Опустевший дом

      Барнс сидел на прогнувшейся кровати местной больницы и рассматривал фото, которое было у него в руках. Прошло два года с того ужасного дня, но он все еще не мог отойти. Он надеялся, что фронт и его обязанности смогут отвлечь, что звание сержанта хоть как-то заставит себя чувствовать лучше, унять боль, но этого не произошло. Барнс всегда затягивал свою форму туже, хоть так и нельзя было делать, но так он чувствовал меньше боли, а бури внутри затихали. Но это никогда не длилось долго. Джеймс забывал о Роджерсе лишь во время перестрелок, он не мог думать о парне в те моменты, но если бы все было менее напряженно, его мысли определенно были бы заняты чем-то, а точнее кем-то другим.        Мужчина провел большим пальцем по фотографии и перевел взгляд на тумбочку, где располагался тот самый рисунок, с подписью «Капитан Роджерс» и «Сержант Барнс». От мыслей о возлюбленном в горле застрял болезненный ком, а к глазам подкатились слезы. Столько времени… Он все еще винил себя за свои действия, за свой глупый проступок в детстве, и ненавидел сильнее за то, что не смог помочь ему, защитить. Он ненавидел себя за то, что ушел, оставив Стива одного. Он корил себя за это, но прощение просить было слишком поздно. Барнс не надеялся вернуться домой с войны, он считал, что будет лучше, если война заберет его. Он не сможет вернуться в тот дом, где, как ему казалось, совсем недавно он лежал головой на коленях у Роджерса, а тот поглаживал его по волосам, доставляя удовольствие.        Ранения на теле Барнса все еще не зажили, но он скрывал их, говорил врачам, что все хорошо и он готов вернуться в строй. Он не мог оставаться больше в этой больнице. Мысли слишком сильно давили, а сжимающее и щемящее чувство в груди не давало покоя, заставляя выть от боли. Барнс осторожно сложил пополам рисунок и убрал во внутренний карман, куда сложил и фотографию.       Поднявшись с кровати, он прошел к окну и взглянул на пылающий горизонт. Краски неба были такие же, как и в тот вечер на пляже, когда они оба чувствовали себя счастливыми, не знали горя. Джеймс никогда не задумывался, как он будет жить без Роджерса, что с ним может что-то случиться. Слова врача, два года назад, звучали как гром среди теплого летнего дня. Он не верил, считал лишь темным сном и постоянно надеялся, что он вернется с фронта, к своему хрупкому Стиву, обнимет его и скажет, как скучал, а холодными вечерами, сидя у камина и потягивая горячий шоколад, будет рассказывать о своих военных подвигах. Он медленно терял голову, сходил с ума, а страх за свою жизнь отходил на второй план.        Мягко сжав ручку на окне, он потянул ее вверх, чтобы открыть окно, впустить в душную палату свежий воздух, но не успел, как в комнату зашел главнокомандующий. ― Барнс. Этот голос звучал спасением для Баки, ведь он знал, что последует после. Он развернулся, отдал честь и послушно пошел за вошедшим мужчиной. Он знал, что станет легче. Он знал, что сейчас все закончится. На его лице появилась расслабленная улыбка. Баки больше не придется страдать и винить себя. «Это лучшее искупление», подумал в последний раз Барнс, лежа на холодной немецкой земле, не стараясь зажать кровоточащую рану. С мягкой улыбкой на губах, он сделал вдох, закрыл глаза и больше никогда их не открыл.