"Песенно"-детективная история любви

      Многие сюжетные линии "Песни Льда и Огня" читаются как захватывающие детективы. В каких-то разгадка оказывается сравнительно проста: к примеру, после того, как нам показывают Серсею в далеко не братских объятиях Джейме, сопоставив это с тем, что все дети королевы золотоволосые и зеленоглазые, догадаться об их происхождении нетрудно. Другие кажется невозможным разрешить, если ты не автор: так, выгода Мизинца от смерти Джона Аррена слишком неочевидна, чтобы прийти к выводу, что Бейлиш не просто приложил к этому преступлению руку, а задумал и организовал.       Но особое место в этом ряду занимает история, проходящая через полотно саги красной нитью – судьба Рэйгара Таргариена и Лианны Старк.       Первое же упоминание об этой тайне делается с искусством, достойным лучших мастеров детективного жанра: "вроде бы всё очевидно, но…". Сразу же после того, как Роберт озвучивает то, что "все знать" – о похищении и изнасиловании – Мартин весьма прозрачно намекает читателю, что эта "официальная версия" не соответствует истине.       Вспомним эту сцену: – Я поклялся убить Рейгара за то, что он сделал с ней. – Ты и убил его, – напомнил ему Нед. – Но только однажды, – с горечью отвечал Роберт... – Мне снится, что я убиваю его, каждую ночь, – признался Роберт. – Но и тысячи смертей ему мало, он заслуживает большего. На это Неду нечего было ответить. Помолчав, он сказал: – Пора бы возвратиться, светлейший государь, ваша жена ждёт.       Казалось бы, Эддард, любящий брат Лианны, для которого и через много лет смерть сестры — больная рана, должен согласиться со словами Роберта. Однако ему "нечего ответить", и Нед лишь после неловкой паузы переводит разговор.       А ведь совсем незадолго до этого, прямо при встрече короля и лорда Винтерфелла, происходит подозрительно похожий, при внимательном рассмотрении, диалог. Но рослый мужчина, возглавлявший отряд, которого сопровождали по бокам два рыцаря в снежно-белых плащах королевской гвардии, показался Неду почти неузнаваемым… пока не соскочил со спины боевого коня со знакомым рёвом и не приступил к сокрушающим кости объятиям. – Нед! Ах, как я рад снова видеть твою ледяную физиономию! – Король оглядел его сверху донизу и расхохотался. – А ты вовсе не переменился. Неду хотелось бы сказать то же самое. Миновало пятнадцать лет с той поры, как они выехали, чтобы отвоевать престол, и тогда владыка Штормового Предела был чисто выбрит, светлоглаз и мускулист, как девичья мечта. …Нед в последний раз видел короля девять лет назад... С той ночи… король набрал не менее восьми стоунов. Борода, грубая и чёрная, словно железная проволока, покрывала его щёки, пряча двойной подбородок, но ничто не могло спрятать его брюхо и чёрные круги под глазами. И всё же Роберт был теперь королём Неда, а не просто другом, поэтому он отвечал согласно этикету: – Светлейший государь, Винтерфелл к вашим услугам.       Немаловажная деталь: Эддард и рад был бы сказать, что старый друг тоже ничуть не изменился, но не смог – обошёл эту тему молчанием и только произнёс приветствие "согласно этикету". Лгать и льстить лорд Старк просто не способен, даже при очень большом желании. Выходит, если бы он согласился с тем, что Роберт сказал о Рэйгаре, это тоже было бы ложью, которой Нед не мог осквернить свои уста?..       Вообще, мысли и чувства Эддарда в адрес покойного принца не просто не согласуются с общепринятой версией случившегося с Лианной – они, если разобраться, первые и одни из самых веских аргументов против.       Лорду Винтерфелла отнюдь не свойственно прощать подлые и жестокие поступки – убийство детей Рэйгара его возмутило до глубины души и навсегда заклеймило в его глазах отдавшего этот бесчеловечный приказ главу дома Ланнистеров: "Нед скорее доверил бы дитя подколодной змеюге, чем лорду Тайвину". Однако в его мыслях никогда не появляется гнева или ненависти к принцу, якобы похитившему и изнасиловавшему его любимую сестру – и это само по себе весьма примечательно…       Так что же в действительности произошло тогда? Факты и подсказки рассыпаны по всей саге, и даже из "Мира Льда и Пламени" можно немало извлечь, пусть эта книга и написана от лица противника свергнутой династии, со всеми вытекающими последствиями.       