— Чон-мать-твою-Чонгук! Ты собираешься вообще в шарагу или как?
Ничего так не бодрит с утра, как голос лучшего друга, разрывающий динамик телефона. На дворе первое сентября, листья деревьев только-только начали покрываться теплыми пигментами красного и желтого, а в воздухе стали ощущаться прохладные потоки северных ветров. Сегодняшний день считается важным для большинства молодежи, особенно для тех, кто шагает в новую ветку истории, будь то школа или университет.
А стоит ли так париться из-за красного дня календаря, когда ты третий курс? Вот Чонгук думает, что стоит послать все на хер. На первом курсе парень бежал сломя голову, чтобы не дай бог не опоздать к началу поздравительной линейки, однако со второго года обучения пыл поутих (что уж тут говорить про третий). Идти лишь для того, чтобы посмотреть на счастливые и свежие лица перваков, которые к концу семестра будут похожи на ходячих мертвецов? Нет уж, извольте.
Чон нехотя поднимается с нагретой долгим сном кровати и плетется на кухню, шаркая мягкими тапочками по полу. Вскоре раздается щелчок электрического чайника, а хлопнувшая дверца холодильника оповещает о его открытии. Неаккуратно нарезанные бутерброды из колбасы и сыра, лениво заваренный чай в пакетиках, который парень не особо жалует, ибо «труха-трухой, а не чай», но когда ты улитка по жизни — и такое сойдет, лишь бы желудок набить. Импровизированные блюда ожидают своего звездного часа, пока хозяин шуршит в ванной. Чонгук подходит к раковине, попутно смотря на себя в зеркало: помятое и припухшее от сна лицо со следами от подушки, запутанные волосы, перекошенная ночная рубашка, сползшая на одно плечо, и не до конца разлепленные глаза. Красота-а-а.
После тщательной чистки во рту пахнет жгучей мятой. Чонгук проводит языком по внешней поверхности зубов, на инстинкте проверяя наличие ночного налета. Парень не выходит из ванной еще минут десять.
— Хосок, твою не мать, хватит мне названивать каждые три секунды, — ворчит в трубку Чон, едва успев принять очередной вызов.
— Ты хотя бы на сообщения отвечай, засранец, — не менее раздраженно отзывается друг. — Ах, да, я же забыл: ты у нас не читаешь сообщения!
— Все, давай, я выйду минут через двадцать.
Показательно закатив глаза, Чонгук нажал на красную кнопку, прерывая поток возмущенных фраз Хосока. Ну и что будет, если он опоздает? Даже занятия начнутся только завтра, ну что за…
Несмотря на внутренний бунтарский характер, Чонгук — парень довольно спокойный и воспитанный, он редко пренебрегает правилами и законами, а если и делает это, то только по вине своей тупости или вынужденной ситуации, что, в принципе, случается довольно редко. Однако, это не мешает юноше злоупотреблять прогулами пар. Да кому есть дело, когда любимая староста без вопросов прикрывает Чона, стоит ему пару раз хлопнуть глазками перед ней? Ох, девчонка, походу, готова на все пойти, ради Чонгука, ну что за банальность.
Шкаф не блещет разнообразием цветов в одежде, висящей в помятом состоянии на деревянных вешалках. Куча сложенных белых футболок, десяток спортивных свободных штанов, накопленных чуть ли не с пеленок, и уйма верха с рукавами по кисти и воротом по подбородок. Нет, у Чонгука нет комплексов по поводу своей внешности (ему просто нечем комплексовать, ну разве что носиком), это вынужденная мера. Если бы универ разрешал красоваться на занятиях татуировками — жизнь казалась бы малиной. Но одна из функций ВУЗа — сделать жизнь студентов адом. И этот пункт в уставе прекрасно с этим справляется.
