«Тебе никогда не будет грустно,
И тебе никогда не будет одиноко.
Ты всегда будешь танцевать со мной.»
—Джокер
Первая
Брюс Уэйн, ему девятнадцать лет, и он самый богатый человек. Ну, относительно говоря, на самом деле. Тот факт, что у него есть только одна оплачиваемая работа (супермаркет, с понедельника по субботу) возле свалки, была единственной вещью, которая сделала этот факт правдой. — Брюс, дорогой, будь осторожен! — кричит ему мать, пока Брюс натягивает левый ботинок. — Я буду, мам, — отвечает он спокойным голосом, вставая и подходя к матери, целуя её в лоб. Пауза, затем: — С днем рождения, сынок. — говорит женщина гордым голосом. — Подожди, прежде чем ты уйдешь… — она наклоняется и достаёт из-под дивана небольшой подарок. Брюс принимает подарок, улыбаясь маме. Кто знал, сколько времени потребовалось ей, чтобы собрать деньги за все, что было внутри? Что-то ёкнуло в животе Брюса. Его мать выглядит ещё более худой и хрупкой, мешки под глазами стали более глубокими и едва скрывались под макияжем. — Я… спасибо тебе, мама. Брюс медленно разворачивает упаковку подарка. Внутри находятся часы, наверняка дорогостоящие и ручной работы — и выглядят прекрасно. Это напоминает Брюсу о его отце много лет назад; возможно, именно ему он когда-то предназначался. Он смотрит на мать и улыбается ей. — Спасибо, — повторяет он. Его мать улыбается. — Тише, Брюс, ты опоздаешь на работу. Давай, надень! Брюс надевает часы и обнимает мать.********
Две недели прошли без сучка и задоринки. Это была рутина: проснуться, надеть часы, поцеловать мать, уйти на работу, прийти поздно вечером, поцеловать мать, снять часы, лечь спать. Только в этот пятнадцатый день все идёт к чертям. Когда он возвращается с работы, уставший и напряжённый, то решает срезать путь. Он сворачивает на Аллею Преступности, и не может подавить дрожь отвращения, которая пробегает по нему. Он идёт вперёд в любом случае. Нет истинного света, только тени и страх. Брюс, как ни странно, заметил пролетающих мимо летучих мышей. Он слышит выстрел и подпрыгивает. Он оглядывается, потому что слышит второй выстрел. Этот звук разоружил его. Он стоит на коленях, рыдает, плачет, что-то не так. Мама? Папа? Мертвы. Мертвы. Мертвы. Яодинпомогите, помогите, помогите! Роза, летучая мышь, мертвый мир. Кто — что? Он моргает. Он идёт по аллее, и все хорошо. Ни трупов, ни мертвой семьи. Что происходит с — Он моргает. Он парит над гниющим городом, исправляя то, что было сломано. Четверо мальчиков, четыре маленьких Робина. Дик, Джейсон, Тим и маленький Дэмиан. Оракул, Бэтвумен, Женщина Кошка — Хлоп. Он лежит на земле, смотрит на небо. Что было — Хлоп. Готэм. Джеймс Гордон. Копы, хорошие и плохие. Ядовитый Плющ, Пингвин, Двуликий, Мистер Фриз — Хлоп. Он не может дышать. Эти воспоминания были не его, не его. Что это за ужасные вещи? Он поворачивает голову в бок и его рвёт. Хлоп. Джокер. Смех, побуждающий гнев, глубоко впивающийся в него. Его кулак встречается с плотью, костью и большой улыбкой. Хлоп. Его перестаёт тошнить, он закрывает рот. Хлоп. Летучие мыши улетают. Аллея Преступности, рождающаяся снова, жемчужины рассеиваются, мертвые родители. Затем, позже, отчаяние, страх. Джокер смеётся. Город мёртв, потому что Брюс был слишком медленным — Хлоп. Перед глазами всё плывёт, мама будет волноваться — Хлоп. Смерть и гнев, одиночество и боль. «Тебе никогда не будет грустно». Тени и тьма. «И тебе никогда не будет одиноко». Черный плащ и ещё более черная броня, но не чернее его сердца. «Ты всегда будешь — …» Призрачные глаза и сильные мускулы. «— танцевать со мной». Он был… Хлоп. Брюс вскрикивает, чувствуя боль. Эти вещи мучают, они сжигают в нем весь мир; они забирают всю его радость. Ни один человек не должен быть таким яростным. Какой смысл жизни, если бы он был таким одиноким? Что может быть когда — Хлоп. Он был Бэтменом. Хлоп. Тьма поглощает его. Боль, боль, агония. Из него вырывается рывок, и он дрожит, дрожит и кричит. Хлоп. Миллисекунда агонии — Хлоп. — Тело Брюса Уэйна затихает под холодным светом беззаботной луны.********
Он просыпается от резкого удара по ребрам; это было грубо, скупо и целенаправленно пыталось привести его в чувства. Брюс едва заметил его, поскольку боль, которую он принес, была простой каплей в океане боли. Как же болит голова. Вокруг него мир, казалось, сдвинулся. Боль быстро исчезла. Ему…ему хочется спать. Но он начинает медленно приходить в себя — Он чувствует холодный металл у своего горла. Холодок побежал по его позвоночнику, потому что он знает, что это. Нож. Голубые глаза Брюса распахнулись, и он попытался обнаружить того, кто напал на него. Но он ничего не видит кроме темноты. За тенями, образованными тусклыми лампочками в каждом углу улицы, нет ничего. Он лежит беззащитным в этой темноте между ними; там же, где, как он считал, в другой жизни, умерли его родители — Марта и Томас Уэйн. Ему некому помочь. Никто не поможет ему. Он один. Ощущение лезвия на шее сохраняется. Он быстро моргает во второй раз и оценивает ситуацию. Брюс больше не лежит на земле. Сзади него, по-видимому, стоит нападавший. Этот человек опускается на корточки, пытаясь удержать Брюса на месте. Отчаянный любитель. Во-вторых, Брюс беззащитен. С яркими воспоминаниями о прошлой жизни в голове, в которых он был сильным и хорошо обученным, этот факт был ярко выражен. Брюс не тренировался ни разу за всю свою жизнь. По его мнению, он неплохо справлялся с физкультурой в средней школе, но между тем, так как ему надо работать на минимальную зарплату и ещё поддерживать мать и себя, у него не оставалось времени на тренировки… ну, он был не в форме. Слишком поздно что-нибудь с этим делать. — Хорошо, красавчик, — раздаётся грубый голос возле уха. — Ты ответишь мне на один вопрос, и ты сделаешь это, не двигая чертовыми мышцами, если не хочешь в конечном итоге истекать кровью по всему этому милому переулку. Все ясно? — Кристально, — Брюс старается успокоится. Нет смысла сражаться сейчас. Он согласится дать мужчине все, что он хочет, а затем выяснить, что происходит в его голове. — Хороший ответ, принцесса. Знаешь, я мог взять у тебя всё днём и уйти, не пиная тебя и не прерывая твой сон, верно? Брюс пытается кивнуть, но прерывает движение, когда понимает, что может показаться, будто он пытается бороться. — Но потом я увидел это на твоём запястье. Судя по всему, это золото, принцесса. Глаза Брюса переводит взгляд на подарок матери. Часы не совсем мерцает в темноте, но, чёрт возьми, было заметно, что они дорогие. Отлично. — И, я мог бы просто взять их, но, видишь ли, я подумал: как простой парень может владеть чем-то подобным? Получается, он богат. Поэтому я решил: Эй! Я разбужу его и провожу до дома. — У меня нет денег дома, это просто… — Ну, принцесса, лгать запрещено. Он вдавливает нож. Брюс чувствует, как начинает течь кровь, и начинает кое-что понимать. Он встречал его раньше, это не отчаянный дилетант — это опасный человек. Этот грабитель из тех людей, которых жадность заботит больше, чем человеческая жизнь. Бэтмен часто садил таких как он за решётку. Брюс знает, что независимо от того, что он сделает, он не выйдет из этого нетронутым (да и живым вряд ли). Он не готов к такой ситуации. Он все еще стоит неподвижно, не зная, что ему делать. Всё так… запутано. И вдруг, в конце переулка, появляется человек, скрытый в тенях, и Брюс узнал о нём, только по звуку шагов. Кроме того, он слышит хихиканье, которое заставляет его замереть — — Останови меня, если ты слышал это раньше, — говорит приближающийся мужчина грубым, дразнящим голосом. — Клоун заходит в бар, под названием: «Аллея Преступности» — странное название для бара, соглашусь — и он находит бармена, прижимающего нож к шее другого клиента. Это острый нож, вроде как опасный, понимаешь? И, и, — это шутка. Брюса вот-вот убьёт мелкий грабитель, а эта чудовищная фигура рассказывает анекдот. Только один человек сделает это. — Джокер, — рычит Брюс, чувствуя зарождающуюся в нём надежду. Если Джокер жив, если он реален, то, возможно, все остальные тоже. Дик, Джейсон, Альфред и Дэмиан, может быть, даже Кларк или Барри, или — — Не подходи, — наконец угрожает его грабитель. Он не испуган: он кажется самоуверенным и дерзким. Две вещи, которые смертельны в комбинации при работе с Джокером. Джокер не останавливается. Вместо этого он продолжает идти, медленно, все ещё скрываясь в тенях. — Ой? Ты это слышал? О, но я обещаю, что это будет очень ве-се-ло. — замечает Джокер, таким голосом, будто сейчас он просто играет роль на сцене. — Потому что ты сейчас увидишь… Клоун делает паузу для эффекта. Хотя Брюс не может увидеть его лица, он уверен, что на его губах появляется искривлённая улыбка, он уверен, что Джокер наслаждается этим кошмаром, потому что это означает, что он привлек внимание Брюса к себе. Хотя Брюс не знает, сон это или галлюцинация, или он просто сходит с ума, ведь всё, что он знал — оказалось ложью, по крайней мере, он знает Джокера. Каждую часть и дюйм клоуна. Среди этой путаницы, надвигавшейся на него этой глубокой ночью, он рад, что он знает хоть что-то. — Что у этого клоуна есть пистолет. — Блять, — говорят Брюс и его грабитель одновременно. Брюс вздрагивает, когда нож вонзается ещё глубже. Он чувствует, как кровь с ещё большей силой течёт из раны, и после того, как он видит, что что-то вылезает из раны, то понимает, что точно не выживет. — Блять, — повторяет мужчина испуганным голосом. Попытайся остановить кровь и, может, ты выживешь, Брюс. Позови на помощь, Оракул может — нет, Оракула здесь нет, в этой жизни он один. За исключением Джокера, видимо. — Ой! Неправильный ход, бармен. Звук выстрела был оглушительным. У Брюса звенит в ушах, даже когда он опускается на землю, рядом с трупом грабителя. Ему не нужно смотреть, чтобы знать, что у мужчины дырка от пули между глаз. Джокер был действительно хорош, когда хотел. Он видит, как кровавый нож падает на землю. Наконец Брюс приходит в себя и пытается остановить кровотечение. Это заняло слишком много времени. Казалось, эта ночь полна глупых ошибок. Какой замечательный способ умереть. Джокер приближается к нему. Брюс склоняет голову в бок, чтобы получше разглядеть его. В конце концов, клоун выходит на тусклый свет от лампы, находящейся позади Брюса. Он останавливается, не двигаясь и не делая ничего, чтобы помочь. Тем не менее, он опускается на корточки, продолжая держать пистолет в руке. — Помоги… — хрипит Брюс, зажимая рану руками и надеясь на то, что не в эту ночь он оставит мать одну. Не в ту ночь, когда он не смог найти всех остальных. Не в ту ночь, когда он умер. Но он знает, что эта попытка бесполезна — Джокер не сделает ничего, если не захочет. — Слабо, — отвечает клоун. Его лицо не было бледным как раньше; его нос такой же кривой; его глаза сияют сумасшедшим, зелёным блеском; а волосы тускло-коричневого цвета. Даже таким он выглядит… знакомым. Возможно, из-за безумия, которое излучалось из него. — Убит из часов, Бэтси? Это ведь ты, не так ли? Не спрашивай, откуда я знаю, дорогой. Я знаю, что у тебя не так много сил, из-за этой кровавой туши. Так что, кивни, если понимаешь, сладкий. Брюс кивает. — Я не хотел убивать нас обоих в прошлый раз. Да, но я надеялся, что ты вытащишь что-нибудь из этого ремня и спасешь мир. Но получилось иначе. Его голос был усталым, но он все еще казался радостным. Клоун никогда не чувствовал какое-то настоящее сожаление, но Брюс был уверен, что если бы он мог, он бы чувствовал это в отношении своей… Прошлой жизни. — Теперь ты скоро умрешь, Бэтс. На самом деле я ожидал от тебя большего. Ты мог бы задаться вопросом: Почему он меня не спасает? Ну, дело в том, что твой показатель здесь ниже среднего… Ну, это неловко. Так что, скажем так… не стоит экономить, Бэтс. Мне действительно жаль. Увидимся, дорогой! Неподалёку зазвучала полицейская сирена — верный ответ на выстрел, который прозвучал ранее. Джокер криво усмехается ему. Затем он поднимается, грубо бьёт Брюса в бок и уходит. Прежде чем Брюс теряет сознание, он слышит голос Джокера: — Мальчики! Как приятно вас видеть! Под звуки дождя и пуль Брюс засыпает навсегда.Кажется, я любил тебя в бесчисленных формах, бесчисленное количество раз… В жизни после жизни, в возрасте после возраста, всегда.
