Потерянные

1. — Чистый, — лепетала она, — чистый... чистый как снег... Древние люмосферы струили, казалось, не свет, а лишь бледный сумрак. В тенях поблёскивали потускневшие золотые нити. Благовония в курильницах догорали. Дым рассеивался. Сквозь гаснущие ароматы всё явственней проступал тяжёлый запах болезни. — Такой чистый! — Ифимия восторженно захихикала, вскинула руки и упала на свой алтарь. Испустив долгий стон, она принялась тереться спиной о парчовый покров, точно самка в течке. Эмилиан выплюнул богохульство. Кто-то из рабов нарушил приказ и принёс ей порошок дурманной плесени с нижних палуб. Опять. Он наистрожайше приказывал держать провидицу без наркотиков, пока ему не понадобится её дар. Но ничто не могло остановить Ифимию, которой требовалась новая доза. Полторы дюжины стражников за недосмотр уже отправились на корм Твари. Некоторых сперва разъяли на части и живыми сшили в ином порядке. Это должно было стать уроком остальным. И всё-таки шлюха опять нанюхалась... Эмилиан не мог добиться от сброда исполнения самого простого приказа. Ни казнями, ни обещаниями наград. Лорд Латин умел держать отребье в повиновении. При лорде Латине такого не было. Эмилиану пришлось нагнуться, чтобы войти в клетку провидицы. Сочленения его доспеха глухо защёлкали. Он шагнул к алтарю, поднял девку за волосы и слегка тряхнул. — Никчёмное отродье! Ифимия замурлыкала. Бесполезно. В этом состоянии она ничего не боялась. Когда она умрёт, положение станет ещё хуже. Провидица «Восторга» умирала. Это уже сделалось очевидным. Ей оставалось несколько месяцев от силы. Её кожа туго обтянула кости, царапины и потёртости больше не заживали. Сквозь прозрачные щёки можно было пересчитать немногие уцелевшие зубы. Все слизистые на её теле покрылись язвами от втирания порошка. Нос раздулся и торчал на лице как красная мокнущая опухоль. Воняла Ифимия так, словно разлагалась заживо. Эмилиан отбросил её голову брезгливым движением. Ифимию мотнуло, но она вцепилась в край алтаря и не упала с него. Хихикая, она пригладила волосы, вытащила и отбросила выпавший клок, а потом с утомлённым вздохом легла снова. — Чистый, — снова и снова повторяла она, вздыхая, — чистый, чистый... — Шлюха, — процедил Эмилиан. Ифимия вдруг широко открыла глаза. Она почти ослепла, пытаясь втирать порошок в изнанку век, зрачки подёрнулись мутью, но сейчас её взгляд был странно осмысленным. — Вы будете рады, мой господин, — внятно сказала она. — Вам понравится. Он чистый, чистый, чистый как снег! Эмилиан поморщился. — Что? — Это будет необычное ощущение, — пообещала Ифимия со знанием дела. — Освежающее. — Что ты несёшь? Она заулыбалась почерневшим ртом. — Он — прошлое. Он — будущее. Гость. Дар. Избавление. Обещание. Белая звезда. Чистый как снег. «Так это она не о порошке! — Эмилиан приподнял бровь. — Гость? Было бы славно...» — Продолжай, — бросил он. — Я слушаю тебя. Ифимия закивала. Безумная улыбка бродила на её губах, мутные глаза смотрели в пустоту так, будто провидица созерцала нечто нестерпимо прекрасное. Она сладострастно выгнулась на алтаре. — Железная лодка, — прошептала она. — В смешении времён, в железной тени — звезда. Ледяная звезда желания, непринятый дар. Белое лезвие прочней адамантия, но верность — ещё прочнее. Казалось, с каждым словом пророчества её пронзает новый укол удовольствия. Ифимия дышала всё чаще и сдавленно постанывала. Мимолётно Эмилиан даже позавидовал её восторгу. — Гость, — настойчиво напомнил он. — Хватит любоваться, Ифимия. Расскажи, что случится. Она облизнула губы сухим языком. — Они придут, — пообещала провидица, — сокрушительные как буря, белый меч и железная тень. Мой повелитель... мой господин знает, что делать с мечом. Эмилиан скупо улыбнулся. Такую лесть, нашептанную посреди экстатического озарения, можно было считать изысканной. — Остерегайся тени, — прохрипела Ифимия, — ибо это тень гнева... и смешение времён следует за ней. С этими словами она резко дёрнулась. Что-то хрустнуло в её теле, костлявые руки бессильно забили по воздуху и упали. На покрывале алтаря под её бёдрами начало расплываться влажное пятно. Спустя несколько секунд пророчица захрапела. Эмилиан выругался. Он рассчитывал услышать нечто менее путаное и туманное. «Впрочем, — пришло ему в голову, — всё это должно быть интересно. Сокрушительная буря, звезда желания... хорошие новости. Скорее бы. Не терпится разогнать скуку». Он обернулся. Мутанты-охранники настолько утратили страх, что ввалились в клетку провидицы следом за господином. Их морды выражали тупое любопытство. Конечно, их следовало прирезать за наглость и бесполезность, но это была такая грязная работа... К тому же Тварь не ела мёртвой плоти. Число рабов на корабле неуклонно сокращалось. Пусть эти проживут ещё несколько дней. Эмилиан щёлкнул на мутантов зубами и усмехнулся, когда уроды шарахнулись от него. ...Дверь захлопнулась, лязгнул замок. Сразу стало темнее и холодней. Ифимия открыла глаза. Физическое зрение плохо служило ей, но псайкерский дар позволял видеть ясно, как прежде. Гобелены на стенах её клетки посерели от пыли. Лишь кое-где проглядывали лиловый и алый — бледные отсветы былой яркости. Расшитые подушки и покрывала гнили по углам. Люмосферы в потрескавшихся хрустальных плафонах шипели, угасая. Огарки свечей валялись повсюду. Казалось, даже золотые кадильницы тронула ржавчина. — Чистый как снег, — прошептала она, снова уплывая в мечты. — Чистый... как смерть. 2. Человечность адепта Си обыкновенно хранилась отдельно от него в специальном шкафу. Но когда адепт подключался к ней, то становился в некотором роде даже более человеком, нежели Ларгаат из Легиона Железных Рук. Во время одной из их философских дискуссий Ларгаат поинтересовался, в чём механикус видит важность этих хрупких склянок с невральной тканью. — Это сложный вопрос, — сказал Си. Однако его вокс издал при этом серию резких звуков, означавшую смех. — Ответ на него имеет тройственную природу. С одной стороны, скверно и недостойно отказываться от способности восхищаться мощью и мудростью Омниссии. С другой, неразумно и неэффективно отказываться от способности испытывать любопытство и жаждать знаний. — А с третьей? — Технорой, — Си многозначительно поднял один из механодендритов. — Технорой создавался людьми для людей. Отцы Технороя исключили риск использования его ксеносами. Технорой повинуется лишь потомкам рождённых под солнцем Древней Терры. Мы, дети Марса, тоже принадлежим к их числу. Эта истина может сопровождаться различными мнениями, но остаётся истиной. Си утверждал, что до сих пор не постиг всех возможностей Технороя. Он охотно делился знаниями с Ларгаатом и научил космодесантника использовать Технорой как оружие, но его исследования продолжались. И это было лишь одно из бесчисленных сокровищ археотеха, попавших в руки рядового эксплоратора Адептус Механикус и его небольшой команды. Подключившись к своей человечности, Си обретал чувство юмора и применял его, на взгляд Ларгаата, слишком часто. «Поскольку я не собираюсь никуда двигаться, — говорил механикус, — постольку нельзя считать, что я в плену». Его корабль откололся от гигантского Флота Эксплораторов во время неудачного перехода через варп. Захваченный случайным вихрем, «1100-0001» много суток неуправляемым нёсся по волнам Эмпиреев. Несмотря на все усилия, навигатор не сумел вывести его из потока и был принужден дожидаться, пока течение ослабнет само собой. Это случилось достаточно скоро, но предельное напряжение сил не прошло для навигатора даром. Он вывел судно в реальный космос и, исполнив свой долг, умер от сердечного приступа. «1100-0001» оказался в глухой пустоте среди необитаемых звёзд в глубинах Сегментум Обскурус. От ближайшего населённого мира его отделяли сотни световых лет. И всё же «1100-0001» был здесь не один. В первые же часы сканирования адепт Си обнаружил космический скиталец. Подобные скопления потерянных кораблей, разрушенных и вымерших, встречались нередко. Странно было лишь найти скиталец в такой дали от обычных маршрутов Галактики, в дикой бездне. Предварительные данные не содержали ничего примечательного. В скиталец входило около восьми крупных остовов, более или менее сохранных, и множество мусорных обломков. Мусор был несомненно орочей работы, как и один из больших кораблей. Пять других принадлежали неидентифицируемым ксенорасам, два были плодом человеческих рук. «1100-0001» двинулся к скитальцу и спустя неделю полёта пришвартовался к нему. Ещё неделю Ларгаат потратил, очищая корабли от выживших орков. Когда с зелёной заразой было покончено, эксплораторы приступили к труду, ради которого и отправлялись в путь. Найдя себе занятие, техножрецы воспряли духом — насколько это выражение применимо к техножрецам. Чуть позже адептам открылось, какое редкое сокровище досталось им и какая восхитительная стезя познания их ожидает. Эксплораторы вовсе перестали сожалеть о своей потерянности. План возвращения существовал, короткими прыжками корабль мог передвигаться без навигатора, но приоритет этой задачи снизили до ничтожного. Несчастье обернулось для Механикус неслыханной удачей. Два корабля терранской постройки принадлежали эпохе до Тёмного Века Технологий, это был археотех — и археотех, созданный в эпоху великого расцвета человечества. Бесчисленные могущественные технологии, ныне забытые; бесценное знание, ныне утраченное... Ничто не могло бы заставить адепта Си расстаться с археотехом. Ларгаат не разделял его восторга. Его боевые братья сражались в Великом Крестовом походе Императора. Его благословенный примарх Феррус Манус вёл свой Легион от победы к победе. Ларгаат рассчитывал провести на борту «1100-0001» лишь несколько лет, накапливая опыт и постигая безбрежную мудрость Омниссии. Вместо этого он оказался заперт на скитальце, плывущем среди ледяных звёзд. Потерянный в безвестности, лишённый славы, обречённый на одиночество. Всё равно что мёртвый. Корабельный астропат был стар. Много лет день за днём он отправлял зовы в космическую пустоту, но так и не услышал ответа. Настал час, когда «1100-0001» умолк. Это было два века назад. Ларгаат отстранил воспоминания и вслушался в пение бинарного кода. Он стоял на мостике «1100-0001». Вокруг кипела работа. Её слаженность производила впечатление. Испытующим взглядом Ларгаат окинул мостик и остался доволен. Люди были превосходно обучены, механизмы — идеально настроены и умиротворены. Множество калькулус логи, сервиторов, членов экипажа и операторов тактических когитаторных устройств действовали словно одна огромная вычислительная машина. По согласованию с адептом Си Ларгаат регулярно объявлял учебные тревоги. Благодаря им сейчас каждый знал своё дело и не тратил времени на растерянность и страх. Младшие технопровидцы в последний раз проверили и благословили био-разъёмы Технороя, имплантированные в заднюю часть шеи Ларгаата. Ларгаат не нуждался в их помощи. На этом корабле в знании технологий его превосходил только Си. Но он принимал заботу технопровидцев, выказывая таким образом уважение к Механикус. Прошли века, и всё же на «1100-0001» Ларгаат оставался гостем, как Си — хозяином. «Истина остаётся истиной независимо от того, какими мнениями сопровождается», — вспомнил он и кивнул этой мысли. Адепт Си священнодействовал, готовя к подключению сам Технорой. Это занимало время. Ларгаат знал, что Си использует множество молитв и обрядов, которые с большой вероятностью избыточны. Технорой по-прежнему хранил много тайн. Адепт старался снизить риски. Его корабль носил длинное имя на лингва-технис, которое, по словам Механикус, разрешалось сокращать до «1100-0001», не опасаясь нанести оскорбление духу машины. Как всякое судно эксплораторов, «1100-0001» был хорошо защищён. Но он не мог похвастаться большой огневой мощью. Он просто не предназначался для самостоятельных действий. Си не терял времени даром, и сейчас мог управлять не только артиллерией своего корабля, но и несколькими уцелевшими пушками кораблей скитальца. Это мало что меняло. В скитальце только орочий корабль был по-настоящему боевым, и только конченый безумец попытался бы использовать оружие орков. Поэтому эксплораторы защищались тем, что нашлось под рукой. Ларгаат улыбнулся. В какой скромной роли выступал сейчас древний, благородный, невообразимо мощный археотех! Адепту Си шутка пришлась бы по вкусу. Ларгаат понимал, что владыки Марса не благословили бы использование Технороя. Подключившись к археотеху, Ларгаат и Си совершили серьёзный проступок, если не преступление. Сказать по чести, железные отцы Легиона