Вот тут-то и проявляется хулиган-Чонгук: руки произвольно тянутся к единственной выглаженной белой рубашке и узким черным джинсам. На поджаром смуглом теле она явно просвечивает контуры мышц, а эластичные штаны подчеркивают контуры мясистых бедер и округлой задницы. Самое главное для парня в этом облике то, что сквозь прозрачность хлопка проступают черно-цветные узоры, ветвящиеся от шеи до пояса и переходящие чуть ниже, скрываясь с посторонних глаз под плотной тканью джинс. Пресловутые завитушки переходят в остроконечные линии, создавая диссонанс «мягкого» и «жесткого», бутоны простых земных цветов по ходу движения от шеи к запястьям раскрываются в изысканные потусторонние цветы, а контурные птицы превращаются в жуткие кости, минуя путь словами из любимых песен и книжек. Выглядит потрясающе, зачем же это скрывать?
Чонгук одергивает ворот верха, открывая вид на обвившую горло колючую проволоку. Наверное, Чимин его нежно убьет за подобное, ведь тату было сделано неделю назад без ведома друга. Чон — дерзкий парень, может себе это позволить, как сказал бы Хосок.
На запястье опускается тяжесть металлических часов под цвет штанов, а ноги окутывают привычные конверсы, содранные на носках остротой улиц. Классика с неформальностью. Так может только Чонгук.
Перед выходом парень не лишний раз поправил прическу перед зеркалом, прежде чем провернуть ключ в замке и направиться к лестнице. Перепрыгивая ступеньки, Чон быстро спустился на первый этаж, выходя на улицу. Воздух свеж для сентябрьского утра, а солнце, вроде как, и не думает выходить из-за облаков, за что юноша мысленно хлопает себя по лбу: только дурак мог не взять куртку в такую погоду. Ну, Чонгук, собственно, и есть дурак.
А солнце все-таки появилось: метров за сто виднеется темная макушка лучшего друга, который явно зол.
— Ну наконец-то Его Величество изволило покинуть свои покои и спуститься в мир простых смертных! — восклицает с неприкрытым сарказмом Хосок.
— Пошли уже.
Половину дороги Чонгук слушал упреки и выговоры от Чона. Оставшуюся половину пришлось слушать то же самое, но в сторону Чимина. Зато парень узнал некоторые новости про универ: на пятом курсе завелась крыса, которая сообщила ректору о проплаченном экзамене по философии, на четвертом курсе половину народу отчислили за долгую неуплату общаги, на третьем ужесточили правила написания курсовых (за что оба парня знатно поплакали), на втором студенты устроили массовую пьянку по случаю перехода на новый этап, а на первом курсе все говорят про сладкоголосого юношу, у которого «красота Аполлона, а голос русалки». К слову, ни одна новость, кроме массовой пьянки, Чона не заинтересовала. Ну ладно, первокурсник вызывает любопытство.
У ворот ВУЗа собралась целая толпа людей. Чонгук одарил друга суровым взглядом, мол, «и какого черта ты меня сюда притащил», на что тот безбашенно улыбнулся и, схватив вредину за руку, повел вглубь серой массы. Юноша успел зацепить плечами всех, кого не лень, пока они пробирались к сцене. Студенты помогали настраивать технику, пока преподавательский состав мило беседовал в уголке. Интересно, за эти два года они попытаются хоть чуть-чуть поменять речь или все так и останется по устоявшемуся клише?
Микрофон противно звенит, оповещая о своей готовности. Мужской голос проговаривает «раз-раз-раз», убеждаясь в работе техники, и юноша передает ее женщине преклонных лет.
— Здравствуйте, уважаемые студенты! — и понесла-а-ась. Да, и через десять лет речь будет той же. Скоро Чонгук ее наизусть выучит, если Хосок продолжит таскать его на бесполезные линейки. Перваки со вниманием слушают их декана, сверкая радостными глазами. Чон поджимает губы и закатывает глаза (какой раз за день?), скрещивая руки на груди и смотря исподлобья на Хоупа. Тот же открыто рассматривает толпу, подмечая новые лица и узнавая старые, замечает знакомые пухлые щечки и глаза-щелочки, после чего усиленно машет рукой и орет, перекрикивая декана: «Чими-и-ин!!!». Чонгуку хочется провалиться сквозь землю. Почему он еще дружит с этими идиотами?