Рэйгар и Лианна встретились на знаменитом Харренхолльском турнире. Все собравшиеся запомнили момент, когда "принц… возложил венок королевы любви и красоты на колени Лианны". Но здесь же Мартин весьма прозрачно намекает, что незнакомкой для Рэйгара девушка тогда уже не была: этот венок был из голубых зимних роз – северных цветов, больше всего любимых ею. Выходит, на тот момент принц точно знал об этом и успел достать цветы, растущие не в Речных Землях. Даже с его возможностями в Вестеросе это неизбежно заняло бы не час и даже не день. А значит, молодые люди тайно сблизились ещё за какое-то время до этого.       Многие считают, что именно леди Старк была Рыцарем Смеющегося Древа, о котором рассказала Мира Рид Брану, и принц познакомился с ней, когда отправился по приказу отца на поиски этого рыцаря.       Ничего невероятного в этой версии нет. Позволю себе небольшое отступление: что мы знаем о таинственном рыцаре?       - На его щите было изображено чардрево. Это оставляет в "подозреваемых" только тех, кто верит в Старых Богов, по большей части, северян.       - Он знал о стычке "юноши с болот", то есть Хоуленда Рида, с оруженосцами, и принял в том живое участие. Так как о случившемся было известно немногим, данное обстоятельство говорит в пользу кандидатур прежде всего самого Хоуленда и четверых молодых Старков.       - Он был маленького роста. Сразу же отпадают высокий Брандон и Эддард, который, по свидетельству Кэйтлин, был "ниже ростом", чем старший брат, но всё же не "маленьким".       - Он был достаточно искусным бойцом, чтобы одолеть подряд трёх рыцарей, уже становившихся победителями. То, что Рид был совершенно не обучен турнирному бою, сказка Миры объясняет подробно и красочно. О каких-либо выдающихся талантах или достижениях юного Бенджена Старка как наездника и бойца за всю сагу ни разу не упоминается. Зато мы знаем, что Лианна великолепно ездила верхом (а в бою на ристалище умение управлять конём и удерживаться в седле – главное) и неоднократно одерживала над сверстниками победы на мечах – обидчиков Хоуленда она разгоняет именно турнирным мечом.       - При этом его доспехи представляли собой "куски и обрывки, плохо сидевшие на нём". "Чертовски хороший", выражаясь в духе доктора Ватсона из сериала ВВС, боец приезжает на турнир без собственных доспехов? Да, такое случалось – вспомним хотя бы принца Бэйлора в "Межевом рыцаре": тот не захватил с собой свои доспехи, так как не собирался принимать участие в поединках, а решив стать участником Суда Семерых, одолжил их у собственного сына. Но все, кто читал эту повесть, знают, чего стоил ему, лучшему бойцу своего времени, всего лишь шлем не по размеру. Ни много ни мало жизни. И Рыцарь Смеющегося Древа, с его мастерством в бою, не мог не знать, насколько опасно сражаться в плохо пригнанных доспехах. Даже если собственных при нём не было или они имели слишком запоминающийся вид – неужели ему не у кого было одолжить скромный комплект без всяких рогов на шлеме и узоров из драгоценностей на нагруднике? Но если это была девушка, по понятным причинам вынужденная снаряжаться в одиночку, скрытно от всех, то удивляться нечему. И мужские доспехи на женской фигуре неизбежно сидели бы плохо…       Однозначных доказательств, конечно, нет, но все эти факты вместе взятые действительно указывают с наибольшей вероятностью именно на Лианну.       Но, так или иначе, в муравейнике огромного замка, битком набитого гостями со всех концов страны, герои вполне могли столкнуться даже случайно – а потом и встречаться тайно от своего окружения. И то, что Лианна была помолвлена с нелюбимым человеком, к которому явно не питала никаких тёплых чувств, а Рэйгар испытывал к своей жене Элии самое большее "привязанность", сделало это знакомство весьма… многообещающим.       