***
Канда стоял посреди какого-то заснеженного поля, в руках сжимая свой верный Муген. Его холодный взгляд был направлен прямо, на того, кто стоял перед ним в паре метров, нагло улыбаясь, насмехаясь над ним. На того, кого Юу обещал убить, дабы выполнить свой долг. В какой-то момент он допустил мысль, что испытывает чувство дежавю, что судьба любит издеваться над ним подобным образом. И хотел бы он надрать этой чертовой судьбе зад, да только вот это проклятие не материальное, и зада не имеет, к сожалению. — Чертов Мояши, — прорычал он, сильнее сжимая катану. Юу не знал, когда это произошло. Возможно тогда, когда он был поглощен поисками той женщины из прошлого и воспоминаниями об Алме. А возможно уже и после тех событий в Североамериканском подразделении. Он всего лишь хотел вернуть долг этому проклятому стручку, который всегда лезет туда, куда его не просят! А в итоге… он обрел то, ради чего возможно хотел бы жить и продолжить бороться на этой чертовой войне.***
Аллен и Канда шли по одной из многолюдных улочек небольшого города, стараясь слиться с толпой и не привлекать слишком много внимания. Жители портового городка совершенно не обращали внимания на двух путников, давно привыкшие совершенно разным к людям, что появлялись здесь мимоходом. И двум бежавшим было это на руку. Хоть на немного, но можно было нормально перекусить в недорогом заведении, да снять номер. Молодые люди проходили мимо ярких витрин, привлекающие внимание приезжих, когда Уолкер остановился возле одного магазинчика со сладостями. От вида стольких вкусностей в его животе заурчало, и он повернулся к своему спутнику, желая предложить ему заглянуть туда. Но вместо сурового японца была только пустота, да не знакомые люди, проходящие мимо. — БакКанда? Аллен стал озираться по сторонам, и совершенно не заметил Юу, который подошел сзади и накинул на голову проклятого теплую вязаную шапку. Серые глаза удивленно, даже скорее ошарашено, уставились на спокойное лицо бывшего экзорциста. — Тц. Чего уставился? Пошли, у нас нет времени на эту ерунду. — Канда схватил Уолкера за локоть и потащил вперед, так и не заметив, как на чужом лице появился румянец, а бледные губы растянулись в робкой улыбке. *** — Ууу, какой злобный взгляд Этот чертов Ной насмехался, просто издевался над Кандой! Это явно приносило ему какое-то своеобразное садистское удовольствие — видеть как суровый мечник медлит. Юу всегда считал, что легко сможет убить этого стручка: своим верным Мугеном проткнуть его дохлое тело, возможно оставив далеко не одну дыру — так его бесил этот клоун! Но сейчас, в этот самый момент он не мог. Не мог просто взять и, как раньше, поднять оружие на Аллена. Не мог и совершенно не хотел. И только глаза цвета янтаря вместо привычных, в какой-то степени родных серых, пробуждали в его душе ту знакомую ненависть. Канда с невероятной силой сжимал рукоятку катаны, только лишь бы враг не видел, что мечник разбит. Но он обещал, что убьет Мояши. Убьет… Убьет. Умрет.***
Канда никогда не произнесет это вслух, но он прекрасно помнит их с Алленом первый поцелуй. В канун Рождества молодые люди находились в довольно старой деревушке, где каждый житель ценит и уважает все традиции и обычаи. Парням повезло, что люди здесь были добрыми и гостеприимными — найти ночлег не составило труда. Канда помнит, что тогда комната досталась им за какие-то копейки, и Уолкер решил отыграться в местной таверне, подчистив все продовольственные запасы. А хозяйка — упитанная женщина с невероятно добрыми и светлыми глазами — скакала вокруг проклятого парнишки, и нарадоваться не могла его аппетиту. «Близко не подходите, а то и вас сожрет» — выказал тогда свое недовольство Юу. И когда с ужином было покончено, таверна была уже пуста, и кроме двух беглецов и хозяйки никого не было. Вот в тот момент это и произошло. Собираясь покинуть заведение, Канда, опёршись спиной на дверной косяк, стоял в ожидании Уолкера. И когда тот подошел, хозяйка, остановила их: — Нельзя так просто уходить, — и получив в ответ непонимающий взгляд, продолжила, — а вы взгляд поднимите и поймете! И подняв взгляд — они увидели омелу. Самую настоящую омелу. Прямо над ними. Аллен нервно хихикнул, а Юу даже и не понял. Потому что не знал, что это все значит. — Знаешь, БакКанда, по легенде, поцелуй под омелой считается доказательством того, что это растение символ любви, а не ненависти, — он прикусил губу и задумчиво посмотрел на напарника. А сам напарник замер. Не надо быть особым гением, чтобы понять, почему хозяйка так просто не отпускает. Традиция есть традиция. И Юу почувствовал некое предвкушение, будто уже давно ожидал чего-то подобного. И не успел он понять, что за странное волнение его накрыло, как Уолкер, схватив его за ворот одежды, притянул к себе и просто поцеловал. И у обоих все внутри скрутило. И никто из них не чувствовал отвращения. Просто вдруг резко стало жарко, немного легко и невероятно приятно. Канда никогда не признается, что не помнит того, как они тогда дошли до комнаты. И не произнесет вслух, как Аллен сводил его с ума только своим видом в ту ночь. Не расскажет о том, как сам доводил его до исступления. Как их руки касались обнаженной кожи, заставляя тела покрываться мурашками. Как безумно целовались до головокружения. Как впервые открылись и впустили друг друга в самую душу, лишь разговаривая взглядами. И не прошепчет, доказывая обратное до самого конца, что это было лучшее, что с ним происходило. И Аллен никогда не услышит, что вредный мечник не испытывает к нему ненависть. И тогда, сидя рядом со спящим Стручком и наблюдая за — первым за все время! — умиротворенным сном, Канда перебирал его седые волосы, время от времени проводя ладонью по его лицу. И в голове все время крутилось то обещание. Проклятое, отвратительное обещание. Обещание, от которого воротило, душило. Которое просто хотелось забыть. От которого почему-то хотелось защитить это глупое недоразумение. «Канда, обещай, что убьешь меня, если я проиграю Ною. Пожалуйста». И Канда тогда промолчал, не считая нужным отвечать. Он наклонился и коснулся своим лбом лба Уолкера, тихо в пустоту шепча: — Тогда я умру вместе с тобой, Аллен.***
Аллен ослаб. Он в отчаянии. Он боится. Очень боится. Этот жуткий страх, пропитанный отвратительным отчаянием, проникает в каждую клеточку его тела, сковывая, заставляя задыхаться. Эта гремучая смесь как терний оплетает его шею, руки, ноги, шипами больно впиваясь — нет, не в кожу — в душу. Разрывая на мелкие частицы, в клочья, не позволяя ей вновь собраться. Присутствие рядом Канды облегчало столь невыносимое существование. Наверное, именно благодаря этому человеку он и продержался до конца зимы. «Но весну я с ним не встречу» — с горькой усмешкой думал Аллен.