Щука

Сказ о том, как девки вигта ловили Небольшой подлесок находился на окраине Исконной деревни Фритриксон. Здесь, вдали от шума и суеты, обитали Угряки - лесовички. Невысокие, жилистые, но при этом весьма проворные, жили они в лесах да болотах своей размеренной жизнью уже многие века. Но сегодня привычная тишина леса была нарушена. А все потому... В центре небольшой опушки был сложен очаг. И сейчас в нем горел огонь. Искры задорно потрескивали, а блики попеременно освещали две фигуры. На бревне удобно вытянув длинные ноги расположился молодой нордсьен Хейдар. Напротив него на пеньке сидел мокрый и усталый лесовичок Ваало. Он жалобно шмыгал носом и палкой поправлял одежду, развешанную возле очага. Иногда вытягивал озябшие руки и ноги в надежде хоть немного согреться. С волос угряка все ещё стекала вода. Он кутался в большой плед, накинутый на голое и замерзшее тело. Взгляд его был несчастен. На подлесок медленно опускались сумерки. Холодало. Хейдар делал вид, что внимательно слушает жалобы своего соседа, а сам изо всех сил старался не засмеяться в голос и даже пару раз удержался, чтобы не прокомментировать рассказ Ваало в своей ироничной манере. Ваало же продолжал: — Вот за что мне это все, а? Ведь никто из моих сородичей за всю историю этих бесхитростных испытаний ни разу не подвергался таким унижениям, понимаешь, друг Хейдар, ни-ра-зу, — по слогам и нараспев произнес угряк последнее слово, стараясь, видимо, подчеркнуть всю невозможность произошедшего с ним события. Впрочем, в отличии от его лесного приятеля, Хейдар прекрасно понимал, почему испытание обернулось кошмаром. Ведь кроме невезучего Ваало, игравшего в этой истории главную роль, участвовали Утар, Ида и местные молодые девки. И если по поводу Утара ещё можно было сказать, что это случайность, то в отношении девок, в особенности Иды, сомневаться не приходилось. Как известно, в любом непредсказуемом событии причину надо искать в женщине. Тут даже искать не пришлось, они — женщины — Ваало сами нашли. А дело было так. Молодой угряк, встретив свою восемнадцатую осень, должен был пройти последнее испытание, чистую формальность, означавшую вступление молодого лесовичка во взрослую жизнь. Испытание представляло собой образное превращение из человека в лесной дух, означавшее единение с природой как духовно, так и физически. Основной целью было доказать, что молодой угряк является самостоятельным и полноправным членом лесного народа, может справиться с трудностями взрослой жизни и жить отдельно от своей матери. В соответствии с ритуалом требовалась самая малость: пройти бесплотным духом до какого-либо людного места, взять вещь в подтверждение своего пребывания там и вернуться незамеченным с этой вещью обратно. Учитывая близкое соседство территории угряков с деревней Исконного рода Фритриксон, а также добрососедские связи между лесным царством и северными приморскими народами — нордсьенами, ритуал всегда проходил благополучно и без какого-либо недовольства с обеих сторон. Во-первых, оба народа прожили бок о бок достаточно времени и уже были привычны к чудачествам соседей и особого внимания на них не обращали. Во-вторых, со стороны нордсьены, как и все северяне в целом, внешне выглядели спокойными, даже склонными к меланхолии. Но ровно до тех пор, пока их не сильно тревожили. Ваало достигнув заветного возраста, как и было предписано правилами, на рассвете кабанчиком метнулся на заветную опушку. Он остановился перед Старым Дубом с единственным желанием: получить разрешение королевы лесного народа. Мауни, словно русалка, сидела на толстой ветке большого кряжистого дуба. Негромко напевая какую-то мелодию, она плавно вела большим костяным гребнем по свои длинным переливающимся серебром волосам. Ваало, поклонился и произнес: — Я, Ваало, сын леса, дух земли, прошу тебя Мауни, мать лесного народа, разреши мне пройти испытание, чтобы мог я отправиться собственной дорогой и покинуть свою семью. Королева в знак согласия кивнула головой и легким взмахом руки отпустила Ваало. И он уже развернулся и собирался отправиться навстречу своей взрослой жизни, как Мауни, неожиданно прервав свое занятие, растянула тонкие губы в улыбке и озорно сверкнув черными как ночь глазами, практически лишенными зрачков, крикнула ему вслед: «Главное, берегись мэриннейто (русалок, угрякский, примеч. автора)!» Ваало был настолько поглощён своими мыслями и радостью от того, что наконец-то