И сир Барристан Селми, знавший принца близко и достаточно хорошо, впоследствии утверждает однозначно: "Рейгар любил свою леди Лианну"…       Однако тогда все скандальные проявления чувств ограничились тем, что Рэйгар на глазах у всего харренхолльского "благородного собрания" преподнёс Лианне венец королевы любви и красоты, вызвав волну толков и очередных наговоров на него отцу. Но "с приходом нового года наследный принц отправился в путь с полудюжиной его ближайших друзей и доверенных лиц, в путешествие, которое, в конечном итоге, приведёт его обратно в Речные Земли, не далее чем за десять лиг от Харренхолла... где Рейгар снова встретится с Лианной Старк из Винтерфелла".       Причём уехал Рэйгар уже после того, как Элия родила ему сына Эйгона. Видение о них среди прочих явилось впоследствии Дэйнерис в Доме Бессмертных в Кварте:       ...Волосы у этого человека были как у её брата, но он был выше и глаза у него были не лиловые, а цвета индиго. – Эйгон, – сказал он женщине, лежавшей с новорождённым на большой деревянной кровати. – Лучше имени для короля не найти. – Ты сложишь для него песню? – спросила женщина. – У него уже есть песня. Он тот принц, что был обещан, и его гимн – песнь льда и огня. – Сказав это, мужчина поднял голову, встретился глазами с Дени и как будто узнал её. – Должен быть ещё один, – сказал он, но Дени не поняла, к кому он обращается – к ней или к женщине на постели. – У дракона три головы…       А позже Джон Коннингтон, бывший десница Эйриса, друживший с Рэйгаром и просто обожавший принца (судя по некоторым намёкам, даже больше, чем по-дружески), вспоминает: "Элия, хрупкая и болезненная... Слегла на полгода в постель, родив Рейнис, а рождение Эйгона едва её не убило. Детей ей больше нельзя иметь, сказали мейстеры принцу".       Рэйгар не был Эйгоном Недостойным и не стал бы даже ради исполнения того, что считал своей миссией свыше, губить жизнь Элии. Но существовал выход, более чем очевидный: если жене нельзя больше рожать, подарить ему "третью голову дракона" может другая женщина… Кроме того, это давало принцу возможность наконец взять от жизни и что-то для себя самого, соединившись с возлюбленной.       Мейстер Яндель, летописец тех событий, в полном соответствии с официальной версией называет случившееся далее "позорным похищением", однако обстоятельства, пусть и описываются бегло и скудно, говорят отнюдь не в пользу такого объяснения.       На тот момент король с двором успели вернуться в столицу, а Брандон Старк "ехал в Риверран на собственную свадьбу". Но почему Лианна оказалась в Речных Землях, причём одна, даже старшего брата оставив далеко позади? Или она вообще не уезжала, а из Харренхолла отправилась не в Винтерфелл, а в Риверран? Но это едва ли – с детьми Хостера Талли у неё не было ничего общего, более того, в таком случае в главах Кэйтлин наверняка мелькнуло бы хоть что-нибудь о её знакомстве с золовкой, а в её воспоминаниях Лианна не упоминается ни разу.       Значит, дочь лорда Старка поехала туда, надо полагать, на свадьбу брата, – но при этом значительно впереди Брандона. Зачем? Само собой напрашивается объяснение – чтобы снова встретиться с принцем вдали от бдительных глаз отца и братьев. А скорее – чтобы легче сбежать и максимально обезопасить себя от погони: пока Брандон или Хостер её хватятся, пока разузнают, что именно произошло, пока попытаются найти сами, чтобы не каяться перед лордом Рикардом, что не уследили, — за это время можно уехать достаточно далеко, тем более маленьким отрядом. Словом, сам факт, что Рэйгар увёз Лианну на следующий год после Харренхолльского турнира, но из Речных Земель, а не с Севера, логичнее укладывается именно в версию побега, а не похищения, причём побега не импульсивного, а спланированного, продуманного и подготовленного с обеих сторон.       В своё время меня от души развеселил ответ Мартина на вопрос читателей о том, могла ли Лианна сбежать с Рэйгаром добровольно: мол, знатные девицы в истории не сбегали от браков по договору с конюхами. Ай-яй-яй, лорд Джордж: такого вопроса давно следовало ожидать, как же можно было не подготовиться и уходить от ответа так неуклюже! Особенно если вспомнить некоторых героинь той же, между прочим, саги: Сансу, ускользнувшую от номинального мужа в компании шута, или Алис Карстарк, "бежавшую от навязанного брака" в одиночку "на умирающей лошади" и, несмотря ни на что, успешно добравшуюся до Стены, где она вышла за магнара теннов (по образованию и воспитанию едва ли далеко ушедшего от конюха).       