Вторая
Брюс Уэйн вовсе не был идиотом. Конечно, он не закончил среднюю школу и жил в бедном районе, и каждый день работал на необычной работе. Работа, для которой нужно быть идиотом… Но дело в том, что он умён. Его мать неизлечимо больна, конечно, поэтому он и пошёл на это, но это не сделало его бедным сиротой. Это сделало его сильным. Он знал, как защищаться, как бороться, заставлять людей давать ему нужную информацию. Но он чертовски умен. До того, как он бросил учебу, у него были пятерки, приличные друзья и все такое. Так, в семнадцать лет, он знал, что лучше не брать работу у мужчин в тени на улицах. — Чего ты хочешь от меня? — спрашивает он, беспокойно глядя на мужчину. — Просто проскользни в клуб, всё, что тебе нужно сделать, это отвлечь комедианта на какое-то время, вот и все. — Прости, я не думаю… — Нет, нет, это должен быть ты. Ты выглядишь так, будто знаешь, что делаешь, ты в курсе? — Поверь мне, я знаю, но без обид, ты очень подозрительный. — Все в порядке, чувак. У тебя есть время до понедельника, чтобы решить, хорошо? Помни, у тебя есть три дня, чтобы выбрать, хочешь ли ты легких денег. Брюс кивает и медленно отступает. Вывернув из-за угла, он качает головой и хмурится. — Фрик.********
На улицах этого города нищета и грязь покрывают всё. Было мрачно и отвратительно: гнилой рак, который поглощает человечество. Брюс был среди бедных, но опять же, там были и все. Людей убивали, детей похищали, насиловали, но жизнь в Готэм-Сити продолжалась. Брюс всё равно любит это место. В этом городе есть добро, хоть оно и лежит на поверхности отчаяния. Им можно помочь. Но Брюс Уэйн не помогает готэмцам. Он помогает своей матери — он помогает единственной, которая зависит от него. Возможно, все могло быть иначе, и при других особых обстоятельствах он мог бы защитить свой город. Но нищета и боль привели его к этой жизни, граничащей с плохим. Работа была опасна, и через несколько дней после этой встречи, Брюс получил другие предложения. Другие предложения были неправильными, и, как бы ни отчаянно, Брюс не мог заставить себя сделать это. Он беден, отчаян, но он не был преступником. Брюс Уэйн был умным: он сделал свой выбор.********
Три дня спустя, Брюс возвращается к месту встречи. — Я решил, — говорит он фрику в мешковатой одежде. По губам мужчины, стоящего напротив, расползлась грязная ухмылка. — И что? — Я сделаю это. — Брюс подавляет дрожь в удовлетворенном взгляде, который получает в ответ. — Хорошо, давай, парень, место прямо за углом. — Значит, я вхожу, и что? — Ничего незаконного, парень, просто подружись с комиком. У тебя есть неделя. В следующую пятницу, задержи его в клубе. Брюс не спрашивает, для чего, или даже кто этот комик. Просто кивает. — Половина сейчас? Мужчина кивает и достаёт из кармана пачку купюр. Брюс берёт их и идёт к клубу. Мужчина кричит ему в след: — Он может казаться милым, парень, но следи. Он никогда не захочет оставаться после закрытия, в два. Когда хозяин уходит, он тоже уходит. Слышишь? Брюс машет ему рукой, не обращая внимания на мужчину; он уже был уверен, что враг того фрика — его друг. Тем не менее, он всё же взял себе это на заметку — он умный ребенок.********
Через несколько секунд, в Брюсе осталась только жалость; бедный комик, имя которого он всё ещё не знает, был, безусловно, худшим в своей работе. Брюс уверен, что-то, что он слышит, не шутки. На сцене стоит молодой человек: тускло-карие глаза, тускло-гладкая кожа, тускло-серый костюм и ужасные шутки. Но что-то в нём, заставило его сидеть, смотреть и прятать лицо в руках, потому что это было просто… Ужасно. — Ах… Спасибо. — он уходит со сцены, колеблясь секунду и словно ожидая аплодисментов. Никто не смеётся. Он закусывает губу и отходит от микрофона. Брюс чувствует небольшое облегчение, ведь, по крайней мере, мужчину не освистали. Люди стали тихо шептаться о том, что «этот человек» сосёт, и начали уходить, шепчась намного громче о том, что «этот скучный уёбок» подлизывает кому-то задницу. Брюс остаётся на месте. Когда толпа проходила мимо его стола, он не сводил глаз с комика. Человек просто стоит на сцене, почти скрытый занавесом. Мужчина наблюдает за своей аудиторией, как будто привык к этому. Это… Удручающее. Остаются только он и Брюс. Последний смотрит на комедийный клуб с полускрытым презрением. Место кажется декадентским без живой аудитории, как будто все его уродливые недостатки, обычно скрытые смехом или клиентурой, были теперь голыми для глаз. Как будто это место больше не могло скрыть ничего. — Ах… — раздаётся голос со сцены. — Ты… не уходишь? Голос комика казался смущенным и полным надежды. Даже спустя годы закалки, Брюс чувствует что-то к этому парню. Но не стоит забывать, что он здесь только из-за денег. — Нет. Я просто… Ах, только недавно пришёл сюда. Тишина была удушающей, как будто в этой комедии последовала резкая неловкость, и отсутствие яркого напряжения, пыталось сдерживать их. Мужчина кажется разочарованным. — Ну… Ты можешь… Эх, спуститься сюда и рассказать мне основные моменты. Если хочешь. Большая, острая улыбка, которая блестит от… Волнения? Победы? Так или иначе, она исчезает в ту же секунду. (Он… Комик выглядел как кто-то совсем другой на мгновение… Но это, должно быть, было воображением Брюса.) Комик подходит ближе, застенчиво, испугано. Брюс даёт ему самую яркую улыбку и самые приветливые глаза. Комик осторожно садится, кладя руки на стол. — Ну… я, ах, я начал с одного из классиков, это было так… Затем он рассказывает ему шутку. Это не смешно, но поскольку мужчина говорил с таким энтузиазмом, создаётся ощущение, что Брюс вдохнул в него жизнь. Когда он говорил, он выпрямился, а руки перестали дергаться. Скучающая атмосфера превратилась в захватывающую просто так и, наблюдая за этой трансформацией, Брюсу удалось выдавить смех, который звучал немного вынужденно. Однако комик не замечает этого, и он, казалось, стал стараться развлечь своего компаньона. Он говорит ещё больше шуток, иногда даже позволяя Брюсу вставлять комментарии. Где-то по пути, долг Брюса превращается в настоящее удовольствие, но, спустя несколько часов, шутки комика замедлились, а на его лице видна усталость. — но тогда мальчик прыгает в бассейн и кричит, — комик прерывается и зевает. Брюс принимает это как знак. Ему пора уходить. Уже наступает утро. — Я… Должен идти, — говорит Брюс с оттенком фактического сожаления. Комик, казалось, закрылся: руки снова стали подёргивается, и улыбка, которая была у него всю ночь, бесследно рассеялась. Казалось, он… разочарован. Брюс закусывает губу и наблюдает, как угрюмый мужчина встаёт. — Я вернусь завтра. — слова вырвались, прежде чем Брюс смог обработать их. Мужчина словно засиял. На мгновение Брюс увидел… кого-то другого. Снова. Карие глаза, казалось, на мгновение, перешли к ярко-зеленому. — Ты придёшь? Ох, это было бы здорово! Мой первый поклонник. — Как — как тебя зовут, кстати? Мужчина смеётся. — Разве я тебе не говорил? Как неловко. Джек. Джек Напьер. — Я Брюс. Они пожимают друг другу руки. Каким-то образом Брюс чувствует, будто заключает сделку с дьяволом. Но нет. Он тот, кто занимался обманом. — Увидимся завтра, Джек. — Увидимся позже, Брюс!********
На следующий день Брюс пришёл на самое начало шоу. Он заметил, как Джек выглядывает из-за красных занавесок. Брюс улыбается ему и машет рукой, и мужчина, казалось, словно засиял и — (Зеленые глаза, различные фразы вроде: «это разочаровывает» и «Я встречу тебя, когда сядет солнце» и Готэм —) — гнев накатил на Брюса и быстро ушёл за долю секунды. У Джека даже не хватило времени, чтобы даже заметить это колебание в выражении лица мужчины. Комик машет ему рукой и скрывается за занавеской. Брюс приготавливается к очередному ужасному шоу.********
