Больше всего в жизни Сережа ненавидел 2 вещи: октябрь и женщин. Ведь именно в октябре, именно женщина забрала у Сережи
Его.
***
У них было все как в дешевых бульварных романах: сопливое признание и обещание вечной верности, свидания на закате, под ночным небом, в парке, на крышах, в кино, поцелуи наедине, переезд Арса к Сереже, ласковые объятья по утрам и жаркий секс по ночам — все было как в сказке. И уход Арсения тоже показался Сереже сказочным, ведь не может человек, так искренне клявшийся в любви, просто так уйти. Ведь не может?
Сегодня Сергей весь день мотался по неотложным делам и, поздним вечером подъехав к дому, мечтал только о мягкой кровати и о теплом Арсении, которого так приятно обнимать и прижимать к себе во сне, чувствуя как тебя обнимают в ответ сильные руки с тонкими аристократическими пальцами. С этими мыслями он поднимаетя на 3 этаж к их с Арсением квартире. Роется в сумке, ища ключи — знает, что Арсений ждет, но не хочет его беспокоить. Ключ мягко проворачивается и замок еле слышно щелкает, Сережа открывает дверь и замирает. В прихожей стоит Арс в черной шапке, белых кроссах, поправляя свою осеннюю парку, которую они вместе выбирали неделю назад, стоит с рюкзаком на спине, со спортивной сумкой на плече и с большим черным чемоданом
— Привет, Сереж, — Арс улыбается и у Матвиено сердце пропускает удар.
— Привет. — Сергей проходит внутрь и целует любовника в щеку. — Ты куда собрался? — обводит собранные вещи многозначительным взглядом
— В Москву.
— Надолго?
— Навсегда, — сердце сдавливает с новой силой.
— Что? — он не понимает, что происходит, Арс просто оговорился, Арс просто ошибся, Арс просто не может уйти.
— Сереж, — Арсений устало выдыхает и проводит рукой по лицу. — Мне уже 35, да и ты не молодеешь, пора уже остепениться. В Москве я нашел ту единственную, с которой хочу прожить остаток жизни. Прости, Сережа, мне наскучили эти игры.
— Игры?
— Да, Сережа, игры. — Арсений, подхватывает чемодан, подходит к замершему
любовнику бывшему, гладит за ухом, целует в щеку и…- Пока. — уходит.
— Пока.- Сереже кажется, что у него сломаны ребра и их острые осколки пронзили сердце, разорвали на тысячу частей, оставив лишь бесполезные ошметки.
Сереже хочется догнать, накричать, ударить, обнять и сказать, что любит, что больше жизни любит и ни за что не отпустит, но он стоит, слушая удаляющиеся шаги и биение того, что осталось от собственного сердца.
А потом до него доходит — это все шутка! Ну, конечно же, это шутка! Шут-ка! Ведь Арсений так любит пошутить, вот, например, на прошлой неделе Арс подкинул ему резинового жука в чай, а месяц назад заменил его зубную пасту на майонез. Ну и крику же тогда было! И вот сейчас Арсений, наверняка, едет к какому-нибудь своему другу, у которого перекантуется пару деньков, а потом приедет домой, распахнет дверь и крикнет: «Это был розыгрыш! А ты поверил!» А Сережа не поверил, он все понял. Он все понял и подумал, что Арсений приедет голодным, поэтому поспешил на кухню готовить любимую арсюшену пасту. Входную дверь он специально не закрыл, ведь как Арсений войдет без ключей, которые сейчас сиротливо лежат на столе рядом с забытой упаковкой ментоловых сигарет, которыми отдавали губы Арса во время умопомрачительных поцелуев.