Но Рэйгар-то как раз отнюдь не конюх. А исторические факты как раз свидетельствуют, что короли и знатные особы в Средневековье, случалось, похищали не только чужих невест, но и жён, и порой с полного согласия самих "похищаемых".       Самый известный случай такого рода – третий брак шотландской королевы Марии Стюарт. Её фаворит Джеймс Хепбёрн, более известный по титулу, как граф Босвел, "похитил" на дороге не только саму королеву, но и всю её свиту. Именно под этим предлогом – её пленили и якобы силой заставили разделить с Босвелом ложе – Мария впоследствии и вышла за него замуж.       Анна Ярославна, похоронив своего первого мужа, короля Франции, завела роман с графом Раулем де Крепи (даже ходили слухи, что она приворожила его "любовным зельем"), и через некоторое время он "похитил" вдовствующую королеву на охоте в лесу Санлиса и женился на ней – причём для этого развёлся с предыдущей женой, обвинив ту в… супружеской измене.       Примеру матери последовал и сын Анны, король Франции Филипп I, влюбившийся в прекрасную супругу графа Фулька Анжуйского Бертраду, урождённую де Монфор. Он бросил свою жену и мать своих сына и дочери, Берту Голландскую, "похитил" Бертраду, судя по всему, вполне по доброй воле (а некоторые и по сей день считают, что на самом деле даже по инициативе) самой графини, и женился на ней. (Правда, этот брак так и не был окончательно признан церковью, так как хотя Берта вскоре умерла в монастырском заключении, но Фульк пережил короля на год.)       Рэйгару тоже было с кого брать пример: не столь уж задолго до описываемых событий в королевской семье подобное происходило не раз. Как вспоминает сир Барристан, "все три сына Эйгона Пятого женились по любви". Старший из них, Дункан, прозванный Принцем Стрекоз, женился как раз на крестьянке, Дженни из Старых Камней, разорвав помолвку с дочерью лорда Баратеона, хотя ради этого ему пришлось отречься от трона. Младший, Дэйрон, расторг помолвку с тогда ещё не Королевой Шипов Оленной Редвин и… "до конца жизни предпочитал общество сира Джереми Норриджа" – и Эйгон, в отличие, к примеру, от Корлиса Велариона, отнёсся к склонностям сына вполне толерантно и не заставлял ломать свою природу… А отец Эйриса и дед Рэйгара, будущий король Джейхейрис II, помолвленный с леди Талли, сбежал и тайно обвенчался со своей сестрой Шейрой, обручённой с наследником Тиреллов. Когда принца и принцессу нашли, они уже успели консумировать свой брак, так что королю и семьям их отвергнутых наречённых осталось лишь смириться и принять случившееся. В случае Рэйгара и Лианны, кстати, тоже всё могло разрешиться мирно и вполне благопристойно. Принц, конечно, женат, но его предки неоднократно заключали полигамные союзы, и даже церковь Семерых смотрела на это сквозь пальцы. А леди Старк не замужем, только помолвлена, и от слабовольного и не блещущего умом гедониста Роберта никак не приходится ждать серьёзных неприятностей. Их и не случилось – как известно, ни Рикард Старк, ни Джон Аррен, ни сам Роберт ничего не предприняли, пока речь шла лишь о мнимом похищении девушки. Но вмешался "человеческий фактор", а именно буйная глупость Брандона и буйное сумасшествие Эйриса, – и всё королевство стремительно скатилось в кровавый хаос… Реакция Брандона вроде бы свидетельствует в пользу версии похищения – но на самом деле говорит лишь о том, что сам он считал это похищением. Очевидцем случившегося брат Лианны не был, а "свидетельские показания" мог истолковать как угодно. Но каким же, если выражаться самым мягким образом, некомпетентным и неумным надо было быть, чтобы, проехав от Риверрана до Королевской Гавани (более чем достаточно времени, чтобы остыть и подумать), не найти ничего лучшего, чем кричать под стенами замка общеизвестно сумасшедшего короля требование