Рената

1. Во время ужина на доску во дворе схолума вывешивают результаты экзаменов. Ужинают в панике. После ужина классные наставники без разбора лупят стеками по рукам и спинам, загоняя на вечернюю службу. Им стоит немалого труда совладать с ордой крепких подростков. По обычаю, за сегодняшние проступки не будет назначено наказаний; об этом, конечно, не объявляли, но все это знают, и потому буянят, переполненные азартом и страхом. Несколько парней слаженно прорываются к воротам во двор. Ворота заперты. Возле них хохочет инструктор по рукопашному, говорит: «Хорошая попытка». Рената терпеливо выстаивает службу, перебирает выщербленные бусины чёток. Она ждала этого дня вместе со всеми, но сейчас у неё тошнотно сосёт под ложечкой. Гордиться ей нечем. Хорошо, если она хотя бы выдержала экзамены. А если нет? «Пожалуйста, — шепчет она, — пожалуйста... — и не решается произнести просьбу даже мысленно, и прибавляет благочестиво: — Пусть всё будет по воле Твоей». Святые сурово взирают на неё со стен. Образ Бога-Императора, окружённый слепящим светом, расплывается в глазах. Рената смаргивает. Во двор она выходит последней. Она слышит беспокойный гул голосов, чьи-то восторженные вопли. Мимо проталкиваются те, кто уже узнал всё... Ещё несколько минут назад возле доски была давка, но сейчас свободно можно подойти вплотную. Взгляд Ренаты скользит по аккуратным строчкам. Тиир, Рената. Языкознание — посредственно. Всеобщая история — посредственно. Математика — посредственно. Химия — плохо. Теория аугметики — посредственно. Анатомия человека — плохо... Физическая культура — отлично. Закон Божий — отлично. Из груди Ренаты вырывается вздох. На оценку по военной подготовке она даже не смотрит: она — лучшая. Список назначений висит рядом, слева, до него несколько шагов. Под списком Джан Кратек отплясывает праздничный танец своего родного мира, и все смеются. Наверно, его мечта сбылась: он хотел стать арбитром... Есть ли в списке имя Ренаты? И если есть, то где её судьба? Официо Комиссариат? Адептус Арбитрес? Адептус Министорум? Сердце Ренаты гулко стучит. В первый миг она путается в списке. Замирая, она медленно перечитывает фамилии и наконец находит свою. Неосознанно она расправляет плечи. Позвоночник звенит как струна. Рената выпрямляется во весь свой немалый рост. Сороритас, орден милитант. Сестра Битвы. Сестра Рената. И взгляд Ренаты скользит по строчкам дальше: Реффель, Клеменция... Напротив имени Клеменции нет назначения, только «просьба подойти в комнату такую-то». Рената хмурится. Клеменция выдержала экзамены, в этом нет никаких сомнений, она блестящая ученица, она помогала Ренате готовиться. Сказать по чести, всеми «посредственно», особенно по языкам и истории, Рената обязана ей. Что это значит — «просьба подойти»? Холодные пальцы касаются её руки: Клеменция стоит рядом. Её белокурая голова вровень с плечом Ренаты, тонкие губы сжаты, серые глаза затуманены. Рената заглядывает ей в лицо. «Инкви...» — беззвучно начинает Клеменция и умолкает. Рената проглатывает комок. Клеменция бледно улыбается ей. — Может быть, — говорит она, — может быть, однажды мы ещё встретимся. Это странные слова, и от них Ренату пробирает жутью. Они вовсе не расстаются. До этого ещё далеко! Ещё целых два года они проведут в Схоле Прогениум, только учиться будут по разным программам. Но Клеменция так смотрит на Ренату, словно видит её последний раз в жизни. Рената кусает губы. Ей становится жарко. — Тебе нужно идти, — шёпотом говорит она. — Проводи меня. — Что? — Проводи меня до развилки, где поворот на стрельбище, и жди там, — голос Клеменции внезапно наполняется властностью. Мурашки сбегают у Ренаты по спине. У неё напрочь отсутствуют какие-либо признаки псайкерского дара. Для чудовищных взоров варпа Рената мало отличается от бревна. Озарения, предчувствия, вещие сны — всё это не про неё, об этих грешных делах она даже никогда не задумывалась. Но сейчас ей кажется, что она прозревает будущее. Её охватывает холод. Надвигается тень. Минули десятилетия; быть может, даже века... Сестра-целестинка, суровая и огромная в своей силовой броне, выслушивает приказ леди-инквизитора. Рената вздрагивает так сильно, что это похоже на судорогу. Тени рассеиваются. Клеменция опирается на её руку. Не говоря ни слова, Рената послушно ведёт её к повороту на стрельбище. Она ждёт стойко и