Тот самый Чимин подбегает к ребятам, прыгая сразу двоим на шею.
— Парни, я так скучал по вам! Хоть бы раз приехали ко мне в Пусан, не так уж дорого билеты стоили, — обиженно ворчит Пак, надувая и без того пухлые губы. — Что собираетесь делать? Чонгук, твою ж налево, когда успел татуху сделать?!
— Да вот, я тут подумываю, когда успею сбежать в теплую кроватку, — игнорируя истеричные крики друга на последний вопрос-возглас, отвечает Чон.
— Чонгук, опять за свое, — Чимин мотает головой из стороны в сторону, упирая руки в боки. — Если я скажу, что на тебя пялится половину свежего девчачьего состава, у тебя найдется хотя бы один процент желания остаться подольше?
Чон удивленно поднимает брови и оборачивается назад: маленькая группка девушек шепчется между собой, поглядывая на парня и весело улыбаясь, а одна из них умудрилась даже подмигнуть и помахать своей крохотной ладошкой, ужас какой. Не, Чонгук не женоненавистник, ему просто претит вся эта бабская хрень, вроде соплей-романтики и конфетно-букетного периода.
А еще они выносят мозги и не возвращают на место.
— Знаешь, ты сейчас добавил лишний повод сбежать отсюда, спасибо, Чим-Чим.
— Да твою ж…
Разговор друзей плавно набирает обороты, переходя на более глобальные темы. Хосок закидывает удочку о выходной вылазке на природу, а Чимин предлагает завернуть в клуб и прекрасно провести время. В итоге, решают вначале поехать в лес, а потом посетить бар, чтобы вообще все круто было.
Чонгук пропустил тот момент, когда декан передала микрофон ректору, тот отдал его старосте потока пятого курса, а после он оказался в руках незнакомого парнишки. Юноша представился учеником первого курса факультета музыкальных искусств. Ким Тэхен. Господь, какой у него глубокий голос. «Видимо, это про него упоминал Хосок утром», — пронеслось в голове у Чона.
Ким громко сглотнул слюну и широко улыбнулся публике, после пряча глаза в пол. Из колонок полилась ритмичная музыка, мелодией похожая на те, которые включают в стриптиз-клубах, и парень, набрав в легкие побольше воздуха, выдал первые ноты. Вот тут у Чонгука случился мини-инфаркт, ибо какого хрена?! Утробный голос, льющийся непрерывным и ровным водопадом аккордов, окутывает улетевшее в далекие дали сознание, проникая глубоко в душу и западая в подкорку мыслей. Нереально иметь такой сладкий бас, который не отталкивает своей грубостью, а, наоборот, заставляет волосы вставать дыбом и мурашки бегать по коже.
Чонгук залип. Конкретно залип на парня, который до сих пор не поднял взгляд на людей. Аж рот открыл от шока, над чем смеются лучшие друзья. А Тэхен на припеве, наконец, смотрит в толпу, встречаясь глазами с Чоном и игриво подмигивая тому на словах «увези меня в Пусан и окутай теплыми волнами нежности». Откуда он знает, что Чонгук из Пусана?! Хотя, скорее у того просто началась нервная паранойя.
Этот парень невероятно красив, а Чонгук, как любитель изысканного искусства, не может отвести взгляд от смущенной улыбки, слегка раскрасневшихся щечек, дрожащих ладоней, плавных изгибов тела, подчеркнутых приталенной одеждой, и пушащихся темно-каштановых волос, вечно падающих на глаза. Понарожают таких, и мучайся потом от безысходности.
Мелодия обрывается, и юноша заканчивает петь. Слова благодарности, сказанные толпе, легкий поклон — и Ким сходит со сцены, смешиваясь с воодушевленными студентами.
— Чонгук, ты куда? — кричит вслед убегающему парню Чимин.
Чон расталкивает людей, пытаясь отыскать коричневую макушку, но парень как сквозь землю провалился. Гениальная мысль посетила голову третьекурсника: туалет. Где же еще быть человеку, который наверняка переволновался на сцене?
