Прекрасная смерть.

Легкий весенний ветерок гулял по Намимори, разнося повсюду нежные розовые лепестки сакуры. В этот год она отцвела очень быстро: кажется, что как только раскрывались нежные бутоны, подставляя лепестки весеннему солнцу, так тут же ветер их срывал, унося куда-то с собой. Будто бы он забирал с собой их крохотные короткие жизни, играя с ними – то подкидывая вверх, то резко опуская вниз… А когда ему это надоедало, он бросал их, оставляя их умирать в неизвестности. Прекрасная, изящная, грациозная смерть, не правда ли..? Но такая жестокая. Сейчас была именно такая пора. Тысячи, десятки тысяч лепестков будто парили в воздухе и бесшумно ложились на землю, на плечи людей, падали у их ног, запутывались в волосах. Ямамото стряхнул несколько нежных розовых лепестков с плеча и опустил глаза, едва сдерживая слезы. Ему хотелось бы верить, что все это – простой спектакль, не реальность, но… сейчас он смотрел на большой черный гроб, на верхней крышке которого красовался золотой герб Вонголы. А в гробу… Лежал сам Гокудера Хаято. Нет, нет, нет! Никому не хотелось верить в происходящее: совсем недавно он улыбался, помогал Тсуне с домашним заданием, ругался с Ламбо, а теперь он не дышит. Не бьётся его сердце. Его жизнь была такой же короткой, как и жизнь цветка сакуры — она была ярка, прекрасна и необычна. И так же коротка. И сейчас лепестки сакуры осторожно ложились на красный шелк внутренней обивки гроба, на лицо Гокудеры, на его тело, будто пытаясь его укрыть. Их нежный, розовый цвет казался кричащим, слишком ярким на фоне бледной кожи подрывника, на фоне его мягких серебристых волос. Но все же это сочетание было прекрасным. Сейчас сама смерть выглядела… завораживающе. – Тсуна, – Ямамото дрожащей рукой коснулся плеча Савады, – и тебе пора подойти к нему. Ты единственный, кто не попрощался…– Голос Дождя Вонголы подрагивал, звучал необычно даже для него самого. Говорить было очень тяжело, да и вообще не хотелось. – А, да… — Тсуна вздрогнул и повернулся лицом к Ямамото. Лицо Неба Вонголы было очень, очень бледным, под глазами были темные круги от недосыпов, а кожа вокруг глаз немного покраснела и припухла, вероятно, от слез. – Я… уже… иду. – Он, пошатываясь, приблизился к гробу. Савада даже не пытался сдерживать слез – это было невозможно. Он обессилено рухнул на колени, взяв в свою руку холодную и почти белую руку Гокудеры. – П-прости, Гокудера-кун… Это я виноват. Я виноват, потому что отпустил тебя тогда! – тихо шептал Савада, резко срываясь на крик. – Если бы ты ушел не один, сейчас бы мы гуляли где-нибудь всей «семьей». Сейчас бы ты смеялся. И сейчас бы билось твое сердце! — Дрожащими руками Тсуна продолжал сжимать руку Хаято, медленно поднимаясь. Поднявшись, он наклонился к лицу Гокудеры и очень осторожно, но с нескрываемой нежностью, коснулся его холодных губ, будто бы желая отдать хоть небольшую частичку тепла, что жила в нём, в надежде, что она сможет согреть бездыханного Гокудеру Хаято. – Го… Гокудера-кун, я всегда буду любить тебя, и никогда не забуду. – тихо прошептал Савада, буквально вдыхая слова в губы подрывника. – Наверно, мы скоро встретимся… Все рано или поздно заканчивается. Вот и закончилось прощание Тсуны со своим другом. И теперь, заколотив крышку гроба, его осторожно опускают в землю. От вида этого, от осознания того, что Хаято больше никогда не будет рядом, у Тсуны потемнело в глазах, он пошатнулся, проваливаясь куда-то в черную бездну. – Гокудера-кун! – вскрикнул Тсуна, резко открывая глаза и поднимаясь. Ветер играл с легкими белоснежными шторами, солнечные лучи падали на его постель, а через открытое окно в комнату залетали злосчастные лепестки сакуры, будто принося душу Хаято с собой. Тсуна судорожно хватался за одеяло, пытаясь понять, что же это было. Холодный пот тек ручьем. Его трясло. Савада судорожно пытался вспомнить, правда ли это, или просто кошмар. Он поднялся, быстро оделся и побежал к дому Хаято. Ветер буквально свистел в ушах, дыхание сбивалось, в глазах темнело. Однако за считанные минуты он оказался на пороге его квартиры. Открыть входную дверь не составило труда, так как недавно Гокудера забыл один из дубликатов ключей у Тсуны, когда в последний раз был у него. Распахнув дверь, Савада резко забежал в квартиру и… никого. В квартире никого не было, все окна были закрыты, а во всех комнатах царил идеальный порядок, который не был присущ Хаято. – Гокудеры… правда больше нет…? Это не сон? – судорожно думал Тсуна, падая на колени. Руки затряслись, а в глазах предательски заблестели слезы. Ему было трудно находиться тут. Каждая вещь здесь напоминает о подрывнике. В квартире, кажется, до сих пор пахнет его приятным одеколоном, а на стенах все так же хаотично записаны ноты самых разнообразных мелодий, которые он на ходу придумывал. Тсуна, вздрагивая от немого плача, медленно сполз по стене и сел на пол, утыкаясь носом в колени. Он не помнил, сколько он еще просидел в таком состоянии, потому что незаметно для себя задремал. …Но из омута душевных терзаний его заставило вырваться чье-то робкое прикосновение. Тсуна открыл глаза и с ужасом вскрикнул: перед ним на коленях сидел Хаято. Сам Гокудера такой реакции не ожидал и, вздрогнув, отстранился от него. Тсуна побледнел. –Го… Гоку… Гокудера-кун… — тихо, с неподдельным ужасом, смотря на подрывника прошептал он. — …Это ты? Но... Ты же мертв… – Джудайме!.. Что с вами? Что случилось? О чем вы говорите?.. – Н-но… — Тсуна протянул руку, осторожно касаясь груди Хаято, будто бы проверяя его материальность. На ощупь он оказался вполне материальным. – Ты же… Умер? – Я жив… — задумчиво протянул Хаято. – Джудайме, всё же, как вы? Вам стало плохо? – Нет, все хорошо, Гокудера-кун… — внутри у Тсуны будто растворилось что-то ужасающее, мешающее дышать. «Неужели он действительно жив? Боже, какое счастье. …Я так рад!» — пронеслось в голове у парня и он резко подался вперед, обнимая Хаято. Савада дрожащими руками вцепился в толстовку Гокудеры и уткнулся носом в его мягкие серебристые волосы, вдыхая его запах и пытаясь понять, что это, в отличие от его смерти, не сон. Он еще раз провел рукой по спине Гокудеры, будто вновь проверяя его материальность и, сам не осознавая своих действий, легко, почти неощутимо коснулся губ Гокудеры своими. –Я так счастлив, Гокудера-кун. – Тихим голосом сказал Тсуна. – И, знаешь, умрем мы вместе. Я уверен. Но до этого еще столько лет… — шепотом, почти неслышно добавил Савада. А за окном ветер срывал с сакуры последние её цветы, теперь все дороги были красивого розового цвета, они были щедро усыпаны лепестками. Последние из них срывались с деревьев и парили в воздухе, отдавая свою жизнь ветру. Но, если задуматься – смерть цветка – это рождение плода…Вот это и есть действительно прекрасная смерть!..