бдительно, как часовой. В столовой, в актовом зале и во дворе схолума — танцы. Эхо криков и музыки разносится по гулким коридорам. Праздник продлится до полуночи, а побудку завтра протрубят на два часа позже... Рената слушает эхо и ждёт, когда мелькнёт за ним шелест лёгких шагов. Клеменцию отпускают через два с половиной часа. Издалека Ренате мерещится, что её шатает. Она бросается навстречу, и Клеменция с облегчением падает ей на грудь. Но она улыбается. Она торжествует. — Пойдём, — тихо говорит она и указывает рукой, не поднимая головы с плеча Ренаты, — пойдём... Рената улыбается. Они минуют перекрёсток и спускаются к спортивным залам. Рената ногтем открывает слабый замок. Здесь нет ни души. Свет трёх лун льётся сквозь потолочные окна. В углу свалены гимнастические маты. Клеменция кидается Ренате на шею, сжимает так крепко, что у Ренаты голова идёт кругом. Жаркая кровь тяжело бьётся в её теле. Рената отрывает Клеменцию от пола и вталкивает в стену, наваливается на неё. Узкую форменную юбку не так просто задрать. Клеменция тыкается лицом куда-то под ухо Ренате, словно котёнок. Её дыхание щекочет кожу. Клеменция маленькая и костлявая. У неё всегда мёрзнут руки, и она ловит по две простуды за сезон. Ренату преследует желание отогреть её, поделиться с ней силой, жизнью, горячей кровью. Но волей и твёрдостью скорее Клеменция может поделиться с ней... Рената целует её холодные губы. Зажмурившись, Клеменция откидывает голову. Их зубы щёлкают друг о друга. Рената целует Клеменцию в шею, под ухом. Кажется, это единственное тёплое место на её теле... нет, не единственное. Юбка наконец подалась. Клеменция сдавленно всхлипывает. Ренате не хватает чуткости, она не понимает намёков и не способна угадывать желания, зато она очень дисциплинированна и, раз запомнив что-то, не забывает уже никогда. Она хорошо помнит, что нужно делать, а чего нельзя. Грудь Клеменции можно ласкать только через рубашку, иначе ей больно. Бёдра следует сжимать грубо, не страшно даже, что останутся синяки. Клеменции нравится, что Рената такая большая и сильная, она возбуждается, когда Рената поднимает её и держит на весу, и Рената кружит её по залу, улавливая отдалённые звуки музыки, пока Клеменция целует её восхищённо и страстно. Рената просчитывает движения и ловко, легко роняет Клеменцию на гимнастические маты. Клеменция смеётся. Её юбка задрана до пояса, ноги расставлены, под складками серой ткани виден белый край парадной рубашки и белоснежные трусики. Рената падает на неё сверху, и Клеменция обхватывает её ногами. Некоторое время они извиваются, пытаясь прижаться друг к другу как можно плотнее. Потом Рената просовывает руку между их телами. Клеменция глубоко вздыхает и расслабляется, закрыв глаза. Не надо больше смеяться и возиться, теперь нужна тишина и верные движения в верном ритме. Рената знает, как правильно сложить пальцы, куда надавить. Она может очень долгое время провести в неудобной позе, опираясь на одну руку. Клеменция почти не шевелится, не издаёт ни звука, только прерывисто дышит, и по телу её пробегает дрожь. Наконец она резко выгибается, рот открывается в беззвучном стоне. Рената замирает. В этот миг Клеменцию нельзя трогать. Нельзя ей мешать. Обессиленная Клеменция прикрывает глаза ладонью. Только теперь Рената расстёгивает и снимает мундир Схолы. Почему-то после оргазма у Клеменции мучительно мёрзнут плечи, их нужно прикрыть. — Моя Рената, — Клеменция улыбается. — Моя... Она протягивает руку и обхватывает ладонью грудь Ренаты. Ренату леденит смущение. Ей неловко, когда Клеменция делает для неё то, что делает для Клеменции Рената. Каждый раз, каждый раз это так, она не может привыкнуть, и оттого ей неловко вдвойне. Когда же это закончится?.. Подогнув ноги, она сидит неподвижно, пока Клеменция расстёгивает её рубашку. За последний год груди Ренаты ещё выросли, они круглые и с курносыми сосками. Клеменция говорит, что это красиво. Рената зажмуривается, когда Клеменция сжимает губами её сосок. Холодные руки касаются её тела, и, кажется, это должно быть неприятно — но это приятно. Обычно Клеменция тороплива, неосторожна и часто делает ей больно, но не в этот раз. Она притягивает Ренату к себе, целует долго и нежно, укладывает навзничь. Её язык такой твёрдый и острый, каким, наверно, не должен быть человеческий язык... Рената ахает и содрогается, её пальцы ритмично сжимаются на плече Клеменции. ...