Подарок по случаю

      Сижу над листком бумаги уже минут пять, в отличие от коллег, которые оживленно обсуждают, что же выбрать на предоставленную начальством сумму. Наличными, понятное дело, никто не отдаст, а вот подарками — это пожалуйста, раз пришло финансирование. Вот и поднялась буря среди рабочего дня.       — Мясорубку! Электрическую! Я давно хотела! — верещит и ликует бухгалтерша Иринка, радостно размахивая ручкой.       На кой черт мне мясорубка, когда я уже полгода нетраханный хожу?!       — А я чайник хочу суперукомплектованный! — еще одна жертва технологических потребностей.       Я сам, как чайник, закипаю, крышечка съезжает, а носик без дела болтается. Тоже мимо.       — Пылесос!       «Сос…сос…сос…» — в голове. Это уже совсем извращение!       — Планшет! — пожелал наш экономист.       Порнуху, поди, смотреть на нем будет. Я ее уже всю пересмотрел, незачем мне он.       Вопрос, что писать, остается открытым. Я уже и сердечко нарисовал, больше на жопу похожее, и палочки… тоже пошлятина одна. Психанув, выдаю своим кривоватым почерком: «Мужика хочу, и чтобы драл, как надо, без остановки!» Ставлю красивую точку, и в тот момент, когда понимаю, что идиот клинический, у меня этот лист выхватывает бухгалтерша, сует в общую коробку и отдает в руки шефу… Я, наверное, так не потел даже на тренировке. Я всю гамму красного на роже примерил и дар речи потерял, а когда обрел — смог только невнятно хрюкнуть.       Какое-то время молча смотрел в монитор, не видя ни заставку, ни хоть какое-то изображение. В голове все потяжелело, а страхом парализовало. Полностью выпав из реальности, едва не слетел со стула, услышав рычаще-кричащее «Иванов!» прямо над ухом.       — Что? — поднимаю взгляд, встречаясь с не менее охреневшим — начальника. И вот всегда мужик отличался хорошей выдержкой, к своим сорока шести научился себя контролировать, а теперь орет так, будто это о нем сейчас узнает вся контора, что он по мужикам тащится! — Вопросы, пожелания, предложения? — Иванов, лучше заткнись. На бирже труда скучно, тоскливо и не платят.       — За мной иди, — командует в излюбленной для себя манере, солдафон недоделанный, и отдергивает мой стул, так что приходится подорваться на ноги.       Тащусь следом со скоростью черепахи после инсульта, со всеми здороваюсь (прощаюсь), интересуюсь, как дела у нашего зама, как мама его и в целом… пока меня за шкварник не заталкивают в кабинет.       Ворот рубашки начинает душить. Озираюсь по сторонам, рассматривая серые выкрашенные стены, крепкий добротный стол и разведенный тут срач, даже я так не умею. И окно. Этаж — восьмой. Заманчиво…       — Что это? — сует мне под нос недавно рожденную мной на свет смятую бумажку, а я, глядя на его руки, не к месту подумал, что у него, вероятно, большой член.       — Член… — Н-да, Федя, надо было сначала отвечать, а потом думать, неловко получилось.       — Да? — шеф вопросительно приподнимает брови, разглядывая листок теперь сам. — Я его себе по-другому представлял. Более объемно.       — Это недоразумение, я все объясню… — В голову приходит самая банальная отговорка, а вот за ней ни единой мысли. Ваапще черная дыра. На губах Андрея Сергеевича мелькнула тень улыбки и тут же исчезла.       — Будь добр, а то мне даже интересно стало. Особенно, как это прописывать в статью расходов.       — Ой, да пишите «почасовая оплата»…       — Ну?! — рыкнул так, словно я ему с пылесосом изменил, а я его даже близко в своих фантазиях не подпускал. Сергеича, не пылесос. А кстати, почему?.. Мужик видный, крепкий, сроду не дашь… («Дашь, дашь!» — Мозг, заткнись) — возраст мой любимый; темноволосый, на лицо симпатичный, властный такой…       — Что «ну»? Там же все написано! Или почерк неразборчив? — нервы все-таки сдают.       Его взгляд мне показался темным и нечитаемым, от него бросило в дрожь и все потяжелело в желудке. Если до этого момента я верил, что легко отделаюсь, то теперь нехорошее предчувствие крепко схватило за глотку и стало душить.       — Мне надо работать… — буркнул себе под нос, намереваясь вырваться из этого кабинета и состояния полнейшей растерянности тоже, но, не сделав и трех шагов, оказался вжат в стену, а сзади придавлен тяжелым весом.       — Так быстро?.. — Голос, казавшийся знакомым, стал чужим, хриплым выдохом коснувшийся уха и заставивший все тело вздрогнуть и покрыться мурашками. — А как же подарок?       Чужая горячая ладонь легла на мою ширинку и ощутимо ее сжала. Волна стыда и животного желания пронеслась по телу и осела в паху. Я чувствовал, как пальцы сминают тонкую брючную ткань, прощупывая мой член. Холодный пот прошиб всю спину, а выдох так и остался в горле колючим комом.       — Не… на…до… — Сухой обрывистый голос оказался едва слышен, но ответа на свою просьбу я так и не получил.       Грубым рывком он отдернул меня от стены, чтобы удобнее было расстегивать ремень. Не слишком заморачиваясь прелюдией, спустил с меня брюки вместе с боксерами и поставил на колени, ударив под них, ткнув лицом в пол. Стоя на четвереньках с голым задом в откровенной позе, я задыхался стыдом. Тело перестало слушаться, словно ватное. Все, что смог, это обернуться, встречаясь с совершенно безумным взглядом Андрея, расстегивающего на себе рубашку и спускающего с бедер штаны, оголяя крепкий, показавшийся мне слишком большим член. От мысли, что он натянет меня на него, подвело низ живота и все скрутило то ли от страха, то ли от предвкушения.       — Ты же этого хотел, — на пониженных частотах произносит сквозь зубы, беря меня за бедра и наклоняясь ниже. Попытавшись вырваться, сделал только хуже, он рывком потянул меня назад, лицом прижимаясь к ягодицам. Пальцы больно впились в худые бедра, горячее дыхание раздражало кожу, а мокрый язык коснулся ложбинки между ягодиц, оставляя влажный след.       Воспаленная ощущениями кожа стала еще чувствительнее, дрожь прошлась по ногам и отдалась в пояснице, меня выгнуло, но жесткие руки вернули обратно грудью на затоптанный за день линолеум.       Ему мои сопротивления казались смешными, он продолжил путь языком от копчика к самым яйцам, для удобства шире разводя мои ноги, что выглядело совсем уж по-блядски, но тем не менее доставляло неописуемое удовольствие, граничащее с сумасшествием. Его язык стал кружить по мошонке, скользить выше, проходя вокруг кольца сжатых мышц, стараясь протолкнуться вглубь. Звонкие поцелуи красными ожогами окрасили ягодицы, пошлый звук терзал и без того потревоженные нервы, и все внутри замирало, когда горячие губы снова присасывались к коже, втягивая ее в рот. Слишком пошло. Слишком откровенно.       В глазах помутнело. Пальцы на руках сжались в кулак, и вместо тихого выдоха послышался хрип-стон, который не удалось заглушить. Сразу за ним звонкий шлепок и мой вскрик. Легкий поцелуй, и он толкнулся языком глубже, раз за разом тараня тело, раскрывая для себя мышцы, вылизывая с таким удовольствием, словно мечтал об этом всю жизнь. А я потерялся в ощущениях, то отстраняясь и нарываясь на еще один удар, то подаваясь назад, чтобы как можно глубже почувствовать его в себе.       Когда сдерживаться стало почти невозможно, а на глазах от вспыхнувшего в каждой клетке кайфа выступили слезы, он отстранился, размяв ягодицы и раздвинув их в стороны, прижался горячей головкой, обтянутой латексом, сразу проталкиваясь внутрь. Неподготовленный организм стал бунтовать, я зажимался и постанывал от боли, пока он натягивал меня по стволу почти до конца, и, только достигнув, чего хотел, замер, гладя меня по бедрам и животу, не касаясь члена. А мне не хватало его прикосновений, я был бы рад монотонной дрочке, только бы уже выпустить из себя этот жидкий огонь, что плавит вены и болью отдается при каждом его движении. Но тело желало другого… Начав с мерного покачивания бедрами, примерившись, он ускорился, не обращая внимания на то, как почти задыхаюсь от ощущений я, долбился все быстрее, растрахивая меня сзади; склонив голову, он тяжело дышал, без конца глядя мне между ног, а я внутри чувствовал каждый его миллиметр, как каменный ствол трется о нежные стенки, растягивая их, как напрягается внутри, и Андрей, притянув меня к себе и врезавшись по самые яйца, кончает, выплескиваясь в презерватив, но оставаясь внутри.       Я был почти без сознания. Меня трясло, как при температуре, я продолжал его сжимать и почти скулил от отчаяния, оставаясь возбужденным, причем не только физически, но и морально, весь организм бунтовал и требовал ЕГО.       