покинет опостылевший дом и выйдет из под навязчивой опеки строгой матери, что пропустил это пророческое предупреждение мимо ушей. За что в дальнейшем и поплатился. * * * Последняя фрэда девятого мОнад (четверг сентября месяца, нордсьенский, примеч. автора) была особенным днём в Исконной деревне Фритриксон. И если другие фрэда ничем особенно не отличались и вся деревня жила своей собственной размеренной жизнью, подчиненной внутреннему порядку и сложившимся устоям, то этот день Последнего купания, всегда сопровождался шумными гуляниями, посиделками, традиционными гаданиями и предложениями руки и сердца. Причем последнее было основной причиной, по которой все женское население деревни, включая старух и грудных детей, ожидало праздника у реки с нетерпением и радостью. Прекрасные дамы, всю зиму, весну и лето строившие глазки и стратегические планы по захвату сердечной мышцы и имущества противника, наконец могли пожинать плоды своих нелегких трудов. Именно в эту фрэду дамы с замиранием сердца предвкушали, чем все их военные действия на поле любви закончатся. Сколько молодых (и не очень) мужчин падет жертвой прекрасных глаз и твердой руки своей возлюбленной. Но самое главное, победа будет немедленно и неотвратимо оформлена большой и громкой свадьбой с пятью переменами блюд, танцами и обязательной дракой на центральной площади по какому-нибудь малозначительному поводу. Например, не далее как в прошлом году на свадьбе осанистого черноглазого целителя Ройнера и его белокурой подруги Аши поводом выступила чайка. , Хитрая и прожорливая птица имела наглость бродить по свадебному столу, накрытому ввиду прекрасной погоды на центральной площади, и таскала еду из тарелок. Юный друг и свидетель Ройнера Игвар не досчитался в своей тарелке наивкуснейшего яблочного пирога, уже бывшего предметом его жаркого спора с Гуннаром. Не долго раздумывая он полез выяснять отношения с соседом. И объяснить такое поведение можно было только парами настоек и неумением делать выводы до наступления неблагоприятных последствий. В отличии от Игвара, Гуннар, крепкий молодой мужчина из отряда Хейдара, с шрамом на левой брови, сломанным в нескольких местах носом и пронзительными синими глазами, непростительно поведение чайки заметил. Скрипя зубами и призывая все свое самообладание на помощь, он вначале пытался обьяснить незадачливому и горячему парню всю нелепость ситуации. Но в связи с неосмотрительными действиями оппонента, хватавшего его за ворот рубашки и требовавшего выплюнуть то, что он жует, чтобы доказать, что это не пирог, был вынужден схватить бедолагу поперек туловища и отнести к отдельно стоявшим столам и большим чанам, среди которых были и наполненные водой. На вопрос Игвара, куда это его, во имя всех нордсьенских богов, несут, как невесту, Гуннар без тени улыбки ответил: — На брачное ложе, — и продолжил свой путь под оглушительный хохот гостей и истошные вопли ужаса молодого свидетеля. Дойдя же до чана с водой, он с головой окунул в него свою жертву, приговаривая: — Уж больно ты, парень, горяч, охладиться бы тебе не мешало, а то всю свадьбу спалишь. Но и у этой истории был поучительный финал с романтическим флером. Молодая и румяная Кайса, наблюдавшая и за выходкой чайки, и за последствиями для недальновидного Игвара, сделала для себя правильный вывод. Потому, не смотря на знаки внимания со стороны мокрого свидетеля, она провела чудесный вечер в компании сухого Гуннара. Как потом делилась Кайса с подругами, моряк хоть и был молчалив весь вечер и не проронил ни одного лишнего слова, зато всю его скромность как рукой сняло, когда дошло до активных действий. Итак, именно в эту фрэду был день Последнего купания, и молодые незамужние девушки уже активно готовились к вечеру и вышли к реке, во-первых, чтобы окунуться, ведь день был на удивление по-летнему жаркий, а во-вторых, чтобы присмотреть заранее места у заводи и погадать на женихов и скорую свадьбу. Ида, иноземка и сирота, вечно попадала в странные, порой загадочные истории. Её появление всегда вызывало нездоровый интерес у местных женщин. По сути, они опасались с ней связываться. Никто не хотел оказать в гуще событий. Особенно, когда в финале появлялся разгневанный и скорый на расправу младший сын местного кёнинга - Хейдар. Поэтому женщины Иду избегали, а иногда даже недвусмысленно давали понять, что ей здесь не рады. В этот раз появление иноземки не стало поводом для подозрений. Летом