Потом она пытается понять — как Клеменция угадала? Она знала что-то? Или прислушалась к интуиции? Или всё это вышло случайно? После ласк они долго лежали, прильнув друг к другу, и слушали далёкую музыку. Но вдруг Клеменция подхватилась на ноги и очень быстро принялась приводить одежду в порядок. Удивлённая Рената последовала её примеру. Они как раз закончили, когда в зале зажёгся слепящий свет, и классная наставница леди Мерит грубо потребовала: — Что вы здесь делаете? Должно быть, старуха ожидала увидеть девушку с парнем, потому что лицо её стало глупым от недоумения. Все ненавидели Мерит, многие — боялись. Хитрая и жестокая, она как кибермастифф выслеживала провинности и нарушения дисциплины и назначала самые суровые наказания. Рената смотрела, как подрагивает трость в её руке, и молча злорадствовала. Сестра Рената, орден милитант. Леди Реффель, аколит Инквизиции. Старуха больше никогда не посмеет их ударить. — Что вы здесь делаете? — вновь пробормотала та. — Леди Мерит?.. — Клеменция встала и сложила руки на юбке. — Мы с Ренатой беседовали о нашем будущем. Вы ведь знаете наши назначения? И тогда старуха до глубины души поразила их обеих. Мерит тяжело опёрлась на трость и произнесла слова, которых они никогда не слышали от неё прежде: — Простите, — сказала она. — Простите, девочки. Благослови вас Император... Она ушла, а они ещё целую минуту стояли и потрясённо смотрели вслед. 2. В монастыре холодно. Кутаясь в тонкое одеяло, Рената думает, что к утру в казарме станет теплей от дыхания, и хорошо, что послушницам по уставу не положено отдельных келий. Но сейчас слишком зябко, а она слишком взволнована, чтобы заснуть. Завтра она принесёт клятвы, завтра её лицо будет отмечено священной лилией, знаком её веры и верности... Взгляд её беспокойно бродит по стенам, пересечённым тенями. Золотом мерцают оклады икон: Бессмертный Бог-Император, под Его изображением — святой Себастьян и святая Алисия Доминика, а в нижнем ряду — соратницы святой Алисии: Арабелла, Мина, Люсия, Сильвана, Катерина... Теперь благословенная мать и покровительница Ренаты — святая Арабелла Освободительница, но взгляд её снова и снова возвращается к Доминике. На иконе она стройна, белокура и прекрасна, как Клеменция... Рената закрывает глаза, и в смутном, тягостном полусне Алисия сходит к ней со стены. Она печальна, и руки у неё холодные, как у Клеменции Реффель. Святая Алисия гладит послушницу по щеке и беззвучно шепчет: «Я с тобой, дитя моё, я с тобой...» Потом она склоняется над Ренатой, её образ дрожит и расплывается — Клеменция, Алисия, снова Клеменция — и святая целует Ренату в губы, страстно и покровительственно, требовательно и твёрдо. Рената просыпается в ледяном поту. Задыхаясь, она смотрит в потолок. Она хотела бы помолиться, но не смеет. Что это? За что?.. На ум ей приходят слова проповеди: чем крепче вера, тем сильней ярость демонов, и тем страшней искушения, которые ждут праведного. Она никогда не примеряла эти слова к себе. Казалось, это может говориться лишь о тех, кто стоит на пороге святости. Но сейчас... Она в монастыре Адепта Сороритас, она готовится принять лилию, спустя несколько лет она облачится в боевую броню и будет сражаться за Императора. Лицом к лицу она встретит приспешников Губительных Сил и принесёт им возмездие. Погибель рядом. Демоны в ярости. Адские отродья попытаются столкнуть её с праведного пути. — Я слаба, — шепчет Рената. — Вечный Император, помилуй меня. Я должна укрепиться. Твари варпа вынюхивают любую слабость. Стоит им отыскать малейшую трещинку в броне души, они проникнут в её сердце, они принесут скверну. Слёзы бегут по щекам Ренаты. Клеменция озаряла её жизнь словно звезда, любить её было так прекрасно. Но эта любовь должна превратиться в воспоминание. Иначе она станет слабостью Ренаты, её потаённым грехом, и душа Ренаты погибнет. Рената рывком вскакивает с кровати и бросается на колени перед иконами. Сжав пальцы до боли, она читает молитву. Доносится какой-то шум. Вздрогнув, Рената оборачивается. Оказывается, в казарме никто не спал. Увидев её порыв, послушницы как одна последовали за нею. Все теперь молятся. Многие лица заплаканы... Рената удивлённо моргает. Чувства её двойственны. Не только её душа смущена, и это приносит слабое облегчение. Но так непривычно и лестно