к его сыну (которого, между прочим, в Красном замке и вообще в столице не было, что едва ли представляло из себя тайну за семью печатями) "выйти и умереть"? Да, отношения Рэйгара с отцом от теплоты бесконечно далеки, но здесь дело уже не личное – оскорбление члена правящего дома просто так спустить невозможно, как бы в семье к оскорблённому ни относились. Вспомним, с каким трудом в том же "Межевом рыцаре" Дункану Высокому удалось избежать жестокой кары за несколько ударов, нанесённых принцу Эйриону, несмотря на то, что того родственники тоже активно не любили, а присутствующий на турнире десница короля принц Бэйлор был искренне расположен к рыцарю. Для будущего великого лорда такие вещи должны быть сами собой разумеющимися…       Вникая в эту историю, как и при любом расследовании, необходимо обращать внимание не только на то, что происходит, но и на то, что должно было бы случиться, но не случается. К примеру, на то, как ведёт себя лорд Рикард Старк после якобы похищения дочери. Прежде всего стоит разобраться, а присутствовал ли отец Лианны в Харренхолле. Мира в своей сказке упоминает, что "юношу с болот" (её отца, Хоуленда) "девушка-волчица" (Лианна) привела к "всей своей стае: свирепому волку-вожаку [Брандону], тихому волку [Эддарду] и волчонку, самому младшему из них четверых [Бенджену]". Мейстер Яндель, рассказывая о провозглашении "девчонки Старков" королевой любви и красоты, пишет о недовольстве её братьев и Роберта, но ни единым словом не упоминает об отце. Так что можно считать установленным: лорда Рикарда там не было. Как известно, "в Винтерфелле всегда должен быть Старк", и глава рода, очевидно, остался дома сам, отправив своего наследника с братьями и сестрой. Почему бы и нет: Робб в 15 лет управляет хозяйством замка, пусть и с помощью старших, а Брандону уже за двадцать. По средневековым меркам, совсем взрослый мужчина. Но не приходится сомневаться: об исчезновении Лианны в компании кронпринца, будь то похищение или побег, её отца не известить не могли. И что же делает лорд Рикард? Ответ весьма неожиданный: ничего. Глава дома Старков вовлекается в события лишь после того, как Безумный Король бросил Брандона в темницу и потребовал от Рикарда приехать и держать ответ за сына – и тот, себе и сыну на беду, королевский приказ выполнил. Со всеми печально известными последствиями. Но почему лорд Винтерфелла сам не обратился к королю – и не после, а вместо Брандона, и в подобающей форме – с просьбой повлиять на сына и вернуть Лианну семье? Решил, что, если уж кронпринц настолько сильно влюбился в неё, это может принести их дому гораздо большую выгоду, чем брак дочери с Робертом, будь тот хоть сто раз будущий великий лорд? В принципе, возможно… было бы, если бы речь шла о другой семье. Это скорее типичный тирелловский образ мышления и действий. Но Старки – люди совсем других нравов. Так почему же Рикард мог бездействовать? Ждал чего-то? Но чего можно ждать в такой ситуации? Делать вид, будто ничего не произошло, пока всё само не решится? Можно, конечно, было бы предположить, что лорд Старк вёл себя, как позже Доран Мартелл, и не судить его в духе Арианны, но подобный дорнийскому принцу умный и дальновидный политик точно не отправился бы к Безумному Королю прямиком в распахнутый и даже не замаскированный капкан. Или Хранитель Севера ничего не делал просто потому, что "что делать, когда делать нечего": если исправить уже ничего было невозможно? Например, если он оказался в том же положении, что и Эйгон Невероятный, когда обнаружил, что Джейхейрис с Шейрой поженились и "осуществили" брак, так что остаётся только извиняться перед брошенными женихом и невестой и их семьями… Но Брандон решил иначе. Сам ли он понял случившееся превратно, или кто-то намеренно ввёл его в заблуждение, чтобы "столкнуть лавину" (как Мизинец, руками Лизы убив Джона Аррена), – в любом случае произошло то, что произошло, и последовало то, что последовало… Однако не стоит забегать вперёд. Итак, Рэйгар уехал с Лианной – и, судя по мимоходом сказанному в хронике Янделя, в компании "его ближайших друзей и