Привычные коридоры здания встречают пустотой и гулким эхом, отражающимся от высоких стен и толстых окон. Гук торопливо направляется в правое крыло, заранее продумывая план знакомства, однако его планы летят в бездну, стоит Чону увидеть открытую дверь классного кабинет перваков. Конечно же Чон заглянул туда.
Лучше бы не делал этого.
Перед глазами блестит прекрасная картина: Ким прижался к какой-то девчонке, обнимающей того ногами за талию, усадил ее на парту, из-за чего та показушно простонала, и засунул свои загребущие ручки под ее рубашку, явно проводя выше. Чонгук мог поклясться, что этот Ким впихнул в рот девчонки свой язык. Свой гребаный
сладкий язык, недавно заставляющий Гука чуть ли не плакать от глубины голоса. Ну какого лешего этот пацан оказался таким распиздяем?
— Эй, в акадосе трахаться запрещено, ебаные перваки, — зло проговаривает Чон, скрещивая руки и упираясь плечом о дверной косяк. Тэхен нехотя отталкивается от девчонки, поворачивая голову в сторону звука; в глазах плещется такая чернь, что Чонгук невольно сглатывает вязкую слюну, мечась взглядом по кабинету, лишь бы не смотреть на возбужденного парня.
— Пошел отсюда, казанова, — о боже, его голос может быть еще ниже???
— Я тебе сейчас язык вырву, если будешь со старшими пререкаться, — переходит в наступление Чон.
— Попробуй сначала в мой рот залезть, — игриво произносит Тэхен. А Чонгук просто: какого хера только что было?!
Девчонка начинает психовать, но отказать Киму не в состоянии, поэтому быстро всовывает в карман его джинс бумажку (видимо, с номером телефона), и поспешно уходит из кабинета, фыркая на Чона и задевая того плечом. Чонгук, конечно, знатно удивился наглости женского пола, однако дерзить не стал.
Злость Чонгука — это то, что лучше никогда не провоцировать, иначе можно сильно схлопотать. Бедный парень, к сожалению, этого не знает, поэтому продолжает играть с причиной неудавшегося секса, раззадоривая словно красная тряпка. Чон сжимает кулаки и уверенными шагами подходит ближе к Киму. Но, упс, он не предугадал действия: Тэхен склоняет голову к плечу, опирается руками позади себя о парту и широко разводит ноги, открывая вид на доказательство сорвавшегося удовольствия. У Чонгука желваки ходят по скулам, а мышцы предплечья напрягаются под полупрозрачной рубашкой.
— Прежде чем поступать сюда, стоило бы почитать устав университета, парень, — шипит на Тэхена Чон. Тот похотливо улыбается, сжимая коленями крепкие бедра парня. — Тебя мама не учила в детстве, что старших нужно уважать?
— Мне 23, зайка, — слащаво напевает Ким. — А вот ты — забияка. Я думал, с тобой поинтересней будет.
От такого заявления Чонгук удивился: ну не выглядит парень старше его на пару лет, врет, чертенок, небось. Действия Тэхена распаляют гнев сильнее, смешивая чувство с нарастающим возбуждением. Трудно держать себя в штанах, когда перед тобой в прямом смысле стелются, да еще и так похабно лыбятся, аж бесит. Ким сильнее сдвигает ноги, заставляя Чона придвинуться ближе и ощутить жар чужого тела.
— Почему на словах ты такой правильный, а внутри все рвется от бунтарского характера? Зачем ты зажимаешь себя, м? — на полном серьезе интересуется Тэхен. — Где татухи делал?
Чонгуку такой вопрос понравился больше предыдущего.
— Частично сам, — в ледяном голосе проскальзывают частички тепла.
— Шутишь? — с неприкрытым удивлением спрашивает Ким, приподнимаясь выше.
— Я, блять, на клоуна похож? — проговаривает на выдохе Чон.
— Только если чуть-чуть, — опять эта дурацкая улыбка. У Чонгука во всю чешутся кулаки, желающие встретится костяшками с прекрасным личиком задиры, но нет, нельзя. Не в академии.
— Здорово. Мне нравится. Я хочу посмотреть их все, без рубашки, — боже, как он может такое спокойно говорить?