вести других за собой, подавать пример... Это новое искушение, понимает Рената. В числе её слабостей — не только любовная страсть. Глубоко в её сердце ждут своего часа семена гордыни. Раскинув руки, Рената падает на пол лицом вниз. Рената физически крепче большинства послушниц, суровые тренировки не изнуряют её, и она много времени проводит в часовне — так много, что это привлекает внимание сестры-наставницы. Час поздний, все уже спят. Часовню освещает пламя свечей, оно трепещет, отражаясь в золоте и драгоценных камнях, и сумрачный воздух наполнен золотым мерцанием. Сестра-наставница Абигайль ходит очень тихо, но Рената издалека слышит пощёлкивание её аугметических стоп. Когда-то, полвека назад, сестра Абигайль в поединке повергла чудовищного альфа-псайкера, но варпово пламя до кости сожгло её руки и ноги и выело ей глаза. Ещё десять лет после этого сестра провела в боевых частях и лишь потом посвятила себя воспитанию послушниц. Все её боятся. Рената, конечно, тоже боится, но не так сильно. Сестра Абигайль напоминает ей классную наставницу леди Мерит. Они словно родня между собой — обе сухие, нечуткие, неумолимые. Но если Мерит всю жизнь сражалась с учениками Схолы Прогениум, то Абигайль огнём и болтером уничтожала еретиков. Абигайль не воюет с детьми. Сестра-наставница показывается в дверях. Зелёные линзы её аугметических глаз мерцают отблесками золотого пламени. Морщинистые, пересечённые шрамом губы сложены в скептическую гримасу. — Что за грехи ты замаливаешь, Рената? Рената поднимается с колен. Она мучительно пытается подобрать ответ. Она становится вполоборота, чтобы не поворачиваться спиной ни к Абигайль, ни к иконам. — Я... — Отвечай быстро! Рената сглатывает. — Я... я прошу святую Алисию. — О чём? Рената впивается ногтями в ладони. — Прошу... Прошу помочь мне соблюсти себя в чистоте. Сестра-наставница удовлетворённо кивает и уходит. Рената дрожит. Она солгала. Она повторила ложь, придуманную когда-то Клеменцией, сама она ни за что не сыскала бы такого ловкого ответа. В Схоле Прогениум Клеменция говорила, что отвечает так на вопросы «о чём ты задумалась». Ренате становится холодно, ещё холодней, чем обычно. Она солгала удачно — и это пугает её больше, чем наказание, которого она боялась минуту назад. Она пытается утешить себя мыслью, что сказала не совсем неправду. Она действительно молилась святой Алисии — о том, чтобы снова увидеть её во сне. Увидеть Клеменцию... Но ведь это плохо. Это ещё хуже, чем солгать наставнице. Молиться о том, чтобы святая потакала твоим мелким порочным желаниям... Это ужасный грех. Рената болезненно морщится, прижимает ладони к лицу. Её руки холодные, и это снова напоминает ей о Клеменции, но ещё — о сёстрах Репентиа. Послушницы видели их до сих пор только издалека, во время служб. Кающиеся не смели входить в церковь и молились у врат. Но они будут рядом, когда придёт время идти в бой, и из боя они не вернутся... Должна ли она покаяться? Насколько плохо будет, если она не покается? О, если бы она была умной, как Клеменция!.. Рената вновь опускается на колени и смотрит в пол, забыв о молитве. Говорят, размышления порождают ересь. Но чего стоит вера, если не можешь отличить добро от зла? «Скорей бы», — думает Рената. И вдруг, охваченная вдохновением, оборачивается к иконостасу и возносит молитву, чистую и искреннюю: скорее, о Бог-Император и все святые Его, пусть скорей ей дадут оружие и укажут врага, чтобы сокрушить! У неё получится. Она будет верной и ревностной. Она сможет не думать. А сейчас она думает о том, что однажды врага будет указывать ей Клеменция, леди-инквизитор Клеменция, и это прекрасно и ужасно настолько, что разрывает её душу на части. Послушниц бросают в бой раньше, чем то диктует устав. Мир суров и время не ждёт. Ещё по меньшей мере полгода они должны были провести в тренировках. Но Орден Священной Розы почти в полном составе сражается с силами Хаоса на Азлении Терциус, когда грозная весть достигает монастыря. Церковный мир Селиан умоляет о помощи. Планета поражена ересью, местные силы не справляются, в опасности древние реликвии и миллиард душ. Но даже это не самое худшее. На Селиан высадилась Имперская Гвардия — и целый полк в полном составе переметнулся на сторону врага. Теперь еретики не только яростны и жестоки, но также хорошо вооружены и организованы. Епископ в