***
На запястьях Эггзи — постоянные чёрточки и крестики. Очевидно, его «суженая» обладает очень плохой памятью, так сказала мама. Хорошо хоть, не сердечки рисует. Ещё можно было бы предположить, что его «суженая» просто неаккуратна и плохо обращается с ручкой, но на коже твоего соулмэйта проступает только то, что ты нарисовал или написал осознанно. Рисунок постороннего человека не сработает. И какие-нибудь следы кетчупа на пальцах — тоже. Чёрточки достают Эггзи настолько, что в отместку он изображает на запястье член. Даже увлекается, вырисовывая головку. И окружает её блеском разноцветных салютов. Буквально через минуту вдоль вен на руке проступает выведенное чётким почерком «Не делай так больше, пожалуйста». «Нахуй тебя», — увлечённо пишет Эггзи. — «Если ты не принцесса — нахуй». Учитель бросает на Эггзи короткий укоризненный взгляд, но на самом деле ему плевать. Всем учителям в этой школе плевать. Если Эггзи начнёт ходить на руках по классу, его максимум выставят вон. «Я не принцесса», — отвечают ему. — «Я вообще не девчонка». Эггзи звучно матерится на весь класс. Райан ржёт. Учитель прокуренным насквозь голосом начинает новую тему. Эггзи сдирает чернила со своей кожи чуть ли не ногтями, но он не в силах убрать чужую надпись. Она исчезает сама.***
«Жизнь дерьмо», — выводит Эггзи на тыльной стороне ладони. Он не надеется на ответ. И вообще не знает, почему решился написать. Ему нужно с кем-то поговорить, но вот незадача, никому нет до него дела. Да и метафорическому «женишку» вряд ли не плевать. От одной мысли во рту становится кисло. Эггзи не противно, но стрёмно и странно — каждый раз, когда он задумывается о выёбистом выкрутасе судьбы. Сигареты кончились. И пора бы уже бросать. «У меня тоже», — неожиданно отвечает его, блядь, суженый. Эггзи выдыхает и утыкается лбом в колени. Он сидит на улице, на какой-то замызганной скамейке, и наверняка выглядит жалко. И вот от себя Эггзи противно. В голове застряли слова тренера Эггзи по гимнастике. «Я не буду спорить с твоим решением, но ты только что проебал всё своё будущее». И пусть. Дин не будет орать на маму и звать Эггзи сраным педиком. Это достаточная причина для того, чтобы проебать абстрактные золотые медали. Но на душе всё равно хуёво. «Я могу помочь?» — замечает Эггзи не на запястье, а выше, ближе к локтю. Это так смешно и сюрреалистично, что Эггзи нервно хихикает и выпрямляется. Спина уже болит от такой позы, но Эггзи всё равно снова сутулится. «Нет», — отвечает он. Повторно «суженый» не спрашивает, и Эггзи ему за это благодарен.***
«К вопросу ориентации», — пишет Эггзи где-то на предплечье. — «Как давно ты понял?». Он не ожидает ответа сразу же, но вдоль вен красивым почерком выводится: «Всегда знал». Буквы медленно, по одной проступают на коже, но Эггзи понимает ответ ещё по первым трём и просто наблюдает за тем, как проявляются остальные. Потом он вздрагивает. Возможно, где-то это и нормально, но точно не в Ист-Энде. «А ты?» — спрашивает «суженый» через пару минут, пока Эггзи его игнорирует. Эггзи вдыхает и немного криво рисует грустный смайлик. «Нахожусь в процессе осознания». «Попробуй подрочить», — пишет «суженый», и на коже Эггзи проступает игривый смайлик с высунутым языком. Эггзи хмыкает и оставляет несколько восклицательных знаков. Он пишет маркером, в то время как «суженый» отдаёт свои предпочтения ручке, зато тоже чёрной. «Как тебя зовут?» — спрашивает Эггзи неожиданно для себя. — «Отвечай, или буду звать тебя суженым не только в мыслях». Надписи ручкой смазываются, а ещё через пару секунд исчезают. Эггзи смотрит на сумку и мысленно чертыхается — маркер стереть пока нечем. Ну ничего, у него будет время. «Какой кошмар. Мне придётся избежать этого. Я Чарли». «Ты так медленно писал. Я увидел «Ч» и сразу задумался. Честер? Чак? Чхолам?». «Пошёл в жопу». Чарли не продолжает, и Эггзи берёт инициативу в свои руки. «Я Эггзи». Пауза в несколько минут, которые кажутся долбанной вечностью. Но Чарли всё же отвечает: «Я помню». У Эггзи щёки болят от улыбки. Он не знает, почему улыбается.***