тоже нашли бы это решение по меньшей мере сомнительным. Но слишком многое изменилось. Марс был далеко... и Ларгаат не знал, жив ли ещё хоть кто-то из железных отцов. Ему вновь пришлось отклонить режим воспоминаний. В последнее время Ларгаат слишком часто обращался к нему. Как бы то ни было, в эту минуту на мостике «1100-0001» всё становилось проще. Близился враг. На мостике «1100-0001» не было ни обзорной панели, ни даже гололита. Монохромные, малого разрешения пикт-экраны предназначались для тех немногочисленных, кто был недостаточно аугметизирован, чтобы подключаться к потокам данных напрямую. Проходя мимо, адепт Хаскел предложил Ларгаату дата-кабель, и Ларгаат принял его с кивком благодарности. Подсоединив кабель, он опустил веки. «Вражеский корабль идентифицирован, — передал Хаскел. — Первоначально фрегат назывался «Честь Лукрезии» и принадлежал к флоту Двадцать Восьмой экспедиции. Сто пятьдесят два года назад корабль был переименован в «Несравненный восторг». Ларгаат покачал головой. Предварительный анализ боеспособности противника показывал странные вещи. Прежде чем погрузиться в его изучение, Ларгаат подумал, что подобная смена имени сама по себе содержит всю необходимую информацию. Затерянные на краю Галактики, прикованные к древнему скитальцу, они мало знали о том, что происходило в эти два века в Империуме. Мало — но вполне достаточно. «Фрегат чрезвычайно сильно испорчен, — присоединился к их цифровой беседе адепт Алгол. — Башня навигатора визуально не идентифицируется. Взгляните на модель». Эксплораторы «1100-0001» называли это «испорченностью». Люди лейтенанта Серхина использовали термин «ересь». Судя по визуальной модели, задняя часть фрегата демонстрировала стопроцентную испорченность. Выражаясь образно, корабль приобрёл свойства живого организма... Отвратительная тварь, каким-то немыслимым, противоестественным способом извлечённая из варпа, то ли поглотила часть «Несравненного восторга», то ли сама стала ею. Нос фрегата и примыкавшие к нему отсеки остались адамантиевыми. Броню покрывали нелепые рисунки — иконы и глифы, вызывавшие смутное омерзение. Ларгаат свернул модель мысленным приказом и открыл глаза. — Адепт Си, — позвал он. — Технорой исправен? Фигура адепта, высокая и тощая, распрямилась. Механодендриты простёрлись над ним торжественно, словно руки оратора. Активированный Технорой кружился перед Си тёмным вихрем, и края алой робы механикуса слегка развевались. — Технорой готов к запуску, — сказал Си и прибавил: — За последние века здесь стало людно, не находишь? Ларгаат промолчал. Да, это был не первый порченый корабль, явившийся к ним. Всё дело в близости аномалии, которую Серхин называл Оком Ужаса... Ларгаату уже доводилось убивать других Астартес. Повелителей Ночи. Пожирателей Миров. Детей Императора. «Не та коллекция, которую ты хотел бы собрать», — сказал по этому поводу Си, и то был единственный раз, когда Ларгаат ответил: «Плохая шутка». Обыкновенно чужое чувство юмора он терпел молча. Но в ту минуту он едва удержался от того, чтобы ударить механикуса. Великое проклятие. Великая утрата. Великое горе. Двери за спиной Ларгаата отворились. Он не шелохнулся. Прибывших он узнал по звуку дыхания и ритму шага. Первым вошёл Серхин. Попавший на «1100-0001» молодым лейтенантом Имперской Армии без единой аугметации, сейчас тот был стариком, железным не только духом, но и телом. Не было полноправного магоса, чтобы благословить его перейти в скитарии, так что адепт Си совершил очередной проступок... Бинарным кантом Серхин доложил, что скитарии на местах и готовы к бою. Когда порог переступил Юний Армелл, Ларгаат всё-таки обернулся. Юний приблизился порывистым шагом. Великолепный, как всегда. Ларгаат украдкой залюбовался им. Белоснежный плащ, расшитый по краям золотом, удерживали на плечах Армелла толстые витые шнуры. Начищенная броня блестела свежей полировкой. Гордая аквила украшала нагрудник. Пурпурные и золотые цвета казалась слишком яркими здесь, на мостике корабля Механикус. Юний выглядел... декоративно. В который раз Ларгаат отметил, что эта неуместность не раздражает его. Скорей нравится. Порой ему казалось, что Юний хочет что-то доказать кому-то. Возможно, ему? Чтобы понимать такие вещи, Ларгаату недоставало тонкости чувств. Серхин отступил, чтобы держаться за плечом Армелла. В своей тяжёлой броне командир скитариев был немного выше, чем Дитя Императора. «Долгая история», — подумал Ларгаат с внутренней усмешкой. Когда-то Лестар Серхин начал с того, что принялся палить в Армелла из лазгана, изрыгая проклятия предателям и изменникам. Позже он восхищался и преклонялся перед ним так, что заставлял Юния испытывать неловкость. Сейчас их связывало взаимное уважение и даже, пожалуй, подобие дружбы. Юний кинул взгляд на низкокачественные экраны, поморщился и покосился на дата-кабель, тянувшийся к запястью Ларгаата. — Ларг?.. — Скверные новости, — сказал тот. — Бывший корабль Двадцать Восьмой. Юний моргнул, словно от боли. Потом лицо его окаменело. — Прогноз? — наконец выговорил он. — Артиллерийская атака маловероятна. Две минуты до огневого контакта, обряды запуска торпед не начаты. — Абордаж? — Высокая вероятность. Юний задумался. Ларгаат смотрел на него — без каких-либо намерений, просто для отдохновения. Ресницы Юния были слишком длинными и слишком белыми, словно вечно подёрнутыми инеем. — Один корабль, — сказал Армелл. — Это мародёры. Они хотят поживиться и не станут расстреливать свою добычу. Но... Почему ты не приказываешь открыть огонь? Ларгаат удивился. — Разве не ясно? — Ты думаешь, там есть навигатор? — Юний прошёл вперёд, глядя на пикт-экраны. — Корабль настолько испорчен... Даже если там есть навигатор, это извращённый мутант. Возможно, на нём проклятие. Не следует прибегать к его помощи. Мы знаем, что порча заразна. Как большинство Железных Рук, Ларгаат не отличался проницательностью. Но тревога, охватившая Юния, была слишком явной и слишком понятной. Его терзали ужас и отвращение перед тем, во что превратился его Легион. Он боялся, что порча таится в его геносемени и однажды проявит себя. Этот страх был сильнее даже страха показаться малодушным. Юний не хотел встречаться с бывшими братьями лицом к лицу и предпочёл бы, чтобы Ларгаат и Си ударили по палубам фрегата артиллерией. Ларгаат вздохнул. — Навигатор, — сказал он. — Быть может, даже астропат. Восстановить связь необходимо. Эта задача имеет высший приоритет. Адепт Си и другие слишком долго были отрезаны от Механикус Марса. Наконец, люди Серхина смогут получить весть из дома. Секунду Юний смотрел на него с горечью. Потом отвёл взгляд и коротко кивнул, признавая правоту Ларгаата. Его пальцы опустились на болтер, пристёгнутый к бедру. — Новые данные, — сообщил адепт Кобол. — Испорченные отсеки вражеского корабля демонстрируют движение. Опознаём образования, функционально сходные с клешнями ракообразных. Опознаём характер перемещений: готовится захват. — Предлагаю сценарий, — сказал Ларгаат. — Залп лэнс-батарей по испорченным отсекам. Обоснование: низкая вероятность того, что ценный объект находится в них. — Отказ. Обоснование: высокая вероятность разгерметизации слабо испорченных отсеков. Ларгаат усмехнулся. — Принято. Что же... Серхин, готовность «альфа». Юний, хорошей драки. Адепт Си, запрашиваю подключение Технороя. 3. На пути к тронному залу Эмилиан ускорял и ускорял шаг. Когда впереди показалась роскошная арка Серебряных Врат, он побежал. Сладость предвкушения почти развеяла мучившую его скуку. Томительное ожидание было острым и пряным. Он не располагал ещё ничем, кроме бессвязных обещаний провидицы, но уже начинал терзаться от нетерпения. Это было чудесно. Наконец-то! Наконец! Грядут потрясающие события, прогремят битвы и обнажатся тайны, отворятся сокровищницы... «Несравненный восторг» ожидает гостя, которого примет с радостью. Эмилиан облизнулся. Он снова сможет предаться любимым занятиям. Возможно, это будут восхитительные убийства. Возможно, долгие, полные откровений часы в Саду Пыток. Возможно... что-то вовсе непредставимое. Скорей же. Эту часть корабля менее всего затронуло увядание. Серебряная Галерея по-прежнему ошеломляла великолепием. Здесь казалось, что удручающей череды неудач не было вовсе, и «Несравненный восторг» всё ещё шествует в светлом зареве, направляясь к осиянным высотам могущества и красоты. Вдоль стен высились литые серебряные деревья с листьями, выточенными из аметиста и хризопраза, и цветами, искусно изготовленными из человеческих костей. Миниатюрные клетки с кусочками ароматических веществ прятались среди них, и в Галерее никогда не звучала одна и та же смесь благовоний. На острых ветвях трепались в безветрии изорванные знамёна и штандарты, скальпы и содранная кожа побеждённых. Стены между деревьями украшали великолепные мозаики из драгоценных камней, воспевавшие страсть, экстаз и катарсис. Они дразнили чувства и приглашали к большему... Два самых прекрасных дерева сплетали ветви над воротами в тронный зал. Ворота, изукрашенные тончайшей резьбой, раскрылись перед Эмилианом, и он влетел в зал. Колоссальные люстры вспыхнули слепящим светом. Воздух наполнился аурой изысканной боли. Зал украшали гроздья живых глаз, принадлежавших когда-то тем, чья кожа болталась теперь на ветвях деревьев галереи. У них не было век, и потому каждое появление владыки «Несравненного восторга» во всём его блеске сопровождалось глубоким аккордом их страдания. Благосклонно улыбаясь, Эмилиан прошествовал к трону. Усевшись, он хлопнул в ладоши и приказал: — Созвать воинов! Колдуну и Жемчужине передать: перед нами добыча, пусть возьмут след! Ифимия предрекла нам прекрасную добычу. Пусть ищут и найдут её как можно скорее. Приближенные рабы и мелкие демонические твари, спавшие на коврах у ступенек престола, приподняли головы. Послышался многоголосый шёпот, полный восхищения и обожания. Бледно засветились разноцветные глаза. Мгновение Эмилиан позволил себе купаться в преклонении этих отродий, потом властно протянул руку: — Исполнять! Словно живой ковёр ядовитых радужно-ярких жуков потёк от трона к трём Вратам зала: рабы щеголяли пышными нарядами, причудливыми татуировками, фрагментами раскрашенных доспехов и пластинами костяной и хитиновой брони. Эмилиан откинулся на спинку высокого кресла. «Несравненный восторг» достался ему после смерти предыдущего хозяина, Тирруса Латина. Некогда, в эпоху настолько далёкую, что она казалась теперь мифической, Эмилиан был его оруженосцем. Позже — его лучшим бойцом, его сокровищем, его гордостью, его фаворитом... Признаться, Эмилиан предпочёл бы вспоминать об этом пореже. Досада обжигала при мысли, что когда-то он мог преданно служить и почитать господина. Это было мелко и жалко. Кроме того... при Латине дела шли совсем по-другому. Латин создал «Несравненный восторг» — не столько корабль, сколько культ, прославлявший великолепие упоений и гибельную нежность Тёмного Принца. В лучшие времена за флагманом лорда следовало больше сотни знамён. Безостановочно сражаясь, заключая союзы, рыская в поисках добычи и знаний, за полтора века Тиррус Латин превратил свой отряд в могучую армию, а культ — в блистательную сатрапию, купавшуюся в роскоши. Под конец он начал охоту за демонической реликвией, созданной глубоко в безднах Ока Ужаса. У реликвии было много имён — Удавка Фантазма, Ожерелье Тёмных Потоков, Медальон Средоточия... те, кто мыслил проще, называли её «кристаллом желаний». Эмилиан понятия не имел, для чего Тиррусу понадобилась реликвия. Должно быть, она как-то исполняла желания, потому что на самом деле этот могущественный лорд Хаоса, коварный мудрец и непобедимый воин мыслил предельно просто. Откровенно говоря, он был невыносимо скучным типом. Никто не мог бы ответить, что привело Латина в объятия Князя Наслаждений и почему Князь не отказывает ему в объятиях. Когда-то, в самом начале Тиррус был честным и прямодушным солдатом. Подобно многим Детям Императора, он решительно направился вслед за своим примархом и вошёл в страну наслаждений строевым шагом. Что произошло с ним потом, навеки осталось тайной. Но он изменился очень мало. Слишком мало для преданного последователя Слаанеш. Да, он был скучен. Его вид наводил тоску. Он всегда хранил такое спокойствие, что в его присутствии Эмилиана клонило в сон. Тиррус только и делал, что строил планы. Тактика и стратегия, баланс и перевес сил, акты, пакты, договоры!.. и дополнительные соглашения к договорам. Форменная пытка скукой — единственная пытка, которая Эмилиана совершенно не возбуждала. Но планы Тирруса