Вот только Арс не появился ни на следующий день, ни через два дня, ни через нелелю, и истории в инстаграмм снимал явно не из Питера. А Сережа все ждал, как верный пес ждет хозяина, который его выкинул и возвращаться не намерен. На 3 день Сереже остро захотелось почувствовать вкус его губ, тогда пачку покинула первая сигарета. С непривычки, он долго возится с зажигалкой, а когда, наконец, поджегает кончик, затягивается до кругов перед глазами и острого першения в горле. Он захлебывается кашлем, лицо краснеет, на глазах выступают слезы. Когда приступ проходит, он делает новую затяжку, и снова задыхается, и так по кругу. На губах остается горьковатый привкус и от этого становится легче, кажется, что Арсений никуда и не уходил, сидит тут, совсем рядом, едва касаясь, курит свои горькие ментоловые сигареты и болтает о всякой ерунде, а Сережа слушает и смеется. Как он мог подумать, что Арс ушел, что бросил? Ведь вот он здесь, такой теплый, такой родной. Вот он сидит, смешно двигая губами, что-то рассказывая — Сережа не понимает что, он просто слушает знакомый голос и следит за этими самыми губами, которые, наверное, горьковатые на вкус. И Сережа хочет попробовать, хочет убедится, что это правда и поэтому тянется вперед пытаясь нащупать чужые губы… Но нащупывает лишь измочаленный фильтр потухшей сигареты. В этот момент Сережа будто просыпается, после серии бессоных ночей он стал часто впадать с такое состояние, что-то типа транса, он выбрасывает окурок в переполненную пепельнцу, встает с холодного пола, отряхивая пепел с давно нестираных штанов и идет на кухню — разогревать ужин. Матвиенко уже не замечает, что всю квартиру наполняет плотный туман из сигаретного дыма, ему так проще, не замечает, что паста стала спецефического цвета и уже сильно пахнет чем-то кислым и отвратительным, не замечает и того, что телефон, забытый на столе, уже в тысячный раз разразился пронзительным визгом, знаменующим звонок от друзей. Сейчас, стоя на кухне, Сережа замечает лишь одну вещь, сиротливо лежащую на краешке стола — нож.
Его нож. Матвиенко бережно берет в руки презент от своего любовника (бывшего) и проводит подушечкой указательного пальца по остро наточенному лезвию. На пальце появляется розовая полоса с выступающими капельками крови, они скапливаются в крупные капли и скатываютя вниз. Сереже кажется, что вместе с этими каплями из его головы утекают все мысли. И он делает новый порез, на этот раз на ладони, в ране быстро скапливается кровь и веселыми ручейками журчит по руке вниз, к локтю, а потом срывается и с оглушительным звуком разбивается об пол, образуя небольшую алую лужицу. Сереже этот звук кажется самым громким в мире. Следующий порез слегка задевает вену, но и этого уже достаточно для того, чтобы кровь приобрела более темный цвет спелой вишни. Как-то отрешенно Сережа думает, что неплохо было бы сейчас покурить. И он, опираясь о стены, оставляя на них кровавые отпечатки, идет к заветной пачке ментоловых сигарет, уже далеко не первой. В голове -неясное марево, зато мысли словно испарились, спрятались в этом тумане и теперь не доставали своей навящевостью. Матвиенко подходит к столу и нащупывает картонную упаковку. Рядом что-то раздражающе звенит и вибрирует. И Сережа понимает, что это его телефон, на котором мигает знакомое «Шпала».
Актер машинально нажимает на зеленую кропку и пространство взрывается громким голосом Антона.
Что Шаст говорит, разобрать не получается и Сережа лишь шепчет тихое «Приезжай». Собственный голос кажется ему чужим, не его. Это не его голос такой тихий и каркающий, это не голос звучит так жалко и сломленно, это чей-то голос, не его, не его…
Антон секунду молчит, потом просит не отключаться. Сережа слышыт, как Антон в спешке хватает все необходимое, как хлопает входная дверь его квартиры, слышит торопливые шаги по лестнице, сигнал открывающейся двери парадной, шум улицы, а потом все звуки смешиваются в одну шумящую какофонию, и Сережа уже не слышит торопливого и взволнованного «Я скоро буду, подожди еще чуть-чуть».
У Матвиенко начинают появляться черные круги перед глазами и чудовищное головокружение, противиться которому нет сил, и он оседает на пол, прислоняясь к ножке стола. Кровь уже пропитала часть футболки и штанов, и стянула ладонь неприятной пленкой. Сережа сжимает и разжимает руку, пытаясь убрать неприятное ощущение, но лишь возобновляет кровотечение. Тогда он устраевает руку на животе, ладонью вверх, и откидывается назад, опираясь затылком на деревянную ножку. Как же он устал. Хочется просто закрыть глаза и провалится в непроглядную тьму без сновидений, без теплых ледяных глаз, без темных волос, без знакомой улыбки, без бледных аристократических рук с голубыми венами, без Арсения.
