Лаки страйк

Редкое мартовское солнце зыркнуло в окно, Венькины волосы полыхнули золотисто-рыжим, а лицо стало какое-то совсем сияющее, божественное. Как будто он и до этого был недостаточно Иисусоликим. И я вдруг понял, что хочу его поцеловать. Мысль на секунду вспыхнула в голове и пропала. Потому что, блин, нет. Мы даже не друзья. Просто я какого-то члена сижу у него на хате, брезгливо отряхиваю штаны от налипающей пыли и с напускным равнодушием тыкаю ложкой в предложенный им тортик. Просто я его ненавижу — Веню, блять, Молотова, а ему хоть бы хны. Сидит, улыбается и что-то чирикает в блокноте. Кажется, меня. Я старательно делаю вид, что не замечаю, а сам держу спину ровно и демонстрирую свой гордый профиль. Натурщица, блять. И как я вообще до такого докатился? Всё с самого утра пошло не по плану. Не успел зайти в школу, как наткнулся на него. Поздоровались, неловко остановились, как два барана, и глядели друг на друга — стоит идти дальше по своим делам или продолжить разговор? Ну я и предложил сдуру побродить по коридорам, потрепаться. Так и так до начала уроков оставалось не так много времени. Уговаривать его не надо, этакую сияющую лыбой паскуду. Сразу потащился за мной, пригибаясь, чтобы во время разговора быть со мной на одном уровне. Вот уж где манеры. Куда там! Он говорил о своих мечтах, о том, как давно уже хочет с кем-то покурить на закате, а я — чёрт меня дёрнул это ляпнуть! — сказал что-то в духе «ну, это можно устроить». В шутку так. Ага. Кто ж знал, что Веня шуток не понимает. Поэтому после уроков он подвалил ко мне, неожиданно робко позвал: «Яр, так ты пойдешь курить? Ну, на закате, помнишь?» и застыл, как вкопанный, ожидая моего ответа. А что мне было отвечать? Пятнадцать минут спустя мы жались под козырьком красно-кирпичной многоэтажки и жадно затягивались лаки страйком. За границей нашего убежища валил снегопад. Я дрожал и переминался с ноги на ногу, аки собака, поэтому лишь обрадовался тому, что сиги на ветру тлели только так. Мы докурили, вернулись к школе, остановились на развилке и я спросил насмешливо — мне тебя проводить или что? Сам чуть не обосрался от своей важности. Он отзеркалил мой вопрос, только гораздо более вежливым тоном. Я пожал плечами. И поплёлся за ним следом. Доведя Веньку до его подъезда, я собрался идти, когда этот сукин сын стал зазывать меня в гости попить чай и переждать метель. Чутье подсказывало, что нужно идти домой. Но желание погреться пересилило. И вот так я оказался на вражеской территории поместья Молотовых. Сидел, поджав под себя ноги, и в тысячный раз жалел о том, что согласился. Снегопад и правда скоро кончился. Я вполуха слушал Веню, глядел в окошко и думал, как потактичнее съебаться. И вот в тот момент засветило солнце, сделало его Сусей с католических икон, мерзкий Молотовский кошак впервые прыгнул ко мне на колени, по радио заиграла классная песня и всё как-то вдруг одновременно сложилось в идеальный для чего-то момент. А потом он спросил: короче, помнишь, когда мы летом встречались? Я задохнулся возмущением, потому что, во-первых, дело было в самом конце весны, а не летом; во-вторых, ибо как можно это не помнить? Гулянки, мои покамест невинные просьбы, сплетенные наглухо пальцы и потные ладошки? Задохнулся — и проглотил это чувство, запихнув подальше внутрь себя. Ответил, невинно хлопая глазками, мол, нет, не помню. Он не растерялся и предложил, не теряя лица: «Так давай напомню». А, когда я только начал врубать, что происходит, мы уже целовались как бешеные. Веня хозяйничал языком у меня во рту, как веником, выскребая рвущиеся из меня слова. Самые разные слова: хуль ты мутишь, зачем меня мучаешь, ненавижу тебя, отвали. Но, наверное, хорошо, что я ничего так и не сказал. Ни тогда, ни после. Даже когда уходил от него, не сказал ни слова. Только встал на носочки и чмокнул в обветренные губы. Сбежал вниз по лестнице, вырвался из древнющего подъезда, вдохнул морозный воздух и сразу закурил. В голове была лишь одна мысль: как же я ненавижу тебя, Веня Молотов. Как же я, блять, тебя ненавижу.