Одна ночь.

Он привел меня к себе. Действительно привел! От моей отчаянной решимости, с которой я ляпнул гениальное «переспи со мной», не осталось и следа, теперь я был напуган до чертиков. Он вел себя спокойно и естественно, а я дрожал, как пугливая школьница, но не собирался отступать. Глупый мышонок и большой хищный змей. Наблюдая за тем, как он скидывает темный пиджак на спинку дивана в холле, я постарался набрать в грудь побольше воздуха и хотя бы сойти со своего места. Или не сойти с ума. — Ты передумал? Чего-то испугался? — насмешливо поинтересовался хозяин дома, искоса глянув на меня уже с лестницы. — Почему ты согласился? — снова бездумно выпалил я, задетый за живое своей уязвимостью и чужой проницательностью. — Подумал, что незачем все усложнять. Это всего лишь ночь. Пойдем, я хочу принять ванную, для начала. Всего лишь ночь. Я чувствовал себя закоренелым мазохистом, но еще недавно не мог надеяться и на такую небрежную благосклонность, глупо было бы упустить этот шанс. В этом мире многие говорили мне, что стоит ко всему относиться проще. Я сам процитировал эту популярную истину, когда выдвигал свое необдуманное предложение полчаса назад. Так почему бы не последовать этому совету в кои-то веки? Я нагнал его в коридоре второго этажа. Он шел неторопливо, и на его пути зажигались чувствительные к чужому присутствию светильники, погасая уже за моей спиной, ибо я следовал по пятам. Он на ходу распустил свой тугой хвост, и темно-русые густые волны укрыли его спину. — Сюда, — позвал он, открывая одну из дверей, приглашающе отступив, чтобы я вошел первым. Сделав шаг, я оказался в просторном помещении с бассейном для омовения в центре, как было принято у местной знати. Свет вновь зажегся сам, ярче, чем в коридоре, и я невольно поморщился привыкая. Как я и думал, он предпочитал элегантную сдержанность всякой мишуре, лишний раз намекающей на достаток, это сказалось и на убранстве дома. Ничего драгоценного, никакой лишней отделки, которая до сих пор здорово меня смущала своей несуразностью. Строгая геометрия и спокойные ультрамариновые оттенки в основе. Все-таки ему нравился синий цвет. И он чертовски ему подходил во всех отношениях. Пока я озирался, он предусмотрительно приглушил свет, пустил в ванную теплую ароматную воду и избавился от рубашки. Кажется, он не собирался меня жалеть и медлить. Я дождался, пока он скинет обувь, глубоко вздохнул, как перед прыжком в бездну, и шагнул к нему, накрывая прохладными от волнения пальцами его запястья, пока он не принялся за брюки. Готов поклясться, он слабо вздрогнул, но не отстранился, только поднял на меня взгляд и замер, словно проверяя, как далеко я смогу зайти в своей наглости. Мои руки подрагивали, когда я повел раскрытыми ладонями вверх по бледным предплечьям. Но потом я допустил ошибку — заглянул в спокойное лицо напротив, пропадая. Его неправильная, мрачная красота давно пленила меня. Он словно сошел с какого-нибудь портрета времен декаданса, эдакий Дориан Грей в своем роде. Опущенные внешние уголки больших серых глаз делали его взгляд обманчиво печальным, глубже покрылось инеем равнодушие. Но меня это больше не обманывало: я видел, как в одно мгновение слетает эта завеса. Он ненавидел откровенность и блестяще умел держать себя в руках — с этим не поспоришь. Я же, напротив, совсем не умел притворяться, уверен, он читал меня, как раскрытую книгу. «Зараза, какой же ты красивый», — подумалось мне, но я не осмелился бы произнести это вслух. — Ты такой глупый, — ухмыльнулся он, лишний раз подтверждая мои опасения по поводу незаконной телепатии. Теплые, мягкие губы накрыли мои в коротком поцелуе, мне осталось только выдохнуть, а после слегка отпрянуть — он одним движением стянул с меня кофту. Мы не разговаривали, любой диалог мог бы кончиться грандиозным провалом. Я в полной мере наслаждался шансом, который мне предоставился, желанной близостью, неожиданным