Затем, после того, как все ушли, пожаловавшись и выпустив несколько жалобных смешков, Брюс ждёт Джека. Мужчина, лицо которого киснет, пока он смотрит, как все уходят, теперь уверенно глядит на Брюса. Он спрыгивает со сцены с необычной грацией (хотя Брюс забеспокоился, что он что-то сломает) и подходит к нему. — Брюс! Я так рад, что ты был здесь сегодня вечером. Это действительно поддерживало меня. И что? Тебе понравилось? — выжидающая пауза. — Неплохо. — он лжёт только наполовину, потому что, хоть это действительно было плохо, Брюс, как ни странно, наслаждается этим. Комедиант воспринимает это как сигнал, чтобы продолжать говорить. Под этими тусклыми огнями говорили и говорили, словно давно потерянные любовники, история за историей, исходящая от каждого из них. Было уже три часа утра. К тому времени, когда оба готовы были уйти, босс проходит мимо них со странным выражением лица и приказывает Джеку закрыть заведение после того, как он закончит разговор с «мальчиком». Тот фрик, говорил Брюсу, что задержать Джека после двух сложно, но он ошибался. Это было легко. Джек, казалось, относится к нему с восхищением. После этого Брюс пообещал вернуться и ушёл без оглядки. Остальная часть недели была такой же, Брюс приходит рано, сидит рядом возле сцены и остаётся после шоу. Часто Брюс видел… кое-что за тусклыми карими глазами, тускло-бледной кожей и этими уродливыми монохромными костюмами. Эти воспоминания часто приводили его в ярость, мимолетную, но цепляющаяся за него. (Но он не понимает, как может сердиться на этого человека, на его бесконечные шутки и на его широкую улыбку, не понимает, как лёгкое подёргивание рук может вызывать столько гнева, столько огорчений.) (Брюс вспоминает мальчика, избитого, окровавленного, мертвого. Помнит, что был достаточно разъярен, для убийства, но не может понять. Это был Джек? Он иногда вспоминает человека похожего на Джека, но более безрассудного и менее испуганного. Он вспоминает холодный блеск ножа. Он смутно помнит имя, но не может понять. Он всякий раз приходит в ярость, когда карие глаза вспыхивают кислотно-зелёным при правильном свете.) (Он не хочет ненавидеть Джека. Они знают друг друга в течение недели — но отдаленные воспоминания говорят ему, что они знают друг друга всю жизнь — и он уже ненавидит и обожает этого человека.) (Брюс не может заставить себя ненавидеть вспышки другого человека в Джеке. Тем не менее, он не может лгать. По правде говоря, он полностью избавился бы от Джека и взял бы вместо этого безымянного призрака.) (Может быть, ему нужно плохо относиться к таким эгоистичным желаниям, но он этого не делает, и в глазах Джека, он иногда видит этот эгоизм. Другой человек хочет, чтобы Брюс исчез, хочет забрать скрытого зверя, состоящего из забытых воспоминаний. Джек хочет, чтобы скрытый человек находился внутри Брюса.) (Со своей стороны, Брюс не сердится. В конце концов, они оба хотят одно и тоже.)********
В эту пятницу Брюс делает так, как ему сказали. Джек остаётся в клубе до поздней ночи, после закрытия; как и Брюс. Они остаются там, разговаривая и смотря друг другу в глаза. Он зашел так далеко, что полностью забыл о сделке — о том, что ему действительно должен не нравиться этот человек. О работе. Нет, он не думает ни о чём после закрытия клуба, просто он и Джек тихо переговариваются друг с другом. Но он обо всём вспоминает, когда в комнату ворвались двое вооружённых мужчин. — Джек, — рявкает один из них. Он выходит на свет: именно этот человек нанял Брюса. Ствол пистолета уверенно направлен на комедианта. — Брюс, да? Твои деньги снаружи. Немного больше, чтобы ты держал это в тайне. Иди. Брюс даже не думает о том, чтобы следовать этим инструкциям. Он не хочет денег, он хочет найти зверя внутри Джека — существо, которое обитает в этих глазах, монстра, глаза которого вспыхивают зеленым цветом под правильным освещением. — Брюс? — раздаётся дрожащий голос Джека из-за его спины. Мужчина скорее смущен, чем испуган. Брюс бросает на него взгляд, надеясь передать тот факт, что он его не предавал. Не сейчас. Однако он поворачивается обратно, чтобы оценить угрозу перед ними. — Нет. — Нет? Ну, разве ты не храбрая душа, — произносит второй бандит, выступая на свет. Двое мужчин окружили их, подталкивая Брюса и Джека к стене. Они уверенно направили на них пушки, и было понятно, что они собираются убить их. — Теперь, слушай, Брюс. Лекс нанял тебя, чтобы Джек был сегодня здесь, в этом клубе. У нас есть дело. Его маленькая жена — … Резкий вдох из-за спины Брюса, показывает ему, где именно находится трусливый Джек. Брюс оглядывается, и все, что он видит, это тусклые глаза Джека, сверкающие от страха и разумной готовности жить. Взгляд был незнакомым. Ужасающим. Где это остроумное существо? Был ли там монстр, или все это было иллюзией? — … задолжала нам кучу денег, прежде чем шлюха решила покончить с собой. Как по мне, так и мальчикам, он должен заплатить этот долг. Не так ли, Джеки? Ты обещал, что справишься. Это не так. Может, если мы подстрелим твоего нового друга, этого преданного мальчика, ты научишься сдерживать своё слово. Брюс разворачивается к мужчинам. Его? Они собираются его убить? Из-за каких-то денег, Брюс не должен был брать эту работу, это не его ответственность, ему не нужно оставаться и помогать Джеку, и он никогда не узнает, что скрывается за этой личностью, и никогда не поймёт стоит ли оно того — Что-то в нем щелкает, и, прежде чем он понимает, он уворачивается от пули, бьёт кулаком одного из них в челюсть, другому — прилетает удар с ноги по почкам. Он бьёт ещё. Брюс слышит хруст носа под своими костяшками пальцев и… он даже знает как сражаться? Он никогда не действовал в целях самообороны, по крайней мере, не так… профессионально. Но затем, когда он ломает еще одну кость, на него накатывает память, утопив в безболезненном море воспоминаний. После того, как он разобрался с мужчинами, Брюс, Брюс Уэйн — совершенно другой человек. Он поворачивается к Джеку и хватает его за лацканы. Трансформация была внезапной, но ожидаемой. Губы раздвинулись в огромной улыбке, а скучные карие глаза сияют зеленым. — Ты, мудак, позволил ему убить меня, — рычит Брюс на Джокера, делая напряжение между ними более ощутимым. Его кулак сжимает дешевую ткань лацканов старого костюма. — Ах, не будь таким злым, дорогой. — хрипло отвечает ему мужчина. — Копы убили меня три минуты спустя. — Что посеешь то и пожнешь, сволочь. — Брюс поднимает клоуна над головой, обдумывая идею ударить его об стену. Однако он этого не делает. Они продолжают тот разговор, который начали давным-давно, но по ощущениям будто прошло несколько секунд. Всё будто изменилось, хотя, на самом деле, ничего не поменялось. — И твой дорогой город? Разве ты не хочешь сломать мне череп? Ты сейчас не умираешь, дорогой, это идеальное время. — Боже… Его хватка ослабла, и Джокер опускается на пол. Они всё ещё стоят слишком близко. Ни один из них не отворачивается (Брюс из-за путаницы и усталости. Джокер… Ну… Он никогда не потеряет возможность постоять рядом со своим «возлюбленным», не так ли?) — Что, черт возьми, происходит, Джокер? — О, ты хотел бы знать? Он действительно…? Брюс кивает. — Ну, я тоже. Брюс с силой бьёт его в бок, пытаясь сломать клоуну рёбра. — Ой! Ауч! Хех… — мужчина заливается смехом, побуждая в Брюсе желание выбить из него жизнь. — Эй, эй, не нужно складывать свои бэт-трусики в кучу, это была довольно хорошая шутка. Честно? Лучшая, чем любая другая из тех, которые он говорил всю неделю. Сама память о тех днях успокаивала его, и внезапно ему не хочется бить, ему хочется… что-то вроде… Он издаёт смешок. Затем ещё и ещё, пока не начинает задыхаться. Джек следует его примеру, потому что, даже если он не понял, над чем смеется Брюс, он никогда не был лишён шутки. И они оба смеются, когда на клуб обрушился дождь из пуль. Их смех донёс наёмникам, что что-то пошло не так. Они стреляли, не заглядывая внутрь. Двое бандитов получили первые пули. Между выстрелами было так мало времени, что Брюс и Джокер даже ничего не поняли, пока в них не попали пули. Последние слова Брюса были всего лишь смехом. Его последняя эмоция — странное зарождение счастья, убитое прежде, чем оно могло перерасти во что-то другое.«Мое завороженное сердце сделало и переделало ожерелье из песен, Которые ты принимаешь в качестве подарка, носишь на шее в своих многочисленных формах, В жизни после жизни, в возрасте после возраста, всегда.»