вели к победам, а победы привлекали новых последователей и обеспечивали неиссякаемую роскошь. Сколько миров платили ему дань? Эмилиан даже не знал точного числа. Между битвами и вторжениями он, чемпион лорда, мог проводить время в развлечениях и оттачивании боевых навыков. Лучший из лучших, любимый герой «Восторга»... эти воспоминания до сих пор дарили ему тень удовольствия. Единственным, что отравляло Эмилиану жизнь, был сам Латин — его унылые расчёты и приказы, портившие бесконечный праздник, и его столь же унылая привязанность. Конечно, Эмилиан хотел избавиться от него. Предательство было изящно срежиссированным, а убийство — безупречно элегантным. Латин составил и осуществил головокружительно сложный многоходовой план, который позволил «Восторгу» завладеть реликвией. Культ воссиял в невиданном блеске, его владыка достиг величайшего могущества — и в этот миг Латина сразил коварный удар. Удар, нанесённый тем, кто был ему ближе всего, тем, кому он доверял безраздельно и слепо. Это было восхитительно. После этого всё пошло наперекосяк. Эмилиан слишком поздно понял, что быть князем — не то же, что быть героем. Он не мог заменить Тирруса, не мог с ним сравниться. Едва узнав о гибели сюзерена, вассалы превратились в хищников. Владения Латина были растерзаны в считанные дни. Иссякла дань. Воины и колдуны, вчера присягавшие, рассеялись или повернулись против Эмилиана. Немыслимо, но ему пришлось бежать. С ним осталась горстка верных... отребье, бандиты и мародёры, которые не могли рассчитывать на лучшую участь. Он сохранил лишь два сокровища — корабль Латина и его таинственный кристалл желаний. Эмилиан надеялся однажды постичь тайны реликвии. Тогда он всё исправит и всё вернёт... Частично. Возможно. Но пока «Восторг» увядал. В Золотых Вратах показались Кертор-Три, вооружённые мечами-раздирателями. Сам Кертор когда-то был в числе первых бойцов Латина. Беспощадный и бесхитростный, он находил удовольствие только в резне. Старший апотекарий Латина предложил клонировать его, и Латин согласился. Но что-то пошло не так. Дух Кертора разделился на три части, и вместо трёх могучих воинов Латин получил одного в трёх телах. Итог был бы недурён, если бы сила и ярость Кертора утроились. Этого не случилось. Каждый из Кертор-Три был только третью от изначального. Потом явился Заракс со своей свитой безумных псайкеров. Полтора десятка уродливых карликов, сросшихся ещё в утробе или сращённых в лабораториях, вереницей ковыляли за ним, спотыкаясь и бормоча. Балахоны из жёсткой золотой парчи стояли на них колом и в кровь натирали тонкую кожу уродцев. Их разумы были сплавлены, как их тела, и во много раз усиливали психическую мощь Заракса. Броню колдуна сплошь покрывали пластинки резной кости. С его плеч ниспадал бархатный лиловый плащ. Заракс выглядел представительно. К несчастью, его заклинания время от времени приводили к неприятным сюрпризам. Ему не хватало умений — или удачи, или, возможно, благоволения богов, — и поэтому он всё ещё не сбежал. За колдуном следовал Никтим, окутанный золотисто-розовым облаком благовоний. По его нагруднику вечно стекала кровь из незаживающей раны на горле. Она шипела и испарялась с раскалённой брони. Её запах раздражал Никтима, и он пытался заглушить его сильными ароматами. Неудачники среди одержимых обыкновенно становились жертвами демонов, которых приглашали разделить свою плоть. Никтима постигла иная неудача. Призванный им Нерождённый оказался слишком слабым, чтобы принести какую-то пользу, но слишком цепким, чтобы его изгнать, и теперь Никтим был обречён на нескончаемое вялое раздражение. Экорий Дентер стал бы приятным союзником, не будь он так поглощён самим собой. Во время одной из разбойных вылазок он изнасиловал и убил девушку, которая казалась обычной смертной. Умирая, эта ведьма воззвала к любимому Деду, и тот отомстил. Проклятие Нургла медленно разъедало Экория, уничтожая его нервные окончания. Забыв о рабах и пленниках, он терзал собственную плоть, пытаясь уловить последнее, что ещё мог почувствовать. Его лицо было маской из кровоточащего мяса, пронзённого тысячей шипов и крючков. И остальные. Взгляд Эмилиана скользил от лица к лицу, от личины шлема к личине. Не так уж мало их было, воинов «Несравненного восторга»! На испещрённой красками броне Мадиэля сохранились цвета всех армий, в которых он сражался и которые предал — от Тёмных Ангелов и Чёрного Легиона до мелких бесславных банд. Апотекарий Леута Сеза — тот был счастлив получить лаборатории «Восторга» в своё распоряжение, но ни один из его экспериментов не завершился удачей. Фамирид со своей одержимой звуковой пушкой; она могла сокрушать врагов сотнями, но обитавший в ней демон время от времени впадал в рассеянность и принимался петь, а не убивать. Немало. Но за каждым здесь тянулась аура невезения, словно шлейф дыма за подбитой машиной. Она сгущалась в воздухе, и Эмилиан заскрежетал зубами, чувствуя, как она давит ему на плечи. Оставалось дождаться только Жемчужину. Техноеретичка вечно медлила. Возможно, только поэтому она ещё оставалась на борту «Восторга». Её наставница была искушённым мастером, прославленной среди подобных себе. Латин привлёк Тёмную Механикус обещаниями блестящих перспектив и практически неисчерпаемых ресурсов. Не стало Латина — не стало ни того, ни другого, и магос Ракеталь немедленно исчезла загадочным образом. Скорей всего, использовала один из своих усовершенствованных телепортаторов... Жемчужина стала главной техножрицей корабля, но с работой справлялась кое-как. Морщась, Эмилиан барабанил пальцами по подлокотнику трона. Наконец Жемчужина подоспела. Костяные Врата медленно отворились, шесть лёгких гусеничных сервиторов ввезли в зал варп-зеркала. Ещё несколько бесконечно долгих минут зеркала выстраивались в линию, наполнялись энергией, искали связь с Имматериумом, с машинными духами и с разумом техножрицы. К счастью, заработали они сразу и без капризов. Вентиляторы в машинном теле Жемчужины испустили гул облегчения. — Ну? — потребовал Эмилиан. — Мой повелитель, — начала Жемчужина. Говорила она так же невыносимо медленно, как работала. — Это было непросто... — Быстрее. — Варп-ищейки едва сумели почуять его. Он представлялся более скоплением металла, нежели плоти. Эмилиан зашипел от досады. Заставить эту железную коробку поторопиться было так же невозможно, как заставить провидицу сидеть без плесенного порошка. — Однако могучий Заракс пришёл нам на помощь. Его помощь неоценима, — Жемчужина протянула к колдуну механодендрит и изобразила поклон. — Он сумел уловить эхо прозрения леди Ифимии и последовать за ним. — Заракс, говори ты. — Космический скиталец, — мягким высоким голосом ответил Заракс. В эти дни месяца колдун анатомически был женского пола. — Сам он невелик, но к нему пришвартовано судно эксплораторов Адептус Механикус. — Прекрасно, — бросил Эмилиан. Что, если удастся захватить настоящего магоса и заставить его работать? Механикусы занятны, если они — не Жемчужина. Ракеталь строила для Латина удивительные механизмы... Но это не то, что Ифимия обещала Эмилиану, совсем не то! Она говорила о госте-звезде и освежении чувств, и сокрушительной тени, и смешении времён! Где это всё?.. Неужели он слишком поторопился, и придётся снова ждать, и ждать, и ждать? Отвратительно. — Мы не захватим там даже рабов на корм Твари, — пробасил Никтим. — Сервиторы и кибернеты, только они. — Это лучше, чем ничего, — сказал Заракс. — И леди Жемчужина найдёт много полезного. Эмилиан чуть не расплакался. Даже сейчас. Даже эти жалкие ошмётки былого великолепия сохраняли дух Латина, словно несли на себе его тавро. Планы, расчёты, рассуждения о пользе. Эмилиан был сыт ими по горло ещё при Тиррусе, а ведь Тиррус брал всё это на себя и позволял Эмилиану развлекаться. Эмилиан мечтал, что сможет полностью отвергнуть рациональность, забыть о мерзости рассудка и вознестись к абсолютному экстазу, к подножию сверкающего трона Слаанеш... И что ему осталось теперь? «Лучше, чем ничего». Герой, воистину возлюбленный Тёмным Принцем, мог бы сейчас поддаться эмоциям и просто перерезать этот жалкий сброд, раздражающий своей никчёмностью и тоскливым видом. Или, напротив, испытать извращённое удовольствие при мысли о своём унижении и падении. Эмилиан не мог ни того, ни другого. Зачем он убил Латина, зачем? Разве Латин покушался на его славу, разве не давал ему блистать? «Он был ужасным любовником, — подумал Эмилиан. — Никакой фантазии. Хула на Князя Наслаждений — позволять жить человеку, который так бездарно трахается». С течением времени эта мысль становилась всё менее убедительной. Возможно, стоило потерпеть скучный секс ради того, чтобы Латин продолжал заниматься всеми остальными скучными вещами. Нет хорошего техножреца, чтобы привести в порядок машины. Нет хорошего колдуна, чтобы завершить превращение корабля в живую тварь. Не хватает рабов, чтобы кормить проявленную часть Твари. Торпедные отсеки пусты! И шлюха Ифимия подыхает... Лорд Латин знал бы, что делать. При лорде Латине такого не было. Эмилиану хватало ума понимать, что остатки «Восторга» тоже так думают. Это его доканывало. — Что ты несёшь, колдунья? — прохрипел Дентер. — Мы уже целый век не брали никого на абордаж. Это неплохое развлечение. Я бы предпочёл убивать солдат, а не сервиторов, конечно. Но у нас есть Тварь. Эмилиан улыбнулся. Хотя бы кто-то здесь его понимал. — Тварь не проявлена до конца, — ответил Заракс с неудовольствием. — Пусть её задняя половина пошевелится, — Дентер хохотнул. — Пусть вскроет эту жестянку. Будет любопытно. — Жестянки кровоточат машинным маслом, — внезапно произнесли Кертор тремя голосами. Эмилиан встал. — Мы вскроем их, — объявил он. — Вскроем и проверим, насколько эти жестянки знают страх. 4. Решётчатый пол грохотал под тяжёлыми шагами Ларгаата. Разум космодесантника из Железных Рук, усовершенствованный вначале ментальной обработкой, а затем — аугметикой, разделился на несколько потоков, чтобы обрабатывать всю поступающую информацию. Адепт Кобол пересылал ему данные о действиях вражеского корабля. Порченое судно приближалось. Псевдо-живые конечности алчно тянулись к «1100-0001». Ларгаат улавливал эхо гнева и отвращения, испытываемых машинным духом. Благородный корабль не мог поверить, что ему придётся физически соприкоснуться с чем-то настолько отвратительным. Он жаждал открыть огонь, и лишь уважение и доверие, которые «1100-0001» питал к адепту Си, заставляли его повиноваться. Био-блок Технороя прижимался к разъёму на шее Ларгаата. Технорой чутко прислушивался к нему и, не теряя времени, настраивал сам себя, чтобы лучше понимать человека. Это было тёплое, дружеское касание. Ларгаату нравилась мысль, что безмерно далёкий предок, создавший Технорой, думал о своих потомках и желал защитить их. И малой частью сознания Ларгаат следил за вокс-каналом, который связывал его со скитариями и Армеллом. Каждый космический скиталец влечёт за собою тень в варпе. Свойствами она напоминает гравитационный колодец небесного тела. На протяжении эпох скитальцы растут, притягивая к себе блуждающие обломки, вымершие и разрушенные суда. Вероятность такой встречи в реальном космосе стремится к нулю, но течения варпа ведут себя по-иному. Они тянут подобное к подобному. Одно из них принесло к скитальцу сам «1100-0001». С тех пор едва ли не раз в десятилетие эксплораторов тревожили гости — как желанные, так и нет. «Орлиный щит», корабль, на борту которого находился Юний Армелл, был потерян в варпе незадолго до начала Очищения Лаэрана. К скитальцу прибился уже искорёженный остов, лишённый полей Геллера, воздуха и жизни. Адепт Си предположил, что на нём могли уцелеть несколько когитаторов, и за ними отправил поисковую команду. Когда кибернеты обнаружили выжившего, он трижды велел перепроверить данные. Жизнь Юния сохранили при-ан мембрана и системы силовой брони. Он пришёл в себя через месяц — по словам Си, более вопреки его усилиям, нежели благодаря им, ибо знания адептом физиологии Астартес оставляли желать лучшего. Армелл рассказал Ларгаату о безумном сражении с тенями, которое происходило словно во сне. Тени и призраки на палубах «Орлиного щита» действовали как опытный и кровожадный противник. По ним открывали огонь, но не могли их поразить. После оказывалось, что убиты члены экипажа или боевые братья, но далеко не все раны выглядели огнестрельными. «Конечно, это были галлюцинации, — согласился Юний под конец. — Иного ответа нет. Но они были слишком реальными, Ларг, слишком». Иной ответ был. Это были не галлюцинации. Но с тех пор, как они