отчаянии. Целых полдня палатина Лауренсия спорит с сестрой Абигайль. В конце концов они решают дело поединком. Это невероятно. Охваченные волнением послушницы толпятся по краям плаца. Палатина и сестра-наставница в одинаковых белых платьях салютуют друг другу мечами. — Пусть Император и святая Арабелла решат, кто из нас прав! — произносит Абигайль. Лауренсия сильна и быстра, и кажется, что совсем не соперница ей искалеченная старуха. Но даже Рената видит, что палатина лишь повинуется приказу канонессы и уставу Ордена, а на стороне Абигайль — ненависть к врагу, верность долгу и упование на Императора. И обе поединщицы понимают это. Лауренсия атакует как вихрь, наносит удары словно бы сразу со всех сторон, но Абигайль без труда отражает их. Она почти не сходит с места, неприступная, точно крепость. Рената пытается отслеживать их движения, и у неё разбегаются глаза. Палатина нападает. Абигайль наконец шагает вперёд, и Лауренсия отпрыгивает. Она выглядит растерянной. «Аугметика, — шепчет Клеменция в голове у Ренаты. — Её аугметика...» От изумления Рената открывает рот. Как она не догадалась сама? Сёстры сражаются до первой крови. Но руки и ноги Абигайль — железные. Ей не так-то просто пустить кровь. Для этого палатине пришлось бы добраться до остатков её тела. А тело Лауренсии — живое полностью, и Абигайль куда легче поставить ей царапину. Сестра-наставница в выигрышном положении. Кроме того, она хитрее и опытней. Несколько минут она изображает медлительность и когда наконец атакует, первый же выпад достигает плеча Лауренсии. Белый рукав окрашивается алым. Абигайль останавливается и поднимает меч остриём к небу. — Мы не бросим в бой послушниц! — восклицает Лауренсия. — Они погибнут! Как ты, наставница, можешь жертвовать ими? — Как ты, палатина, можешь не верить в них? — сухие губы Абигайль улыбаются, и она бросает: — Рената! Тело Ренаты повинуется прежде, чем она осознаёт приказ. Она выступает вперёд. — Возьми мой меч, — говорит наставница, — и держи его крепко. Нападай, Лауренсия. Ты увидишь, чего стоят мои девочки. Рената глупо хлопает глазами. Она стоит как громом поражённая, меч вот-вот выскользнет из руки. Палатина качает головой. — Я вижу, — хмуро говорит она. Её удар стремителен, клинок мчится со скоростью пули. Рената всё ещё ничего не соображает. Без единой мысли в голове она блокирует выпад палатины и, уклоняясь, бьёт её ногой под колено. Лауренсия пошатывается. Рената огибает её, меч взлетает, взятый обратным хватом, и острие прикасается к спине Лауренсии между лопаток. — Стой! — командует Абигайль. — Сестра Лауренсия! Ты видишь, что это решение принял сам Император. Палатина оборачивается. Она видит лицо Ренаты, по-прежнему глупое и удивлённое, и начинает смеяться. — Осмелюсь ли спорить! — говорит она. ...Абигайль ведёт их, и она сокрушительна как буря. Уже всем ясно, что она выделяет Ренату среди прочих. Но пока это означает — быть там, где опасней всего, и не знать отдыха, Рената думает лишь о том, чтобы оправдать доверие. Её разум свободен от размышлений о грехе. Скверна и грех — это те извращённые орды, которые Боевые Сёстры встречают огнём и болтером. Это убийцы и каннибалы, кровожадные чудовища, служащие абсолютному злу. Вот — скверна; и как можно называть тем же словом нелепые сны?.. Лишь много недель спустя, когда главные битвы позади, Рената задумывается о том, какую ужасную ошибку совершила Абигайль. Как могла она, такая старая и мудрая, решить, что раз Рената сильна телесно, то сильна и её душа? Перед всеми она выставила Ренату орудием Самого Бога-Императора, а потом вела её в боях, передавая свои знания и опыт, и сделала её первой среди молодых Сестёр. Она как будто нарочно взращивала в ней гордыню! Опыт сражений уничтожил в Ренате детские страхи. Кроме того, она искренне полюбила Абигайль как мать и командира, и чувствовала, что не может её подвести. На обратном пути к монастырю она решилась и призналась Абигайль в своих сомнениях. Старуха только улыбнулась и хлопнула её по плечу. — Девочка моя, — сказала она, — тебе ли не знать, что если не упражнять мышцы, они станут слабыми? То же и с нашей душой. Та, кто наивна и не знает сомнений и искушений, может однажды оступиться — и этим погубить себя. Сомнения делают нас осмотрительными. Ты можешь сделать неверный шаг — и раскаяться, и вернуться на прямой путь. Нет человека без греха. Ты грешна, и я, и канонисса Элаида, а сколько грешила наша мать Арабелла, прежде чем свет Императора озарил её? Знай о своих грехах, помни о том, как побеждала саму себя, и иди к новым победам. Рената смущённо улыбнулась в ответ. Сердце её колотилось. Плечи расправились, словно за ними раскрылись крылья... Следующей ночью она снова видела во сне Клеменцию. 