Мучительно больно.
Хёк морщится от странного привкуса и отнимает руку, на которой растекается алое пятно крови с кусочком чего-то ещё. В ужасе он осторожно хватается пальцами за мягкий, бархатный краешек и, приподняв, рассматривает. Это синий лепесток цветка. Хёкджэ ещё некоторое время сидит на полу в своей комнате, рассматривая отмытый лепесток на свету. Маленький, аккуратный, словно только что опавший с цветка. А ещё у Хёка лихорадочно дрожат руки. Он не мог припомнить, чтобы недавно закусывал цветочным горшком. Но когда часы с коротким писком показывают девять, Ынхёк всё же решает поторопиться на учёбу и выбрасывает лепесток в корзину у стола. Один лепесток не являлся поводом бить тревогу, а в школе и подавно не объяснишь своё опоздание тем, что утром тебя стошнило цветком.Ерунда.
Но вот кровь из-за кашля — серьёзно. Он болел уже неделю, постоянно дохая и сжимаясь от боли в груди. Пропускать учёбу в выпускном классе он не хотел, поэтому к лечению подошёл серьёзно, запасаясь различными медикаментами и частенько заглядывая ко врачу, а ещё прикупив побольше тёплой зимней одежды, так как на улице стояла середина января. И по большей части кроме учёбы его не волновало ничего.Кроме Ли Донхэ.
Добрый, милый, весёлый, обаятельный — сами собой всплыли слова в голове Ынхёка. Прикрыв ладошкой рот, он коротко откашливается. Видел Донхэ он только на дополнительных курсах по математике, которые проводились от силы раз-два на недели в течение месяца, но ему хватило несколько недель, чтобы влюбиться. Ынхёк успел уже запомнить почти каждую мелочь в старшекласснике из другой школы. Тёмные волосы, например, чаще всего пребывали в каком-то неряшливом состоянии. Или вот в карих глазах на лекции он видит полную сосредоточенность, иногда тайком оглядываясь, а в перерывах в этих глаза плещется нескончаемая детская радость. А ещё у него часто ломаются наушники, на что он мило дует губы и мысленно, отведя глаза в верхний правый угол, ставит галочку купить новые.В стенах школы вновь обуревает волна бессилия и кашель.
Оставшийся день для Хёка проходит относительно хорошо. Он хотя бы не отхаркивался вновь кровью. А после уроков спешит домой, укутавшись до самого носа в тёплый шарф и натянув по глаза шапку. Остановившись у светофора, он наблюдает за проезжающими туда-сюда машинами, а когда поднимает глаза на противоположную сторону, то замирает. За секунду его сердце пропускает несколько ударов, ни то от неожиданности, ни то от смятения; накатывает тёплая волна.Это он.
Ли Донхэ стоит на противоположной стороне, слушая музыку — в новых наушниках — и копаясь в телефоне. Он с лёгкой улыбкой на губах что-то читает, набирает ответ, улыбается ещё больше и вновь печатает текст. Когда же раздаётся сигнал светофора и столпившиеся люди начинают переходить дорогу, Хёкджэ не может пошевелиться, ощущая покалывания в кончиках пальцев. Донхэ, спрятав телефон в карман, идёт прямо на него. Хёк надеется — всем сердцем — что он идёт к нему. Но с другой стороны — они не были даже друзьями. Так, всего лишь видятся на курсах иногда. И потому Ынхёк с горечью закусывает нижнюю губу, пряча наконец свой пристальный взгляд куда-то в снег под ногами и решаясь наконец пойти вперёд. — Привет? Резко подняв голову, Хёк впивается растерянным взглядом в шоколадные глаза, которые, как и всегда, словно светятся, даря частички чистой души всем вокруг. Светофор начинает пищать, сообщая о том, что скоро он сменит свой цвет, и этот писк выводит Хёкджэ из своеобразного транса. — Привет. — Ты чего завис? — и улыбается, заставляя Хёкджэ млеть. — Я задумался, извини, — Ынхёк отходит в сторону, решив, что мешает пройти, но Хэ всё ещё стоит рядом с ним. — Ты же Ли Хёкджэ? С курсов по математике? Прости, наверно глупо и нетактично такое спрашивать, — парень смущённо отводит глаза. — Да, я. — Я Ли Донхэ, если ты помнишь. Я хотел ещё давно подойти, но ты быстро убегал после курсов. Хёк конечно же помнит. Но интересно было иное. Тот, в кого он был влюблён уже вторую неделю, сам хотел познакомиться напрямую. Внутри всё начинает трепетать, когда Хёкджэ вновь и вновь проматывает в голове слова Донхэ, запоминая интонацию и фразу. Он делал это частенько. А больше ничего ему не оставалось, как внимательно следить, записывать себе в память, а затем воспроизводить в своей глупой голове наедине с собой с закрытыми глазами. — Нам ещё четыре месяца готовиться, так что будет неплохо всё же познакомиться наконец. — А, — замешкавшись, Хёк не сразу вытаскивает свою руку из перчаток и пожимает протянутую руку Донхэ. — Да, конечно.У него тёплые руки.