Третья
Горький песок кажется едким на его сухом языке. Он пробирается сквозь трещины его брони и царапает кожу. С каждым шагом, он глубже погружается в песок, всё больше сгибаясь, когда понимает, что умрет. Его сумка беззвучно потускивает по его левой ноге, она полна медикаментов и минимального запаса воды, которую ему нужно было беречь, независимо от того, что его пересохшее горло говорит ему иначе. Он облизывает губы, покрытые песком, дрожащим языком. Смерть. И разве это не было конечным результатом каждой войны? Враг пришел ночью. Они совершили набег на лагерь (полный раненых. Это не служило никакой цели в великой схеме войны — это было для их удовольствия, просто и ясно) с оружием, высоко поднятым над головой и злобным хихиканьем. А Брюс? Он скрывался от них в тенях — хоронил павшего солдата у основания скалистого утеса. Он чудом выжил. Он не мог ничего сделать, чтобы помочь, так он говорил себе. Их было сотни, а Брюс был безоружен, за исключением лопаты и ранца. Поэтому он остаётся на своем месте, пока они не уходят, а затем ещё несколько часов в течение ночи. Когда первые лучи солнца осветили резню, он вышел навстречу тому, что не смог предотвратить. Всё в лагере было уничтожено, всё, что имеет душу, изнасиловано или убито. Радиостанции разрушены, и почти каждая карта неразборчива и пронизана отверстиями от пуль. Для Брюса не осталось никаких компасов, и большинство пайков таинственно исчезло. Всё что было у Брюса в сумке — топографическая карта местности, бинты, нитки, различные кремы, аспирин и немного воды. С этим, он отваживается пойти на запад. И зачем? Лагерь находится в сотнях километров от любого исследованного убежища. Единственное убежище, которое он может найти, находится на неизведанной местности. Он идёт по пустыне посреди песчаной бури с тяжелым сердцем и уставшим от недосыпания телом. Он идёт, щурясь, ноя и уставая — пока не натыкается на комок на песке. Они оба кричат и, вскарабкавшись на ноги, Брюс хочет выхватить ружьё, которого у него нет. Но, постепенно, он понимает, на что смотрит. Комок был мужчиной. Раненым мужчиной. Нет, не мужчиной. Врагом. Его форма цвета золотистого-песка, его лицо было пепельно-серым от боли, но глаза светились зеленым от странного нагромождения ненависти и гнева. Страха нет. Были также шрамы: глубокие, темно-фиолетовые на губах мужчины. Они были старые, но явно плохо заживали; но они не были причиной боли этого человека. Кровь медленно сочится из бока мужчины. Разорванная куртка обнажает глубокую рану под ребрами, она медленно кровоточит, окрашивая одежду и песок в красный цвет. В течение доли секунды он думал оставить человека умирать, но мысль была отброшена так же быстро, как и пришла. Брюс не убийца: он помогает, и, даже если этот человек не был на его стороне, он не собирается нарушать свой моральный кодекс. Брюс хватает мужчину за руки и поднимает на ноги. Это была трудная работа, так как мужчина отбивается, но в конце концов это было сделано. Брюс тянет его в сторону скалы. Если там есть пещера, он может помочь мужчине с его ранами. Может быть, потом они могли бы найти лагерь где-нибудь. Единственным звуком в течение нескольких минут было их грубое дыхание и хруст песка под их боевыми сапогами. Эта какофоническая тишина была прервана грубым голосом незнакомца. — Как ты думаешь, что ты делаешь? — спрашивает он. Он постепенно перестаёт хромать и пытается двигаться быстрее. Этот мужчина еще не на грани смерти. Хорошо. — Я отведу тебя в менее песчаное место, и после того, как выясню, что с тобой не так, помогу тебе. — заявление звучит как приказ и незнакомец не спорит с ним. Они продолжают приближаться к скале. — Почему ты не убил меня? — Я не убийца, даже если ты такой. Это мой долг — спасать жизни, и именно это я собираюсь делать. Незнакомец издаёт искренний смех, который переходит в кашель. — Глупый. Я бы убил тебя в одно мгновение. — он говорит это дружеским тоном. Брюс ничего не ожидает от врага, поэтому игнорирует этот комментарий. — Ну, ох, могучий герой, может быть, ты хотел бы узнать имя человека, которого спасаешь? Брюс снова ничего не говорит. Он направляется к левому боку скалы, где, на их счастье, есть пещера, в которую они заходят. — Я Джек. Пауза. — А тебя…? Боже, неужели твоя мама никогда не учила тебя манерам. — его голос медленный и измученный, но тон был дразнящим, который облегчил беспокойство Брюса о том, что этот человек может убить его. Даже если он точно не показывает это, он, должно быть, был благодарен настолько, что старался не угрожать. Затем Брюс прислоняет Джека к стене. Он оглядывается. Пещера не слишком большая, но и этого пока достаточно. — Я Брюс. Пока не двигайся. Брюс встаёт на колени перед Джеком, расстегивает его пальто, а затем рубашку. Вторая рубашка была немного сложнее, но Брюс просто решает разрезать её. Брюс наклоняется, оценивая степень повреждения и не обращая внимания на ужасный запах крови Джека. Рана невелика, но была достаточно глубокая, чтобы быть смертельной, если её не лечить. Швы сделают своё дело. Он лезет в сумку и достаёт хирургическую иглу вместе с ниткой. Ему нечем продезинфицировать рану, даже водой. Это вызывает беспокойство. Рану можно легко зашить; но инфекция может стать настоящим убийцей. — Что с тобой случилось? — спрашивает он, пытаясь отвлечь Джека от боли наложения швов. Ему не нужно было волноваться, Джека, похоже, не сильно обеспокоит боль. Тем не менее, это был хороший врачебный такт. Джек закрывает глаза, думая над ответом; Брюс начинает работать. — Одна из ваших, женщина, подошла ко мне с какими-то… когтями. У нее были эти маленькие металлические приспособления. Я убил ее до того, как они нанесли серьезный ущерб, но она достала меня одним из своих маленьких когтей. Прямо как кошка. Тем не менее, у неё только одна жизнь. Я оставил её тело и шёл дальше, сколько мог. — его голос затих, когда Брюс делает пятый стежок. Он никогда не слышал о такой женщине, но все же, известие о ее смерти задело его. Казалось, что какая-то часть его умерла… как будто он знал ее когда-то давно. Он продолжает работать, отбрасывая мысли о потере. Война научила его не останавливаться на таких вещах. Здесь память всегда предшествовала смерти. Пока Брюс работал, его глаза периодически переключались на лицо Джека. Он понимает, что человек перед ним ослепительно красив. Шрамы на щеках заставляли его выглядеть буйным, но кривой нос и длинные ресницы придавали ему мальчишеское обаяние, которое привлекает Брюса. В некотором смысле он выглядит знакомо. Он выглядит как опасный зверь, чье доверие Брюсу удалось заработать каким-то чудом. Брюс смотрит на глубокие шрамы на щеках Джека, интересуясь, откуда они появились: — Откуда? — Брюс тянет руку к шрамам. Джек открывает глаза, смотря на Брюса с недоверием. Тем не менее, он не отодвигается назад, пока пальцы Брюса мягко прикасаются к шрамам. — Из битвы? Джек отворачивается от нежного прикосновения. — Что-то вроде того. — напевает он. Он не смотрит на него, как Брюс не возвращается к ранам Джека. Брюс заканчивает шить, перевязывает рану и откидывается назад. — Мои товарищи… Они убьют нас, если найдут, — говорит Джек, прижимая руку к боку. Брюс отмечает эту формулировку. Нас. — Тебя тоже? — Там, откуда я родом, одни параноики. — Хех. Волна истощения поражает его. Он давно не отдыхал. Жара в пещере, липкий комфорт между ними, чувство выполненного долга — постепенно усыпляют. Он ложится на песок, закрывает глаза и пытается заснуть. Однако в тишине пещеры было что-то нервное, что-то ненадежное в передышке после бесконечных месяцев спешного дежурства. В конце концов, он погружается в темные, беспокойные сны.********
Он просыпается от того, что Джек сидит на нём, прижимая руку к кровавым бинтам. — Ох, Брюси! Мой герой! — воркует он. — Что ты делаешь, Джек? Отвали. Мужчина просто хихикает и ещё больше улыбается и о, какого черта? Солдат размазал по губам кровь, как помаду рубинового оттенка. Либо из-за кровопотери у Джека появились галлюцинации, либо мужчина обезумел. — Ой? Ты ещё не вспомнил? Странно. Я обнаружил, что на этот раз мои воспоминания вернулись быстро. Как всегда, Бэтс, ты отстаешь. Брюс двигает бедрами, но, кроме небольшого вздрагивания, Джек не двигается с места. Тогда есть два варианта. Продолжать сражаться, пока ослабленный солдат не упадет на землю (этот вариант рискует разорвать швы дальше, что просто означает, что Джек умрёт), или позволить остаться и слушать сумасшедший лепет. Когда его вербовали, Брюс поклялся, что никогда не убьет никого, что он защитит всех, кто сможет. Он не собирается нарушать это обещание, потому что Джек сошёл с ума. — Джек, слушай. Ты страдаешь от кровопотери, тебе нужно успокоится, я могу помочь. — Помощь? Мне нужна помощь? О, Бэтс, разве мы оба этого не знали? Мужчина подпрыгивает несколько раз на Брюсе. Он опускает руку вниз, вжимая костяшки пальцев в его живот. — Джек — Неподалёку раздаётся странный шум. — Шшш, — призывает мужчину к тишине Брюс. — Ох? Они пришли, как весело. Джек встаёт, кидает куртку (он надел её, пока Брюс спал. Что еще он сделал, за это время? Небрежно. Он был очень небрежен) к Брюсу, поворачиваясь лицом ко входу. Брюс тоже смотрит и видит пять вооруженных людей, в глазах которых мелькает жажда убийства. В мгновение ока они все лежат на земле, истекая кровью. Ужас, при виде тел, охватил Брюса. Послышался приглушенный стук: пистолет Джека падает на землю. — Боже. Боже, ты убил их, Джек, — удивленно бормочет Брюс. — Моё имя не Джек, Бэтси-кинс, — говорит Джек, поворачиваясь к Брюсу, — для тебя Джокер. Брюс закрывает глаза и, через мгновение, вспоминает всё. — Ты убил их, — повторяет он, на этот раз рыча. — Ах! Дорогой, ты вернулся! Ах, как я скучал по тебе… — фраза была прервана ударом в лицо. — Какого хуя здесь происходит, Джокер? Клоун не отвечает, вместо этого пытаясь дать отпор. Это длилось недолго, поскольку Джокер был слабым от потери крови и измучен из-за убийств. Брюс валит его на землю, вжимая его бёдра в песок. Он прижимает кулак к ране Джокера, и клоун с вскриком прекращает свою бессмысленную борьбу. Его улыбка, однако, эта уродливая вещь, с засохшей кровью, остаётся на месте. — Ох, Бэтс! — восклицает он, его глаза мерцают нескрываемым восторгом. — Ты всегда знал, как меня возбудить и побеспокоить. Джокер снова начинает