3. Солнце лучится в высоких стрельчатых окнах. Его свет падает на белокурую голову леди-инквизитора и широкий стол, на котором разбросаны пергаменты и инфопланшеты. В ярком свете планшеты почти невозможно читать. Клеменция вертится в кресле, пытаясь найти тень. Рената стоит перед нею, безмолвная и бесстрастная, но мысли её смеются и прыгают, как солнечные зайчики. Когда Клеменция догадается, что нужно задёрнуть шторы?.. Один из пергаментов перед ней не имеет отношения к ведьмовскому культу на Гвеноле, это любовное письмо. Насколько нужно обезуметь, чтобы посылать записочки инквизитору?.. Канонисса Лауренсия ничуть не удивилась, когда леди-инквизитор потребовала не просто отряд Боевых Сестёр, но отряд под командованием сестры Ренаты. Канонисса была недовольна, но только потому, что инквизитор, по её мнению, переоценивала опасность культа. Для того, чтобы очистить Гвеноле, не требовалась помощь столь опытной и славной воительницы. Лет тридцать назад подобные мысли смутили бы Ренату и погнали бы её в церковь — молиться и бичевать себя. Сейчас она просто позволяет им скользнуть по краю сознания и истаять. В тот миг, когда, спустя столько десятилетий, она снова увидела Клеменцию, её первой мыслью стало: «И всё-таки у меня нет дара предвидения». Теперь она сдерживает улыбку, думая об этом. Она не забыла ту единственную, похожую на прозрение иллюзию, которая посетила её у доски с результатами экзаменов; ту странную тень, что придвинулась ближе, когда Клеменция попросила её проводить. Тогда Ренате примерещилось, как леди-инквизитор Клеменция отдаёт приказ ей, ветерану Адепта Сороритас. И она, Рената, возвышалась над хрупкой Клеменцией в своей боевой броне. Инквизитор Реффель тоже носит силовую броню. И в ней она ростом почти с Ренату. «Это разумно», — думает Рената. Клеменция родилась слабой и болезненной. Насколько возможно, она постаралась исправить это с помощью упорных тренировок и превосходной медицины Ордосов. Но она всё равно не могла бы равняться в бою с теми, кто с детства был крепок и ловок — и уж тем более с теми, чьи тела усилены омерзительной магией варпа. Рената смотрит в окно. Наконец она бесшумно двигается с места. Падают шторы. Падает тень. Клеменция вскидывается. — О!.. Да. Спасибо. — Положив планшет, она продолжает: — Мы наконец получили данные разведки. Была бы моя воля, я бы просто сожгла эти города с воздуха. Там нет ни единого камня, чтобы остался неосквернённым. Но заводы... Если они пострадают, Механикус сожгут нас всех. Их придётся штурмовать. — Ясно. Прошлое кажется таким далёким... И таким близким. Рената ловит себя на том, что любуется Клеменцией. Инквизитор выглядит намного моложе своего возраста. Возможно, это просто каприз. Возможно, она сохраняет юность с определённой целью. «Записочки», — углы губ Ренаты подрагивают. Она далеко не та простодушная влюблённая девочка, которой была когда-то. Она кое-что знает об инквизиторе Реффель... помимо того, что инквизитор Реффель необычайно привлекательна. — Там огромные хранилища прометия, — говорит Клеменция. — Придётся быть очень осторожными. — Ясно. — Рената... — Клеменция поднимает глаза. — Вот уже битых полчаса я пытаюсь понять, о чём ты думаешь, и не могу. Признаться, это впечатляет. — Такая грубая лесть не в твоём стиле. — Это не лесть. О чём ты думаешь? Рената хмыкает. — Для начала — о твоих зубах. Лицо Клеменции становится озадаченным. Нахмурившись, она приподнимает верхнюю губу. У неё стальные зубы. Рената пальцем оттягивает угол собственного рта и показывает: с правой стороны у неё точно такие же. Несколько мгновений они смотрят друг на друга и наконец обе заливаются смехом. Отстранённость рассеивается, напряжение исчезает. Становится так легко, словно с ними исчез груз прожитых лет. — Кто? — спрашивает Рената почти с азартом. — Где? — Элейфа Терциус. Тау. — Тау? Но как? — Я до сих пор бешусь, едва вспомню, — Клеменция отмахивается, улыбаясь. — Я решила, что «Жизнь в радости» — это