живые глаза

Иногда Дамблдору снятся. Бескрайние поля. Звенящие травы. Синее небо. Он засыпает - и тёплое солнце золотит светлые волосы, заглядывает в разноцветные глаза, подсвечивает их изнутри. Если смотреть в них, в эти цветные глаза, наружу непроизвольно вырывается хриплый вздох. Поэтому Дамблдор не спит. Пытается не спать. Но Еиналеж лучше знает, что человеку нужно. И оно тянет, опутывает своими чарами как сетью. В нем утопаешь с мазохистским удовольствием, и тяжесть неосуществимой мечты тянет тебя на дно. Дамблдор не спит, потому что ночами смотрит в стеклянное отражение мечты. Тянет подрагивающую ладонь и касается холодных тонких длинных пальцев. Сквозь глубины туманного стекла все так же золотятся волосы, сияют глаза, кривятся в ухмылке-улыбке яркие губы. Дамблдор помнит, как боялся Аберфорт этого взгляда. Как у мертвой рыбины, - тихо шипел. С зеркала смотрят живые и хитрые разноцветные глаза, чуть ли не заговорщицки подмигивают. Когда Дамблдор уходит, чтобы потом снова вернуться, его желания меняются. Исчезает молодой весёлый Геллерт, и появляется старый, уставший Гриндевальд, седой, мертвенно-бледный. Еиналеж будто бы шепчет, оплетая, смеётся над наивностью людей. Любой, любой, Геллерт, Гриндевальд, тебе бы любого хватило. И Альбус судорожно и хрипло вдыхает, опускаясь перед зеркалом в отчаянии. Потому что ему бы и правда хватило. Но вместо вернись Геллерту, он говорит Ньюту: - Убей. Почему не сам, спрашивает Ньют, и Дамблдор грустно качает головой. Ему ли понять? Дамблдор посылает Ньюта, но... Но разве есть такая тварь, которую бы не полюбил Саламандр? И с Геллертом ему все же пришлось встретиться, пришлось снова заглянуть в разноцветные глаза. Но хриплого вздоха из груди больше не было. Не было больше ничего, ни дуэли, ни победы, ни вечного заточения. Был только Хогвартс и Еиналеж, и живые, живые разноцветные глаза в полуденном свете в бескрайнем поле Годриковой впадины. - А что вы видите, профессор? - О, я вижу себя с парой вязанных носков! Как давно мне не дарили их...