она достигла своего девятнадцатого года и была по местным меркам готовой к материнству, а значит, и на жениха могла гадать (и рассчитывать) наравне со всеми жительницами деревни. Но истинным поводом для Иды был вовсе не шумный и, как она сказала няньке Ниидт, глупый варварский праздник, а щука, живущая в зарослях камыша у левого берега реки. Вода здесь была застойной, насекомые и мелкие рыбёшки водились в избытке, а рыбакам путь был заказан. Местные девушки уж очень любили именно этот пологий участок и часто отдыхали здесь шумными стайками или по одиночке. После пары курьезных случаев, тумаков, разбирательств и визгов, рыбаки сдались и перебрались на противоположный берег. Судя по наблюдениям Иды и Утара, десятилетнего сына местного кузнеца, щука была не проста. Кроме отличавшего её необычно большого размера, она, похоже, обладала развитыми инстинктами и недюжим для рыб умом. В отличие от сородичей, только она оценила всю прелесть шумной, но безобидной девичьей компании супротив смертельной тишины в обществе рыбаков на противоположном берегу. Утар и Ида давно пытались её поймать. Каждый раз она умудрялась уйти от своих преследователей по какой-либо досадной случайности: то рвалась сетка в самом неподходящем месте, то девушки голосили на всю деревню почем зря, думая, что за ними из камышей подсматривает кто-то из мужиков, то Ида поскальзывалась и роняла снасти. Сегодня же друзья рассчитывали воспользоваться шумом, который стоял весь день, в надежде, что внимание рыбы будет притуплено и у них наконец получится её изловить. Несмотря на жаркую погоду, осень уже вступала в свои права, и Ида прихватила с собой из дома большой шерстяной плед: днем на нем можно было сидеть на берегу у зарослей камыша и лакомиться едой из корзинки, тем более, что она взяла любимый яблочный пирог для Утара, а вечером в просторное покрывало можно было уютно закутаться на опушке подлеска, куда они планировали пойти и похвалиться уловом. Сегодня их приятель Ваало, лесовичок-угряк, проходил испытание и становился самостоятельным мужчиной. Это был отличный повод отметить важное событие ухой из таинственной щуки. Ида сидела у камышей, стараясь быть как можно тише, и пристально наблюдала за поплавками над мутной и застойной водой. Утар, разморенный солнцем и вкусным пирогом, отдыхал, развалившись на пледе. Внезапно в камышах послышался шорох и на воде пошли круги. Ида напряглась, потому что круги были достаточно большими. Девушке было очевидно, что такое волнение и бульканье мог вызвать по меньшей мере крокодил, но уж точне не их заклятая щука. Ида как-то видела одного крокодила в специально отведенном месте на своей родине. Он был огромный и очень злой. У нордсьенов такие точно не водились. Ида замерла и глядела во все глаза: в камышах, спиной к ней, поднимался самый натуральный водяной или вигт, как его называли на местном северном наречии. С ног до головы он был вымазан в речном иле и глине, его спутанные волосы лежали неровным комком, тело было коренастым, но при этом гибким и подвижным, мышцы туго перекатывались, когда он вставал, а руки были тонкими как ивовые прутья, жилистые, крепкие. Ида от неожиданности охнула. Вигт повернулся к ней лицом: белки его глаз ярко выделялись на широком и темном от ила лице. Увидев девушку, он сощурил глаза, улыбнулся и помахал ей рукой, а потом приложил палец к губам, жестом призывая не выдавать его, и снова исчез в камышах, будто и не было. У Иды было непреодолимое желание заорать во весь голос. Но тут поплавки дернулись и забились, сеть натянулась: щука — а это точно была она — била хвостом в напрасной попытке выбраться из ловушки, в которую попала, видимо, спасаясь от вигта. Ида решила, что щука важнее. Поэтому, позабыв про эффектное появление водяного в камышах, взяла ведро в левую руку и стала подкрадываться к своей столь желанной и недосягаемой ранее добыче, хищно улыбаясь и сжимая весло в правой руке. Тем временем девушки у реки преступили к первому этапу гаданий: они плели венки и, весело переговариваясь между собой, привязывали к ним вещи, собственноручно подаренные или тайком утащенные у предмета обожания. Кайса, румяная и большеглазая помощница местного хлебопека, кровь с молоком, иначе и не скажешь, достала подвеску в форме солнца, перед походом тайком умыкнутую у Гуннара и хранимую ей трепетно у самого сердца, нежно поцеловала её и со словами «Ну Гуннар, не подведи», — привязала