культ, посвящённый демонам порока. А это оказалась политическая партия, выступавшая за мир с тау. Пришлось спешно вспоминать всё, что я знала о ксеносах... В конечном итоге я сожгла их всех. Но перед этим лишилась в драке зубов и нижней челюсти. Теперь твоя очередь! — Отродье Губительных Сил, — Рената пожимает плечами. — Мутант, вероятно. Эта тварь была вообще ни на что не похожа. Размером с танк. Мне пришлось поработать, прежде чем я развалила его на куски. — О! — Клеменция протягивает руку. Рената бьёт ладонью в ладонь, и их латные перчатки встречаются с грохотом. Они снова смеются. Глаза у обеих блестят. — Чьё это письмо? — продолжает Рената, указывая на любовную записку. — О! Это допрос? — Меня одолевает любопытство. Кто оказался настолько смелым? Или настолько безумным? Клеменция разводит одоспешенными руками. — У меня слава довольно легкомысленной особы. — В Схоле Прогениум ты не была легкомысленной. — И никогда не была. Но обстоятельства потребовали применять... неконвенционное оружие. Любое доступное оружие. — Вижу, — говорит Рената. Улыбка уходит с её лица. — А теперь скажи мне правду. — Что? — Одни видят инквизитора, которая переоценила опасность. Другие — легкомысленную дамочку в приступе сентиментальности. Для чего я тебе понадобилась на самом деле? Клеменция опускает глаза. Помолчав, она встаёт и подходит к окну, смотрит вниз, во двор, чуть отведя тяжёлую ткань шторы. — Ты права, — говорит она очень тихо. — Культ действительно опаснее, чем это представляют нынешние доклады. Одержимая ведьма — лишь прикрытие. За ней стоит человек по имени Ксандар Эмерсон. Он... был учеником моего учителя. Он был моим другом, Рената. Я обязана ему жизнью. Уже понятно, или нужно продолжать? Губы Ренаты кривятся в угрюмой гримасе. — Если он выйдет на свет, то бросит тень на всех, кто был с ним рядом и не распознал в нём предателя. Клеменция молча кивает. — Нужно, чтобы он не успел заговорить и опорочить вас, — продолжает Рената. — Чтобы никто не опознал его труп. Из груди Клеменции вырывается вздох. — Довольно нелепо просить одну из Сороритас сохранить подобную тайну, — говорит она. — Позорную тайну. Но мне больше не к кому обратиться. Мои люди надёжны, но у нас не хватит сил, чтобы справиться с Эмерсоном. Ты поможешь мне? — Хранилища прометия, говоришь? От него не останется даже костей. Клеменция вскидывает глаза. Она выглядит изумлённой, будто не верит в то, что услышала. Пальцы её сжимаются на складках шторы, ткань сдвигается, и на её лицо падает солнечный луч. Рената смотрит с усмешкой. «Позорные тайны, — думает она. — Кому как не мне знать об этом?» — Моя наставница, — говорит Рената, — которой я обязана всем, учила, что нет человека без греха. Смиренно принимая это, мы становится ревностными и стойкими. Только одержимый гордыней считает себя безупречно чистым, и Губительные Силы уже нашли путь к его сердцу. Клеменция улыбается. — Звучит как проповедь. — Ещё бы. Представь, сколько проповедей я выслушала в своей жизни. Обе тихо смеются. Потом Клеменция поднимает руки и кладёт латные перчатки ей на наплечники. Рената подаётся вперёд. Горжеты их доспехов сталкиваются. Не так просто дотянуться до губ друг друга, но им удаётся. Это лёгкое, едва ощутимое касание. Прошлое остаётся в прошлом, они не намерены воскрешать его. Они лишь признают его важность. — Я обязана тебе, — говорит Клеменция. — Ты даже не представляешь, сколь многим я тебе обязана. Техножрец приносит им карты законсервированных технических тоннелей и настаивает, что пойдёт с отрядом. Рената испытующе смотрит на него. Слуга Омниссии выглядит молодым и почти не аугметированным, только часть его затылка закрывает стальная пластина. — Ты уязвим, — прямо говорит Рената. — Я — не меч, — отвечает он. — Я — ключ. В его разум загружены коды доступа, отворяющие подземные двери. Эти коды Механикус не согласны предоставить никаким иным образом. Даже сам техножрец не в состоянии осознать их — только ввести, подключившись к дверям физически, через кабель. И это единственный способ сделать то, что хочет Рената, — нанести удар в самое сердце ереси. Бить в лоб, штурмовать ворота завода, прорубаться сквозь орды культистов — доблестно, но бессмысленно. Эмерсон успеет сбежать. Старые тоннели позволят подобраться к нему ближе. Рената недовольно кривит рот. Клеменция кивает. — Пусть так, — говорит