доверенных лиц", из которых пока точно известны лишь королевские гвардейцы Эртур Дейн, прозванный Мечом Зари, и Освелл Уэнт, брат лорда Харренхолла, – не в Королевскую Гавань, а в башню в горах на границе Дорна, которую сам принц назвал Башней Счастья. Ясно, как рад был он пожить, наконец, на свободе, вдали от сошедшего с ума отца и его двора, среди друзей, а не дворцовых интриганов – и вместе с любимой девушкой… Но пока об их жизни в Башне ничего неизвестно, лишь мимоходом упоминается, будто Рэйгара "долго не мог найти даже его собственный отец". Хотя вряд ли кто-то, знающий, кто и что есть Варис, всерьёз в это поверит. Может быть, евнух (не в последний и едва ли в первый раз) вёл собственную игру и искусно разыгрывал перед королём и всем двором полное незнание. Но не менее вероятно, что Рэйгара, как того "неуловимого Джо", не нашли просто потому, что по-настоящему и не искали: Безумный Король до последнего был уверен, что справится с мятежниками и без помощи нелюбимого сына, в котором ему мерещилась другая угроза для собственного правления. Однако, когда положение в охваченной восстанием стране стало критическим, наследный принц вернулся в столицу, оставив Лианну в Башне Счастья, а с ней – обоих гвардейцев. Кроме того, прибыв туда после гибели Рэйгара на Трезубце и падения Королевской Гавани, Эддард встретил, кроме Дейна и Уэнта, ещё и лорда-командующего гвардии Эйриса, Герольда Хайтауэра, по прозвищу Белый Бык. И явно не король отправил того охранять якобы похищенную девушку… Но зачем вообще понадобилось настолько усиливать охрану этого тихого уголка вдали от всех мест боевых действий? Не потому же, что принц боялся, что менее чем половина Гвардии во главе с её командующим не удержат в башне шестнадцатилетнюю девушку далеко не габаритов Бриенны? А дальше только, как говорила кэрролловская Алиса, "всё чудесатее и чудесатее". Несмотря на гибель короля, которому приносили присягу, и принца, оставившего их здесь, несмотря на свержение всей династии Таргариенов, несмотря на то, что за Лианной приехал её родной брат, гвардейцы категорически отказались впускать Эддарда в башню. Настолько категорически, что лорд Старк смог пройти к сестре лишь в самом буквальном из смыслов через тела всех троих её стражей. Почему? Причём Нед совершенно не желал снова проливать кровь и всячески подчёркивал, что предпочёл бы решить дело миром. Он берёт с собой всего шестерых людей, в том числе пожилого лорда Дастина, бывшего оруженосца своего покойного брата Этана Гловера, Хоуленда Рида, который не так давно впервые взял в руки боевое оружие… На самом деле, удивляться стоит тому, что северянам удалось одолеть и хотя бы Эддард и Хоуленд выжили. Версия экранизации об ударе непредусмотрительно не добитого Рида в спину, решившем исход сражения, пожалуй, чрезвычайно правдоподобна. Но чего ради этот бой вообще завязался? Стоит вспомнить сон, в котором Нед много лет спустя вновь видит эти события: Всемером они стояли перед троими – во сне, как и в жизни. Но троих трудно было назвать обыкновенными воинами. Они ожидали перед круглой башней, позади краснели горы Дорна, белые плащи раздувал ветер... Сир Эртур Дейн, Меч Зари, скорбно улыбался. Рукоять великого меча Рассвет поднималась над его правым плечом. Сир Освелл Уэнт, припав на одно колено, правил клинок точилом. На белой эмали шлема расправляла крылья чёрная летучая мышь его дома. Между ними стоял свирепый сир Герольд Хайтауэр, Белый Бык, лорд-командующий Королевской гвардии. – Я искал вас у Трезубца, – сказал Нед. – Нас не было там, – отвечал сир Герольд. – Горе постигло бы узурпатора, если бы мы там были, – проговорил сир Освелл. – Когда пала Королевская Гавань и сир Джейме убил вашего короля золотым мечом, я пытался узнать, где вы. – Мы были далеко, – отвечал сир Герольд. – Иначе Эйрис по-прежнему сидел бы на Железном троне, а наш лживый брат горел бы в адском пекле. – Я спускался к Штормовому Пределу, чтобы снять осаду, – сказал ему Нед. – Там лорды Тирелл и Редвин сложили знамена, а все их рыцари преклонили колена в знак верности. Я был уверен, что вы окажетесь