узнали о существовании... тварей, они не говорили о гибели «Орлиного щита» и отряда Детей Императора на его борту. — Внимание! — прогремел адепт Си по громкой связи. — Десять секунд до абордажной дистанции. Во имя Омниссии, слушайте обратный отсчёт! «Шлюз готов, посадочная палуба герметизирована, — передал Ларгаату адепт Кобол. — Жду команды для открытия шлюза». Ларгаат остановился. На корабле эксплораторов не было ни «Громовых ястребов», ни, конечно, абордажных торпед. Несколько посадочных челноков оставались закреплёнными на палубе, их пилоты-сервиторы дремали в машинном сне. Даже освещалась палуба по-прежнему в экономном режиме. Блёклый алый свет отражался от начищенной стали и полированного адамантия. Дальние уголки заволакивал глухой сумрак. Ларгаат улыбнулся. Ни один самый искушённый противник не стал бы ждать от «1100-0001» встречного абордажа. В пути Технорой вился за космодесантником, словно тёмный плащ пыльного ветра. Сейчас, повинуясь мысленному велению, он несокрушимой стеной поднялся вокруг Ларгаата. Тот пошевелил пальцами, проверяя, насколько быстро и точно повинуется Рой. Оставшись удовлетворённым, Ларгаат передал адепту Коболу: «Открыть шлюз через три секунды», — отключил связь и отдал археотеху следующий приказ. Ничтожное мгновение потребовалось Технорою, чтобы создать идеальную сферу, в которую он заключил своего оператора. Сфера была очень прочной и абсолютно непроницаемой. Побочным эффектом изоляции становилась потеря связи. Адепт Си подозревал, что психическая связь должна сохраняться, но не имел под рукой псайкера, чтобы проверить это. Ларгаат не испытывал и тени волнения. План был составлен предельно ясным, подробным и чётким — работа истинных слуг Омниссии. Он знал, что может положиться на скитариев командира Серхина, и не сомневался, что действия Армелла будут безукоризненными. В тот момент, когда тварь, поглотившая половину «Восторга», вцепится в «1100-0001» своими клешнями, корабль ответит. Колоссальные адамантиевые захваты, предназначенные для удержания астероидов при переработке, сомкнутся на рождённой варпом псевдо-плоти. «Восторг» будет прикован к кораблю эксплораторов. Хищник станет добычей — но это откроется ему не сразу. Скитарии и боевые сервиторы завяжут бой. Армелл с небольшим отрядом прорвётся на борт вражеского корабля. Его задача — найти навигатора и продержаться до встречи с Ларгаатом. Тем временем Ларгаат, вооружённый археотехом, приступит к уничтожению. Технорой пронесёт его внутрь порченой твари и станет самым сокрушительным оружием, которое только видели эти отродья. Даже внутри непроницаемой сферы Ларгаат ощутил, как содрогнулся «1100-0001». Корабли вошли в клинч. Шлюз открылся. Воздух с посадочной палубы рванулся в открытый космос. Используя его давление, Технорой поднял своего оператора и устремился наружу. Зеркальная сфера приняла форму пули древнего автогана. Считанные сотни метров отделяли её от жирной масляной кожи — панциря «Несравненного восторга». — Огонь! — приказал Лестар Серхин. Всё вокруг стало белым от ярости мультилазеров. Командир скитариев ожидал, что гигантский коготь, пробивший обшивку «1100-0001», просто испарится под этим ударом. Но тот лишь почернел, треснул и задёргался, словно чувствовал боль. Рядом с ним в борт врезался второй коготь и продолжил двигаться, срывая листы брони словно клеёную бумагу. Воздух стремительно уходил. Давление падало. Это не было проблемой. Палубы герметизировали задолго до атаки, и скафандры бойцов были настолько надёжны, насколько мог обеспечить это адепт Си. Магнитные захваты удерживали скитариев на палубе. Когтистая лапа сдвинулась. Теперь Серхин мог видеть в проломе борт вражеского судна. Тот розовел, точно плоть чудовищного младенца. Скитарий знал, что дух машины «1100-0001» жаждет изрешетить эту тварь огнём, и сам испытывал те же чувства. Но поставленная им боевая задача была куда сложнее. Адептус Механикус намеревались захватить навигатора и астропата. Требовалось ждать. Позволить твари приблизиться. Они исполнят приказ. Из бока твари выдвинулась колоссальная сегментированная трубка. Покачиваясь и извиваясь, она устремилась к пролому. На конце её улыбалась и причмокивала пара почти человеческих губ, только в десятки метров длиной. — Готовят высадку, — сказала Эрлена Койл. — Интенсивность огня на уровень «тета», — скомандовал Серхин. — Подпустим их. Орудия Эрлены стихли. Адепты одарили её самым тяжёлым вооружением. Гнусный хобот «Восторга» тянулся к рваной ране в корпусе «1100-0001», словно желал прикоснуться к ней в омерзительном подобии поцелуя. — При каких условиях нам дадут разрешение на контратаку? — спросил Ченд. — Только при окончательной зачистке. Включи охлаждение, Ченд. — Да мы только и делаем, что прохлаждаемся. Серхин засмеялся. Он подумал вдруг, что на самом деле Си не имел права посвящать их в скитарии, и, значит, в каком-то смысле Серхин по-прежнему оставался простым имперским гвардейцем, лейтенантом Велетских Рейдеров. Если он выживет в этом бою, то, возможно, вскоре узнает, существует ли ещё их родной мир. Он не мечтал о большем. Сейчас Эрлена выглядела скорее танком, нежели человеком. Броня давно стала частью тела Лестара. Но когда-то было иначе. Их сын родился талантливым и стал технопровидцем. Они провели жизнь, уничтожая врагов Империума. Их братьями по оружию были благородные Астартес, Ангелы Императора. Когда их посетила старость, Адептус Механикус дали им новые несокрушимые тела, чтобы они продолжали сражаться. Они были счастливыми людьми. Пасть на конце трубки раскрылась. Показались длинные острые клыки. Они впились в адамантий с мерзким скрежетом, ломаясь и истекая ядом. Длинный синеватый язык протянулся внутрь и схватил Ченда поперёк туловища. Он попытался втянуть скитария внутрь, но тяжёлая броня и мощные магнитные захваты не дали ему сделать этого. Пол под Чендом выгнулся горбом. Сразу две из множества механических рук скитария взвыли циркулярными пилами, язык второпях отпустил его, но не смог ускользнуть. Ченд отрезал его и испустил торжествующий клич. «Велетский Рейдер, — подумал Серхин с гордостью, — всё-таки Велетский Рейдер». Трубка из плоти напряглась и распрямилась. Она была полупрозрачной, и стало видно, как по ней от вражеского корабля приближается тень — быстрая, лёгкая, хищная. Следом летели другие тени. Серхин набрал воздуху в аугметические лёгкие. Настоящий скитарий использовал бы вокс или бинарный код, а скорей, промолчал бы вовсе. Но Велетский Рейдер пробудил свои дряхлые голосовые связки и хрипло крикнул: — За Императора! Кертор первыми высадились на борт имперского корабля и радостно заревели, оповещая всех о своём продвижении. Враг встретил их славным огнём. Трое рассредоточились. Огромными прыжками они вскакивали на плечи тяжелобронированным неповоротливым скитариям. Мечи-раздиратели искали слабые места — кабели, топливные трубки. Их удары парировали мощные стальные конечности и цепные пилы. Кертор-Один сумел отсечь механическую ногу, и скитарий повалился набок, но продолжал стрелять. Самый крупный из техногвардейцев что-то стрекотал на бинарном коде. Этот жалкий звук, чуждый истинной песне битвы, раздражал Кертор, и они попытались заставить железный ящик замолчать. Мечи оказались бессильны против него, но Кертор были хитры. Они подняли огромный лист брони, оторванный от борта, и швырнули в скитария. Лист прихлопнул врага, словно муху — гигантская ладонь. Командир скитариев двинулся вперёд. Его мультилазеры обжигали плоть «Восторга» и броню Кертор. Это было прекрасно. Кертор-Два прыгнул вверх, прорезал мечом потолок и повис на нём, зацепившись блуждающими зубцами лезвия. Его латный сапог врезался в бронестекло перед лицом имперца. Стекло даже не пошло трещинами. Странно и любопытно! Скитарий пошатнулся от удара. Его тяжёлые пушки поднялись, но Кертор уже не было на линии огня. Они изучали другого противника. Его доспехи хуже прикрывали уязвимые части, и вскоре топливо и гидравлическая жидкость уже брызгали из него во все стороны, словно кровь, а Кертор перешли к следующему. Кертор-Три вырвал из его механического тела какой-то патрубок и расхохотался. Командир скитариев атаковал. Его захваты сжали Кертор-Три так, что броня затрещала. Кертор-Два нанёс скитарию сокрушительный удар, но мультилазеры техногвардейца уже испепелили голову Кертор-Три. Оставшиеся двое испустили одинаковый вой боли и ужаса. Огромный скитарий был цел, только придавлен листом адамантия. Он выбрался из-под него и открыл огонь из тяжёлых болтеров. Кертор-Один упал. В его торсе зияла дыра размером с кулачный щит. Кертор-Два зашатался. Он подобрал мечи клонов и сумел вонзить все три в брюхо противнику, но там, в этом брюхе, не оказалось ни плоти, ни важных механизмов. Пронзённый двинулся вперёд, взвыли пилы, и наплечники Кертор-Два были срезаны вместе с руками. Новый удар пил вскрыл грудную клетку. Последний из Кертор ещё не умер, когда два точных выстрела прикончили его убийцу. Клон корчился в агонии, и Экорий Дентер прервал её, размозжив ему голову сапогом. — Они были идиотами, — прохрипел Дентер, не замедляя шага. — Теперь вами займусь я. Юний не стал ждать. От Серхина он получил подтверждение, что тянущиеся к «1100-0001» щупы представляют собой тоннели и ведут на борт «Несравненного восторга». Этого было достаточно. Когда очередной шамкающий рот приблизился, Юний выпрыгнул из разбитого витражного окна, пронёсся несколько метров в пустоте и вонзил меч в нижнюю губу. Щуп заметался, пытаясь сбросить его. Меч резал плоть и скоро должен был из неё выпасть. Юний подтянулся, удерживаясь на складках розовой кожи, и ударил снова. Он в клочья разодрал губы щупа и разбил ядовитые зубы под ними. Отросток корчился от боли и пытался теперь уже не достичь борта «1100-0001», а втянуться обратно. Пищевод внутри него сужался — но и укорачивался при этом. Юний бежал по нему, наклоняясь всё ниже. Его ноги вязли в поднявшейся слизи. Сомкнутый створ входа уже был на расстоянии удара меча. Вырвавшись на палубу, он тотчас откатился в сторону. Он полагал, что его встретят огнём. Этого не случилось. Ретинальный дисплей отобразил несколько десятков целей. Юний распознал их быстрее, чем это сделали системы брони. Тридцать шесть — просто вооружённые рабы, отвратительные слюнявые мутанты в толстых ошейниках. Боевые наркотики кипели в их венах, убивая их лишь чуть медленнее, чем это сделает враг. Двое — космодесантники-предатели, гиганты в грубо размалёванной броне. Один когда-то был Тёмным Ангелом. Второй... Мерзость. Проклятие. Ровно секунду Юний потратил на эти чувства. За эту секунду его болтер уничтожил восемнадцать мутантов, потратив на это десять снарядов, и ещё двенадцать поразил его меч. На излёте меч столкнулся с клинком Тёмного Ангела, и тот, конечно, отразил выпад, но в следующий миг Юний ударил его ногой в бедро. Ангел почти пошатнулся. Предатель сумел уклониться от болта в визор шлема, хотя это далось ему непросто. Продолжая одно плавное стремительное движение, Юний обошёл его сзади и прикрылся Ангелом от выстрела звукового орудия. Звук резанул по ушам. Тёмный Ангел содрогнулся. Юний даже слегка поддержал его. Нагрудник предателя разлетелся на части: осколки керамита двигались с такой скоростью, что один из них пробил череп уцелевшему рабу-мутанту. Юний позволил себе улыбку. — Ублюдок... — прохрипел Ангел. Странно, но он всё ещё был жив. Почему проклятый из Детей Императора не выстрелил раньше? Почему никто не стрелял? Они что, ждали от Юния пафосных речей и вызова на поединок? Меч Юния лязгнул о броню падшего Ангела. Окровавленное острие вырвалось из груди предателя, сокрушив его рёберный щит, распоров внутренние органы и взрезав сервомышцы доспеха. Здесь закончилось время, которое Юний выиграл за счёт мгновенности первой атаки. Он не успел победить. Противник по-прежнему превосходил его числом. По меркам Детей Императора — настоящих Детей Императора — это был неуспех, которого следовало стыдиться. ...