сопротивляться, хотя… нет… не сопротивляться. Он… Волна отвращения прокатилась по Брюсу. Клоун прижимается к нему, медленно двигая бедрами. Его член становится твёрдым против Брюса, заставляя его испытывать то, чего он отчаянно не хочет (хотя, честно говоря, это было не в первый раз: к сожалению, это был один из самых распространенных приколов Джокера, даже если обычно между ними было несколько слоёв брони, а не только две потрёпанные униформы). — Прекрати, — рычи Брюс, крепче прижимая руку к ране. Это только заставляет Джокера застонать, прикрывая глаза в притворном экстазе. — Грубо, именно так, как мне нравится, дорогой. Это просто бессмысленно. Брюс оглядывается в поисках пистолета Джокера и находит его около входа в пещеру, а не в пяти футах от тел. Он отталкивает от себя клоуна, убедившись, что делает ему больно. Он хватает пистолет и убирает его в свою сумку. Джокер наблюдает за этим, тыкая пальцем в рану, его стояка уже не было заметно. — Мы находимся в пяти днях от моей домашней базы, — начинает Брюс, подходя к Джокеру, который уже сидит по-турецки, не сводя с Брюса взгляда. Клоун не отвечает, просто улыбается шире и поднимается на ноги. — Но с твоей раной и без воды, для нас обоих невозможно добраться туда живыми. — Моя рана? Ах, так ты действительно волнуешься… — Твои союзники пришли из окрестностей, они не были изнурены штормом. Мы найдем их лагерь. Найдём там убежище. Джокер хихикает. — Это отличная идея, Бэтси-кинс, но нужно напомнить, что ты на войне. Они убьют тебя на месте. И меня, за ранение. Затем они бросят нас в общую могилу, и мы будем гнить вечно. Или. Ну… думаю, мы еще вернемся. Ох, какого черта! Давай попробуем! Брюс идёт рядом с Джокером, поскольку тот не позволяет себе помогать, и они всё больше и больше проникают на территорию противника. Каждая миля делает Брюса всё слабее и слабее — Джокер несколько раз спотыкается, тоже предчувствуя, что они идут на смерть. Они оба были на грани, когда добрались до лагеря. Джокер ускоряет шаг. Брюс отстаёт от него, осматриваясь в поисках опасности. Но не находит никого. Лагерь пуст, по внешнему виду. Казалось бы, это безопасное убежище. Брюс вздыхает с облегчением, когда они заканчивают поиски каждого уголка, и Джокер падает на землю от раны и изнеможения как раз вовремя. Брюс тащит его в тень, затем берёт мокрую тряпку (здесь есть все. Странно, но удобно. Брюс отказывается смотреть этому дареному коню в зубы.) И счищает песок с Джокера. Процесс интимный, деликатный. Даже Джокер, казалось, ощущает это, потому что всё время молчит. Когда Брюс закончил, член Джокера стал твёрдым, кулаки плотно сжаты, а глаза закрыты. Брюс игнорирует всё это. Эта новая территория между ними и не соответствовала предыдущим воспоминанием в голове. Нежность между ними запрещена. Джокер-Джек стонет и шепчет: — Поцелуй меня. Запрос не полон радости или садизма, это простое желание, которое заставило Брюса покраснеть. Он молча соглашается, наклоняется и прижимается губами к его лбу. В тот момент он понял, что Джек умрет независимо от того, что Брюс делал, потому что началась лихорадка, а значит пошла инфекция. — Брюси, — стонет Джек, сглатывая и ахая. Брюс чувствует глубокую печаль. Он ложится рядом с Джокером. Наступает ночь, и скоро будет холодно. Он прижимается к Джокеру, закрывает глаза и засыпает.********
Он просыпается с желанием помочиться и с глубоким сожалением о том, что забыл, что они находятся в вражеском лагере. Он слышит знакомые голоса. Его союзники достигли лагеря. Они спасены! Брюс смотрит на Джокера. Он был бледен, лицо расслаблено. Он мёртв. Брюс качает головой и вздрагивает. Он опускается на колени и обхватывает лицо Джокера руками, надеясь, надеясь, надеясь — — Не двигайся. — раздаётся сзади голос его союзника. — Ты. Меня зовут Брюс Уэйн. Я полевой медик. Я встретил этого человека днем назад, он был ранен. Мы пришли сюда, чтобы попытаться найти способ спасти его, но было уже слишком поздно. — его объяснение было прерывистым и бессмысленным, но по какой— то причине он был опустошен из-за смерти Джокера. Мужчина не принимает его объяснений. Брюса арестовали, обвинили в сговоре с врагом, гомосексуализме и предательстве своего народа. Через три дня он был казнен без справедливого суда. Это война. В ней нет ничего честного.Четвёртая
Свидания вслепую обычно не его конек. На самом деле, знакомства вообще не были вещью. Не потому что ему на них не везёт, а потому, что ему было все равно. Но сделка была сделкой, и это было то, что заставило бы родителей оставить его в покое. Он выбрал для свидания дорогой ресторан и столик, стоящий в центре комнаты, на случай, если парень окажется ползучим, а ведь Брюсу нужны свидетели, которые помогут доказать родителям, что он, хотя бы, пытался. Мужчина медленно направляется к нему. На нем пурпурная рубашка и брюки, не совсем подходящие для этого места, — на губах, большая широкая улыбка, которая будто говорила о недостатке секса. — Приветик! Я Джек, — выдыхает он, плюхаясь на стул. Брюс молчит. Он не ожидал… Этого. Но всё не так плохо. — Хм… Брюс. — Хорошо, Брюси, приятно познакомиться. Наблюдая за тем, как мужчина берёт меню и машет рукой, чтобы позвать официанта, Брюс понимает, что ему не хватает манер. Джек заказывает почти всё в меню, потому что: «я действительно не говорю по-французски, поэтому нет места для придирчивости», и: «сегодня вечером я не оплачиваю счёт.» В ожидании еды Брюс узнаёт обо всем, что нужно узнать о Джеке, но, в свою очередь, выдаёт мало фактов о своей собственной жизни. К тому времени, когда принесли миллиард тарелок, они оба смеются, и Брюс наслаждается собой гораздо больше, чем думает. Два часа спустя они всё ещё были там, хотя все вокруг них многие приходят и уходят. Джек облизывает губы и спрашивает о десерте, когда одна из его своенравных рук попыталась украсть остатки из тарелки Брюса. И, в один момент, на Брюса что-то накатывает, и, в мгновение, стол был перевёрнут, а кулак Брюса прижимается к скуле Джокера, который заливается смехом. Их выгоняют из ресторана. Они трахаются в одном из переулков. После этого они продолжают свою жизнь — они жили вместе до одного дня, когда в Джокере что-то перещёлкнуло. Он убивает двадцать человек, прежде чем Брюс останавливает его. Брюс стал Бэтменом (своего рода); Джек снова стал Джокером (своего рода). Они умирают старыми, усталыми и влюбленными, но каждый день им приходиться жить, и Брюс не умирает с горьким жалом сожаления в нем, он просто отпускает это с легкостью и удовлетворением. В один прекрасный день, он будет дорожить каждой миллисекундой между симпатией и ненавистью, той ночью, когда они впервые встретились. Он будет помнить, как вокруг них осыпаются осколки тарелок. Он будет помнить беззаботного Джека. Он будет помнить красивую миллисекунду, за которую его кулак ещё не коснулся клоуна, а Джокер не очнулся. Он будет помнить раздражённые оскорбления, эти взъерошенные каштановые волосы, то, как гнев уступает место нежности, эти молящие стоны Джека. Если миры, когда-нибудь смешаются вместе, он уверен, что никогда не забудет этого. Именно тогда, он по-настоящему начинает влюбляться.Пятая
— Счастливый конец. В нашей следующей жизни. — клоун снова кашляет; сплёвывая кровь. — Мне нравится такая штука. Брюс подходит ближе к нему, придерживая голову Джокера за затылок и обнимая его, будто создав защитный кокон. — А я думал, что это скучно, — бормочет он. — Это ведь не единичный случай. Одна и та же шутка дважды? Не так весело во второй раз. — клоун снова кашляет. — Идём сюда, — просит он. Брюс наклоняется, позволяя клоуну поцеловать его губы в последний раз. — Люблю тебя, дорогой, — бормочет клоун в губы Брюса. Брюс не отвечает, продолжая обнимать мужчину. Клоун продолжает говорить. — Увидимся в следующем раунде… — он добавляет. — Я встречу тебя, когда сядет солнце. Затем, напрягая последние силы, клоун поднимает руку и прыскает в лицо Брюса токсин. — Попался! — он слабо смеётся и издаёт последний вздох. У Брюса было достаточно времени, чтобы почувствовать себя преданным, прежде чем он умирает от смеха.Одиннадцатая? Может быть, тринадцатая. Пятно. Полное отчаяния
Сексу трудно разрушить реальность. Удар, укус, царапина. Джокер не ведёт себя тихо, его тело хочет большего — Брюс с силой входит в него, и это должно быть больно, но клоун только громче смеётся, дрожа от экстаза. — Мой, мой, мой, — хрипло шепчет клоун между хихиканьями. Брюс думает так же. Это неудобно: слишком много грубости и животного отчаяния. Это дико и понятно, что это значит. Это означает, что они принадлежат друг другу.Пятидесятая? Шестидесятая? Он не следит. Он не может. Это слишком много
Похоже, они были вместе с самого начала. Они оба являются началом; нет сомнения, что они будут концом. Это было… так долго. Сейчас они это понимают — пока сидят вместе на скамейке в парке. Они не дерутся, не трахаются. Они сидят вместе, в покое. — Мы когда-нибудь поговорим об этом, Бэтс? — спрашивает Джокер, выглядя таким, как и должен был. За исключением того, что он моложе, чем, когда они умерли в первый раз, у него гладкая белая кожа и блестящие белые зубы. Он, царственно красив, хотя такого раньше не было (возможно, на этот раз ему повезло, и он родился богатым, даже если и был сумасшедшим). — Нет. Клоун разочарованно мычит. Это… удивительно. Эта реакция вдвойне беспокоит Брюса. Во-первых, потому, что Джокера почти никогда не застигают врасплох; во-вторых, потому что они знают друг друга очень давно. Возможно, он замечает замешательство Брюса, потому что он приподнимает бровь и говорит: — Что? Тебе нужно знать, Брюси, ты, на самом деле, помешан на этом, — клоун пожимает плечами. — на этих вещах. — Не в этом дело. — Ах, да, ты следуешь пословице: «дарёному коню в зубы не смотрят» — верно? — Что-то вроде того. Но дело не в этом, однако. Даже если бы они во всём разобрались то, что бы они с этим сделали? Ничего. Абсолютно ничего. В конце концов, над ними все еще есть контроль — … судьбы? Вселенной? Без разницы. Знание было хорошим только тогда, когда оно было целенаправленным. говорить об этом было бы… ловушкой: осознание того, что они ничего не смогут сделать и ничего изменить. Они будут любить или сражаться, ненавидеть или трахаться, а затем умирать, очищаться и повторять. Они оба сидят молча. В конце концов, Джокер сомнительно хмыкает. Однако более он не нарушает тишину. Так же, как и Джокер не делал ничего, чего не хотел, так и Брюс не говорил того, чего не хотел. Эту встречу, которая была не последней в этой конкретной жизни, — они стараются не вспоминать об этом разговоре. Брюс вздыхает с облегчением.Пятьдесят вторая Число поражает его как молния. Но он знает, что прав