Время тянется медленно, будто застревает в тумане, Сережа и сам будто застрял в тумане: в воздухе — туман, в глазах — туман, в голове — туман, у него даже руки как-будто сделаны из тумана, такие же вялые, ватные и неподъемные, и сам он как туман, такой же никакой.
Сережа уже почти погружается в забытье, как дверь с неожиданным грохотом распахивается, на пороге стоит запыхавшийся Шаст, мокрый от быстрого бега, с красным лицом с округлившимися глазами.
— Матвиенко, блять, ты ебанулся?! — орет Антон с порога, подлетая к окну и открывая его нараспашку.
— Ты вообще с головой дружишь или как? Хочешь тварануться и сдохнуть?!
— И тебе привет, Тош, — сил хватает лишь на вымученную улыбку.
Теперь, когда никотиновый туман немного рассеился, Шастун смог полностью рассмотреть всю трагичность ситуации: все поверхности в доме покрыты толстым слоем пыли, из кухни нестерпимо пахнет чем-то просроченным, по стенам размазано что-то рыжевато-красное, похожее на кровь и пахнущее железом. Стоп, кровь? Взгляд зеленых глаз быстро переносятся на виновника сего торжества.
— Бляяять, — взвывает Антон, моментально оказываясь на коленях перед Сережей. — Ты, что в самоубийцы записался?
Он аккуратно рассматривает раны на руке Матвиенко, замечая, что кровь уже не идет, но обработать и перевязать все же стоит.
— Встать сможешь?
Сережа в ответ лишь неопределенно мотает головой и Антон понимает, что все придется делать самому.
Шаст относит Сережу в спальню, бережно укладывает на кровать, а сам уходит в ванную за перекисью и бинтами, благо этого добра в доме Матвиенко навалом. Он возвращается через 5 минут с небольшой бутылочкой и упаковкой стерильного бинта. Антон щелкает выключателем и ужасается, при искусственном освещении Сережа выглядит еще хуже: теперь стали видны почти черные круги под глазами на осунувшимся, непривычно бледном лице, отросшая щитина и растрепаные, спутаные волосы тоже подчеркивали эту неестественность в образе веселого, смуглого армавирца, бледные руки перепачканы в крови и из-за этого кажутся еще бледнее, и глаза, глаза мертвеца. На кровати лежит лишь тень Сергея Матвиенко, но никак не он сам. Антон снова уходит и, на этот раз, возвращается с тазиком с теплой водой, двумя мягкими махровыми полотенцами и рулоном ваты подмышкой. Он рассладывает все на краю кровати и начинает. Шастун мочит полотенце в теплой воде, выжимает и проводит по руке другу, смывая засохшую кровь. Тот дергается и шипит сквозь зубы.
— Терпи, — Антон встречается взглядом с карими глазами, скользит ниже и зацепляется на темные мешки под этими глазами — блять, Серый, сколько ты не спал?
Сережа хмурит брови, вспоминая.
— С того момента, как Арс уехал в Москву.
— Сколько? Матвиенко, да ты рехнулся! — всплеснул руками Антон. — Ты, что не спал гребанные полторы недели?
Сережа лишь пожимает плечами, какая теперь разница?
Антон обреченно провел ладонью по лицу, судя по состоянию кухни и самого Сережи ел Матвиенко тоже достаточно давно, и продолжил обработку.
Вскоре с процедурой было покончено. Антон встал с кровати, потянулся, разминая затекшие мышцы, убрал использованые материалы и направился на кухню, чтобы на ужин у них были не только стухшие макароны, но и что-нибудь посъедобнее.
Антон ушел, а на Сережу, впервые за долгое время, навалилась тягучая дремота, забирая его в царство Морфея.
***
Утро встретило Сережу чистой кватрирой, запахом кофе и омлета и чувством, что все обязательно наладится.
