Надорская пастораль

Марсель Валме не любил Дженифер Рокслей в том прекрасном, возвышенном и, чего греха таить, затасканном смысле слова, коим от века злоупотребляют поэты и прочие куртуазные личности. Но Марсель вполне искренне любил жаркие бедра графини Дженни, между которых познал самую суть власти слабого пола над сильным, и в благодарность немного боготворил свою первую даму. По крайней мере, за вирши, сочиненные в её честь, Валме никогда не было стыдно: страсть покрылась пылью, брюзга Рокслей — гробовой доской, а некоторые рондели и спустя годы продолжали радовать незамысловатой свежестью давно почивших грез. Сочинено виконтом было немало: в обмен на бесстыдное проворство пальчиков и губ Марсель готов был признаваться своей госпоже в самых возвышенных чувствах хоть по сорок четыре раза на дню, а уж сравнивать её с цветами, ланями, небесными телами и прочими предметами, вызывающими умиление в женском уме и сговорчивость в теле, было оруженосцу-поэту почти так же привычно, как строить рожи за спиной околпаченного им мужа-рогоносца. Дженифер с удовольствием принимала нехитрые поэтические подношения и щедро платила за них. Впрочем, будь Валме косноязычным тупоумным болваном, вряд ли бы его постигла неудача — бедняжку выдали замуж за сорокалетнего старика, и она только и ждала того, кто не побоялся бы согреть её полудевичью постель. Но Валме являлся тем, кем являлся. На самом деле, Дженифер повезло с ним так же, как ему с ней — в её потайных гайифских шкатулочках хранилось много штучек, призванных усилить ощущения от любовной игры, и свои первые уроки по этой части Марсель получил из рук, умеющих как сладко мучить, так и весьма затейливо ласкать. Ох, что они только не вытворяли за спиной бедолаги мужа! Некоторые игры можно было смело отнести к извращениям, но почему-то с наибольшей нежностью Валме вспоминался случайный акт любви в стогу сена, простой и незамысловатый, но прелестный в своей спонтанности... Оруженосцу было велено сопроводить госпожу графиню и её служанку из одного конца поместья в другой. Отцветало жаркое лето. Небо над головами путников было чистым и бескрайним, травы у обочин колосились почти до небес и, волнуемые легким ветерком, благоухали чем-то сладко-терпким. В садах, мимо которых им доводилось проезжать, дозревали яркие сочные плоды, навевая мысли весьма определенного толка. Впрочем, подобные мысли рождались бы и без помощи яблок и слив — эр и оруженосец, вернее, муж и любовник всего лишь десять дней назад вернулись к своей даме, и если кошачий граф Генри успел взять свое как минимум дважды, то виконт Валме пока не мог похвастать ни одним попаданием в цель — поцелуи и жаркие объятия не в счет. И вот посреди буйства природы внутренних Надоров изголодавшиеся любовники заприметили несколько золотистых стогов сена и, не сговариваясь, воззрились на них. — Герти, езжай вперед до тех дубков и жди там, — тихо, но решительно промолвила Дженифер и ослабила петлю полупрозрачной шали, сколотую у шеи алмазной булавкой, словно боялась, что та её задушит. Грудь дамы была тесно зажата лифом светло-бирюзового платья, и от Марселя не укрылось, что очаровательные голубоватые прожилки под нежной кожей слегка набухли и стали ярче. Служанка послушно продолжила путь, а любовники повернули коней в поле и вскоре достигли вожделенных стогов. — Вашу ручку. Вместе с ручкой нетерпеливый Марсель завладел и всем остальным — Дженифер скользнула ему в руки изящным бирюзовым облачком и, обвив шею юноши, одарила его долгим полным страсти поцелуем. — Словно освежающий ливень пролился на одинокого путника посреди пустыни, — объявил Марсель искусанными губами, когда поцелуй прервался. Проказница Дженифер на это хитро облизнулась и, запустив обе ручки под его колет, жарко прошептала, что вместо того чтобы ждать милость с небес, путник мог бы поискать оазис, а в нем колодец и утолить жажду вволю. Второго приглашения Марселю не требовалось. Муслин и Красотка были умными породистыми созданиями — юноша решил, что беды не будет, если они вольно попасутся, пока хозяева заняты делом и, собственно, занялся... — Скорее, мой милый, скорее.... — Дженифер теребила пальчиками его мужское естество, сделавшееся твердым, как металл, чем только мешала овладевать ею. Заниматься любовью в соломе оказалось далеко не так удобно, как рисовалось в воображении — дама проваливалась под весом его тела, а в рот, уши и прочие отверстия настырно лезли колючие