Дважды тяжело раненый, Тёмный Ангел по-прежнему был жив. Хуже того, он держался на ногах. Его физический облик не был искажённым, но в жилах его, несомненно, текла омерзительная мощь порчи. Вогнав в его спину меч по самую рукоять, Юний допустил ошибку. Латные перчатки Ангела с ужасной силой стиснули клинок, Ангел развернулся на месте, и Юнию пришлось выпустить меч. Предатель со звуковой пушкой уже выжимал спуск. Пригнувшись, Юний отпрянул и швырнул в противника труп огромного раба-мутанта. Чудовищный вопль пушки перегрузил авточувства его брони. Труп превратился в кровавую дымку. Не распрямляясь, Юний отправил следом ещё несколько фрагментов тел и сразу за ними — четыре болта. Как известно, болты взрываются не сразу, а спустя долю секунды после удара о препятствие. Пробив куски трупов навылет, они в клочья разнесли голову предателя. Его колоссальный одоспешенный труп остался стоять и даже не выронил пушку. Только её дуло, украшенное вопящей головой демона, опустилось и ударилось в лужу крови и размолотой плоти, подняв брызги. На то место, где мгновение назад был Юний, обрушилась очередь из болтера падшего Ангела. Но Юний уже оказался у него за спиной. Он намеревался добить Ангела мечом. Просто закончить начатое. Пожалуй, этот бой всё-таки можно было считать достаточно близким к совершенству. 5. Вплотную приблизившись к жёлто-розовой шкуре «Восторга», Технорой снова изменил форму. Выпустив миллионы крохотных усиков, он приник к телу порченой твари. Ларгаат не собирался прорывать или прорезать эту шкуру. Он отдал благородному археотеху иной приказ. Действие Технороя перешло на молекулярный уровень. Под его касанием начала изменяться структура плоти. На месте ровной кожи проявлялась и росла какая-то разновидность физиологического отверстия. В конечном итоге это оказалась жаберная щель. Ларгаат усмехнулся. «Адепту Си, — подумал он, — не над чем пошутить. Какое горе». Мягким усилием Технорой поднял крышку щели, и Ларгаат шагнул внутрь. Он допускал, что увидит настоящие потроха животного — кишки, почки, печень. Но корабельные палубы, поглощённые тварью, изменились не так сильно. Имперские корабли строились по типовым проектам, и Ларгаат, шагая вперёд, узнавал повороты коридоров и расположение отсеков. Их стены преобразились в живую плоть. Кое-где это были полотнища морщинистой кожи или подушки жира, в других местах проступали мускулы, сплетение которых даже можно было узнать — вот бицепсы и трапеции, вот комплекс мышц бедра... Технорой вновь стал плащом за его плечами. Но полы плаща были бритвенно-острыми. Ларгаат придерживал его. Он хотел вначале увидеть, на что способен враг. Его аугметика один за другим генерировала сценарии будущего сражения и предлагала ему. Ларгаат изучал все и все отвергал. Он знал, что реальный бой не будет похож на модели. Однако, перебирая такое количество вариантов, можно было найти несколько хороших решений. Ларгаат вторгся в тело «Восторга» ближе к хвостовой части. Юний был далеко. Если он успел прорваться на корабль, то пробивался сейчас к мостику. Ларгаат надеялся, что Армеллу хватило терпения дождаться полноценной высадки и его сопровождает отряд скитариев Маризы Грент, могучие кибернеты и боевые дроны Си. Но высока была и вероятность того, что отчаянное Дитя Императора сражается в одиночку. Это беспокоило Ларгаата и заставляло его торопиться. Он собирался уничтожить всех тварей, населявших перерождённую часть «Восторга». Их орды не смогут хлынуть к мостику и прийти на выручку проклятым хозяевам корабля. Пока вокруг было пусто. Но Ларгаат знал, что движется в верном направлении. Стены плоти становились всё стройнее. Беспорядочных нагромождений живого мяса было всё меньше, вокруг появлялись вытатуированные символы и гнусные картины, написанные шрамами и ожогами. Костяные гребни, торчащие рёбра и позвоночники проступали как омерзительные украшения. Где обитатели этого царства? Едва мысль посетила Ларгаата, как они появились. Тени и призраки, слишком реальные... Ларгаат вспомнил рассказ о гибели «Орлиного щита». Боевые братья на его палубах сражались огнём, мечом и болтером, но оказались бессильны поразить призраков... Поначалу тени жались по углам, но жажда убийства пересиливала страх. Они рванулись к Ларгаату со всех направлений, протягивая гигантские серповидные когти, разевая клыкастые пасти. Технорой ответил. Археотех распался на мельчайшую невидимую пыль. Каждая пылинка обладала поражающей мощью снаряда макропушки и при этом строго контролировала наносимый урон. Ларгаат застыл в неподвижности. Его главной задачей стала борьба с собственными рефлексами. Обучение и боевой опыт Астартес говорили — кричали! — что он должен поднять меч и открыть огонь, в то время как он должен был лишь следить за ситуацией и позволить сражаться археотеху. Ларгаат представил себя командиром, отправляющим в бой невидимые войска. Это не слишком помогло, и тогда он обратился к машинным медитациям. Солдат мог расстрелять боезапас и выбиться из сил. Технорой не ведал усталости. Пределов его мощи Ларгаат не знал. Си не нашёл их. Твари оказались стойкими. Их тела воссоздавали себя после самых тяжёлых ран, а ярость и жажда были неутолимы. Но, какова бы ни была природа тварей, каждая атака Технороя ослабляла их. Они восстанавливались всё медленней, с каждой регенерацией делались неповоротливей и, наконец, начали просто исчезать. Ларгаат отстранённо созерцал их гибель. Оставшиеся твари после тысяч регенераций стали так неуклюжи, что их можно было рассмотреть. Тощие тела, кости с едва навитой на них плотью и огромные, гипертрофированные орудия нападения — когти, под весом которых опускались руки, зубы, не помещавшиеся в пастях. Тела некоторых тварей мерцали. Каким-то образом они были связаны с варпом и перемещались между материумом и Имматериумом. Люди Серхина называли их демонами. Адепт Си не запрещал это, однако настойчиво рекомендовал использовать термин «твари», как более нейтральный и не вызывающий обязательного ужаса. «Их было слишком мало, — подумал Ларгаат. — Как подманить остальных?» К разрушению самого корабля он собирался приступить в последнюю очередь. Быть может, стоило изменить планы. — Ларг. Он не обернулся на звук, но моргнул от неожиданности. В первый миг Ларгаат решил, что Юний пытается связаться с ним по воксу. Голос казался знакомым, к тому же никто другой не осмеливался сокращать его имя. — Ларг. Поколебавшись, Ларгаат включил вокс. — Юний?.. Серхин? Грент?.. Адепт Си, адепт Кобол? Ему ответил ровный шум, непохожий на треск статики. Звук был слишком мелодичным — как будто многоголосый хор пел шёпотом. Ларгаат отключился. Непонятное явление не удивило его. Он находился внутри огромной твари. Было бы подозрительным, если бы вокс работал исправно. Технорой метнулся в сторону, став видимым — серое полотнище, похожее на огромную кривую саблю Белого Шрама. Он без усилий разрубил переборки. Сразу несколько коридоров и отсеков распались и стали медленно оседать вниз. Розовая плоть тянулась и рвалась словно резина. Ларгаат сосредоточился, намеренный продолжать. — Ларг, подожди. Остановись. Пожалуйста, выслушай меня. Ларгаат сознавал, что ни отвечать говорящей твари, ни слушать её не стоит. Но он был слишком хорошо вооружён, чтобы бояться. — Говорить со мной голосом моего друга, — заметил он, — плохой выбор. — Прости, — голос стал женским. — Я хотела как лучше. Интонации и манера речи остались прежними. Ларгаат безмолвно хохотнул. Стремясь к совершенству абсолютно во всём, Юний выговаривал звуки чуть более ясно и отчётливо, чем требовалось. На этот раз Технорой всей силой ударил вниз. Палубы обваливались. Донеслись отдалённые визг, вой и стоны раздавленных. — Пожалуйста, остановись! — Ты демон, — сообщил Ларгаат с усмешкой. — Демоны лгут и губят людей. С какой стати слушать тебя? Тебя надо уничтожить. Тварь ответила не сразу. — Я не знаю, — вздохнула она. — Может быть, я демон. Но я только исполняю желания. Иногда желания губят, это правда. Мне это не нравится. Я всегда говорю правду. Меня редко слушают. — Демон, который говорит правду? — Демон, который предупреждает о последствиях. Ты послушаешь меня? Технорой остановился. — Чего ты хочешь? — сказал Ларгаат. — Исполнять желания. Такова моя суть. Исполняя желания сильных духом, я обретаю силу. Это приятно, я стремлюсь к этому. Видишь, я честна. Если исполненное желание делает сильного слабым или убивает его, я страдаю. Поэтому я всегда стараюсь предупредить. — У меня мало времени, — сказал Ларгаат. — Сейчас я желаю уничтожить этот корабль и всех порченых тварей на нём. С этим я справлюсь без твоей помощи. Вокс был выключен, но Ларгаат снова услышал, как вздымается шепчущая волна. Среди шелеста слышались обрывки мелодий — тихий звон колокольчиков, певческие голоса. — Я боюсь твоего гнева, — созналась тварь с болью в голосе. — Но ты говоришь неправду. — Что? Шёпоты складывались в музыку. Отдалённая симфония звучала на границе слуха. Изредка особенно красивые мелодии и переливы привлекали внимание. Но они не мешали. — Уничтожить врага — твой долг, Ларг. Но желаешь ты найти Юния Армелла и увидеть его невредимым. — Это правда, — признал Ларгаат. — И мне надо поторопиться. Повинуясь мысленному приказу, Технорой окружил его разрежённым щитом. Почти невидимый, археотех готов был отразить любую атаку. В его тени космодесантник быстрым шагом двинулся по направлению к носу корабля. — Твой дух могуч, — прошептала тварь. — Я уже отчаялась встретить такого, как ты. Я заперта здесь, среди недостойных. Не отвергай меня. Разреши принести пользу. Одним движением, будто взмахом крыла Технорой вскрыл тяжёлые двери на пути Ларгаата. — Говори правду, — позволил Ларгаат. — Предупреждай о последствиях. Это — хорошо. — Как скажешь, Ларг. С чего начать? — С начала. Некоторое время тварь безмолвствовала. — Мне очень жаль говорить это, — виновато призналась она. — Я слышу ваши желания. Они добры и невинны, но приведут вас к гибели. Ларгаат не ответил. — Вы храбрые и честные люди, — сказала тварь. — Вы сражаетесь с врагами Империума, с отступниками и еретиками. Ваше общее желание, самое сильное, — вернуться в лоно Империума, чтобы вновь присоединиться к своим братьям в их вечной войне... Правда в том, что для Империума все вы — точно такие же отступники и еретики. — Лжёшь. — Говорю правду, и ты знаешь это, — голос стал твёрже. — Твой друг, адепт Си исследует археотех, подключает и использует его по собственному желанию. Он свободно создаёт и изменяет механизмы. Он накапливает знания без границ. Он делает то, что вправе делать лишь величайшие архимагосы, а ведь он простой адепт. За одно только посвящение в скитарии его объявят техноеретиком и превратят в сервитора. Ларгаат вдруг очень чётко ощутил на шее разъём Технороя. — Да, — сказала тварь, — тебя тоже. Орден Железных Рук может защитить тебя. Но они потребуют, чтобы вначале ты искупил свой грех. Ты знаешь, какой. Ларгаат хотел бы вновь бросить: «Ложь». Вместо этого он спросил: — Потребуют отказаться от Технороя? — Нет, — сказала тварь с горечью, — нет. Они потребуют, чтобы ты собственноручно казнил Юния. Юний Армелл — сын Фулгрима. Это — приговор, и оправдания не может быть. — Юний чище и вернее меня. — Он — Дитя Императора. Этого достаточно. Ларгаат знал, что это правда. Транспорту, перевозившему полк Велетских Рейдеров, повезло больше, чем «Орлиному щиту» — если в таких ситуациях можно говорить о везении. Под шквальным огнём флота Несущих Слово гвардейский транспорт развалился на части. К той минуте, когда его реакторы взорвались, течения варпа унесли их уже далеко от жилых палуб. Колдуны проклятого Легиона знали своё дело. Их усилиями варп превратился в яростно бушующий океан. Он разрушал всё. Но там, где шторм сокрушает линкоры, может уцелеть щепка. Скорость потоков в Море Душ была очень велика. Мощность поля Геллера резко упала, но резервный генератор ещё работал и поддерживал его. В герметичных отсеках сохранился воздух. Все псайкеры полка, и санкционированные, и латентные, сами не знавшие о своём даре, погибли ужасной смертью. Кое-кто, потеряв надежду, покончил с собой. Но несколько десятков гвардейцев уцелели. Лейтенант Лестар Серхин до последнего поддерживал оставшихся. Он отдал свой паёк и фляжку воды раненым. Это Рейдеры запомнили навсегда. Люди начинали гибнуть от удушья, когда подоспела спасательная команда адепта Си. Рейдеры еле передвигались и были слишком измучены, чтобы отвечать на вопросы. Си поручил адепту Хаскелу решить вопросы с их размещением, лечением и питанием. Он был очень рад получить новый человеческий материал. Прошло уже много лет. Сервы и члены корабельного экипажа старели и умирали. Си хотел бы всем равно предложить наилучшую аугметику для поддержания жизни, но был ограничен в средствах. Необходимого едва хватало старшим офицерам команды. Обессиленные гвардейцы плелись по коридору «1100-0001» как лунатики, но всё ещё держали оружие. Отдавая дань их невероятной стойкости, адепт Си распорядился оставить лазганы при них. Ларгаат нашёл это скверным решением, но спорить не стал. Позже Си признал, что Астартес был