она. Предстоит долгий путь во тьме. Как только стало ясно, что города-заводы в южной части континента перешли в руки еретиков, линии подземных поездов остановили и выставили посты. Теперь здесь не горят даже люмосферы. Культисты не раз пытались атаковать через эти тоннели. Сороритас переступают через трупы. Фонарей не включают, пользуются системами ночного видения. «Как это несвойственно для Сестринства, — думает Рената, размеренно шагая по шпалам. — Нападать из темноты. Из тишины». Она усмехается. Насколько достойней принести воздаяние в открытом бою, в буре пламени обрушить Гнев Императора на головы порочных изменников! В этом много чести и много неоправданного риска. Абигайль открыто обвиняла тех, кто жертвовал жизнями Сестёр лишь ради того, чтобы предстать в великолепии. «Грешно то, что снижает боеготовность войск Императора, — учила она, — ибо первейший наш долг — победа». Абигайль признавалась Ренате, что готова умереть от старости, хоть это и печальная кончина для такой, как она. Но Бог-Император любил её и позволил ей погибнуть в бою. ...Сестра Элена, идущая в авангарде, замирает, подняв ладонь. Но шум производит всего лишь местная разновидность крыс. До первого столкновения с противником остаётся четыре часа. «Он был обучен как агент Инквизиции, — по воксу говорит Рената Клеменции. — Где он может прятаться?» «Среди простых рабочих, — приходит ответ. — Если есть те, кто ещё верен Императору, лишь запуган культистами, — то среди них». «Скверно, если он станет прикрываться ими». «Он обязательно станет ими прикрываться». Рената молча нащупывает рукоять эвисцератора. Мгновение спустя Клеменция кидается куда-то вбок. Опустившись на одно колено, она проводит пальцем по сырой, покрытой плесенью стене тоннеля. Рената присматривается. Она готова увидеть еретические письмена, гнусные символы Губительных Сил, но внимание инквизитора привлекло, кажется, простое скопление царапин. И всё же это письмена, потому что Клеменция читает их и понимает. Поднявшись, она ускоряет шаг, обгоняет Ренату, Элену, техножреца, её латные сапоги грохочут по шпалам. «Тише! — окликает её Рената. — Это опасно!» — Конечно, опасно! — вслух отвечает Клеменция. Сороритас вынуждены поспешить за ней. У самого выхода из катакомб она находит то, что искала. Это техническая комната, душный каменный мешок. В ней стоят несколько грубых скамеек. На дальней стене изображена аквила. «Здесь были молитвенные собрания», — понимает Рената и благочестиво складывает руки. Живы ли люди, молившиеся в этой комнате?.. Клеменция снова ищет что-то в углу, у самого пола. «Он был здесь, — слышит Рената. — Теперь я знаю, где он». ...Много позже, очищая зубцы эвисцератора от клочьев мяса и ткани, Рената спрашивает инквизитора: — Что это было? Там, на стенах? Клеменция не спешит отвечать. Она словно любуется закатом — закатом и тем, как слаженно работают техногвардейцы Гвеноле, прочёсывая район внизу. Они с Ренатой стоят на высоком балконе часовни Механикус, и ветер треплет их табарды. Белые доспехи Ренаты стали багровыми от крови еретиков, а силовая броня Клеменции и до того была красного цвета. Ведьма казнена. В шкатулке, спрятанной под нагрудником Клеменции, таится нечто, вырезанное из мёртвого тела Эмерсона. Об этой вещи Рената тоже хотела бы спросить, но понимает, что ответа не получит. Она спрашивает о том, что кажется ей менее секретным: — Это был шифр? О чём там говорилось? Клеменция улыбается. — Ещё немного проповеди, моя Рената, — произносит она и цитирует: — «Знание — сила. Опасайся лишнего знания». Рената не возражает. Она отвечает усмешкой. Далеко не впервые она имеет дело с Ордосами; и она — солдат. Ещё в Схоле Прогениум у Клеменции были свои секреты, и Рената знала, что та никогда ничего не расскажет ей до конца... Любовь проявляется в том, чтобы с этим мириться. Долг состоит в том, чтобы хранить неведение. Теперь Ренате доверен один из подлинных секретов инквизитора Реффель, и это на один больше, чем следовало бы. Клеменция смотрит на неё, и Рената чувствует близость, возникшую между ними. Эта близость коренится в прошлом, но её природа совершенно иная, лишённая сентиментальности и куда более прочная. — Ясно, — говорит Рената и опирается на меч. За каждым из героев стоит тёмная тайна. И на бездне тайн высится Империум Человечества во всём своём победительном блеске.