среди них. – Мы ни перед кем не склонимся, – проговорил сир Эртур Дейн. – Сир Уиллем Дарри бежал на Драконий Камень с вашей королевой и принцем Визерисом. Я думал, что вы будете сопровождать их. – Сир Уиллем человек добрый и верный, – заметил сир Освелл. – Но он не принадлежит к числу гвардейцев, – возразил сир Герольд. – Королевская гвардия никогда не бежит. – Ни прежде, ни теперь, – подтвердил сир Эртур, надевая шлем. – Мы дали обет, – пояснил старый сир Герольд… – Ну а теперь начнём, – сказал сир Эртур Дейн, Меч Зари. Он извлёк Рассвет и взялся за рукоять обеими руками. Бледный, как молочное стекло, клинок горел живым светом. – Нет, – ответил Нед со скорбью в голосе. – Теперь и закончим. Очевидно, что ни Эддард, ни стражи Башни отнюдь не горят желанием сражаться. Однако гвардейцы считают своим долгом начать бой – и начинают, причём бой насмерть, не щадя себя. Зачем? Пусть даже они считали себя по-прежнему связанными клятвой с "драконами", чего ради класть свои жизни, но не пропускать Неда к Лианне и не отдавать её? И если так важно было не вернуть её даже собственной семье, почему не перевезли в какое-нибудь другое место? Башня вовсе не была полностью отрезана от мира и новостей: Рэйгар вернулся в столицу как раз вовремя, чтобы возглавить королевскую армию в решающем бою на Трезубце. Так почему же после его гибели и тем более после падения Королевской Гавани Лианну не отправили куда-нибудь ещё? А если знали, что девушка уже умирает, не позволять брату даже попрощаться с сестрой было просто бесчеловечно, не говоря уж о том, что совершенно бессмысленно. Но Эддард всё же, пусть и оставив за собой тела троих гвардейцев и пяти из шести своих спутников, поднимается в башню и находит Лианну в "пропахшей кровью и розами комнате". О крови немного позже, а вот запах роз – деталь, которая, если вникнуть, чрезвычайно красноречива. Ясно, что горсть "мёртвых, почерневших" сухих лепестков, которые умирающая сжимала в руке до последнего, никак не могла пропитать ароматом всю комнату. Значит, там были и свежие цветы, и много. Выходит, для девушки привозили с севера или специально выращивали в башне или рядом с ней (учитывая климат гор Дорна, в корне отличающийся от родного для цветов, ещё неизвестно, что труднее и дороже) её любимые зимние розы. Причём и уже в отсутствие Рэйгара. Очень это похоже на обращение с похищенной и изнасилованной пленницей? Однако вряд ли Нед тогда задумывался о таких вещах, увидев сестру на "окровавленном ложе". Из его воспоминаний мы также узнаём, что она могла только шептать, так как "лихорадка украла силы", а комнату наполнял "запах крови и роз", а значит, кровь явно была свежей. Итак, от чего же умерла Лианна? Сразу перед появлением брата или в самом недавнем времени перед этим она потеряла очень много крови, но успела обессилеть в лихорадке. Версию ранения можно смело отбросить: чтобы рана инфицировалась и поднялась температура, должно пройти какое-то время. Зато обильная кровопотеря и лихорадка – типичная картина выкидыша или тяжёлых родов, особенно при таком невысоком уровне медицины, как в Вестеросе… Так что же произошло? А ответ уже дан – поступком гвардейцев. Лианну, разумеется, не было необходимости защищать от родного брата. А вот если речь шла о единственном оставшемся в живых ребёнке Рэйгара – дело совсем иное. Да, Эддард – не Тайвин и не Роберт. Но из того, что могли знать рыцари, едва ли можно было сделать вывод, что лорд Старк пойдёт против своего лучшего друга ради ребёнка принца, якобы похитившего его сестру, и внука короля, убившего его отца и брата. Эта версия объясняет и то, почему Лианна, несмотря ни на что, осталась в башне. Рыцари и сами явно рады были бы избежать этой битвы, но перевозить куда-то далеко женщину на большом сроке беременности, особенно если всё протекало не лучшим образом, слишком рискованно. Оставалось только ждать, пока дитя появится на свет и они с матерью хоть немного окрепнут, а тогда можно было бы и уезжать – на тот же Драконий Камень или куда-нибудь ещё. Однако вместо этого дождались лорда Старка с отрядом. И если Нед