«Ты рисуешь на руках сердечки? Чарли!» «Отъебись».***
Они говорят друг с другом, когда им скучно. Эггзи — на занятиях, Чарли — по вечерам, почти совсем ночью. У них договор: если один рисует сердечко, второй стирает со своей руки всё написанное собой или по крайней мере делает нечитаемым. Чарли с его привычкой изрисовывать сердечками всё запястье порой дезориентирует. «Можешь научиться рисовать розочки». «Нахуй, Эггзи». Они явно обитают в одном часовом поясе, но никто из них не ищет встречи. Эггзи порой до сих пор берёт ужас от этого общения — какого хуя ему достался Чарли, а не какая-нибудь Шарлотта! — но всё в порядке, потому что они не собираются встречаться, общаться теснее и творить прочую пидорскую хуйню. Суженые, соулмэйты — это красивая сказка масс-медиа. Такие люди могут никогда не встретиться. Такие люди могут говорить на разных языках, принадлежать к разной религии и предпочитать разное мясо для барбекю. «Мы не в сказке про Спящую Красавицу», — пишет Чарли. «Love you, bro», — пишет Эггзи левой рукой (правая больше похожа на отбивную), и к теме соулмэйтов они больше не возвращаются. Они даже на соцсети не переходят. Какой вообще смысл. У Чарли хуёвая семья, огромная нагрузка в школе и идеально ровный почерк. У Эггзи Дин, куча свободного времени и слабая надежда попасть в морфлот. У них нет ничего общего. Ничего.***
«Зачем ты нарисовал столько сердечек?». Эггзи выдыхает и отрывает от кожи красный маркер. Подавляет глупый и совершенно детский порыв обхватить свои колени руками. Отвечает: «Я не умею рисовать ничего, кроме сердечек». «Перевёрнутые сердечки — это задницы. Но не надо рисовать задницы, умоляю тебя». «Чарли». И, видимо, даже его чёртов «суженый» понимает, что всё хуёво. Впрочем, всё хуёво с тех самых пор, как Эггзи носит на груди ёбаную розовую медальку на цепочке. «Всё будет хорошо», — неожиданно пишет Чарли, хотя Эггзи вовсе не ожидает ответа. У Эггзи нет причин верить этим словам, но он иррационально ощущает, что не один, и от этого становится чуточку легче. У него девять знакомых Чарльзов, семь из которых регулярно покупают у Эггзи дурь. Нужно отучить себя от дурацкой привычки искать такого ненужного соулмэйта в каждом.***
«Смешать водку и мартини или вино с текилой?». «Чарли, ты чёртов извращенец».***
«В каком году умер Паскаль?». «Понятия не имею, о чём ты».***
«Меня приняли в морскую пехоту». «Поздравляю, Эггзи. Как эта информация касается меня?». «Хотел попросить не писать ничего, что касалось бы твоего пола». «А. Это логичная просьба». «И если рисуешь на руках — пусть это, блядь, будут не сердечки». «Девчонки обычно и рисуют сердечки. Но попробуешь снова назвать меня Шарлоттой — начну рисовать хуи». Через несколько минут Эггзи обнаруживает на внутреннем сгибе локтя полустёртое «удачи» и не задумываясь рисует рядом сердечко. Он ждёт от Чарли «фака», но на коже ничего не выступает. Сердечко не стирается с руки Эггзи ещё пару недель — кажется, Чарли обводит и подрисовывает его. Но это всё равно ничего не значит.***