— Ты наверно сейчас думаешь, что я какой-то придурок, потому что ни с того ни с сего решил познакомиться посреди улицы, — Ли коротко смеётся, пряча ладонь в тепло. — Немного странно это, не более, — Хёкджэ улыбается краешками своих губ, хоть этого и не видно за плотной тканью. — Мне показалось, что мы могли бы поладить, — Ли тянет слова и задумывается. — Просто остальные, кто ходит на курсы, выглядят немного… — Тупыми? — Точно, — подмигивает Донхэ, растянув губы в улыбке. — А ты вроде тот, с кем можно обсудить что-то по теме. По крайней мере, справляешься ты с заданиями на отлично. Хёк теряет дар речи, и ураган бушующих бабочек будоражит всё тело. Он даже не думал, что Донхэ знает о нём. Нет, не в смысле «есть такой человек», а в плане «именно этот парень делает что-то лучше других». Возможно, Хэ подметил факт хорошей успеваемости случайно, но приятно осознавать, что он не просто какой-то Ли Хёкджэ с курсов. — Так что не против, если я буду садиться с тобой? Проще же, если есть с кем разобрать уравнение. Донхэ спрашивает это спокойно, слегка щурясь, и терпеливо ждёт. И здесь даже нет иных ответов, кроме «не против». И брюнет — кажется Хёкджэ — начинает сиять ярче. Он прощается, извиняясь ещё раз за весь этот спонтанный разговор, а затем уходит, радостный, довольный и притягательно красивый.Ынхёк не сдерживает хриплый кашель.
Дома Хёкджэ ещё не раз возвратится в голове к этому разговору, улёгшись на бок, свернувшись калачиком и зажмурив глаза. С закрытыми глазами он вспоминал всё детально, словно просматривая небольшой мутный клип. Он влюблён как четырнадцатилетняя школьница и не может с этим ничего поделать.Боль.
Парень подскакивает с места и несётся в ванную, где его чуть ли не выворачивает от вновь накатившего приступа сильнейшего кашля. Нагнувшись над раковиной, он кашляет, крепко впиваясь пальцами в холодную керамику. Лицо краснеет от прилива крови, а лихорадка усиливается только сильнее. А затем Хёка начинает тошнить, пока он не отхаркивается и не выплёвывает сгусток. Разлепив мокрые от слёз глаза, он отшатывается назад, хватаясь за дверной косяк. Вперемешку с кровью, в раковине лежало несколько бутонов синих цветов. На дрожащих ногах Хёкджэ скатывается по стенке вниз на пол и зарывается пальцами в свои волосы. Его трясёт от страха. Во рту он всё ещё чувствует горький привкус, а на губах — кровь. Парень впивается ногтями в кожу и до боли кусает губы. Он не понимает, что с ним, чёрт возьми, происходит. Позднее он записывается ко врачу на ранее утро. Хёкджэ не говорит, что он неожиданно начал выкашливать из себя цветы с кровью — он упоминает только последнее. Доктор с серьёзным лицом слушает его и говорит сделать снимки как можно скорее, выписывая направление на рентгенографию. Ынхёк кивает, хватает листок и уходит. Он не спал почти всю ночь, боясь даже начинать искать по своим симптомам болезнь. Порой ему казалось, что он в каком-то сне или медленно сходит с ума. Но режущая боль в глотке была настоящей, как и несколько бутонов анагаллис — хватило смелости найти их в интернете — в его раковине, которые он боялся трогать. Парень пропускает занятия, потому что в это же время лежит на холодном столе, пока аппарат делает снимки его лёгких. Уже через пару минут он подходит к столику врача, чтобы уточнить, когда ему подойти за ответом, но ловит на себе ошарашенный взгляд. Сделав ещё пару неуверенных шагов, Хёк опускает глаза на монитор, в который ручкой тычет мужчина. В первые секунды Хёкджэ стоит, забыв, как дышать. Он приоткрывает рот, но затем снова его закрывает, не веря своим глазам. На изображении он отчётливо видит, как тонкие стебли цветов оплели его левое лёгкое, цепляясь за трахею и стремясь распространиться даже.В нем росли цветы.