Словно читая мысли, Андрей перевернул меня на лопатки, разложив на спине, и развел широко колени. Вставил обратно, легко толкаясь, руки положил на колени, не давая их свести. От смущения стало жарко и неуютно, собственная реакция организма доводила до полуобморока, но все это усилилось втрое после его резкого «Дрочи!». Рука потянулась к паху, привычно беря ствол в кольцо пальцев, на ощупь я был весь мокрый, словно уже кончил не один раз. Он продолжал смотреть, пока я себе отдрачивал; все еще оставаясь во мне и наблюдая, а я никогда не чувствовал себя так восхитительно паршиво, даже кончая, больше скулил от злости, чем от удовольствия, хотя оргазм был просто оглушающий.       Пока я пережидал приступ самобичевания, Андрей встал с колен, шлепнув меня напоследок, стянул презик, завернув в лист бумаги, бросил в урну, оделся и помог встать мне. Ноги не слушались, и я почти завалился на него, отмечая разжиженным мозгом, что он невероятно сильный. Тянуло в пояснице, и каждая мышца тела противно ныла, особенно задница, но все равно хотелось смеяться.       Пока я думал, как бы так незаметно провалиться сквозь землю, он продолжил читать заметки и помечать что-то в блокноте. Было видно — ему тоже тяжело переваривать произошедшее.       — Так и запишем, — произнес неожиданно, не отрывая глаз от бумаги, — Иванову — миксер.       — На кой-черт мне миксер? — задаю резонный вопрос, бочком пятясь к выходу… к выходу в мир иной!       — Чтобы был! — Странный ответ на странный вопрос, особенно при сложившихся обстоятельствах, меня только что отымел мужик, которого до сего дня я считал идеалом натуральности и представлял его спящим только на мягких сиськах и никак не на моей плоской груди. Я, пожалуй, забухаю… — Или написать тюбик смазки и заживляющую мазь?       — Можно я пойду? — пискнул нечленораздельно, уже берясь за ручку, проворачивая ее.       — Сядь и прижми жопу. Я пять минут отдохну и продолжим. — Причем сказано это было с такой монотонной интонацией, что я даже растерялся. Как за хлебушком послал.       — Не могу, — выдыхаю со свистом, — у меня все болит, — признаюсь как на духу — внутри до сих пор все пульсирует и тянет.       — Ничего, — подбадривает и выбирается из-за стола, — со временем привыкнешь. — И я таки сползаю на пол, словно скелет в прах рассыпается.       У вас когда-нибудь было желание отмотать время вспять и все исправить? Начать жизнь заново, избежать ошибок, которых лучше бы не стоило совершать? У меня — да. С того дня, как я «подружился» с шефом, он решил, что я всецело его собственность, и если не оприходовать меня в течение суток хотя бы раз, то мир непременно рухнет. А хотел Андрей всегда! Такое чувство, что пока меня не встретил, он вообще в жизни секса не знал. Стоило оказаться рядом, я видел, как взгляд его становился более темным и многообещающим. Его не смущали ни офисные тесные помещения, ни тонкие стены у меня дома. Он мог завалиться в три ночи, вырвавшись из очередной командировки, и трахать меня до утра, пока я не начинал отрубаться от кайфа и безумной ломки во всем теле, и уже не то что стонать, дышать не мог, вяло ему подмахивая. Такое чувство, что меня взяли в рабство. Сексуальное рабство…       — Федя, ты где? — хрипит томным голосом по общей связи, я прячусь в подсобке, прикрывшись шваброй. Напился, гад, на корпоративе, всех разогнал, меня не выпустил, вот изгаляется теперь, знает, что голый далеко не убегу! — Фе-е-е-е-едя-я-а…       Что за мода у мужика?! Вылижет всего с ног до головы, а потом… а потом я уже не помню.       — Федюша? — Динамики не скрывают, а ещё больше усиливают чпокающий звук — этот гад открыл крышечку… и меня всего передергивает сладкой судорогой. — Я тут подумал… — Сползаю на пол, голой пульсирующей и еще истекающей его семенем жопой на холодный кафель. — Давай жить вместе?       — Мать моя… — вырывается сквозь зубы, и поздно закрываю рот ладонями, дверь распахивается и мне радостно кричат «Ага!». И не поверишь, что хмурый и угрюмый ещё месяц назад мужчина сейчас светится счастьем, носится по коридорам лохматым и с голой жопой, даже выглядеть стал иначе, дурковатее, что ли… Походу, я его сломал…