Чонгук молча смотрит на парня, сжимая губы и хмуря брови, после чего пытается развернуться и уйти, но, оказывается, ноги у Кима сильные и сжимают лишь сильнее.
— Отпусти.
— Не-а.
Ладони резко опускаются на острые коленки Тэхена, а мускулистые руки рывком разводят бедра в стороны, выпутывая собственные из захвата. Ким ахает от неожиданности, поражаясь напору парня и его мужественным замашкам, после чего встречается глазами с тяжелым взглядом темных радужек и отпускает колкость: «Ох, будь нежнее, а то порвешь». Чонгук бесится, ой как бесится, от чего встречается ладонью с горлом парня, оборачивает пальцы вокруг напрягшейся шеи и опрокидывает Кима на парту, больно ударяя затылком о деревянную поверхность.
И уходит, громко хлопая дверью.
***
На следующий день в университете не все идет так гладко: погода не задалась с самого утра, предвещая темными тяжелыми тучами проливной дождь, а лекцию по нудному предмету перенесли в другую аудиторию. Нет, ну надо было догадаться ректору доводить дело до ремонта в самом начале учебного года, когда людей еще много, из-за того, что никого не отчислили, а времени мало. Лето — идеальное время для проведения всех плановых и внеплановых мероприятий, но мужчина считает иначе. Именно поэтому сейчас Чонгук неспешно шагает в направлении к злополучной кафедре, на предмете которой вечно получал «уд.».
Тяжелые двери парадного входа открываются под давлением сильной руки. Стоит отметить, что кафедра философии и психологии довольно вычурна и помпезна во внешних изысках, достаточно лишь посмотреть на отделку коридора и учебных комнат. В самом конце длинного пути располагается большая аудитория, в которой совсем недавно сделали косметический ремонт.
Чонгук окидывает взглядом наполовину пустующий кабинет и останавливает взгляд на машущей ему руке. Оказалось, что Чимин с Хосоком пришли раньше него и успели занять парню место. Как всегда, что на первом, что на втором курсе и что сейчас — галерка отныне и навсегда излюбленное место трех балбесов.
— Ну, что, как провел свой очередной скучный вечер? — с иронией интересуется Пак.
— Очевидно, скучно, — Чонгук расстегивает молнию портфеля, доставая небольшой планшет и наушники. — Что тебе всегда так неймется?
— Я ж помочь пытаюсь, дурак ты, Чон Чонгук! — Чимин возмущается, сложа руки на грудь в типичном для себя жесте.
— Лучше курсовую мне напиши, всяк больше помощи будет, — расплетая узел наушников проговорил Чон.
Возмущенные вздохи друга прервал преподаватель, вошедший в аудиторию. Невысокий мужчина средних лет, с виду похожий на затасканного женщинами человека, ибо как от огня шарахается от каждой особи женского пола. Голос его, спокойный и размеренный, создает приятную атмосферу на лекции — само то, чтобы поспать и восполнить пробелы ночных бодрствований. Правда, нудит преподаватель недолго: за дверьми слышится громкий топот, после чего заходит женщина, стуча каблуками по плиточному полу. Так уж получилось, что в учебном плане учли далеко не все пожелания учителей, из-за чего завтра всему второму потоку нужно будет прийти к первой паре, а не ко второй, как обычно. Да, академия любит вовремя предупреждать. И любит вставлять дополнительные пары да еще и вместо первой, которой не было.
— Нет, ну твою ж ма-а-ать, — тянет разочарованно Хосок. — Я планировал поспать подольше.
— Во, бери пример с этого оболтуса, его вообще не колышет, что завтра к первой. Как пить дать придет ко второй, — ворчит Чимин. — Если вообще придет.
А в это время Чонгук особо-то ничего и не слышит. На планшете включен фильм, который парень не досмотрел ночью, а в телефоне открыто диалоговое окно с админом маленькой студии Чонгука. После занятий Чон собирается выйти на работу, чтобы слегка разгрузить график на выходные. В основном, он работает по записи, прося клиентов выбирать не будние дни, но иногда выпадает возможность перенести посетителей на любой другой день недели.