к венку и уже собиралась отпустить его в воду, чтобы посмотреть не прибьёт ли венок к берегу, не будет ли в этом году долгожданная свадьба, как неожиданно из кустов ивы, плотно подходящих к воде, высунулась грязная илистая рука и потянулась к привязанному ею украшению. Кайса, несмотря на свой добродушный вид, была девицей с характером и точно знала, как добиться поставленной цели и как защитить уже имеющееся. Потому козни вигта, а у нее не было сомнений, что рука принадлежала именно ему, не могли спутать её планы. Набрав в обширные легкие как можно больше воздуха, она заголосила на всю окрестность, призывая девушек на помощь и указывая рукой на ивняк, где скрылся вигт с её украшением. Ида застыла в камышах: «О, похоже, кто-то из местных девчонок опять наткнулся на старый сапог и решил, что это утопленник, — подумала она. — Судя по нарастающим воплям, сейчас перейдет на ультразвук...»— и, взмахнув веслом, хлопнула по бьющейся в сетях щуке. Оглушенная щука затихла и больше не двигалась. Со стороны деревни бежали мужики, грохоча оружием и ругаясь почем зря. Девушки у реки подхватили плач подруги по несостоявшемуся замужеству и, решив отстоять ее право на счастливую жизнь, под предводительством Кайсы, воодушевленной сестринским единением, всем скопом кинулись в ивняк. Ида совершила стратегическую ошибку и отвернулась от щуки, пытаясь разглядеть, что происходит в ивовых кустах, и обомлела. Девушки пытались толпой вломиться в кусты с левой стороны и даже, кажется, преуспели в поимке вигта, потому что с правой стороны кустов бился в молчаливой агонии тот самый водяной, что напугал Иду. Судя по всему, вигт и девушки боролись за перетягивание каната, причем победа, очевидно, была не за речным жителем, который, издав протяжный вой, выпустил из руки какой-то предмет, и девушки, все еще продолжавшие тянуть в свою сторону, повалились в речку, сопровождая это феерическое действо брызгами и дружным визгом. Вигт тоже отлетел в воду и сразу же нырнул. Ида крутила головой по сторонам, пытаясь понять, куда он делся, как вдруг её сеть с щукой опять задергалась, послышался треск рвущихся снастей, и в камышах появилась мокрая макушка с черными волосами, перепуганные глаза, нос, а затем и лицо водяного, который судорожно глотал воздух, пуская по воде вокруг себя пузыри. Щука очнулась, дала вигту по лицу хвостом — и была такова. Ида перехватила весло покрепче обеими руками и со всей силы ударила вигта по макушке, а он лишь посмотрел на нее печальными глазами и почему-то голосом Ваало пробулькал на языке угряков нечто вроде: «За что?»— и пошел ко дну. Ида бросила весло, зашипела в сторону Утара: «А ну просыпайся сейчас же и давай ко мне!» — и нырнула в камыши. Задержав дыхание, девушка опустилась в мутную воду, но ничего не могла разглядеть. Случайно ее рука дотронулась до чего-то скомканного, похожего на водоросли. Ида на всякий случай схватила водоросли покрепче и дернула вверх, поднялась сама и с удивлением уставилась на Ваало, которого она вытащила за волосы из реки. Угряк не подавал признаков жизни, а голова его безвольно покачивалась на воде, придерживаемая Идой за волосы. Недолго думая, девушка затащила его выше на берег. В панике оглядевшись по сторонам, она подтянула тело лесовичка на свою согнутую ногу так, что его голова и туловище оказались внизу, а бедром надавила ему под нижние ребра. После этого изо всех сил начала прессовать спину утопленника, пока вода не полилась у несостоявшегося «вигта» изо рта. Утар проснулся и непонимающе крутил головой по сторонам: он видел Иду, которая сидела в мелководье и с остервенением лупила по голой спине Ваало, лежавшего на её ноге, слышал беспорядочные вопли девушек на берегу реки, крики мужчин, призывавших объяснить, какого лешего тут происходит. Вскочив на ноги, Утар подбежал к Иде и спросил: — Что случилось? — а посмотрев на угряка и разорванные снасти добавил: — И почему вместо щуки в наши сети попался Ваало? Ида устало отмахнулась, и, услышав за спиной топот, уже собралась вновь опустить лесовичка в воду, чтобы таким образом его спрятать, но он очнулся, схватил палочку камыша, продул её, сунул в рот и нырнул сам. На поверхности шли круги, пузырилась вода, а среди камышей в мутной воде стояла одинокая и ничем не примечательная палочка. Ваало же не было. Ида сморгнула, потрясла головой и повернулась к Утару. К месту, где они расположились, подбежали несколько девушек и толпа