В ней он — отец. У него есть маленький мальчик, который красив и мил, и поразительно отличается от Дэмиана. В этой жизни именно он является монстром. Его ребенку шесть лет, когда он находит нового друга. Мальчика по имени Джек со взъерошенными волосами и светящимися зелеными глазами. Он игнорирует эти яркие глаза в течение одиннадцати лет. И… он так много хочет сказать об этом, потому что они прожигают дыры в его сознании на протяжении тысячелетий. Он будто слышит слова, которые настолько секретны, что всегда будут невысказанными. Фрагменты. Он всю жизнь думает об фрагментах.********
Мальчика подвергают насилию дома. Он каждый день подходит к Брюсу с нахмуренными бровями и синяками, которые хорошо скрывает до одного дня. Мальчик Брюса (Джейсон… Или… Джейкоб, да. Точно.) и Джек валяются в грязи прямо перед ужином. Футбольный мяч лежит где-то справа от них, пока они борются друг в другом, игнорируя Брюса, который наблюдает за ними. — Время ужина, мальчики. Идите принимать ванну! — он говорит это, ожидая недовольные стоны, но не внезапное выражение ужаса на лице Джека. Это полный страх, и он остаётся на месте, пока Джейкоб идёт в свою комнату за своей одеждой. — Что случилось, Джек? — спрашивает Брюс, опускаясь на колени перед мальчиком. Он его не трогает, чтобы успокоить. Это было бы… неправильно, так или иначе. Да. Неправильно. — Мистер Уэйн, сэр, я не думаю, что хочу ужинать здесь. — О чем ты говоришь? Ты приходишь сюда на ужин каждый вечер, Джек. Мальчик отводит взгляд, кусая губу. — Это Джейкоб? Он что-то сделал? — Нет. — испуганно шепчет мальчик. — Это… душ? Ты не хочешь принимать душ с Джейкобом? — Я… — слеза скользит по щеке мальчика, и Брюс не сдерживается, обнимает его и говорит: — Эй, эй, все в порядке, ты можешь воспользоваться моей ванной. Один, хорошо? Мальчик утыкается грязным носом в рубашку Брюса. Брюс даже не возражает. — Я не хочу… быть один. Мне не нравится находиться в одиночестве, мистер Уэйн. И, ох. Джейкоб выходит из своей комнаты и видит их в таком положении, но ничего не говорит. — Иди в душ, Джейкоб. Джек воспользуется моей ванной, хорошо? Его мальчик кивает и идет в ванную. Он послушный и добрый. Брюс любит его, но даже так, часть его знает, что он больше любит… — Эй, пошли. Я помогу тебе в ванне, ты сможешь помыться, а я останусь там, но не буду смотреть, договорились? Мальчик снова шмыгает носом, но кивает. Они идут в ванную, и все в порядке, пока… Брюс снимает грязную рубашку с Джека и видит… это ужасно. Его кожа фиолетово-зеленая повсюду, где раньше его скрывала рубашка, делая из гладкого мальчишеского живота уродливое полотно боли. Джек даже не дышит. Его глаза плотно закрыты, и он, кажется, дрожит от чего-то другого, кроме холода. Это… Брюс ничего ему не говорит. Вместо этого он наполняет ванну, целует его в грязный лоб и отворачивается. — Давай, Джек. Не забудь помыть за ушами. Гнев и желание убить отца Джека охватывают его. Джек не двигается некоторое время, но затем он приближается к Брюсу и шепчет ему на ухо: — Не делайте ничего с ним, мистер Уэйн. Если вы это сделаете, они заберут меня от вас, пожалуйста, пожалуйста… пожалуйста, не говорите ничего. Брюс кивает, но в глубине сердца знает, что он лжет. — Ванная, Джек. Ванная.********
Джеку уже десять. Десять. Он в основном живет в доме Брюса. В его глазах маниакальный блеск и некоторые визиты он даже не смотрит на Джейкоба, а на удивление смотрит на Брюса. Однажды Джейкоб ушёл на футбольный турнир, а Джек — нет. Они одни дома. Это двадцать восьмой день рождения Брюса. — Мистер Уэйн. — говорит мальчик с дивана, на котором лежит последние полчаса. — Да, Джек? — отвечает Брюс, сидящий за столом, по которому постукивал пальцами. — Вы мне очень нравитесь. Мальчик никогда не будет говорить что-то без скрытого подтекста. Брюс смотрит на мальчика, который свернулся калачиком, скрыв лицо в подушке. — Что-то не так? — Нет. Я просто женюсь на вас, вот и все. Брюс слышит комментарий, но сидит на месте, обрабатывая слова со странным чувством в животе, которое сигнализирует привязанность, обожание и странный вид похоти. Он возмущён, но ничего не делает. Он не может отправить ребенка домой к этому куску дерьма, который только этого и ждет. Он не может избавиться от него, и он не может избавиться от этих мыслей, но все равно это не имеет значения. Джейкоб входит в дом, уставший и счастливый. Брюс не отвечает на комментарий Джека. Вместо этого он обращается к сыну и спрашивает, как всё прошло, как прошла поездка домой с миссис Андерсон, завел ли он новых друзей.********
Джеку исполнилось двенадцать, когда Брюс обнаружил его, лежащим на кровати с руками в штанах и блаженным выражением лица. Его член твёрд, он поглаживает его и это так, так мучительно красиво для Брюса — Сейчас лето и Джейкоб на неделю уехал в лагерь. Брюс смотрит на Джека достаточно долго, чтобы запомнить каждую деталь, но он останавливает себя, когда понимает, что видит. Он выгоняет Джека из дома, ругая, называя его безрассудным и говоря ему, что его импульсивность опасна. Он делает выговор тихим голосом, который выражает горькое разочарование. Джек не покидает крыльцо даже после того, как Брюс запирает дверь. Он остается там на ночь, потом весь следующий день. И все это без еды, без похода в туалет и без сна. Брюс знает, потому что всё видит из окна кухни: ребенок не раскаивается, но все еще хочет быть прощенным. Он открывает дверь, впускает ребёнка и говорит: — Не делай этого снова, Джек Напьер. Мальчик кивает, крепко обнимает Брюса и идёт в комнату Джейкоба. Брюс замечает небольшую улыбку, когда мальчик проходит мимо него, но ничего не комментирует. Некоторые драки просто не стоят драки.********
Мальчику исполнилось пятнадцать, когда он снова это сделал. Пятнадцать. Число поражает. Вещи действительно начинают меняться. Брюс видит эти изменения в течение многих лет, когда покупает Джейкобу и Джеку за мороженое, когда им исполнилось тринадцать, а потом, поскольку они становятся всё более взрослыми, у Джейкоба появляется столько друзей, что у него нет времени ни на Брюса, ни на Джека. С годами Джек все больше сутулится, становится более настороженным, рычит на всех, кто приближается к их маленькому островку, где они едят мороженое и хихикают над нелепыми шутками. Джек и Джейкоб — разные личности, но они никогда не жестоки друг к другу. Брюс знает это, потому что Джейкоб слишком мил для любой такой вещи; Джек делает это, потому что в его голове возникла странная мысль, что, чтобы держать Брюса рядом, он не должен отдаляться от Джейкоба. Со временем глаза Джека становятся из невинных — жестокими, но даже так он смотрит на Брюса, как обычно. Каждый год, когда мальчик растет; ухудшается и тошнотворное обожание Брюса. Он пытается держать себя под контролем, но он не может полностью отстраниться, потому что… Потому что мальчика подвергают насилию дома, и его шрамы растягиваются, когда он становится выше. Его волосы окрашены в дикий зеленый цвет, он носит свободные рубашки и джинсы, которые соскальзывают вниз так, что Брюс хочет согнуть и отшлепать его за это. Да. Это для мальчика. Однажды, Джейкоб ушёл к одному другу с ночёвкой, и Брюс должен был предвидеть это, увидев хитрый взгляд и жесткую ухмылку Джека. Мальчик входит в комнату Брюса, прислонившись к изголовью кровати, молча читает вместе с ним книгу и стоит рядом. — Да? — спрашивает Брюс, не отрывая глаз от страниц, боясь того, что увидит на лице мальчика. — Мистер Уэйн. — мальчик выхватывает у Брюса книгу. В мгновение ока он забирается на кровать и садится на Брюса, обхватывая ногами его талию. — Блять, — всё, что успевает вырваться из Брюса, прежде чем липкие губы прижимаются к его, чужие руки держат его за волосы, а тёплая выпуклость потирается о его живот. — Нет, нет, нет, — бормочет Брюс, отворачиваясь, но не останавливая. Не останавливая мальчика от того, что он собирается делать, ох-это-так-неправильно и нет, нет, нет — Джек хнычет, одной рукой вытаскивая свой член из штанов. — Прекрати, Джек, остановись! — Брюс сталкивает ребенка с кровати, и тот приземляется на спину с громким смехом, который эхом отзывается по комнате. — Уходи! Убирайся. Убирайся прямо сейчас, Джек! Мальчик не двигается, Брюс хватает его за запястье и выводит из своей комнаты, захлопывая за ним дверь и прижимаясь к ней спиной. Он всё ещё слышит хихиканье снаружи, но теперь оно тише, печальнее. — Я должен был, Брюс, я должен был. Брюс уже чувствует свой стояк. Нет. Он ничего не сделает по этому поводу, потому что это сделает его монстром, таким же, как и отец Джека. — Уходи, Джек, — бормочет он, зная, что его услышат, но не послушают. — Я останусь, — отвечает Джек, встает и уходит. Он, вероятно, закроется в комнате Джейкоба и остаётся там до утра, а затем уйдёт после завтрака. Брюс принимает долгий холодный душ, ни разу не касаясь своего члена, но думая об этих мягких губах и — Утром всё идет так, как он думал. Хоть они даже не упоминают об этом инциденте, Брюс знает, что они оба об этом думают.********