Лектор объявляет десятиминутный перерыв, прося студентов не выскакивать в дворовую территорию универа, чтобы покурить. Чонгук лениво потягивается на кресле, снимая наушники и вставая с места. Друзья проводили парня сочувствующим взглядом.
В коридорах слишком людно. За лето немного отвыкаешь от подобного количества студентов, сконцентрированных в одном здании. Чонгук заворачивает в левое крыло, как слышит, что его кто-то окликает.
Как говорится, ничто не предвещало беды.
— Чонгу-у-ук-а!
В метрах десяти от него стоит юноша, активно машущий рукой в знаке приветствия и лыбящийся во все тридцать два. Чон закатывает глаза, игнорируя голос.
— Чонгук-а, язык проглотил или бегаешь от меня? — не унимается Ким. — Бегать надо не от меня, а за мной, Гукки.
Чонгук может поклясться, что на лице этого несносного парня заиграла довольная ухмылка. Нет, ну надо же иметь такое самомнение! Он, конечно, все понимает: парень красив, общителен, активен, привлекает к себе львиную долю внимания в университете и не брезгует короткими связями с девушками. Идеальный портрет какого-нибудь ловеласа. Ох, если бы все так было просто!
Коридор заканчивается входом в туалетную комнату, дверь которой толкают широкие ладони. Чон переступает через порожек, намереваясь закрыть за собой, но в небольшую щель просовывается тонкая рука, тормозя занятный процесс Чонгука. Вскоре парень раздраженно смотрит на чрезмерно счастливое лицо Кима.
— А ты разговорчивый только в определенных темах, я погляжу?
— Что тебе надо от меня? Неужели моего заебанного взгляда, адресованного «personal for you», как говорится, недостаточно? — стоит признать, у Чонгука начинает изрядно закипать.
— Если этот взгляд принадлежит лишь мне — я делаю вывод, что небезразличен тебе, — Тэхен приподнимает в удивленном жесте брови, сводя руки за спину и покачиваясь с носка на пятку.
Если бы Чону платили 1 вон каждый раз, как он закатывает глаза, он стал бы миллионером (если не состоятельнее). Парень подходит к кабинке туалета, заходя в нее и закрывая дверь на щеколду.
— Чонгук-а, ты стесняешься меня? Брось, что я там не видел, — с иронией в голосе произносит Ким. — Или боишься, что засмею?
В ответ слышится лишь звяканье молнии, звон пряжки ремня и звук смыва воды в бачке. Чонгук выходит, попутно заправляя верх в джинсы, и исподлобья глядит на приставшего собеседника. Парадоксально: как у этого засранца выходит улыбаться целый день без чувства усталости в лицевых мышцах?
— Боюсь, что в обморок грохнешься, — фраза, сказанная пониженным, чуть хрипловатым голосом прямо возле покрасневшего ушка.
Хорошая попытка, Чон Чонгук. Тэхен не ожидал подобного подвоха и не успел сгенерировать в голове какую-нибудь ответную едкую колкость. Он так и стоит с приоткрытым ртом, мечась глазами по окружающему пространству. Ему определенно стоит заинтересоваться этим человеком.
***
— Юнги, ко мне нет больше записи?
— Вроде, не было. Сейчас уточню, — юноша открывает файл на компьютере, смотря список клиентов на сегодня. — Да, никого больше нет.
Чонгук благодарит Юнги за очередной продуктивный день и уходит в свой кабинет. Все металлические инструменты для работы кладутся в стерилизатор, поверхность стола протирается слабым раствором антисептика, а на кожаное кресло ложится облако из дезинфекционного распылителя. Парень аккуратно расставляет краски на полочке, попутно запоминая купить новый пузырек черной.
В кабинет влетает Мин, оповещая о нетерпеливом клиенте. Чонгук отвечает, что они уже закрыты, но Юнги учтиво напоминает своему боссу, что до конца официального рабочего дня осталось пятьдесят шесть минут, и по правилам они должны принять человека. Чон прикусывает губы и вновь достает инструменты из стерилизатора.
