Грязная романтика.

Вообще, Кристофер никогда не считал себя поэтом, хотя и находил по дому целые тома своих произведений, на которых словно штамп написано кровью "грязная романтика". Скорее, он оратор. Да, именно оратор, ибо он говорит и говорит это громко, заявляя на весь мир о том, о чём в страхе молчат другие. Да и истину глаголет, как говорится. Не столь важно, для чего или для кого он собирает ободранные тетради со своими мыслями. Не столь важно, однако он об этом задумался. Крису хотелось разобраться, почему его грязная романтика была грязной лишь до поры до времени и теперь она уже самая, что ни на есть, светлая и на сквозь пронизана ржавыми гвоздями любви, которыми некогда он заколачивал своё сердце. И ведь заколотил, словно гроб. Заколотил настолько, что орган мог лишь качать кровь, не отвлекаясь на светлые чувства, желая всё больше и больше алой жидкости, заставляя его безумно рвать на куски чужую плоть и упиваться чужой болью. А сейчас что? Не осталось даже ржавчины, что уж говорить о гвоздях? это прискорбно, это печально. В конце концов, это не в его стиле. И что теперь с ним стало? Что стало с его стихами? Почему строки: "Я тебя ненавижу, паршивая тварь, Мне наплевать на твои слёзы. Я буду смеяться, а ты погибать. Нам вторят осенние грозы." ... заменили стихи о любви, о грёбаных тарантулах в животе, мании и страсти к какому-то жалкому человеку и самой ужасной фобии его потерять? Какого чёрта это происходит? Вот и Кристофер не знал, складывая очередные строки и убивая свой трезвый рассудок алкоголем. Ну и насрать, это его личный фетиш и он любит себя и всё, что связано с собой. А если так подумать... То ведь и этот парень, который стал его кислородом, он ведь тоже с ним связан. Не уж то, этот текст о ненависти и страсти к себе превратиться в пафосное признание в любви какому-то чертёнку? Быть может... Может быть... Раз так, то Кристофер продолжит писать стихи. Такие же грязные, но уже о любви. такие же пошлые, но уже о страсти. Такие же его, но о другом... И строки врезаются в мозг, он ведь всё помнит, всё до единого слова. И того парня помнит во всех вариациях, в агонии ненависти, в припадках отчаянья, в столь пошлой преданности и столь непривычной, пафосной насмешливости. И он смог смириться с каждым его образом, смог полюбить каждую клетку его больного мозга, извращенного насилием и покалеченного презрением. Презрением самого Криса и других, а это не могло не бить по вискам столь незнакомым чувством вины. Неужели, он сам сломал этого маленького пёсика, которого он боялся сломать больше всех? Неужели, его ненависть смогла разрушить и столь полюбившийся в начале всей этой истории образ преданного и беззащитного малыша? а он так хотел защитить... Хотел хранить, словно дорогую игрушку, которой не играют, а ставят на полку, что бы восхищаться каждый раз, проходя мимо комода. И что, если так? Значит, этот новый человек ему уже не интересен? Значит, что малейшее чувство ласки и заботы улетучилось, увидев каплю гордости и независимости в некогда верных глазах? Может и так, может, он и сломал любимую игрушку. Может, надежды на её починку больше нет. Но всё равно, Крис будет писать свои стихи, стараясь воссоздать в памяти облик некогда родного существа и продолжит вглядываться в эти глаза, стараясь разглядеть столь любимое чувство собственности. Его собственности...