Редчайшая мутация, зафиксированные случаи которой можно было пересчитать на пальцах руки — говорит врач на полном серьёзе.Ханахаки.
Хёкджэ сидит, понурив голову и безучастно смотря на стакан в своих руках. Можно было подумать, что это шутка такая, если бы не голые факты, валяющиеся у него дома в ванной и растущие в груди. Мужчина, понимая, что его толком не слушают, тяжело вздыхает. Всё самое важное он пишет на листке неровным почерком и вкладывает в руку Ынхёка. Когда парень на негнущихся ногах собирается уже уйти, хватаясь за ручку двери, то вслед ему произносят, что обо всём известят его лечащего врача и тот может ещё ни раз позвонить, заинтересовавшись мутацией своего пациента.Любовь с летальным исходом.
Парень бредёт по улицам, позабыв толком застегнуть свою куртку — это было неважно. Он пропустил занятия и не придёт на курсы — не важно. Сейчас в голове роились мысли о том, что он умрёт — как глупо — от невзаимной любви. И даже нытьё его одноклассниц про то, что им плохо от неразделённой влюблённости в парня с соседнего профиля, казалось сейчас чушью на фоне того, что происходило с Хёкджэ. И разница была в том, что они это переживут, а вот Ынхёк — навряд ли. Хёк за несколько часов находит всё о ханахаки, судорожно пролистывая несколько страниц различных сайтов. Начиная от того, что возникает мутация совершенно случай и не передаётся по наследству, до того, как болезнь можно излечить. И здесь Ынхёк понял, что пропал. Он мог выздороветь в случае взаимной любви либо от объекта своей симпатии, либо от кого-либо ещё. Любая попытка удалить корни цветов хирургическим путём приводила к смерти. Текст в глазах начинает плыть и Хёкджэ закрывает ладонями лицо, не в силах сдержать слёзы. Он умрёт через недели две-три, когда лёгкие полностью забьются лепестками. И это всё из-за него самого, дурака, влюбившегося в лучики солнца в темных глазах..Или его полюбят, и он излечится.
Спустя неделю состояние Хёкджэ ухудшилось, о чём мягко намекали одноклассники. Парень исхудал, ссутулился и засыпал на ходу. Он кашлял почти постоянно, часто отпрашиваясь в туалет, чтобы выплюнуть синие комочки в кровавой слизи и умыться. Обеспокоенный состоянием ученика преподаватель подозвал Хёкджэ после уроков и осторожно спросил о самочувствии. Ынхёк промолчал — ему хватает больницы, где постоянно распрашивают о состоянии, берут анализы, громко охают и ахают на выкашленные лепестки. Родителям он рассказал обо всём на следующий день, после того как получил на руки снимки и ответ. Он не мог нормально говорить, только шептал от сковывающей всё тело паники. По его рукам и ногам проходилась дрожь от каждого всхлипа матери. А когда он приехал к ним, то с порога буквально рухнул в объятия.Страшнее собственной смерти — смерть твоих детей.
Единственным утешением остались вечерние курсы, на которых он не был с тех пор, как впервые выкашлял несколько цветков. Сейчас анагаллис заполонили всю его ванную дома и пару мусорок в школе. Запах этих синих цветов — Хёкджэ ненавидел цветы в принципе — витал вокруг него постоянно, напоминая раз за разом о его болезни. Это было неким знаком его смертельной любви. А ещё теперь он знал, что это любимые цветы Донхэ.Какая ирония.