снисхождением. Он позволял мне почти все, пока мы целовались, погрузившись в чудодейственную бриккийскую воду. Я был жаден и, возможно, чересчур поспешен, но он без слов дал понять, что терпеть не может суету, и она совершенно ни к чему — уйма времени до утра. Мои прикосновения, наверное, казались нервными, трусливыми. Он прикасался уверенно. Его ладони и тонкие бледные пальцы не были чрезмерно нежными, я чувствовал шершавость мозолей, но каждое касание безжалостно било в цель, тело предательски честно отзывалось. Кажется, я совсем обезумел, когда решился прикусить его чувственную верхнюю губу. Это желание было моей маленькой тайной вот уже некоторое время, но я и не подозревал, что оно исполнится. Он тихо ахнул, отпрянул от неожиданности и взглянул на меня то ли с удивлением, то ли с укором. Однако я отчетливо видел в этом взгляде мутное возбуждение, потому через мгновение послушно открыл рот, впуская гибкий язык. Цепкие пальцы нырнули в мои короткие темные пряди, отстраняя мою голову. Я недовольно насупился — это выдало меня с потрохами. Он коротко хохотнул, повел большими пальцами по моим густым бровям и раскрасневшимся скулам, заставляя кожу пылать сильнее. — Посмотри на меня. — Ты меня смущаешь, — признался я под пристальным взглядом, который беззастенчиво полосовал моё лицо. — Почему же? Ты довольно симпатичный парнишка, есть, чем увлечься. Я не выдержал и усмехнулся. Из его уст это звучало, как настоящее издевательство. Однако он сам никак не отреагировал на мой скепсис. — Очень занимательные глаза. Мне нравится их цвет. Я растеряно моргнул. Это потому, что они синие? Но обдумать неожиданный комплимент времени не осталось. Он поднялся, расправив плечи. Мерцающие капли покатились по его телу, и мне захотелось собрать языком и губами их все. Я засмотрелся и забуксовал. Тем временем, он собрал влажные пряди, небрежно перекинув их на плечо, отошел и присел на борт бассейна рядом с полкой, на которой выстроились в строгую линию разновеликие пузырьки. Я не заметил, какой именно вызвал его интерес, поскольку все моё внимание захватило чужое откровенное возбуждение. Он совершенно не стеснялся своей наготы. Еще бы, ему просто нечего было стесняться. — Можешь подплыть ближе, герой, — снова подковырнули меня. Я фыркнул и впрямь подплыл, сбросив оцепенение. Не торопясь подниматься из воды, я ухватился за чужие стройные бедра и повел языком по двум крупным родинкам на его животе, целуя завлекающие отметины, опускаясь ниже и накрывая губами крупную головку. Он протяжно выдохнул, опуская ладонь на мою макушку. Я истолковал жест правильно и постарался принять глубже. У меня не было богатого опыта, но мой партнер оказался на удивление откровенным, мне оставалось только следовать подсказкам. Голова шла кругом от нескромной, обнаженной похоти. Я окончательно ошалел и одичал. — Ты такой настырный, — глухо вздохнул он, вновь отстранив меня. Я облизнул слабо саднящие губы, потянулся за поцелуем и получил желаемое. Он поднялся, и я потянулся следом, ощущая дрожь в коленях. Мои руки, между тем, уже увереннее огладили чужую тонкую талию, пальцы скользнули вдоль ребер. Он отвлекся, подхватив пузырек, который отыскал ранее. На его пальцы полилась вязкая прозрачная смазка — догадаться о предназначении средства было проще простого. Я был готов ощутить липкое прикосновение между бедер, но он завел руку назад и прикрыл глаза, свободную ладонь опустив мне на плечо. — Ты… уверен? — выдавил я из себя первое, на что мозгов хватило. — Помолчи. Не взглянув на меня, он закончил начатое и повернулся спиной, склоняясь, обмывая скользкие пальцы, затем отыскивая опору. — Давай. Тебе нужно расслабиться и перестать дергаться. — Это может быть быстро и бездарно, ты ведь понимаешь? — неуклюже усмехнулся я, разрываясь между голодом и опасением. Он вздохнул, почти снисходительно взглянул на меня через плечо и сильнее прогнулся в пояснице. Зараза, каким