мужчин с боевыми топорами, кто-то из толпы спросил: — А вы то что тут делаете? Утар неопределенно пожал плечами, Ида же ответила: — Рыбу ловим. И зачем-то уточнила: — Щуку. Хитрая, сволочь, все время уходит. Мужчины удивленно переглянулись, ничего не сказали и побежали дальше. Одна из девушек постучала себя по голове, показывая жестом, что иноземка все же слабоумная, и, обернувшись к подругам, намеренно громко прокомментировала: — В единственный день в году, когда нужно ловить жениха, она ловит какую-то щуку. Девушки хихикнули, и отправилась вслед за мужчинами. Ида и Утар одновременно посмотрели в камыши, на странную пузырящуюся палочку и молча вышли на берег. Первым нарушил тишину Утар: — Мне кажется, я опять проспал все самое интересное. Расскажешь? Ида, кивнув в сторону камышей, улыбаясь, произнесла: — Похоже, что вечером мы узнаем, как все было на самом деле А затем добавила — Щука, конечно, хорошо, но целый вигт — это даже лучше, интереснее. Потом Ида вспомнила, что у них есть еще одни снасти, расставленные чуть ниже камышей, где вода была все еще мутной, но уже проточной. Выловив оттуда с десяток карасей, что было более чем приятным сюрпризом для наших горе-рыболовов, они решили, что приключений им на сегодня достаточно, и пошли собирать вещи. Ида решила оставить на берегу плед. Так, на всякий случай, ведь Ваало, судя по палочке, распускавшей небольшие пузырики вокруг, все еще сидел в камышах, и сидеть ему было там долго, потому что народу на берегу становилось все больше, разговоры становились все громче, а история о вигте обретала все новые и новые подробностей. Ида и Утар собрали вещи в корзинку, припрятали плед за камнем у берега так, чтобы его было видно из воды, и уже собрались уходить, когда у самого берега из мутной воды показалась щука. Она повернула к ним голову, подмигнула и ушла под воду. Ида и Утар удивленно замерли на месте, переглянулись, но решили, что им показалось, ведь такого просто не может быть. Оба двинулись в сторону домика Иды. Вечером, когда сумерки стали опускаться на подлесок и заметно похолодало, Ида, её нянька Ниидт и Утар, прихватив из домика свежую уху и пирог из рыбы, пришли на опушку, где застали печального, насквозь промокшего и замерзшего Ваало завернутым в плед, а напротив него — Хейдара, который весело поглядывал на лесовичка и еле сдерживал смех. Наконец все расселись у костра, старуха Ниидт разложила еду по тарелкам. Успокоенный теплой едой и ободренный своими приятелями, Ваало в красках описал приключения, поблагодарил за принесенное угощение, а особенно за плед. Ведь именно его он принес в качестве вещи, которую надо было предьявить Мауни, и получил право стать самостоятельным миэс, то есть мужчиной. Ида и Утар, взахлеб и поочередно перебивая друг друга тоже рассказали о своей несостоявшейся рыбалке и о том, как местные девушки неудачно охотились на Ваало-вигта, а Ида, фыркнув, добавила: — И эти неумехи меня еще учили, что и как мне надо ловить! Да я одним метким ударом уложила их водяного! Она посмотрела на притихшего лесовичка и уже мягче добавила: — Прости, лесной друг, но ты и вправду так здорово притворялся вигтом, что я была вынуждена огреть тебя веслом по голове; а потом я была так зла, что эта щука опять ушла от нас! Хейдар усмехнулся в бороду и подытожил: — Выходит, все получили по заслугам: Ваало повзрослел, вы с Утаром урвали неплохой улов, — и ложкой указал в сторону ведра с ухой, — а щука поняла, что не стоит недооценивать маленького, но очень коварного врага. Про себя же Хейдар подумал, что прежде всего не стоит недооценивать женщин, в особенности, если женщина точно знает, чего она хочет, мысленно пожелал щуке удачи и, еще раз усмехнувшись в бороду, посмотрел на Иду. * * * К вечеру, после поимки из воды трех пар сапог, большого количества водорослей и одного пьяного рыбака, безуспешные поиски вигта на реке прекратились. Девушки, взбудораженные и настороженные, как чайки перед бурей, продолжили свои гадания. Кайса, потеряв подвеску, умыкнутую ею у Гуннара, была вынуждена гадать на колечке, подаренном ей Игваром, не оставлявшим своих попыток добиться сердца переменчивой красавицы. И, надо сказать, примета сработала: венок Кайсы был среди прибившихся к берегу, а уже через неделю они с Игваром сыграли веселую свадьбу. Щука же с тех пор не появлялась в реке, и, думается, потому, что пришла к тому же выводу, что и Хейдар: решила не искушать судьбу.