говорил наяву хотя бы примерно то же, что и во сне, где он обращается к гвардейцам со словами, что "искал их" на Трезубце, в Королевской Гавани и у Штормового Предела, это явно не могло убедить тех в его добрых намерениях – разве что подтвердить худшие опасения. И "белые братья" решили исполнить свои обеты "защищать короля" и "умереть за короля", если понадобится… И в этом случае совершенно ясно, какое обещание Лианна просила у брата. Тем более что в воспоминаниях Эддарда проскальзывает момент, позволяющий предположить, что она знала об участи Элии, Рэйнис и Эйгона: …Он вспомнил младенца – сына Рейгара, его разбитую головёнку, и как тогда отвернулся король. Как отвернулся и в приёмном зале Дарри, совсем уж недавно. Он ещё слышал мольбы Сансы, как и давние рыдания Лианны. Роберт уже позволил остаться безнаказанным убийству двоих детей Рэйгара – девочки двух-трёх лет и грудного младенца, – более того, заявил, что "видит не детей, а порождение дракона". После этого уже не приходилось и надеяться, что он оставит в живых ребёнка принца от своей бывшей невесты, доказательство своего личного краха, того, что ему предпочли другого, — да ещё ребёнка, стоившего Лианне жизни, лишив новоиспечённого короля даже призрачного шанса попытаться её вернуть. От дома Таргариенов остались лишь сломленная жизнью с безумным мужем женщина и восьмилетний мальчик с горсткой верных людей. Эддард – единственный, кто способен защитить дитя своей сестры, и естественно, что она из последних сил борется со смертью, пока не слышит обет брата. И если Лианна сбежала с Рэйгаром по своей доброй воле, а тем более, если они поженились, становится понятнее, почему Нед разрушает Башню Счастья. Потому что утверждение, будто он "выместил на ней злобу", смехотворно для любого, кто хоть немного знает характер лорда Старка. Нед далеко не Серсея. Неужели боя с королевскими гвардейцами, завершившегося гибелью всех троих, ему оказалось недостаточно, чтобы выплеснуть свой гнев, и потребовалось ещё и снести до основания немаленькое каменное строение? Да, а потом он посмотрел на руины, наконец хоть как-то успокоившись, подумал: а что добру пропадать? – и приказал сложить из оставшихся камней курганы для своих погибших спутников и для гвардейцев. Возвращаясь к детективным терминам, разрушение Башни Счастья – это, по сути, самое что ни на есть банальное уничтожение улик. Потому что "загородная вилла", где молодая семья проводила медовый месяц, а потом ждала первенца, нимало не походит на узилище. Даже Роберт может сообразить, не говоря уж о людях более умных. Хотя, если вдуматься, никто из очевидцев тех событий и даже персонажей, хотя бы лично знакомых с принцем, всерьёз в похищение и изнасилование не верит. Даже Роберт, упорнее и громче всех твердящий об этом, всё же явно не может убедить себя до конца, и однажды в разговоре с Эддардом даже признаёт вслух: "Рейгар… Рейгар победил, проклятие! Я убил его, Нед, …и он умер у моих ног. Об этом поют песни. И всё же он каким-то образом победил. Теперь он с Лианной"… Однако, как говорил в своё время Геббельс, ложь должна быть чудовищной – тогда в неё обязательно поверят. Мы сами видели такое в ПЛиО, когда Мизинец, чтобы "испортить правдивый рассказ" Станниса "о кровосмесительном блуде Серсеи", запускает историйку, будто жена самого Станниса "наставила ему рога… и дочь его рождена от полоумного шута". И, как и это, ложь о Рэйгаре и Лианне служила не только для того, чтобы врачевать задетое самолюбие Роберта, а в первую очередь всё тем же политическим целям, настраивая людей против принца, в котором очень многие видели надежду королевства, и против всего дома Таргариенов. Не случись восстания и смены династии, история любви принца и дочери лорда Винтерфелла, очень возможно, стала бы такой же легендой, "любимой певцами, сказочниками и юными девами", как и Дункана Малого и Дженни из Старых Камней. Но когда в дело вмешивается политика, часто получается именно так, как метко замечается в сериале-экранизации: "…выдумка... которую мы рассказываем друг другу снова и снова, пока не забываем, что это ложь".