— Хёкджэ? — Донхэ присаживается рядом, положив на стол сумку. — Ты пропустил пару занятий. Что-то случилось? Ты не здоров? — Всё в порядке, — Хёк отмахивается, натянуто улыбаясь. — Много пропустил? Расскажешь? — Без проблем, — карие глаза наполняются дружеской добротой. И Хёкджэ запомнит эту улыбку. И ещё раз за раз будет прокручивать момент в голове, как Донхэ полушёпотом объясняет ему пропущенную тему и помогает с новым заданием. Как по телу пробегали мурашки, когда брюнет наклонялся очень близко к уху, чтобы не мешать другим своими разговорами. Как он хватал руку Хёкджэ и тычил его пальцем в формулы, призывая вникнуть в тему. Ынхёк, кося взгляд на рядом сидевшего Хэ, думал о том, что после смерти где-то в особом месте другого мира было бы неплохо сидеть так же вместе в полной тишине, один на один.Смерть.
Хёкджэ очень боялся того, что неукротимо приближалось к нему. Он прочитал много статей о смерти, побывал на кладбище, долго копался в голове, безмолвно лёжа на спине и позволяя слезам скатываться по его щекам. Никто не готов вот так просто встретиться лицо к лицу со своей смертью в таком возрасте — Хёк тоже не был готов. Все разводили руками, говоря, что избавиться от цветов нельзя, а с каждым днём они врастали глубже, захватывая правое лёгкое. С этим справиться морально было очень тяжело, поэтому последние недели Хёкджэ жил у родителей. Никто не смог бы влюбиться в Ынхёка за неделю, чтобы он спасся. И с таким разбитым видом он мало кого теперь интересовал. Ходить на занятия он не мог, а потом и вовсе его родители забрали документы, предоставив все необходимые записки от врачей. Ханахаки в графе болезни заменили раком. Все одноклассники, услышав позднее новость, были в ужасе. С вечерних курсов Хёкджэ тоже сняли, известив о его состоянии, от чего преподаватель не смог даже провести урок. Хёк смотрел в потолок, не переставая кашлять. Его горло жгло, как горели и его лёгкие и всё тело в целом. Его не переставало потряхивать, а руки только успевали стирать струйки крови от вновь вылезших цветов.Конец был уже близок.
Парень краем уха услышал, как в дверь зазвонили. Мама — она теперь всегда была дома — неторопливо добрела до дверей. Звонки прекратились, а в коридоре послышались приглушенные обсуждения. Прикрыв устало глаза, парень слышал, как к нему постепенно приближались шаги двух людей. А когда открыл, то сначала не поверил и задохнулся от кашля, отвернувшись. — Привет. Донхэ присел на край. Ынхёк спрятал цветки и утёр губы краем одеяла, а затем повернул голову в сторону брюнета. Впервые Хэ не выглядел жизнерадостным и весёлым — он был подавлен. Грустный взгляд с сожалением скользил по бледному болезненному лицу и Хёкджэ это отчётливо чувствовал. Он почти не мог дышать, но знал какой запах парфюма висел сейчас в воздухе. Мама вскоре удалилась, закрыв дверь за собой. В комнате остались только Хёкджэ и Донхэ. — Отменили курсы, сказав, что одному из посещающих их поставили ужасный диагноз, — тихо начал брюнет, опустив глаза на сложенные на коленях руки. — Я сразу решил, что это ты. — Как ты узнал адрес? — слабо, с хрипами прошептал Хёк. — У директора. Сначала, правда, — Хэ хмыкнул, — узнал, где ты учишься, а у директора потом и адреса, где живешь ты и где находятся твои родители. Еле убедил... — Зачем? — Ну, — выдохнул Донхэ, посмотрев на Хёка. — В детстве умерла моя тётя от неизлечимой болезни. Она умирала медленно, страдая изо дня в день. И я видел это. Был рядом, потому что у неё кроме моего отца и мамы никого не было. Мы втроём приходили и проводили время около её кровати, стараясь утешить. И знаешь…это ей помогло принять свою судьбу не со слезами на глазах. Поэтому я пришёл. Ынхёк чувствовал, что от нахождения рядом возлюбленного ему становилось только хуже. Синие цветы стремились наружу через его горло, стремились распустить своих великолепные лепестки. Донхэ вполголоса интересуется, каким Хёкджэ был в детстве — не как его здоровье или как его дела — и, поколебавшись пару секунд, берёт его за руку. Хёк чувствует сухую и чуть прохладную ладонь и от этого на капельку спокойнее. — Мама рассказывала мне, что совсем маленьким я был тихим ребёнком, — Ынхёк начинает совсем неслышно. — Послушным, но необщительным. А ещё часто попадал в какие-то неприятности. В начальных классах у меня не было друзей. И сейчас, в общем-то, тоже. — Понимаю, — Хэ приободряющее кивает. — Я был нелюдим в детстве. Меня частенько дразнили, и я комплексовал из-за своей внешности.Но он так красив.
