Откуда дует эфирный ветер?

Медленно, едва заметно разгораются придорожные фонари. Никто не догадается, куда ведёт эта дорога, ведь весь мир думает, что там – пусто. Там – ничего нет. А огни, будто смеясь над остальными, зажигаются и разгораются до такой яркости, что всякий, кто увидит их, мгновенно ослепнет. В этом свете всё исчезает, и мир рождается заново. В полночь здесь всё иное. Это больше похоже на сказку, но это – не сказка. Мир, в котором дует эфирный ветер*, реальнее любого другого. Даже нашего. Чонун давно хотел попробовать сделать это: проснуться и идти не в соседнюю комнату, которую толстенький руководитель их цирка называет гримёрной, а куда-нибудь туда, где светится тёмное небо и в пестроте ярких прожекторов пытается удержаться на узком и напоминающем нитку канате Рёук. Сегодня снова не удалось это сделать. Новенькая эквилибристка Юна поражала своей наглостью и желанием заиметь друга-фокусника в лице Йесона. Оттого ей казалось вполне нормальным разбудить того раньше обычного и утащить в гримёрную, чтобы отработать с ним фокус с разрезанием. Зачем той надо было, Чонун так и не понял, но ценные минуты от подъёма и до разминки были потеряны. Поэтому по старой, древней, такой же древней, как эфирный ветер, привычке, фокусник, надев на лицо бесцветную маску, открывающую только глаза, вышел из гримёрной на подмостки пустующей сцены. Чонун был единственным магом в Полуночном цирке, поэтому репетировал всегда один. Ассистенток ему приводили редко. Директору надоело, что каждое утро, когда цирк засыпал, девушки, едва вставая с ног, ползли к нему. Не могли говорить и заплетались. Руки тряслись, а в коленках не было уверенности. Они становились живыми мертвецами, из которых высосали душу. Йесон не знал, почему так. Он просто смотрел на них и делал фокусы. Фокусник всегда работал один. Он редко видел других актёров цирка, ведь любой, кто контактировал с его глазами, мог оказаться без души внутри. На редких представлениях, которые циркачи давали местной призрачной публике, он сидел на самом дальнем ряду и никогда не выступал. Зато он смотрел на то, как юный канатоходец Рёук, лёгкий и светлый, ловко справлялся со своей нитью, протянутой меж двух высоченных шестов. Когда он смотрел на него, то вспоминал рассказы его призрачной бабушки об эфирном ветре, который дует в избранного и уносит его в другой мир. И ему было интересно, где он, этот другой мир? Но призрачная бабушка не говорила ему. Она исчезала быстрее, чем наступал рассвет, а появлялась позднее, чем пропадала луна. Время, данное на два вопроса и ноль ответов. - Где он, другой мир? Чонун видит перед собой смеющиеся очертания и невольно тянет руку, хотя понимает, что нет толку делать это в стомиллионный раз. - Откуда дует эфирный ветер? Улыбка Чешира зависает на секунду в воздухе и быстро, будто боясь отстать от остального тела, растворяется. Йесон давно привык, что призрачная бабушка никогда долго не бывала с ним и поэтому, скорее, автоматически говорил заученные слова, забывая лишний раз понадеяться на ответ. Однажды, правда, бабушка успела ответить. Между первым и вторым вопросом она едва слышно прошелестела: - Выше. Смотри выше. А после – привычная улыбка Чешира, потерявшаяся в воздухе. А Йесон так и смог тогда понять, что было выше: то ли другой мир, то ли источник эфирного ветра… И размышления об этом посещали фокусника перед рассветом всякий раз, когда он садился выпить чаю с кусочками светящейся клубники, которую выращивал садовник-факир в своём огненном саде. В это время репетиции в цирке завершались, и все спешили вернуться до первых лучей солнца в свои комнаты. Чонун не торопился: сидел на подмостках сцены до последнего, хотя знал, что ему надо пройти двести метров от центрального холла до своего общежития под палящим утренним солнцем. Рисковал почему-то, сам не знал, почему. Днём Полуночный цирк умирал. Вспышка света была ярче солнца, и на миллиардную долю секунды другой мир становился самой белой звездой Галактики. То растворялись в воздухе циркачи-полуночники. Засыпали и уносили с собой эфирный ветер. Днём нельзя было понять, есть ли на самом деле этот мир, или это выдумки старых призраков, которые жили в детских фантазиях… Новой ночью Чонуну удалось встать пораньше и проскользнуть никем не замеченным в ограниченный высокими кирпичными стенами дворик. Палящее закатное солнце царапнуло его опоздавшим алым лучом, но на коже едва остался желтеющий ожог, и фокусник этого даже не заметил. Именно в этот момент, когда солнце едва укатилось в горизонт, но звёзды ещё не появились, небо было удивительным и магическим. Оно светилось глубоким, синим цветом, таким, какое оно бывает какие-то несколько минут. Йесон, чуть щурясь, смотрел на него и вспоминал канатоходца Рёука, который всегда представлялся в его воображении на фоне синего неба, хотя он видел того лишь на представлениях, и сказать сейчас вряд ли сможет – было ли небо в то время на самом деле магическим или самым обычным чёрным? Ничего не вспоминалось. Небо потемнело и потускнело. Зажглись первые звёзды из другого мира. Фокусник невольно вздохнул, слыша, как открывается скрипучая деревянная дверь одного из жилых домов. То выходил директор, чтобы разбудить всех циркачей и сказать им, что сегодня день десятый от полнолунья, время полуночное, сезон – навсегда летний. Сейчас ему попадёт за нарушение режима? - Мистер фокусник, расскажите, как вы достаёте из шляпы кроликов? Иногда небо может быть предателем: ведь не всегда алый закат означает холодное утро? Не всегда зажёгшиеся звёзды говорят о том, что полночь. Внутри Чонуна тикали тонкие, едва заметные часы. Они сказали, что звёзды наврали, а до полуночи ещё есть драгоценные секунды. Эфирный ветер ещё не дул, а значит, действительно были. Йесон обернулся – рядом с ним стоял заспанный, но отчего-то удивлённо на него смотрящий канатоходец Рёук в пижаме и огромном, сползающем на глаза колпаке. - Руками, - пожал плечами Чонун, хотя внутри него проснулся огромный морозный вулкан. - А научите меня? – канатоходец вдруг округлил глаза и сложил руки под подбородком. - Нельзя же, - фокусник невольно занервничал. Правила директора были очень строги. Часы внутри затикали быстрее. - Никто и не узнает! – шёпотом проговорил Рёук и молча кивнул в сторону тропинки, ведущей к неизвестно чему. Она была слишком светлой, а ещё оттуда доносились странные звуки, поэтому директор цирка запретил всем ходить по этой тропинке. Фокусник оглянулся. На мгновение трава шелохнулась, а в небе заалела яркая полоса света, разрезающая всё словно на два огромных безграничных полушария. То возвращался в этот мир эфирный ветер. - Бежим! Два циркача-полуночника растворились в свечении тропинки. Трава заиграла с кустами, а в воздухе повис сладкий запах мыла. Деревянная дверь со скрипом растворилась, и в дворик вывалился директор цирка. Он потянулся своими короткими толстыми ручонками и подумал, что сегодня он хочет, чтобы была осень. Клоунам он так и сказал. *Эфирный ветер (эфир) - гипотетическая всепроникающая среда, колебания которой проявляют себя как электромагнитные волны (в том числе как видимый свет).