прав. Юний Армелл пришёл, чтобы поприветствовать Велетских Рейдеров. Его поразило то, через какие испытания прошли смертные, сохранив достоинство, честь и верность. Он хотел выразить им своё восхищение. Он был в боевой броне — пурпурно-золотой броне Детей Императора. Лейтенант Серхин запнулся на полушаге. — Предатель! — воскликнул он. — За Императора! Смерть еретикам! — и успел выстрелить в ошарашенного Армелла из лазгана, прежде чем Ларгаат, не менее ошарашенный, отобрал у него оружие. Гвардейцы остановились. Они смотрели на Астартес исподлобья, враждебно. Часть этой враждебности доставалась и Ларгаату. Ларгаат никогда в жизни не испытывал подобного. Люди перед ним понимали, что он способен расправиться с ними в считанные секунды. Даже здоровыми и отдохнувшими они не могли бы противостоять Астартес. Но они сжимали свои лазганы и готовились умереть, сражаясь. — Что это? — прошептал Юний. — Что... произошло? Ларгаат отпустил Серхина. — Ты, — сказал он. — Объясняй. Прямо сейчас. Так они узнали об Исстваане. — Этого не может быть! — выкрикнул Юний тогда. — Не может! Ты лжёшь! Серхин молча посмотрел ему в глаза. Юния затрясло. Он сделал шаг назад. Могучий Астартес в великолепной боевой броне отступал под взглядом грязного, истощённого гвардейца. Наконец он повернулся и побежал... Ларгаат ничего не говорил и ни на кого не смотрел. Примарх. Феррус Манус. Три дня Ларгаат не знал, где Армелл, и не искал его, поглощённый собственным горем. Он провёл это время в кузне, которую выделил ему Си. Никто его не тревожил. Быть может, Си в кои-то веки использовал свою человечность, чтобы понять его чувства. Быть может, в таком состоянии Ларгаат просто внушал страх. Это не волновало его. Всё валилось из рук, но он снова и снова начинал работу. Какой-то меч. Какой-то умбон для щита. Какой-то корпус для аугметической конечности. Каждая испорченная заготовка забирала часть его боли. Однажды примарх спас ему жизнь. Шло покорение звёзд Синего Каскада, тяжёлое и кровавое. Ксеносы выстроили там могущественную империю. Их раса оказалась настолько агрессивной, что их вырезали под корень. Но тогда до этого было ещё далеко. Ларгаат с несколькими боевыми братьями удерживали небольшую крепость против превосходящих сил. Они стояли насмерть. Все были ранены. Уже казалось, что крепость возьмут — после того, как падёт последний из Железных Рук. Но сам примарх пришёл к ним на выручку. Он высадился с орбиты со своими Морлоками. Ларгаат не верил глазам. Тяжёлые раны убивали его, но когда он увидел примарха, радость и воодушевление наполнили его такой силой, что он отверг смерть. Ему сказали, что он достоин дредноута. Он отказался. Тогда ему дали аугметику, лучшую из возможных, чтобы она поддерживала жизнь в остатках его тела и сделала его могучим — более могучим, чем когда-либо прежде, ибо плоть слаба. И рука примарха, серебрившаяся живым металлом, пожала его железную руку... Теперь Феррус Манус был мёртв. Убит своим братом, предателем Фулгримом. Дети Императора предали. Предатели. Предатели. На исходе третьего дня в дверях кузни появился Юний Армелл. Ларгаат обернулся и смерил его тяжёлым взглядом. Юний опустил глаза. На нём не было доспехов. Серая туника открывала шею и ключицы. В руке он держал короткий меч. — Что? — сказал Ларгаат. Юний прерывисто вздохнул. Он приблизился. Он словно переламывал себя, чтобы сделать каждый следующий шаг. — Я не знаю, почему это случилось, — проговорил он. — Это... необъяснимо. Этому... нет оправданий. И я не могу... — голос его прервался. Юний вскинул голову. Вдруг резким движением он взял Ларгаата за руку и вложил в его пальцы рукоять гладия, а потом притянул меч за лезвие к своему горлу. — Моя жизнь принадлежит тебе, — сказал он. Он дрожал всем телом, но голос его звучал твёрдо. — Забери её, если... И он снова умолк. Во взгляде его металось отчаяние. Ларгаат помедлил. Потом опустил меч и правой, живой рукой взял Юния за подбородок. — Меня не было там, — сказал он. — Возможно, именно моего меча не хватило примарху. Мне предстоит жить и умереть с этой мыслью. Хочешь сказать, твоя ноша тяжелее моей?! Юний смотрел на него широко распахнутыми глазами. Губы его беззвучно шевельнулись: «Нет». — Так, — кивнул Ларгаат и отпустил его. — Теперь оставь меня. Я хочу быть один. — Ларг. — Что? — Моя жизнь в твоих руках, — упрямо повторил Юний. — Я не знаю, почему это случилось, но если... Если ты увидишь во мне... Признак того, что привело моих братьев к падению... убей меня. Ларгаат отвернулся. Он почти физически ощущал, как смотрит на него Юний. И он сказал: — Убью. ...Армелл изменился после этого. Ларгаат думал, что он и сам изменился, но не мог бы сказать, в каком отношении. Юний упорно продолжал считать, что его жизнь принадлежит Ларгаату. Признаться, кое в чём это было удобно. От его высокомерия не осталось следа, и насмешек Ларгаат больше не слышал. Юний повиновался ему беспрекословно как командиру. Но он ещё и старался никогда не возражать ему, даже в мелочах. От этого случались неловкости... Ларгаат не сменил ритм шага. Только лезвия Технороя, срывавшие со стен гнусные символы и рисунки, стали бить чаще и шире. — Что дальше? — сказал он. — Не знаю, — тварь растерялась. — Я не предвижу будущее. Только желания... — Я не желаю такого будущего, — процедил Ларгаат и потребовал: — Чего хочет адепт Си? — Ты знаешь это лучше меня. «Он хочет продолжать свою работу, — подумал Ларгаат. — Он не хочет, чтобы ему помешали. Он не хочет возвращаться. Он мог вернуться давным-давно. Он... сознательно отступил от догмы Механикус». Время от времени эта тема возвращалась в его беседы с Си. «Я не совершал и не совершу греха, — убеждал адепт. — Технологии, которые я исследую, в древности были частью могущества человечества. Это чистый, благословенный археотех. Но он слишком сложен и слишком велик, чтобы Адептус Марса приняли его. Если я приду и открою им всё... Возможно, меня назовут архимагосом. Но куда более вероятно, что они решат очистить мои блоки памяти. Слишком много знания, Ларгаат. Избытка знания они боятся. В этих областях моя преданность Омниссии вступает в борьбу с моей преданностью генерал-фабрикатору. Омниссия побеждает». — Люди понимают желания лучше, чем думают сами, — заметила тварь. — Они просто не хотят видеть правду. Ларгаат поразмыслил. — Я услышал достаточно правды, — сказал он. — Теперь говори о последствиях. — Но я уже... — О последствиях исполнения наших настоящих желаний. — Я не смогу. — Почему? — Некоторые пути не в силах завершить даже смерть, — сказала тварь. Голос её наполнился вдохновением. — Перед теми, кто жив, открываются тысячи путей. С каждым новым желанием их число умножается... Я не предвижу будущее и не отвечу, какие желания ты станешь испытывать завтра. Но я вижу величие твоего духа, Ларг. Он скован, но может освободиться. Если ты сумеешь взглянуть в глаза правде, то обретёшь невероятные силы. Всего, чего пожелаешь, ты добьёшься сам. Я предложу тебе лишь одно. Ларгаат остановился перед глухой стеной плоти. Её розовый оттенок сменился алым, и вместо костей из-под шкуры проступали огромные сосуды. Кровь пульсировала в них. В воздухе висела кровавая дымка, но говорила она не о смерти. Тяжёлый туман кровяных телец не проливался из жил убитых. Он окутывал ткани живого. Здесь находилось средоточие сил. — Ты солгала мне, демон, — сказал Ларгаат. — Ты заставила меня свернуть с пути. Технорой впитал его гнев. Сотней жестоких пил разъярённый археотех врубился в сердечную стенку. Из рассечённых артерий фонтанами вырвалась кровь. С ног до головы эта кровь оросила Ларгаата. Порченая плоть вокруг него содрогалась. Сердце «Восторга» было огромным. Его сводчатые стенки поднимались, как стены какого-то дикарского храма. Они ритмично бились, прогоняя по полу стремительные реки крови. В центре сердца высилась друза кристаллов — золотисто-розовая с оттенками лилового и белизны, восхитительно совершенная, мерцающая обольстительным трепетным светом. — Это неправда, — скорбно сказал кристалл. — Ты пришёл сюда по собственной воле. Ты сделал мне больно, Ларг! Но я всё ещё готова тебе служить. Технорой поднялся в воздух и смешался с кровавым туманом. Он готов был уничтожить кристалл в мгновение ока. Тварь ничего не могла противопоставить его мощи. Усилием мысли Ларгаат остановил порыв Технороя. Шагнув вперёд, он по колено погрузился в реку крови и потянул из ножен меч. — Одно желание, Ларг, — тихо сказала тварь. — Самое сильное. Самое горькое. Скрытое глубоко. Я слышу его. Ты его знаешь. 6. — Какой чудный звук, — пробормотал, озираясь, Леута Сеза. — Что это? Будто оперная ария на тему волчьего воя. Экстравагантно. — Это пушка Фамирида, — ответил Заракс. Его сросшиеся псайкеры расселись на коврах тронной залы и жалобно хныкали, дрожа и прижимаясь друг к другу. — Она опять не в настроении? — Сеза усмехнулся. — Стало быть, ему нужно поворачиваться резвей, чтобы его не прикончили. — Он мёртв. Она плачет. Эмилиан словно проснулся от этих слов. Рука потянулась к мечу. Вдоль позвоночника скатилось знакомое сладкое покалывание. Он встал и медленно качнул головой, разминая шею. Губы его приоткрылись в улыбке. Удлинённые клыки заныли, предвкушая кровь. — Фамирид мёртв? — очарованно прошептал он. — Убит? Кем? Ифимия предрекла мне... Заракс? Колдун щурился и смотрел куда-то под потолок. Лицо его было хмурым. — Я чувствую его приближение, — проговорил он наконец. — Его образ в варпе похож на... на стерильный скальпель. Совершенно чистый. — Приятное сравнение, — заметил апотекарий. — Нет. Не приятное. — «Чистый как снег», — негромко повторил Эмилиан и расхохотался. — Чудесно. Изумительно. Это мой гость! Белая звезда, клинок желания. Оставьте его мне. Не мешайте. Найдите себе занятие. Всё ещё смеясь, изящной походкой он спустился по ступеням княжеского престола. Вассалы почтительно склонились. Ряды приближённых рабов восхищённо забормотали, безуспешно пытаясь описать и воспеть великолепие Эмилиана. Послышались ритмичные стоны. Врата тронного зала растворились перед властителем. — Я так ждал тебя, — выдохнул Эмилиан. Кровь билась в висках. — Иди же ко мне. Ты — мой. Рассеялась тоска. Мучительное ожидание подошло к концу. Все потери, неудачи и унижения стали пылью на его сапогах. Наконец он мог не думать больше о пользе и выгоде, не пытаться уподобиться Латину и построить план, а полностью отдаться эмоциям, погрузиться в их свежесть и силу... Ничто больше не имело значения — только единственный миг предельного напряжения чувств. Миг схватки. Задыхаясь от возбуждения, Эмилиан нёсся по галереям «Несравненного восторга». Полузвериное чутьё вело его. Фамирид был убит там, где рыдала сейчас его пушка; расправившись с ним, гость наверняка направился к мостику корабля. Эмилиан собирался перехватить его на полпути. Кто предстанет ему? Чей образ заставил Ифимию содрогаться от эротического удовольствия? Смертный? Астартес? Может быть, эльдар? Она говорила ещё про тень... Бесчисленные лепестки зашуршали и зазвенели, когда он свернул на Галерею цветов. ...