— Привет, Гукки!
Да что же это такое…
Чонгук оборачивается и видит перед собой Тэхена, слегка замерзшего от вечерней прохлады. Молча кивает ему на кресло и подходит рядом, плюхаясь на табуретку.
— Вау, а на спине и шее тоже ты делал татухи, герой? — с подозрением и неким победным ликованием в голосе интересуется Ким.
— Бля, просто скажи, что тебе нужно, не выноси мне мозг, — грубее, чем хотелось бы.
— Татуировку хочу.
— Уверен? Делать довольно неприятно, а выводить еще хуже, — честно отвечает Чон.
— А ты сделай это нежно, — растянутыми слогами проговаривает Тэхен.
Следить за реакцией парня приятно: вот он слегка подвисает, анализируя услышанную информацию, затем его брови изгибаются в арочной форме, приподнимая вслед верхние веки, после чего во встречном взгляде Чона ясно читается «ты реально придурок или притворяешься?».
— Тебе точно рот заткнуть надо. Почему ты не можешь весь свой энтузиазм и всю свою активность направить на то, что реально получается?
— Да потому что, — исчерпывающий ответ. — Все, что я умею, — это петь и спать. Ну, еще просто красиво смотрюсь на широкой кровати.
Удивительно, что эти слова Тэхен произнес абсолютно серьезно.
— Но мне нужна помощь со стороны. Так сказать, волшебный пендель от другого человека. Без этого вообще никак.
— Может, споешь для меня в спальне?
С детства мать Чонгука учила вначале думать, а потом говорить. Но, видимо, время шло, годы летели, малыш Чонгук-и рос и вырос, а мозги остались где-то в глубоком детстве.
— Ты хоть знаешь, насколько двусмысленна твоя фраза? — отрешенно спрашивает Ким.
— Представляю.
Повисло неловкое молчание. Чон встал с табуретки и направился к стеклянному шкафу, чтобы принести на стол чистые иглы, недавно убранную машинку и расставленные по порядку банки с краской.
— Ладно, а ты заставь.
Слышатся звонкий удар металла о кафельный пол и отборный мат из уст юноши.
— Так, напомни, что ты хотел? — облизывая пересохшие губы уточняет Чонгук.
— Тату. На лопатках. Точнее, между ними.
— И как ты будешь мазать ее там? Есть кто-то, кто сможет ухаживать за ней несколько дней?
Тэхен снова завис, рассматривая парня. У того на теле висит растянутая майка, открывающая обзор на большинство рисунков на коже Чона: одежда нисколько не скрывает мощные руки, увитые красивыми узорами, твердую, часто вздымающуюся грудь с цветными акцентами и часть проработанного пресса, почти не тронутого по центру краской.
— Есть ты, — короткий и ясный ответ.
— Твою мать, Тэхен, я не собираюсь тебе каждый гребанный день мазать тату. Мое дело взять — и сделать, а все остальное вообще не колышет, понимаешь?
— Ага, вот только если у меня пойдет заражение и я умру — виноват будешь ты, так и знай. У меня больше нет никого, кто мог бы этим заняться, — Тэхен виновато опускает голову вниз.
— Боже, хрен с тобой. Снимай верх и ложись на живот.
Ким усмехается доминантным замашкам парня и выполняет его приказ.
***
Чонгук вкладывает в руки Тэхена небольшое зеркальце, заставляя того посмотреть сквозь его отражение в большее позади себя и увидеть произведение искусства, кропотливо нанесенное Чоном. Ким фокусирует маленькое зеркало и в беззвучном удивление приоткрывает рот.
На спине красуется татуировка: аккуратными линиями между лопаток расположилось птичье перо, не пестрое и помпезное, не банальное и чумное, а простое и симпатичное, легкое, воздушное, написанное тонкими штрихами; к концу ветвления перо сужается, соединяясь в одну точку, из которой вылетает черная контурная птица, в дальнейшем создающая небольшой хаотичный косяк из себе подобных. Выглядит дорого и стояще, как работа, созданная истинным профессионалом.