«Я всё проебал». Совсем всё. Все шансы на нормальную жизнь и на нормальную работу. Всё, что у него остаётся — дом, безделье, подрезание кошельков, дурь. Эггзи просто хотелось высказаться, но Чарли не отвечает ему. И ничего больше не пишет. На сгибе локтя иногда проступает каскад из сердечек — они похожи на завитки, сплетённые в магический узор. Чарли раскрашивает часть из них, какие-то просто заштриховывает чёрной ручкой. Добавляет искры и линии. Стирает и начинает заново. Возможно, Чарли тоже не умеет рисовать ничего, кроме сердец. Возможно, у Чарли тоже всё хуёво.***
— Мешок для тела. — Именно, — Мерлин склоняет голову. — Чарли, верно? Эггзи вздыхает и сильнее сцепляет руки за спиной. Все его знакомые Чарли — полные мудаки. Интересно, этот будет исключением?***
Не будет.***
— Ты уделяешь мне слишком много внимания, Чарли. — Возможно, я пытаюсь получше изучить противника? — Отъебись.***
— Что ты там говорил по поводу позитивной дискриминации? Выстрел идеальный. Эггзи гордится собой, но он имеет на это право. Впрочем, нет, это даже не гордость: смутное удовлетворение собой и подтверждение своих умений. Эггзи знал, что попадёт в цель, — потому что он чертовски хорош. — Слишком много самодовольства, — подытоживает Чарли и убирает бинокль. Кривится, ведёт рукой по щеке, смазывает камуфляж и неосторожно отползает назад, покидая их удобное, но уже засвеченное положение. — Ты идёшь? — Нет, я буду ночевать в этих кустах, — ворчит Эггзи, но принимает протянутую ему руку и встаёт. С Чарли бы сталось приделать на пальцы самодельный электрошок, однако на этот раз он просто помогает Эггзи. Это даже не удивляет — Чарли не применёт сказать какую-нибудь гадость, сразу же нивелирующую всё его показное дружелюбие. Так оно и получается: — Кто тебя знает. Я думаю, ты часто ночевал в таких местах. Эггзи просто потягивается, разминаясь, и не обращает внимания на реплику Чарли. Они привыкли подкалывать друг друга и пропускать мимо ушей язвительные ответы. Это даже забавно. Почему-то сейчас к Эггзи приходит осознание, что их вражду едва ли можно назвать действительно враждой. Едва ли можно — по крайней мере, пока Чарли вот так улыбается. Даже камуфляж этого не скрывает. — Иди уже, — командует Эггзи, закидывая винтовку себе за плечо. — Если Мерлин нас обнаружит, вылетим вместе. — Единственная причина, по которой я ещё не вывел тебя из строя, — лениво говорит Чарли. Он вешает бинокль к себе на шею и сцепляет руки перед собой. Кажется, массирует пальцами пястные косточки левой руки, Эггзи не уверен. Не то чтобы он приглядывается. Не то чтобы блядский Чарли его вообще волнует. — У нас есть ещё около двух минут. Нужно торопиться. Чарли не отвечает, только молча кивает, а когда они находят достаточно протоптанную тропинку между деревьями — переходит на бег по команде. Это первый и (наверняка) последний раз, когда он действительно слушается Эггзи.***
В тот день, вернувшись в казарму, Эггзи видит сердечки из камуфляжной краски на запястье левой руки — сердечки, которые не смываются и которые выглядят чертовски правдоподобно. Это может быть совпадением, конечно же, может, но Эггзи недостаточно удачлив для того, чтобы ему действительно могло так повезти. Первое желание — дойти до Чарли и затеять драку. Совершенно безобразную склоку, с одной лишь маленькой целью — выразить всё, что Эггзи сейчас чувствует, потому что слов ему явно будет недостаточно. И как давно носатый пидор знает? «WTF», — рисует Эггзи рядом, очень надеясь, что ошибся. Выразительный взгляд Чарли отвечает лучше всяких слов. Эггзи успокаивается довольно быстро — и с чего бы это его так ебануло неожиданное открытие, — но Чарли наблюдает за ним весь чёртов вечер, и это порядком бесит. Им нужно поговорить.***
