, когда она повернулась, словно бы, да, вот чудак, и как он мог. Хотя ее слова были для него ударом, пусть и ожидаемым, — он знал, что она воспринимала его лишь как друга, но это не значило, что ему не было больно. Было. И еще как. — Решил, что я с тобой сплю! На молоденьких потянуло! — она явно передразнивала Ориона, Долохов не знал, с какой именно интонацией тот произнес эту фразу, но явственно услышал его голос у себя в голове вместо хриплого смеха Вальбурги. Сигарета закрошилась в ее пальцах. — Чем он вообще думал? Он только хмыкнул; Орион в общем-то был прав, ведь Долохов действительно хотел увести его жену, хотел его жену, хотел провести жизнь с его женой, любил ее, но только вот ничего для этого уже не делал — он признал поражение и боялся все испортить запоздалыми попытками. От этого становилось смешно, Долохов кашлянул, спугивая смех. — И так каждый раз, когда я куда-то иду с тобой. Истерики, скандалы! Я думала, что мы с Альфардом ругаемся часто и громко, я ошибалась. Никогда не связывай свою жизнь с Блэк — пожалеешь. — Уже поздно, — пошутил Долохов, имея в виду, разумеется, ее и их дружбу, которой он связал их жизни, а не свою любовь, и закусил сигарету зубам, Вальбурга поняла лишь частично, слабо усмехнулась и со страдальческим стоном рухнула в кресло. — У меня больше нет сил! Ну сколько можно-то? Я устала ему что-то объяснять, доказывать, оправдываться перед ним, словно действительно виновата в чем-то! Я устала от его непонимания и ревности! Я устала от него! — она спрятала лицо в руках. Долохов подумал, что он действительно паршивый друг, вместо утешений он мог предложить ей только огневиски. Но ей бы это сейчас не помешало. — Это невыносимо, — сказала она уже чуть спокойней. — И я так зла, так зла. Он столько сказал — меня словно дерьмом с ног до головы облили. И наша с тобой разница в возрасте — его любимая тема, — она возвела глаза к потолку, словно припоминая все слова, что он сказал о них. — Чувствую себя дерьмом. Спасибо, милый. Она скривилась. Долохов выдохнул дым из легких, те почему-то отдавали болью и словно чесались. — Отомсти ему, — сказал он, не успев прикусить язык, и сам же на себя разозлился. Его любовь была эгоистичной — он знал лишь один способ отомстить. — Отомстить? — Вальбурга долго и истерично хохотала, заставив Долохова вновь заволноваться о ее здоровье и состоянии. Брак с Орионом выжимал из нее соки; и если раньше он делал ее счастливой, то сейчас — напротив, несчастной, и Долохов это видел. В отличие от нее самой. — Хорошая идея, Долохов, — одобрила она. — Но сначала нам надо выпить. И тогда я придумаю. Одной бутылки огневиски им не хватило, пришлось бежать за несколькими. Благо, Долохов специально выбирал себе квартиру прямо напротив бара: она была маленькой, но он не жалел. И не жалел, когда они были настолько пьяны, что он едва ли стоял на ногах, но все равно припал к губам Вальбурги в поцелуе, который должен был объяснить ей все. И она ответила, только трезвым Долохов осознал, что в ней играл алкоголь. Но пьяный он, когда она скользнула по его груди руками и прижалась ближе, позволяя себя целовать, был абсолютно счастлив. Ему казалось, он познал райское блаженство.

***

Орион приходил извиняться каждый день; Долохов не впускал его и накладывал заглушающие чары на дверь. Но иногда по просьбе Вальбурги он этого не делал, и они слышали, как трезвонит звонок в его квартиру, а Орион извиняется. Она смеялась ему в плечо, закусывая мороженым, и продолжала читать вслух пьесы, словно и не слышала криков из-за двери. У нее это получалось на ура — ей стоило идти в актрисы. Исполнение Долохова хромало, но из него неплохо выходил герой-любовник. И они смеялись, пока Орион кричал. Долохов был счастлив целые две недели. Он даже шутил, что однажды, как и обещала, она будет ждать его в фартуке дома, но она ждала лишь с ужином. А потом ушла. Лишь Кричер сообщил ему, что хозяева снова съехались. Долохов вернулся с работы с шоколадными лягушками и ощущением грядущего счастья. Оно опять обмануло. Он разбил бутылку коньяка о стену, а потом пошел и убил целую семью маглов — Темный Лорд усмехался, когда он зачем-то сообщил ему об этом. Вальбурга была слишком серьезной, когда они встретились в следующий раз. Она даже отказалась от мартини. Он удивленно вскинул брови. — Я беременна, — сказала она с какой-то странной усмешкой. — Потому и вернулась, — добавила через мгновение. — Выпей за это. — Конечно, — он заказал себе огневиски, пока она пила сливочное пиво. Выглядела она еще менее живой, чем после того случая в Мунго. И не смеялась ни разу за всю их встречу. — Орион хочет, чтобы я оставила работу ради ребенка, — сказала она. Долохов хмыкнул. — Да пошел он. Она улыбнулась слабо. — Я хотела бы стать хорошей матерью. Он закатил глаза. Она легонько ударила его по руке, хотя он уже наложил на себя щит от проклятия. — С твоим карьерным взлетом ты можешь стать министром магии, не смей упускать эту возможность. И пусть Орион катится к черту со своим мнением. Она хмыкнула. Долохов сжал ее руку. — Мне нужно с кем-то обедать, — сказал он. Если он думал, что потерял ее навсегда, когда она вышла за Ориона, он ошибался. Он терял ее сейчас. — Я люблю тебя, Долохов, — наконец-таки засмеялась она. Он улыбнулся. В свои слова он вкладывал больше смысла. — Я люблю тебя тоже.