же грешно соблазнительным он умел быть. Эта поза «трахни меня» не оставила мне ни единого шанса. Я наклонился, придерживая его за бедра, и нарочито медленно повел языком от самой поясницы до шейных позвонков. Он задрожал, когда я прихватил зубами его загривок, мне это точно не почудилось. — Ты… — Помолчи, — дерзким эхом осадил я, целуя сведенные лопатки. Мой член вошел легко, но я почувствовал, что был слишком резок, однако контролировать хоть что-то уже не мог. Едва сдержавшись, чтобы не дернуться, когда мой любовник сжался и шумно выдохнул, я помедлил и попытался снова, двинув бедрами иначе. Он отозвался, подстраиваясь под меня. Ему было больно до тех пор, пока мы не пришли к согласию наших тел, впрочем, это произошло гораздо быстрее, чем я рассчитывал. Наш первый раз вышел немного скомканным, влажным и горячим. Я совсем не осторожничал, торопился и отчаянно сминал пальцами чужие бедра и бока. Не исключено, что моя неосторожность выльется синяками. Однако мой партнер даже не пытался пресечь творимое мной безобразие. Он шипел, изредка ругался сквозь зубы и беззастенчиво стонал, но продолжал принимать меня, прекрасно зная, что даже его безмолвный жест мог мгновенно все изменить. — Глубоко, — протяжно простонал этот Дьявол, подавшись назад, упираясь затылком мне в плечо. Я только и успел судорожно обвить его руками, прежде чем кончить. Для этого достаточно было просто взглянуть в искаженное удовольствием лицо. Сведенные брови и приоткрытый в беззвучном стоне рот. Кажется, я еще не видел ничего эротичнее. Мы снова оказались в воде. Она и впрямь помогала восстанавливать силы. Я чувствовал себя неловко, ведь мне не удалось понять, действительно ли хорошо было моему любовнику. Он, впрочем, был спокоен и раздосадованным не выглядел. Уложил мою потяжелевшую голову на свое плечо, рассеянно перебирая влажные пряди. А потом я оказался на его темно-синих простынях. У меня уже не было никакого желания разглядывать интерьер спальни, я лишь отметил искусное панно в изголовье кровати с символом Пятерки — Большим Древом. Древо и весь мир заодно отправились к чертовой матери, когда он плавно опустился меж моих разведенных бедер и плотно прижался, покрыв собой. Я захлебнулся от запредельной близости и интимности момента, от чужой тяжести и запаха. Мои руки любовно обвили худые плечи, и я впервые не переживал о том, как он отнесется к моей вольности, растолкует ли должным образом. До самого утра он вытворял со мной дикие вещи. Раньше я задумывался, каков он в постели, но такого даже вообразить не мог. Ничего сверхъестественного, но долгие, чувственные ласки и горячий секс никак не вязались воедино с безупречным образом хладнокровной сволочи. Мне было до зубовного скрежета хорошо. Мы оба были ненасытны. Кажется, я даже бесстыдно умолял его о том, на что никогда бы не решился с прежними моими увлечениями. Он вытянул наружу всех моих чертей, пустившись с ними в дикий пляс. А я безнадежно надеялся, что утро никогда не наступит. Я проснулся один в огромной кровати, со скрипом потянулся, зевнул и вытащил изо рта длинный русый волос. Как только сонливость отступила, тело услужливо заныло, напоминая, что все произошедшее мне вовсе не приснилось. Я перевернулся и уткнулся лицом в соседнюю подушку, глубоко вдохнув чужой запах и в странном умиротворении отрубившись вновь с глупейшей из возможных улыбок на губах. В кресле у постели меня дожидалась аккуратная стопка одежды, поверх нее лежал сложенный вдвое лист. Выбравшись из кровати, я развернул записку и легко узнал летящий почерк. «Я не нанимался будить тебя по утрам. Если проспишь завтрак и занятие, будешь голодным до вечера отрабатывать наказание.» Я без особой надежды взглянул на прикроватные часы. Что же, придется на голодный желудок вкалывать в зале под упреки и ворчание Мастера фехтования. Глупо было надеяться на бесконечное радушие моего избранника. Всего лишь одна ночь?