— Я надеюсь, ты всё ещё не веришь в эту хуйню? — В то, что ты моя судьба? Серьёзно? — Умный мальчик Эггзи.***
«Ты в порядке?» Чем-то вроде пыли? Угля? Чёрным и размазанным Чарли чертит ответ, но Эггзи предугадывает его ещё до первой буквы. «Я тебя ненавижу». Эггзи хмыкает и закидывает ногу на ногу. Вероятно, со стороны это смотрится довольно странно — во всяком случае, никто из его знакомых никогда не переписывался со своим «соулмэйтом» вот так. Или никакого общения, или нормальный и вполне логичный переход в соцсети. А они вот выёбываются. «А может, себя?» — пишет Эггзи, особо не раздумывая. Он знает, что если бы тогда, на рельсах, сдался он сам — он бы себя ненавидел. Судя по тому, что Чарли не отвечает, его даже слишком задело. Возможно, он просто не видел запись — Эггзи стирает переписку довольно быстро, не хватало показывать эти страсти Гарри. Но что-то внутри подсказывает Эггзи, что у Чарли просто не было сил на ответ. Эггзи быстро дорисовывает сердечко — сотри всё с руки, «я тебя ненавижу» от соулмэйта это чертовски странно — но когда он ложится спать, чёрные буквы продолжают гордо сверкать на его коже. А наутро они исчезают.***
— Валентайн! Я поймал грёбаного шпиона! Эггзи выдыхает — от рук Чарли слишком жарко — и активирует кольцо. — Я, вообще-то, твой суженый, помнишь? Чарли громко хмыкает ему на ухо. — Сейчас это не имеет значения. И всё-таки Эггзи с самого первого дня в Кингсмэн мечтал вот так въебать Чарли. А красиво получилось. Эггзи бы повторил.***
Когда Эггзи выходит от принцессы, в первую очередь он чувствует себя разбитым. Рёбра ноют, нос норовит кровоточить — интересно, это из-за напряжения, или Эггзи умудрился пропустить какой-то важный удар? Мерлин не может связаться с его мамой. Говорит: это нормально, сейчас все, у кого осталось хоть немного мозгов, вызванивают своих родственников и спрашивают, всё ли хорошо. Сеть просто перегружена, неудивительно, что… Эггзи стаскивает очки и засовывает их в верхний карман пиджака. И просто идёт — идёт вперёд, игнорируя крошево из кости, крови и мозга под ботинками. Ему уже отказало обоняние, и это, чёрт возьми, замечательно — Эггзи и представлять не хочет, как здесь сейчас пахнет. Мерлин сказал ему разбираться с пленниками — хотя бы попробовать. Тильда, умная девочка, уже открыла несколько камер. Она успокаивает людей, говорит с ними на английском, польском, французском, а с кем-то — даже на шведском. Говорит мягко и успокаивающе. Эггзи помогает ей с парой камер, пока не убеждается, что принцесса вполне может постоять за себя сама — какого-то обезумевшего придурка она вырубает ударом ноги в горло, и это, чёрт возьми, сексуально. А сейчас Эггзи сбегает под предлогом, смысла которого он уже не помнит. Сбегает — потому что ему нужно выбраться из этих туннелей, уйти от горы трупов под ногами, просто уйти куда-нибудь. Жарко, даже слишком. Возможно, здесь повреждена система отопления, возможно, Эггзи просто бьёт озноб. Эггзи снимает пиджак, обвязывает его вокруг пояса и закатывает рукава рубашки. Замирает. И в режиме реального времени наблюдает за тем, как на его коже вырисовываются тёмные кровавые сердечки, образуя нелепый, но уже такой привычный узор. Эггзи опирается на стену, едва сдерживается от того, чтобы скатиться по ней вниз, и смеётся. Просто смеётся. Только Чарли мог остаться невредимым в кровавом хаосе, который Эггзи наблюдает здесь, в бункере. Только Чарли мог перехитрить, пусть и невольно, даже Валентайна с его грёбаными чипами. Только Чарли мог остаться в живых в такой ситуации. И Эггзи, пожалуй, этому рад.