соломинки. Просто чтобы избавиться от этого безобразия, Валме нырнул в пену нижних юбок любовницы, а оказавшись там, воскликнул, что, Дженифер может не торопить его, потому что он теперь в Рассветном оазисе и это надолго. В оазисе не было противной соломы, зато имелся обещанный «колодец», окруженный редкой рыжеватой травкой, и до краев полный влаги. Валме раздвинул пошире стройные ножки, обтянутые жемчужно-белыми чулками, покрыл поцелуями округлые коленки и занялся наконец-то самым важным... Многослойное укрытие из юбок почти не пропускало солнечные лучи, в светящемся бирюзовом полумраке ласкать любимые места было ново и невыразимо сладко. Дженифер томно стонала и, нащупав под тканями затылок юноши, нетерпеливо надавливала на него. Марсель послушно углублял и разнообразил ласку, присоединив к языку пальцы — указательным и средним он скользил в обильно увлажненном лоне, подушечкой большого гладил тугое заднее отверстие, что очень нравилось его проказнице, и через равные промежутки припадал ртом к вожделенному источнику, словно пытался выпить его до самого дна. Дождавшись, когда графиня со стонов перейдет на тоненькие жалобные всхлипы — верные предвестники её оргазма, Марсель споро выбрался на воздух, одним движением задрал юбки и ножки вверх, и вставил ей так славно, что бедняжка с непривычки едва не лишилась чувств. Удовлетворив себя и любовницу под палящим полуденным солнцем, Марсель изрядно взмок, но, как ни странно, увидел особую прелесть в том, чтобы заниматься любовью на природе. Завалившись на устланную холтийской шалью солому, юноша лениво следил за мирным выпасом лошадок, за веселой игрой стрижей в небесной лазури и, грызя соломинку, размышлял о том, что находит очень возбуждающим, первозданно диким, и в то же время естественным предаваться страсти на земле. Когда он сказал об этом Дженифер, та тихонько рассмеялась ему в плечо и ответила, что это говорит не Марсель, а кипучая кровь его предков-наемников. Еще она сказала, что золотистые стебельки очень мило подчеркивают золотистость шевелюры ее возлюбленного, но если он явится в замок в таком виде, будет много ненужных вопросов, и, сказав это — ох уж причудливая дамская логика! — заложила ему по пучку соломы за каждое ухо, объявив, что теперь он похож на древние изображения Астрапа-жнеца, лукавого юноши, с самыми бесчестными намереньями подстерегающего в поле хорошеньких крестьянок. — Если бы я был Астрапом, то подстерегал бы не крестьянок... — А крестьян, — хихикнула Дженифер. Марсель ухмыльнулся и отвесил любовнице весьма ощутимый шлепок по попке. Любовница томно ойкнула и зарделась, длинные светлые ресницы трогательно затрепетали. В такие минуты Марсель совершенно забывал, что Дженни старше его на семь лет и что перед ним опытная соблазнительница, которая в общем-то научила его всему, что он умеет делать с женщиной. Эта волчица знала толк в том, как прикинуться невинной овечкой, мимо которой не пройти ни одному хищнику, буде он даже сыт. Марсель же был голоден после разлуки, к тому же порядком сердит на эра за его глупые придирки и нытье. — Что ж, хочешь побыть моей крестьянкой? Изволь. Дженифер хихикнула, а в следующее мгновение уже лежала животом на примятой соломе. Марсель рывком подтянул нежно-белые бедра наверх и снова огрел беззащитно выставленную попку ладонью. Дженифер сладострастно застонала и вильнула столь непочтительно обласканной частью тела, выставляя напоказ щель, призывно поблескивающую смазкой, и розовенькую дырочку ануса, тоже слегка приоткрытую. Вот так затейливо на графиню действовала боль. — Синьор, вы же не будете обижать бедную девушку? — пропела она тоненьким голоском, от котрого Марсель буквально вскипел. — Смотрите, я вся ваша, синьор, пожалуйста, умоляю, возьмите свою служанку скорее, ах, ей так не терпится, скверной похотливой девчонке... Ну что на такое ответишь? Марсель брал свою похотливую госпожу-служанку еще дважды, и к концу от стога осталось одно лишь воспоминание, впрочем, как и от платья Дженифер — с великим трудом Герти привела его в пристойный вид. С прической графини дела обстояли еще хуже — в шесть рук они пытались уложить непослушные локоны под шляпку, но в конце концов сдались, и Валме пришлось призвать на помощь всю отведенную Создателем смекалку, чтобы соорудить из шарфа подобие морисского тюрбана. К счастью, Дженифер очень шел этот головной убор. Тем летом «морисский тюрбан по-валмонски» даже вошел в моду среди местных дам.