Безумный архитектор спроектировал для Латина три Великие галереи — в те дни, когда безумие ещё не поглотило его. Дар Тёмного Принца оказался для этого смертного слишком тяжёл. Разум его износился и разрушился. Он забыл о грандиозных свершениях и окончил дни в изготовлении цветов — из всего, чтоб подворачивалось ему под руку. Лорд Латин нашёл эту историю философской и распорядился запечатлеть в Галерее цветов. Их здесь цвели миллионы — из многих металлов и многих камней, из костей, зубов и волос, из перламутра, пергамента и хитина. Не было только живых. Эмилиан думал, что готов к любой встрече, но... Этого не могло быть. Просто не могло быть. Переживание оказалось столь восхитительно острым, что мир дрогнул в его глазах. Несколько мгновений он не мог дышать. Гость тоже застыл на месте — в противоположном конце галереи. Он смотрел на Эмилиана, не узнавая. И тогда Эмилиан крикнул: — Юний Армелл! На скулах Юния заиграли желваки. Уже вторая порченая тварь на этом корабле назвала его имя. Первой была рабыня, истощённая и больная. Она выбежала прямо на него, размахивая руками, повторяя его имя и бормоча что-то ещё: возможно, заклинания?.. Она была безоружна, поэтому Юний просто оттолкнул её. Но она упала и не поднялась больше. И вот — этот проклятый предатель. Его роскошную броню сплошь покрывали золотые инкрустации. Изначальный пурпурный цвет терялся за ними. Бриллианты сверкали, рассыпая чрезмерно щедрый блеск. Меч тоже был щёгольским, превосходной работы — и, что существенней, на две ладони длиннее, чем меч Юния. Предатель не носил шлема. Один висок его был выбрит, и там красовалась татуировка с вживлёнными под кожу тёмными драгоценными камнями — символ отвратительной силы, которой он служил. Подведённые глаза были такими же тёмными. Он стоял слишком далеко, чтобы Юний добрался до него единым рывком, поэтому Юний остановился, уступая инициативу. К тому же противник выглядел опасным, а мышцы Юния ныли от усталости. Тёмный Ангел казался неубиваемым. Он пал, только разрубленный на куски, но до этого успел разбить шлем Юния и повредить сервомышцы в левом колене доспеха. Ему на смену пришло отродье со вспоротым горлом, рогатое и клыкастое, и убить его было ничуть не легче. Закончились магазины к болтеру... Юний всё ещё не получил ни одной раны. Сознание этого дарило ему ровное удовлетворение. Но он лишился авточувств и дыхательных фильтров и с минуты на минуту мог захромать. Стоило подождать немного. Собраться с силами. — Юний! — снова воскликнул предатель. — Мой брат. Однажды мы сражались плечом к плечу. Я так счастлив новой встрече. — Я не знаю тебя, — сухо ответил Юний. — Эмилиан, — напомнил предатель. На его лице заиграла широкая улыбка, клыки были длинными, словно у Кровавого Ангела. — Взвод Латина. Битва за Венец Асфира, на пыльной планете. Незабываемо. Как мы проклинали эту пыль! — он рассмеялся. Юний скрипнул зубами. Было бы глупо отрицать. Попытки отчистить клятую пыль до того, как лорд Эйдолон начнёт смотр... И впрямь, незабываемо. — Ты совсем не изменился, — заявил Эмилиан. — Такой же бесцветный. — Ты изменился очень сильно. — Я обрёл силу, — Эмилиан сощурился. — Я обрёл бесчисленные дары Князя Наслаждений. Я стал героем и меня воспевают. Юний отметил, что он дышит слишком часто для того, кто спокойно стоит на месте. Возможно, это уязвимость?.. — Ты предатель. Ты проклят. Эмилиан рассмеялся. — Я? Это ты — предатель, мой милый брат. Разве ты не предал нашего примарха? Разве не отринул его заветы? Думаю, я должен покарать тебя за отступничество. Это будет... изящно. Эмилиан перекинул меч из руки в руку. Он великодушно дарил Армеллу время — несколько секунд на отдых, несколько секунд, чтобы подумать о тактике. Он хотел, чтобы этот поединок длился долго. Ифимия не соврала. Увидев Армелла, на мгновение Эмилиан словно вернулся в прошлое. Смешение времён? Это действительно стало необычайным переживанием, и после него он почувствовал себя освежённым. Даже давно наскучившие развлечения предстали чуть менее пресными. Что, если взять его живым? Конечно, прекрасно будет разбить золотую аквилу на его нагруднике, это причинит Юнию боль сильнее, чем если бы Эмилиан разбил его рёбра. Прекрасно будет искалечить его совершенное тело, превратить его в обрубок без рук и ног. Прекрасно будет медленно задушить его, глядя в глаза и улавливая каждый тончайший гран его страдания и отчаяния, но... В Саду Пыток так давно не было достойной жертвы. Бедный Юний! Эмилиан лукавил, поддразнивая его. Армелл не был бесцветным. В те, прежние времена он лелеял честолюбивые помыслы и напропалую ввязывался в дуэли. Он мечтал оказаться в числе Палатинских клинков, войти в Гвардию Феникса, помериться силами с лучшими из лучших. Он был высокомерен, вспыльчив и до неприличия гордился своей физической красотой, которая делала его похожим на примарха. И что теперь? Эмилиан захихикал, упиваясь злорадством. Нет, нельзя убивать его быстро. Он — изысканная редкость. Возможно, он — последний, и с его смертью Галактика обеднеет. Эмилиан непременно убьёт его, непременно совершит это жестокое чудо — уничтожение последнего. Но до этого он испробует всё. По его телу прошла сладострастная дрожь. Ему стало жарко в доспехах. Как прекрасно будет взять в ладони это красивое гордое лицо и освежевать его, вместе с кожей содрать брезгливость и высокомерие, обнажить мясо во всей его неподдельности. Или покрыть поцелуями. Сделать и то, и другое. Ещё прекраснее будет увидеть его утратившим эту холодность, нагим, связанным и подвешенным на цепях, вопящим от боли... или удовольствия. О, да. Эмилиан встал в стойку, будто намеревался начать дуэль по всем правилам. В следующий миг он сорвался с места. Он мчался по прямой, но за мгновение до удара прыгнул и оттолкнулся ногами от цветочной стены. Его атаку невозможно было просчитать — но его меч зазвенел, столкнувшись с мечом Юния. В синих глазах Армелла не дрогнул лёд. — Это будет мой Исстваан, — сказал Юний. — Ларг, Ларг... подожди. Умоляю, — шептала тварь с интонациями Юния. Возможно, только поэтому Ларгаат ещё не занёс меча. Возможно, потому, что его посетило подозрение. Говорят, эти твари лживы. Чего она добивается на самом деле? Что, если её единственная цель — заставить его разбить кристалл? Выпустить её на свободу? Тварь испустила тихий печальный вздох. Чудилось, что она плачет. — Некогда великая душа обрела меня и переместила на этот корабль, — сказала тварь. — Но я утратила истинного господина. Теперь я в плену. Я не знаю, как выбраться. Ты стал моей надеждой, Ларг. Я жажду повиноваться тебе. Не наказывай меня за это. Ларгаат молчал. Он пытался решить, что опасней — разбить кристалл или оставить его в целости? — Слабые просят у меня власти и знаний, сокровищ и наслаждений. Сильные знают, что всё это могут взять сами. Может быть, я много болтаю, прости. Раз тебе нравится слышать правду, я стараюсь сказать всю правду как есть... Сильный духом придёт ко мне, желая того единственного, что никак и никогда не сможет получить сам. Для меня нет большего счастья, чем исполнить его желание. Ларгаат отвёл взгляд от кристалла. Стенки сердца пульсировали, напоминая... напоминая о времени. Эта лживая тварь уже сбила его с пути. Теперь она заставляла его тянуть время. Шёл бой! «Нужно следовать плану, — подумал Ларгаат. — Нужно продвигаться на соединение с Юнием. Всё остальное имеет низший приоритет». — Да, — вдруг ответила тварь. — Именно так. — Что? Голос исчез. Кристалл засиял ярче. Преодолевая стремнину несущейся крови, Ларгаат шагнул к стенке сердца, но кровь поднималась всё выше и текла всё быстрей. Он призвал Технорой. Вначале тот стал щитом, но двигаться с ним было ничуть не легче. Тогда археотех преобразился в канат. Стальной хваткой обвив подножие кристалла, он протянулся к противоположной стенке сердца, пронзил её и устремился дальше сквозь переборки. Держась за него, Ларгаат смог ускорить шаг. Оставалось несколько метров. Уровень крови в реке достиг середины его бёдер. «Прости, — голос зажурчал снова, уже не извне, а внутри его головы, — прости, прости, мой господин, потом ты будешь мне благодарен... Открой глаза и взгляни на своё величайшее желание». В реке крови появилось костяное копьё. Оно двигалось быстро, но недостаточно быстро, чтобы повредить керамиту и адамантию, поэтому Ларгаат проигнорировал его. Копьё понеслось к нему и каким-то невообразимым образом пробило его доспехи. Прошло насквозь. Ларгаат уставился на него с удивлением. Обломок кости торчал внизу его живота. Точней... Там, где пару веков назад был низ его живота, а теперь — только керамитовая заглушка. Вся значимая аугметика располагалась выше. «Некогда ты отказался от великой чести, Ларг. Ты отверг корпус дредноута. Ты считал себя недостойным. Но то был самообман. Правда в том, что ты хочешь вернуть свою плоть». Железные пальцы Ларгаата плотно сомкнулись на даре археотеха. Он сделал ещё шаг. — Нет. «Это не подобает воину Железных Рук. Как и дружба с отступниками. Как и использование Технороя... Я верну её, Ларг. Я дам тебе плоть, живую плоть, знающую желания и полную сил, чтобы осуществить их. Я ничего не возьму взамен». — Плоть слаба. «Не всякая. И не всегда, — послышался тихий смех и истаял. — Ларг, речь не только о тебе. Не только о твоих желаниях. Подумай. Он станет твоим. Он будет рад наконец принадлежать тебе полностью. Ты ведь знаешь, Ларг: он жаждет этого ещё сильнее, чем ты жаждешь обладать им». Ларгаат содрогнулся. Силы покинули его. Вся мощь его аугметики, его силовой брони, его археотеха не могла дать ему пространства для нового шага. — Как ты смеешь!.. «Ты сделаешь Юния счастливым». — Умолкни! «Только взгляни». Весь воздух выбило из его лёгких, обоих — аугметического и живого. Живое сердце понеслось вскачь, и аугметическое не поспевало за ним. Его руки дрожали, и Технорой обвил его стальными канатами, чтобы река крови не снесла его с ног. Ларгаат не смог воспрепятствовать началу галлюцинации. ...Вот он, невообразимо могущественный, владыка среди владык — Архиеретех и лорд Хаоса. В знании технологий ему нет равных. Но там, где он пожелал, место аугметики вновь заняла плоть. Плоть, дарованная Хаосом, — ненасытная, неутомимая, прекрасная. Он отдыхает в своих роскошных покоях. Он любуется своим величайшим сокровищем. Перед ним Юний — почти обнажённый, с распущенными волосами, в сиянии драгоценностей. Его взгляд полон нежности и желания. Он готов служить Ларгу душой и телом... Пускай единственный миг, но он вынужден был созерцать этот образ, похожий на статический пикт. Мучительным усилием воли Ларгаат отстранил пикт, отодвинул его дальше, ещё дальше, в тень... И получил новый. Она видела его душу, эта тварь. Она не показала ему ничего оскорбительного. Ничего, что он мог бы легко отвергнуть. Юний спал в его объятиях, уронив голову ему на плечо, и золотисто-белые волосы щекотали кожу Ларгаата. Словно в облаке, он нежился в разбросанной белой гриве. Он разбудил Юния поцелуем в лоб. Тот чуть приподнялся — тёплый, сонный, податливый, нестерпимо желанный. Снежные ресницы подрагивали. Ларг заглянул ему в глаза. Достаточно было взгляда, чтобы понять — накануне Юний отдал ему всё и принял его с любовью. ...Впервые за много, очень много лет, впервые за несколько веков Ларгаат испытал подлинный ужас. Он сдавался перед искушением. — Нет! «Это правда. Ты знаешь это. Ты силён, Ларг, ты сможешь принять правду». — Да, — выдохнул он наконец, на грани безумия. — Это правда. Я хочу — так. Это не значит, что я слабее собственного желания! Я верен чести! Но мысль, которая спасла его, не имела отношения к чести и верности. «Пока ты наслаждаешься воображаемым Армеллом, — сказал разум, — в опасности живой Армелл. Настоящий». И всё стало просто. Ларгаат выдернул и отбросил костяное копьё. Распрямившись, он дал приказ Технорою. Покрывала серых теней поднялись над кристаллом. Сгустившись, они жёстко приникли к его граням, и розовое мерцание исчезло. Кристалл стал чёрно-серым. Ни единого блика не вырывалось из-под покрова. Абсолютная изоляция... Одно мгновение Ларгаат прислушивался к тишине. Потом река крови схлынула, и он перешёл на бег. Он потерял много времени. Может быть, слишком много. Это начинало утомлять. Бесспорно, это было восхитительное приключение, достойное самых похвальных отзывов. Достойное песен, кисти художника и резца скульптора. Но оно начинало утомлять. Юний портил Эмилиану удовольствие. Дело было не в том, что Эмилиан не мог заразить его своей страстью. Какое-то время Эмилиан просто упивался их немыслимым парным танцем. Он сожалел лишь о том, что некому увидеть это и разнести слух. Возможно, такой поединок происходил впервые. Скорей всего, он не имел шанса повториться. Бойня на Исстваане была слишком грубой для таких тонких вещей, а для нового представления потребовался бы ещё один Юний. Эмилиан даже подумал о том, чтобы клонировать его. Увы, Сеза мог создать только монстра. ...