Семнадцатый день рождения Джека пришёл как шторм. Брюс и он сейчас одни. Джейкоб рассердился на Брюса по какой-то причине: «Боже, папа, посмотри на себя. Ты не спишь месяцами и то, как ты смотришь на Джека… как будто ты не можешь его вынести, но и не можешь отпустить и… ты меня слушаешь, папа? Я беспокоюсь за тебя. Мы должны отпустить его. Ты слушаешь? Боже. Позвони мне… позвони мне, когда будешь готов слушать. Я буду в доме Майкла, если понадоблюсь.» И так, они оба сидят друг напротив друга с тортом между ними, выглядя напряженными и уставшими. У Брюса мешки под глазами из-за того, что Джек любит заходить в его комнату, смотреть порно с членом в руке, шептать непристойности и — Брюс вздрагивает при мысли об этом и старается отвлечься. Он не уступит, нет. — Что ж, — неловко начинает Джек, на его губах большая улыбка, длинные зеленые волосы деликатно обрамляют лицо. — С днем рождения, дорогой. — нежность выскальзывает изо рта Брюса, и он мгновенно сожалеет об этом. Это создает вокруг них напряженную атмосферу, которая не рассеется, сколько бы Брюс ни ерзал в кресле. И мальчик, черт возьми, ничего не делает, чтобы остановить это. Если он сделает что-нибудь, Брюс вышвырнет его. Он никогда не впустит его. Для его же блага. Да. Он больше не сделает ничего, чтобы помочь этому мальчику. Джек поднимается, сокращает расстояние между ними и опускается на колени перед с Брюсом. Мальчик раздвигает его ноги мягким прикосновением (команда, которую Брюс слишком боится игнорировать) и осторожно, о, так осторожно, расстегивает джинсы Брюса и приспускает их. Он делает, черт возьми, он делает. Он не сопротивляется, даже не задумываясь. Розовые губы раздвигаются, и Брюс чувствует обжигающее тепло на своей промежности, которое отделяет от кожи влажный хлопок белых боксеров Брюса. Спокойно. Спокойно, спустя одиннадцать лет, Брюс решает поддаться своим демонам. Язык подталкивает его и умоляет о большем, и Брюс даёт ему это, отодвигая Джека мягким прикосновением, встречаясь с этими заманчивыми зелёными глазами и спуская с себя боксеры и джинсы одним движением. Джек медленно облизывает головку Брюса, затем заглатывает его и медленно трахает себя в рот, будто бы наслаждаясь каждой секундой. В конце концов, Брюс кончает так обильно, что сперма вытекает изо рта мальчика даже после того, как ребенок проглатывает её. В этот момент между блаженством и виной, Брюс… Брюс и Джек, они вспоминают. В долю секунды Брюса хватает клоуна за горло, пока тот смеётся и облизывает свои губы. Он не знает, что делать, но ему это не нужно, потому что теперь Джек обхватывает Брюса ногами и через несколько минут — Они обнажены, член Брюса упирается в девственную задницу Джокера. — Мой, мой, мой, — шепчет Брюс, снова и снова оставляя поцелуи на теле Джокера. В конце концов, они принадлежат друг другу. Это имеет смысл, ведь он так долго ждал этого момента. Дело никогда не было в сексе или в молодости Джека, но если говорить об этом — Брюс входит внутрь клоуна и замирает, потому что… даже в этом случае Джек — всего лишь мальчик. Джокер, хромая, молча покидает дом. На следующее утро он приходит весь в крови, широко улыбается Брюсу и говорит: — Он, черт возьми, заслужил это, за всё, что со мной сделал, — он совершил отцеубийство. — Я тоже этого заслуживаю, — отвечает Брюс, но не сопротивляется, когда Джек шепчет ему на ухо секреты, которые никто не должен слышать из уст мальчика.********
Они признают Джека виновным меньше недели спустя. Они судят его как взрослого, и он получает пожизненный срок. Он остаётся в тюрьме меньше недели, но Брюс навещает его каждый день. Из-за этого пуленепробиваемого стекла ему нравится думать, что это его наказание за то, что он не ждал. Теперь, он обречен дожидаться своей следующей жизни. Эта иллюзия благочестивого выговора разрушается в тот день, когда Джек сбегает из тюрьмы, забирая Брюса с собой и покидая город. Брюс оставляет Джейкоба с виноватым сердцем, но он знает, знает, что мальчик будет в порядке без него так, как он не может быть без Джокера. Он оставляет свое значительное состояние мальчику и больше никогда с ним не разговаривает. Он и Джокер живут вместе в укрытии, пока оба не стареют, и Брюс умирает в один прекрасный день от сердечного приступа. Эта жизнь полна вины и ошибок, но, прежде всего, эта жизнь безотзывных изменений. Именно тогда Брюс начинает видеть, как эта Вещь искажает его.Семьдесят с чем-то. Меньше восьмидесяти. Наверное
Они, должно быть, ускользают в кроличью нору. Мир принимает резкие повороты, цвета то исчезают, то взрываются, но вечная тьма в их сердцах постоянна. В этой жизни он встречает человека, который во всех отношениях похож на Кларка. Кроме этого, он человек, а не Бог среди хрупких существ. Это, пожалуй, единственное различие, потому что его сердце чистое и хорошее, и он улыбается ему сладкой, как сахар, улыбкой. Странное чувство ностальгии, которое он не может объяснить, поглощает его в этой жизни, и поэтому он женится на этом не-Кларке, пока в один прекрасный день, на работе, он не натыкается на преступника, которого привели на допрос, и головокружение ударяет по нему так сильно, что он бросает всё тогда и там. Он в ужасе от того, как использовал своего мужа (имя которого он рано или поздно забудет) и ему отвратительно от того, как его мог любить не-Кларк так долго, но… Ему нравится, как гоготал преступник, пока он покусывал его плечо с такой страстью, будто заново родился. В этой жизни он разводится с не-Кларком менее чем через неделю. Он делает это, потому что знает, что, если он этого не сделает, он будет обманывать его каждый день, каждый час, в своем сердце и в своих мыслях. Он не вступает в повторный брак, но, через несколько лет, съезжается с Джокером. Не-Кларк никогда не прощает его; а Брюс… Брюс… пять жизней спустя, Брюс забыл обо всём, кроме Джека в своём сердце. Не-Кларк и его непрощение так же несущественно, как и каждое мгновение, проведенное не с Джокером.Всякий раз, когда я слушаю старые хроники любви, её вековую боль, Эту древнюю историю о том, как быть вместе или порознь. Когда я смотрю в прошлое, в конце концов, ты появляешься, Как звезда, пронизывающая темноту времени: Ты становишься тем, кого я запоминаю навсегда.
Пауза. В некоторых мирах он настолько отличается от самого себя, что даже не считает себя Брюсом. Это на самом деле не считается.
В этой жизни, Джокер мёртв к тому времени, когда Брюс добирается до него. Он — избитый полицейский, уставший, измученный от жизни, постоянно ищущий что-то, кого-то, чтобы заполнить пустоту в своем сердце. Он знает, что как только увидит мёртвого Джокера, то никогда не достигнет того, что ищет. Тот, кого он должен был найти, мёртв, сброшен в канаву за мелкие деньги или наркотики, или, зная клоуна, из-за шутки в неподходящее время. В этом мире Брюс всадил четыре пули в убийцу, а потом сам ест пятую. Он умирает, зная, что нет смысла жить жизнью, в которой одинок. Эта реальность — не настоящая. Джек или Джокер, или кто там ещё. Они — одно и то же, либо они вместе, либо их вообще нет. Перед смертью он счастлив и даже когда убивает себя. Он не слишком слеп, чтобы видеть сформировавшуюся опасную взаимозависимость; он никогда не задумывается о том, что он может что-то сделать. Это. Принадлежит им. Это единственное, что у них есть.Больше
Один раз, Джокер более сумасшедший, чем когда-либо видел Брюс. Он предполагает, что это вес временных рамок, базовое безумие, трескающееся и трескающееся, сложенное поверх слабой воли в этой конкретной вселенной. Значит, Джокер — буйный сумасшедший. Он мочится под себя, выплёвывает каждое слово и имеет привычку хвататься за промежность, когда Брюс находится в той же комнате, что и он. Его глаза не мерцают. Они блеклые и тусклые. Брюс хочет убить их обоих и надеяться на ад. Или на то, что Джокер будет лучше (не здравомыслящим, нет, менее… бесчеловечным, более похожим на прежнего себя). Брюс не подчиняется своим желаниям. Он отправляется в лечебницу, в которой он должен был стажироваться, в начале всего этого (не в Аркхэм, что не так уж плохо, но и не хорошо) каждый день, в течение года, двух лет, десяти лет… Он не уходит, потому что это сложно. В конце концов, он выявляет в Джокере некоторое здравомыслие; он пытается подавить его безумие. Он делает всё это благодаря преданности и любви. Тем не менее, Джокер часто дезориентирован, стал бредить больше. У него всё ещё есть проблемы с контролем мочеиспускания, но, к тому времени, когда им обоим под тридцать, Брюс знает, что для него это как шутка. Он любит доставлять Брюсу неудобства. Однако в некоторые дни он бывает озлоблен, не доверяет себе и съеживается от собственных мыслей. Даже в эти дни он приходит к Брюсу. Это единственная причина, по которой Брюс не сдается.********
В следующий раз, когда Джокер осознает, что он сделал все это, все меняется. Они меняются, но Брюс не может описать это. Это нечто секретное, невысказанное. Истина, стоящая за целью реальности и вселенной.Сотая? Возможно. Максимум? Миллиардная
Есть также жизни, когда они дети: сначала друзья, затем любовники и тому подобное. В это время они не понимают, сколько ненависти живет в их прошлом, пока не тонут в море липкой и мягкой, беззаботной любви. В то время они чувствовали себя навсегда не заклейменными в своих обличиях, но глубоко запечатленными в своих сердцах; словно это — симфония, которая одинаково интенсивна, но не имеет адских нот, которые обычно предшествуют их любви. Однажды они просто вспоминают, лежа бок о бок, и смотрят друг на друга, но в них ничего изменилось. Они по-прежнему Брюс и Джек, их любовь — вещь, которая держит эту жизнь вместе, не разлучает её. Это хороший, а также редкий случай. Они оба крепко держатся за него, хотя это лишь их маленькая мечта среди кошмарного пейзажа. Небесное знание о том, что их любовь может быть хороша, даже если это почти всегда не так.Навсегда
И это продолжается. Снова, и снова, и снова, пока Брюс уже не может сказать, что точно происходит между ними. Брюс помнит его, его смех и его радость и то, как он обожал их с Брюсом встречи. Иногда они умирают молодыми, а иногда — живут вместе, пока не состарятся и не одряхлеют. Но всегда есть Брюс и Джокер, или Джек и Бэтмен, или Бэтмен и Джокер, и ох, ох, ох. Иногда (всегда, всегда, всегда) они любят друг друга, они целуются и обнимаются. Но иногда они ненавидят друг друга, и они трахаются, грубо и жестко, и они кусаются, пинаются и ломаются. Иногда Брюс плохой, а Джокер хороший, и все настолько искажено, что оригинал их — это далекое воспоминание. Есть и зомби, и совы, и невинность, и её отсутствие. Иногда один стар, а другой молод, и происходят вещи, которые никому не нравятся. Но это всегда они, когда дело доходит до этого. Когда гаснет свет и садится солнце, это они двое танцуют свой танец, пока люди умирают, но это они. Как и было обещано, никто не одинок. И как Бэтмен, или Брюс, он чувствует, что так должно быть. С безумцем ему есть кого целовать или кого убить. И это они, они, они. И это никогда не закончится.Мы с тобой плыли по течению, из самого источника. В основе времени, лежит любовь одного к другому. Мы играли вместе с миллионами любовников Застенчивая сладость встречи, те же многострадальные прощания — Старая любовь, которую возобновляют и возобновляют всегда.