— Вау… Это… У меня слов, серьезно. Это потрясающе, Чонгук.
— Если бы ты еще не хныкал в подушку во время процесса, я бы, может, и разделил с тобой восхищение.
— Брось, ты мне специально делал больно, — натягивая верх на обработанный рисунок, высказывает Тэхен.
— Слушай, я старался делать как можно осторожней. Я ж не виноват, что ты весь такой чувствительный. И вообще, у тебя кожа тонкая.
— Это можно считать комплиментом — лукаво улыбается Ким.
— Как хочешь.
***
Всю последующую неделю Тэхен исправно приходит на работу к Чону для повторных обработок тату. Не обходится и без выноса мозга в академии, однако Чонгук уже частично привык к подобным выходкам парня.
В последний день Тэхен не приходит. Не то, чтобы Чонгук волновался, но именно это он и делает. Звонок Киму не предвещал беды:
— Чонгук, у меня, кажется, спину раздуло. Не могу нормально двигать корпусом и шеей, — опасливо, едва не плача, говорит Тэхен.
После этого Чон заставляет парня сказать ему свой адрес. Пока он едет к месту назначения, думает, каким образом могло проникнуть заражение, если до этого все было просто прекрасно? Варианта два: либо Чон плохо учил физиологию и до чего-то недопер в пропускной способности кожи, либо Ким ему пиздит.
Ответ можно узнать лишь убедившись воочию. Указательный палец вдавливает кнопку звонка, заставляя хозяина квартиры копошится за дверью. На пороге стоит парень. К слову,
абсолютно здоровый парень с лыбой до ушей. У Чонгука нервно сжимаются челюсти, а кулаки так и чешутся встретиться с милой мордашкой.
Чонгук медленной поступью шагает за порог дома, вталкивая Тэхена во внутрь. Улыбка слегка спадает с вечно счастливого Кима, уступая место неподдельной тревоге. Коридор узкий, Чон вдавливает расправленную ладонь в центр груди парня, прижимая того резким движением к стене.
— Я говорил, что тебе язык мало вырвать будет? — шипит Чонгук ровно на ухо. Расстояние между ними сокращается, а у Тэхена ноги подкашиваются от переизбытка мужественности в юноше.
— А я ответил: «Попробуй сначала залезть в мой рот», — на выдохе произносит Ким.
Два раза просить не надо. Чонгук проводит большим пальцем по нижней губе Тэ, оттягивая ее вниз и оголяя ряд нижних зубов. Первая фаланга раздвигает губы, толкаясь меж зубов и загибаясь под язык, заставляя Кима рефлекторно приоткрыть рот шире.
Горячий язык с легкостью припадает к верхнему нёбу, проходясь по шершавым валикам к верхним зубам. Оказывается, целовать Тэхена приятно. Чонгук вытаскивает влажный палец, перемещая ладонь под подбородок, и с силой углубляет поцелуй, не позволяя парню смыкать челюсти. Пытаясь ухватить вертлявый язык Кима, Чон поддевает его под уздечку, стукается зубами о тэхеновы, кусает распухшие губы и проводит широкими мазками по внутренней стороне щек.
Чонгук чувствует, как юноша потихоньку сползает вниз, дрожащими коленками упираясь в голени мучителя. Он в последний раз мажет по языку и отстраняется, демонстративно клацая рядом с губами.
— Я передумал, жалко лишать тебя такой прелести, — Чон подхватывает Кима подмышки и поднимает в нормальную стоячую позу.
— Иди ты… У меня ведь и правда слегка покраснела кожа вокруг, — смущенный взгляд в сторону и севший голос.
Чонгук хмурится, готовясь к очередной шутке от Кима, но таковой не последовало, что дало повод поволноваться.
— Черт, тогда это плохо. Давай, показывай тогда, — Чонгук вмиг стал серьезным и сосредоточенным. — Где у тебя мази лежат?
— В спальне, — будучи красным от смущения до кончиков ушей, Тэхен одарил Чона игривой улыбкой.
— В спальне, говоришь?
— В спальне.