Впрочем, тоже неплохо. Жалкое чудовище с душой Армелла. Эта душа утратила бы своё бесстрастие в таком теле. Юний сражался бесстрастно. В контрасте рождалась невероятная красота: с одной стороны самозабвение и неистовство, совершенный экстаз, а с другой — совершенство холода, идеальное, отточенное как лезвие. Эмилиан вспомнил, где он прежде видел такое. Так сражался колдун из Тысячи Сынов, когда его вынудили-таки вступить в рукопашную схватку. У выживших остались чудесные воспоминания. Потом Армелл сумел снять со своей голени примагниченный нож, метко швырнул его и перерезал трубки над горжетом доспеха, по которым в кровь Эмилиана подавались наркотики. Вскоре всё это начало Эмилиана утомлять. Пора было заканчивать. Под звон мечей Эмилиан произнёс: — Спасибо. Их взгляды на мгновение встретились, подобно мечам. — Спасибо! — снова воскликнул Эмилиан. — Ты был великолепен. Ты подарил мне необычайное удовольствие. Новый выпад Юния срезал его серьгу вместе с мочкой уха. Будь Эмилиан чуть медлительней, мог бы лишиться глаза. Эмилиан метнулся назад. — Я сожалею, что вынужден убить тебя... — выдохнул он, — так неизящно. Я хотел бы сделать это медленно. Отдать дань каждому из твоих восхитительных достоинств. Юний молчал. Он вновь повторил один из своих лучших приёмов. Дважды ему удалось вспороть сервомышцы в уязвимых местах доспеха, в третий раз Эмилиан не позволил ему этого. Его кулак врезался в расколотую аквилу нагрудника, и он отшвырнул Юния в стену. Драгоценные цветы со стуком посыпались на пол. Эмилиан понадеялся хотя бы сейчас уловить в глазах Юния отсвет ярости, ненависти, каких-нибудь подобающих чувств. Но видел лишь высокомерный холод. Холод утомил его. И Эмилиан побежал. Он знал, что Юний ошеломлён его бегством. Он хотел бы полюбоваться его изумлением, но не мог позволить себе этого. Решив заканчивать, следовало заканчивать быстро. Конечно, Юний устремился за ним. Эмилиан слушал звук его шагов и оценивал скорость. Он должен был поймать момент. За считанные секунды он достиг Серебряной Галереи. Содранные кожи врагов развевались, точно приветствовали его. Врата тронного зала начали открываться, и Эмилиан ускорил бег. Юний настигал его. По сторонам от княжеского престола стены украшали два исполинских гобелена, изображавшие мужскую и женскую ипостаси Слаанеш. За ними скрывались счетверённые штурмболтеры — достаточно огневой мощи, чтобы перемолоть в кровавую жижу всех, находящихся в тронном зале. Это была идея Латина. Все хорошие идеи всегда принадлежали Латину. Но — что спорить! — они всегда были как нельзя кстати. Вскочив на ступени трона, Эмилиан крикнул: — Огонь! Под грохот болтеров он с сожалением развёл руками, рассмеялся, не слыша собственного смеха, поднялся и сел на трон. Он вскрикнул от восторга и подался вперёд, увидев, что Армелл сумел уйти от первых очередей. Тот прыгнул вверх и каким-то чудом удержался на косяке двери. Литые серебряные ветви могли выдержать его вес. Но они уже гнулись, а орудия — поднимали прицел. С ловкостью эльдара Армелл карабкался выше. Эмилиан зааплодировал. Он искренне сожалел, что не смог оказать Юнию честь, убив его собственноручно, но Юний не оставил ему выбора. Теперь Эмилиан стал просто зрителем. «Если от него что-нибудь останется, — подумал он, — я сохраню это как реликвию. Как символ истинного совершенства...» Боковая стена рухнула. Почудилось, что сквозь неё в зал въехал танк. Режущая тень косо пронеслась в воздухе, состригая штандарты, кадильницы, цветущие лианы, лакированные скелеты мучеников. Штурмболтеры захлебнулись. Юний спрыгнул на пол. Ноги его подломились, он упал на колени и остался стоять, тяжело опираясь на меч. Каким-то поразительным образом дух непреклонного совершенства исчез из его фигуры, и ледяное высокомерие исчезло с ним. Стало ясно видно, что Юний избит, измучен и почти отчаялся — но лицо его осветилось странным внутренним светом. Эмилиан изумился этому и тотчас об этом забыл. Старые рефлексы проснулись. Они подняли его с княжеского трона и швырнули вниз, словно нашкодившего щенка. Эмилиан судорожно хватанул ртом воздух. Он не смел поднять головы. В тени гнева стоял перед ним Тиррус Латин, и смешение времён пришло с ним. Лорд Латин, победоносный мудрец, владыка «Несравненного восторга». Князья демонов почитали его, величайшие полководцы Хаоса искали союза с ним. В момент его триумфа Эмилиан убил его, убил и захватил всё, чем он владел, но сейчас Латин снова стоял перед ним, и взор его был страшен. Лорд плохо выглядел. Он сильно сдал за эту пару лет. Большую часть его тела заменила аугметика, а цвет живой кожи мало отличался от серой стали. Но это был он. Дрожа, Эмилиан опустился перед ним на колени. — Я не хотел... — пролепетал он. — Тиррус, я не хотел... Я очень сожалел... всё это время... Я больше не буду! Когда его голова, отделённая от тела, покатилась к ступеням престола, на лице навеки осталось глупое и беспомощное выражение, и дух Эмилиана, видя это, горестно завопил, прежде чем навеки унестись в варп. Юний выронил меч. Глаза его закатились, и он бы упал следом, но Технорой подхватил его и принял в гигантские бережные объятия. Эпилог — Ларг? Как идут дела? — Если ты думаешь, что это можно исправить за сутки, — добродушно заметил Ларгаат, — ты сильно ошибаешься. — Не думаю, — с тихим смехом Юний переступил порог кузни. — Просто мне любопытно. Разве это не естественно? К тому же без неё я чувствую себя... голым. Ларгаат хмыкнул. Перед ним на столах, стойках и верстаках покоились фрагменты силовой брони Армелла, рассечённые и разбитые. Кое-какие поломки Ларгаат успел устранить — но лишь малозначимые. Его руки и сервоконечности занимались ими почти без участия его разума, пока он размышлял о том, что делать с действительно серьёзными повреждениями. — Её можно починить? — спросил Юний с беспокойством. — Это сложный вопрос, — протянул Ларгаат. Юний покусал губы. — Может быть... — начал он осторожно. — Пойми правильно, я вовсе не подвергаю сомнению твои способности, но что, если обратиться за помощью к адепту Си? — Я уже говорил с ним. — Что он сказал? — Он разозлился, — Ларгаат взял в руки золотую аквилу и приложил её к нагруднику брони. Аквила выглядела невредимой, точно её и не собирали из десятка кусков. — Он заявил, что потрясён нашей неэффективностью. Некоторое время он критиковал твой стиль боя. Потом сказал, что не позволит нам тратить его время на такие мелочи. Тогда я ответил, что справлюсь и без него. Он вернул аквилу на верстак. Ему пришлось погрузить руки в смазку, чтобы извлечь из неё несколько мелких деталей запястного соединения. Ларгаат достал одну из тонких отвёрток и, наконец, искоса глянул на Юния. Тот улыбался. — За истекшее время, — хладнокровно закончил Ларгаат, — адепт Си трижды предложил мне идеи усовершенствований и однократно — свою физическую помощь. ...Когда основные бои закончились и операция перешла в фазу зачистки, ею занялся совершенно свежий отряд. Его командир Мариза Грент сердилась, что Юний не позволил её скитариям и кибернетам поддержать его, но в данном случае её чувствами можно было пренебречь. Юний вернулся на «1100-0001». Он не нуждался в медицинской помощи, но отчаянно нуждался в отдыхе. Технопровидцы помогли ему снять повреждённую броню. Он удалился в свою келью и проспал почти сутки, а теперь жаждал услышать новости. — Серхин окончательно лишился тела, — сказал Ларгаат. — Адепт Хаскел говорит, что его мозг в порядке. Этот доблестный друг ещё долго пробудет с нами. Многие погибли. Их имена почтят. — Их деяния не будут забыты, — кивнул Юний. — Механикус намерены забрать с корабля когитаторы и блоки памяти, — продолжил Ларгаат. — Я не могу запретить им это. Но потом мы уничтожим корабль. Он испорчен. Испорчен насквозь. — Навигатор, — напомнил Юний. — Что с навигатором? — Грент нашла стазисную камеру, в которую его поместили. Он настолько мутировал, что утратил всякое сходство с человеком. Мы с адептами некоторое время спорили. Но в итоге сошлись на том, что лучше будет оставить его. — Астропат? — спросил Юний. Надежды в его голосе не было. — Они не нуждались в астропате. У них был порченый псайкер... космодесантник, вероятно, бывший библиарий. В конце он попытался сбежать от нас сквозь варп с помощью какой-то извращённой псайканы. Неудачно. Его жизнь на этом завершилась. На редкость недостойная смерть. Юний вздохнул. Ларгаат обернулся и смерил его долгим взглядом. Армелл был в одной тунике из грубой ткани. Короткая, она открывала ровные мускулистые ноги, на которых разъёмы для подключения доспеха поблёскивали как украшения... Юний распустил волосы. Это он делал крайне редко, но сейчас они попросту сохли. Насколько же он устал, если отмываться от своей и чужой крови начал лишь после того, как выспался... «Мог ли я исправить ошибку? — подумал Ларгаат. — И допустил ли я какую-либо ошибку?» Бессвязные мифы, которые кое-как пересказывали им Велетские Рейдеры, оказались близки к истине. Тварь лгала. Она делала это искусно, вплетая редкие нити лжи в правдивые речи. В какой-то момент потрясённый, выбитый из колеи Ларгаат поверил ей. Теперь он почти сожалел о том, что время ушло и достойный ответ давать поздно. Если бы он захотел вернуть свою плоть, то вернул бы её без помощи порченых тварей. Технорой умел запускать регенерацию живой ткани соответственно генетическому коду. Ларгаат мог сделать это — но обитатели «1100-0001» не поняли бы такого желания, да и он не смог бы ничего объяснить. А в остальном тварь говорила правду. Единственный неверный параметр в таблице не означает, что ложны остальные. Приняв правду единожды, закрыть глаза вновь уже невозможно. Перед тем как покинуть «Несравненный восторг», Ларгаат вернулся к истерзанному Технороем колоссальному сердцу и забрал частицы Роя, освободив кристалл. Река крови обмелела. Сердце билось всё реже. Стоило кристаллу вновь замерцать и окутаться светом, оно затрепыхалось, пытаясь вернуться к жизни. Но это длилось недолго. — Ларг... — простонала тварь горько, но вместе будто бы страстно, — Ларг... — Ты думала, я выпущу тебя? — сказал Ларгаат. — Ты будешь навсегда потеряна в реальном космосе. Приготовься к вечности. Она промолчала. Как огромный мясницкий нож, Технорой ударил по умирающему телу варп-твари, отделив большую его часть от остатков подлинного корабля. Кровь из сосудов и воздух из внутренних структур вырвались в космос. Нанеся ещё несколько широких ударов, Технорой оставил от твари лишь замерзающие клочья мяса. Потом он подхватил своего оператора и понёс его назад на «1100-0001». История «Несравненного восторга» и кристалла желаний на этом закончилась. Но правда осталась. Порой Ларгаату чудилось, что он ещё продолжает беседу с тварью. Она нашёптывала в его мыслях. Подсказывала. Напоминала. Смеялась над ним. — Значит, наше возвращение снова откладывается? — сказал Юний. Его плечи опустились, в голосе звучала покорность судьбе. — Снова примемся ждать счастливого случая? Некоторое время Ларгаат медлил, колеблясь, но всё-таки шагнул ближе. Усмехнувшись, он протянул чёрные от смазки руки и принялся заплетать косу на виске Юния. Со странной остротой он почувствовал вдруг запах этой смазки и под ним — запах тела. Чистая кожа, грубое моющее средство... Юний замер. Беспокойная тень улыбки то возникала, то исчезала на его лице. «Задержи её, — шепнул голос в голове Ларгаата. — Задержи эту улыбку. Поймай своими губами. Ощути её вкус...» — Взглянем правде в глаза, — сказал Ларгаат. — Нам не стоит возвращаться. — Что? Ларг, что ты говоришь? — Юний взглянул на него с тревогой. Он не пытался отстраниться и не отнимал перепачканных волос. — Всё изменилось, — сказал Ларгаат. — Исчезли места, куда мы могли бы вернуться. А тем, кто мог бы принять нас — сумеем ли доказать свою верность и чистоту? После всего, что мы видели и совершили... Мы принадлежим эпохе, которая безвозвратно ушла. Юний склонил голову. — Неужели тебя посетило уныние, Ларг? — Похоже на правду, — Ларгаат выпустил доплетённую косу. Юний помолчал. И новая мысль словно озарила его изнутри. Он выпрямился и расправил плечи. Глаза его заискрились. Ларгаат смотрел на него неотрывно, как зачарованный. — Ларг, — сказал Юний. — Послушай, мы рождены хорошей эпохой. Это была эпоха славы и чести, воинственная и светлая. Мы не посрамим её. Если мы остались последней парой её клыков, мы продолжим кусаться. Однажды мы покинем этот скиталец. Мы займёмся уничтожением порченых тварей. Их здесь много. Нам хватит. Ларгаат улыбнулся. Юний обхватил его ладонью за шею, притянул его голову ближе и прикоснулся лбом к его лбу. Единственное оставшееся живое сердце Ларгаата ёкнуло. «Ты всё знаешь, — шепнул голос твари. — Истина остаётся истиной, Ларг, независимо от того, какими мнениями сопровождается». Ларгаат знал. Он знал и другое. Си согласился с ним в том, что не следует забирать с «Восторга» живые трофеи. Невральной ткани для сервиторов вечно не хватало, но мозги безумных рабов могли повести себя непредсказуемо. Однако когда речь зашла о когитаторах, Си сделался неумолим. Когитаторы принадлежали Омниссии. Си верил, что они неподвластны порче. Вскоре на «1100-0001» появятся предметы, влекущие за собой тень. Но адепт Си и без них презирает догмы. Однажды его жажда знаний приведёт его к областям тени. Сам Ларгаат уже ощутил тень в полной мере... В силах ли они избежать порчи, если, кажется, все пути ведут к ней? Ларгаат смотрел на Юния и видел ответ. Видел чистые глаза Юния и его чистую душу. Юний мог пройти через тень, не заметив её, и остаться неосквернённым. Он дарил Ларгу надежду. ...Во мраке грядущих веков есть только одна опора. Плоть слаба. Железо ржавеет. Честь нетленна.