— Половину школьной жизни я был, если честно, тем ещё лентяем и постоянно отставал по учёбе. Мне не хотелось учиться из-за окружавших меня каждый день людей. Я никогда не был душой компании, — брюнет забирается на кровать с ногами, подложив их под себя. — Правда сейчас такого обо мне не скажешь, да? Хёкджэ слабо улыбается, делает вдох и начинает отрывисто кашлять. Из-за расцарапанного горла слезоточат глаза и эту отвратительную боль ничем не унять. Донхэ обеспокоенно ждёт с мыслью, что кашель вскоре утихнет, но стоит появиться на губах капелькам крови, как он резко хватает Хёка за плечи и начинает звать его маму. Женщина вбегает в комнату и на пару с Хэ помогают Хёкджэ сесть на кровати. Он не прекращает корчиться, сжиматься всем телом и кашлять. Лицо и глотка горят, а лёгкие сдавило корнями крепче обычного. Бутоны почти добрались до верха. Донхэ отклоняется назад, когда на постели между ним и Хёком оказываются анагаллис. С негодованием и лёгким ужасом брюнет сначала поднимает глаза на женщину, а затем смотрит на Хёкджэ. Он начинает сгребать цветы в кучу, пока с его щёк стекают слёзы. — Тебе стоит уйти, — просит женщина, положив руку на плечо Хэ. — Что с ним? — Донхэ поднимается, задавая вопрос с серьёзным лицом. — Уходи, — надломившимся голосом произносит Ынхёк.Не нужно видеть его в таком состоянии.
Брюнет извиняется — с ноткой обиды — и стремительно покидает комнату. Хёкджэ валится спиной на кровать. Несколько минут нахад он хотел рассказать Донхэ обо всём, надеялся на то, что его признание будет понято. Вдруг бы этого помогло ему. Вдруг бы его приняли. Но не смог. Просто не смог произнести так просто то, что бережно хранил в своём сердце.Сердце, поросшем синими цветами.
Хёк закрывает глаза. Лежит и просто ждёт, ощущая, как анагаллис мешают ему даже сглотнуть. Этим цветам неизвестно, что они как паразиты убивали своего носителя минута за минутой. Безвыходная ситуация тяготила сознание.Хлопок.
Парень не сразу понимает, что он в комнате снова не один. Возможно, это вернулась мама и она принесла ему воды. Или она хотела сказать, что Донхэ ушёл и больше никогда-никогда не придёт. Поэтому Хёкджэ не сразу открывает глаза, а только после того, как слышит нежный голос. — Это всё из-за меня? Ынхёк с трудом поворачивает голову и смотрит на стоящего в метре от него бледного, испуганного и морально раздавленного Донхэ. Его губы скривились, а глаза сузились и покраснели, словно он был готов расплакаться в любой момент. Хёк молчит. Молчит, когда к его кровати подходят. Когда хватают за руку. Даже когда требовательно просят ответить на вопрос. В ответ всегда на любой вопрос тишина. И позже Хёка оставляют в покое, сдавшись. Комната погружается в щемящую тишину, но Донхэ не уходит. И Хёкджэ решается.Бутоны в горле распустились, окончательно перекрыв путь воздуху к лёгким.
Из последних сил он хватается за одежду Донхэ и приподнимается. Ему стоило больших усилий, чтобы не упасть назад. И лишь когда Хэ с сомнением наклоняется вперёд, Ынхёк касается его губ. Легко, с невероятной нежностью, на которую он смог найти остатки сил. А затем падает, расслабив руку. Он замирает на постели с открытыми глазами, уставившимися в потолок. Он не слышит, как кричит обезумевший Донхэ, взяв его на руки. Не знает, что из его рта наконец вырвались на свободу изящные сапфировые цветы, несравнимые по красоте ни с какими другими, а его лёгкие и сердце в чудесном узоре оплели корни. Хёкджэ уже не здесь: он сидит за партой, поглощённый вниманием своего возлюбленного, и смеётся, с стеснением пряча улыбку. И нет больше никого.