Последняя
До одного момента. Каким-то образом, с заходом солнца на далеком горизонте, Брюс знает, что это последняя жизнь. В этой жизни есть грань завершенности: цвета ярче, чем раньше, он помнит все о каждой вечности, а страсть, любовь и ярость ярко горели в его груди и его разуме в ту же секунду, когда он родился. Он знает, что это их последняя позиция. Брюс не боится; он приветствует этот конец, как долгожданного друга, сладкую горечь, о которой он мечтал и боялся с самого начала. В последний раз всё прямо как в первый. Он миллиардер, его зовут Брюс Уэйн, его родители мертвы, единственный наставник — дворецкий по имени Альфред, он знает коварную женщину по имени Селина, он верит в справедливость. Пробегая по местному парку, его взгляд ловит небольшую сцену, стоящую на склоне внизу и предназначенную для случайного шоу в городе. Сами сиденья, на вид, покрыты дешёвой синей тканью. Тем не менее, это не все, что привлекает его внимание. По сути, это мужчина, который сидит на одном из сидений, и Брюс знает его слишком хорошо — он носит фиолетовое пальто, его бархатистая поверхность, сверкает в оранжевых лучах заходящего солнца. Его волосы — дикие зелёные кусты, а Брюс… Он просто останавливается. — Потрясающая производительность! — слышит восклицание Брюс, которое преодолело порывы ветра, отбросившие копну зелёных волос назад. Никто вокруг, кажется, не слышит его. Это не имеет значения. Проскользнув под ограждением, которое должно сдерживать прохожих, пока нет никаких выступлений, Брюс идет вниз. Он должен узнать, прикоснуться, почувствовать, ударить, поцеловать, сделать больно, любить — — Мы сделали всё просто потрясающе, — гордо говорит клоун. — Ты никогда не был более прав, — отвечает Брюс, садясь рядом с ним. Он выглядит так же, как в самый первый раз. Его лицо худое, губы рубиново-красные которые Брюс может вечно бить (целовать), пока сам мир не разорвется, глаза его дикие, сумасшедшие, кислотно-зелёные. Но в них есть мудрость. Кажется, что эти глаза что-то узнали за все эти годы; и, видя это, Брюс доволен. — Ох, Брюси, я так скучал по тебе. — Джокер кладёт голову на плечо Брюса. — Ты чувствуешь это? — бормочет Брюс после продолжительной паузы. — Наш последний раунд, — отвечает Джокер. В ответ Брюс только хмыкает. Клоун знает это тоже. — Это странно. — Как мы можем не бояться, что это прекратится сейчас, после стольких лет? Как тебе не надоедает, что я рассказываю одни и те же шутки? Как мне никогда не надоедает твое тупое лицо? Да. За все это. Но всё равно, это странно. Годы умерили бури, которые бушевали в них; из них исчезла переполняющая живность, которая была в самой первой жизни. — Странно, что ты понял эту любовь, прежде чем это сделал я, — отвечает Брюс. — Любовь сумасшедшая, дорогой Бэтси. Я эксперт в области сумасшествия. Они оба хохочут над шуткой, которая выходит из этих красивых губ в миллионный раз. — Я чувствую себя таким старым. — Старее, чем время, дорогой. Это ты и я. Недвижимые объекты — — И непреодолимая сила, — завершает он. Их голоса тоже кажутся старыми. Здесь им всего несколько лет: внутри они прожили тысячелетия. — Что скажешь, закончим всё хорошо? Небольшая реконструкция прошлого ради времени — удивительный Бэтмен и его дьявольская археология, Джокер. — Так же, как мы начали, Джек. Мне бы этого хотелось. Джокер поднимает голову и оставляет на щеке Брюса сладкий поцелуй, полный преданности и доброты. — Люблю тебя, сладкоежка, — говорит он, настолько здравомысляще и честно, что Брюс хочет уничтожить его, порвать эту легкую оболочку и удержать человека внутри. Его рука в перчатке поднимается и кладет что-то маленькое в ладонь Брюса. Это кольцо. Сделано из чистого золота, выкованное в вечность. — Единственное, чего мы никогда не делали, — заявляет Джокер. Он не задает вопрос, он просто требует и берёт. Не то чтобы он действительно должен был спрашивать, так или иначе. Ответ был: «да», с тех пор как… с начала времён. — Я тоже тебя люблю, — отвечает он, надевая кольцо на безымянный палец. Пауза. — Ты украл его, не так ли? — Мм… Да, — клоун хихикает, подмигивает ему и подпрыгивает. — Что ж, мой Тёмный Рыцарь, я должен ожидать свидания сегодня, скажем, в одиннадцать тридцать? — В двенадцать, я должен купить тебе кольцо. — Договорились! Затем он поднимается вверх по ступенькам и перепрыгивает через ограждение, будто его и вовсе там не было. Каждое из его движений знакомо, часть образа, которая имеет жесткую связь с самой сердцевиной Брюса. Он смотрит на кольцо и улыбается. Это будет хороший последний раз. С сегодняшнего дня это будет жестоко и опасно, и больно, и дико, и красиво, и кроваво, и больно, и прекрасно — они, и они, и они. Когда он встает и наблюдает за тем, как свет исчезает вокруг него, он понимает последние слова Джокера, которые прозвучали давным-давно: «Я встречу тебя, когда сядет солнце, сладкий!» Он улыбается и уходит. Несмотря на то, что это их миллионный раз, он чувствует, что страсть горит в нем, как в первый. Хорошо, хорошо, это было потрясающе. Только тогда он понимает, что возобновил свои круги по парку, что, возможно, в первый раз они оба живут так беспорядочно, потому что у них есть так много жизни внутри — они знают, что это их единственный шанс, их единственный шанс вылить все чувства, которые у них есть. Он не сказал бы, что у них их уже нет, но они закалились. Им больше не нужно жить вечно: они узнали всё друг о друге. Немного запыхавшись, он выходит из парка и идет домой. Прибыв, он находит подарочную коробку, чуть меньше него, с прикреплённой к ней биркой: «Надень это сегодня, красавчик ;) XOXOXO» Он открывает подарочную упаковку — внутри, — идеальная копия его бэт-костюма. Кроме того, к грудной пластине приклеена записка. Он берёт её и читает. «Дорогой Брюси, Я написал эту вещь давным-давно. В фрагментах, в каждой жизни, в которой я жил. Это не смешно, но я оставлю это, потому что, ну, ты тоже не такой смешной. Смотри, сладкий, я должен уточнить, я любил тебя с того дня, когда ты создал меня. Я любил улыбку, которую уродливый хмурый взгляд скрывал от меня. Я любил тебя, прежде чем ты даже понял значение слова «любовь», дорогой, и, если это не смешно, тогда я ничего не понимаю в шутках. Я улыбаюсь тебе, Брюс, я никогда не улыбался, прежде чем встретил тебя — клуб, помнишь? Ну, тогда я был не очень хорошим человеком. Но в ту секунду, когда ты пришел? Ну, все умирали от смеха. Дело в тебе, Бэтс. Ты. Я никогда не скажу это в лицо. Слишком слащаво, плохо для уличной репутации. Ты прекрасен, дорогой, и мы вместе? Мы делаем что-то красивое, а когда лежим рядом, создаём просто идеальный шторм. Мы сделали что-то хорошее. Забудь этот абзац, слишком сладко. Мы ведь не такие (за исключением одного раза, но мы об этом тоже не говорим). В любом случае. Знай, что я люблю тебя с тех пор, дорогуша, и ты мой. Мы завершаем друг друга, и это хорошо. Я всегда найду тебя, даже после того, как это закончится. Я и ты, ты и я. Мы. Смеёмся, дерёмся, любим и ненавидим, и как я наслаждался этим. Давай сделаем это хорошо, дорогой. Это последняя битва, наш большой финал, последняя глава и еще много чего. Есть и другие вещи. Вещи, которые я, вероятно, никогда не скажу тебе в лицо, но и писать не буду. Некоторые шутки лучше оставить невыраженными, дорогой. П. С. Я хочу, чтобы мое кольцо было черным.» И внизу, вместо подписи, последняя строка стихотворения, которое он прочитал давным-давно. Это мило и вызывает у Брюса улыбку.Сегодня он нагроможден у ваших ног, он нашел в вас конец Любовь всех человеческих дней как в прошлом, так и вовеки: Универсальная радость, всеобщее горе, всеобщая жизнь. Воспоминания всех влюбленных сливаются с нашей любовью — И песни каждого поэта остались в прошлом и навсегда.
Последнее слово звучит в его голове, и он несколько раз говорит его вслух, чтобы убедиться, что оно реально. Да. Навсегда.