От холода Кагыр зябко поежился и сел поближе к костру. Его ни капли не радовали ночные дежурства, но, увы, они были необходимы. Ночью Вильгефорц вежливо уступал место самого опасного врага волкам, туманникам, трупоедам и прочей гадости. И было бы действительно обидно, пройдя такой путь, умереть от непонятного существа, которое вряд ли достало бы ему до подбородка.
Но, кроме костра, виковарца согревали и мысли. О Цири. Цирилла Фиона Элен Рианнон. После разговора с ведьмаком о чувствах к его дочери, Кагыр был подавлен. Было непонятно, стало ли ему легче от исповеди. Интересно, что чувствовал Геральт, когда узнал, что бывший враг, и главный ночной кошмар его дочери, вдруг признался, что та ему дорога? Злость, наверное. Непонимание. Что еще в таком случае мог испытывать отец, хоть и не родной?
Размышление прервал хруст веток. И какому же дураку не спится? Кагыр обернулся, дабы из самых добрых побуждений отправить того спать, но не стал. От ее компании он никогда бы не отказался.
Цири в тишине подсела к костру рядом с нильфгаардцем. В тишине же они и просидели у костра, может десять минут, может час, может вечность. Пока девушка, наконец, не заговорила.
— Не думай, что я буду извиняться за твой шрам.
Мда. Это явно не то, что хочется слышать в такой приятной обстановке. Но, увы, такова судьба всех союзников, некогда бывших врагами.
— А я — за твои похищения.
Они продолжали молчать дальше. Кагыр пытался не смотреть лишний раз на девушку, но это получалось из рук вон плохо. Он не ожидал, что она настолько изменится со времен бунта на Танедде. Взгляд, внешность, манера двигаться и одеваться. Она стала взрослее.
— Но все же я обязан сказать — прости. Я хотел бы объясниться тебе, хотел бы оправдаться, но понимаю, что это мало на что-то повлияет.
— Ты своего императора так любишь или так боишься, дабы дважды делать работу, которая тебе не по силам и приведет тебя к палачу?
— Знаешь, не все люди — Львята из Цинтры. Кому-то приходится в этой жизни быть и подчиненным.
— Ты говоришь так, будто это оправдает тебя или сделает твою судьбу более тяжелой. По крайней мере… Ай!
Гневные речи прервал стрельнувший по руке небольшой кусочек камушка из костра. На секунду Цири прижала руку к губам, скорее по привычке, нежели от настоящей боли. Когда она отняла руку, на ней был лишь маленький красный след.
— Сильно больно? — нильфгаардец бесцеремонно взял девушку за руку с целью осмотра.
В миг в ее глазах отразился погром в Цинтре: пожары, кровь, трупы и крылья хищной птицы на шлеме. И страх. Дикий первобытный страх. В мгновение Ласточка впала в ступор, что не укрылось от Кагыра.
— Эй, ты чего? — сказал он настороженно, от волнения сильнее сжав руку.
И вдруг из глаз Цири полились слезы, она задрожала всем телом. Все давние страхи, что таились в самой глубине души, вдруг захватили ее всю. После всего пережитого, когда она храбро смотрела в глаза даже смерти, такая реакция была более, чем странной. Даже для нее самой. Юноша выпустил руку, косо смотря на палатки — не хватало еще перебудить всех в лагере. К счастью, они сидели на достаточно большом расстоянии от них. Вздохнув, рыцарь потянулся к фляге и сделал глоток. Ох, не так он все себе это представлял. Ох, не так. Единственное, что его обрадовало — мандрагоровая настойка Региса была все такой же замечательной. А ведь все так хорошо начиналось…
Что-то в поведении пьющего рыцаря заставило девушку понять, что ее ночной кошмар — всего лишь человек. Из плоти и крови. Из брони у него был лишь нагрудник, меч был явно отобран в одной из заварушек, перчаток просто не было. И может чью-нибудь ночную атаку он бы отбил и успел поднять на уши весь лагерь. Но перед ее мечом он был бы беззащитен. Не она должна бояться его. Это нильф должен бояться юную ведьмачку.
— На, попробуй. Я довел даму до слез — мне ее и успокаивать.
— Для начала — я не дама! Запомни это хорошенько, если хочешь и дальше путешествовать в компании со мной, — Цири забавно шмыгнула носом и глотнула настойки, и, разумеется, закашлялась. — Как вы это пьете? Это же редкая гадость!
— Это ты еще темерской не пробовала, говорят там кроме, как на ржи, самогон не делают. А вообще, не для княгинь этот напиток и тем более таких молодых. Так что отдавай бутыль — я передумал.
Он с удовлетворением смотрел на резко округлившиеся глаза девушки. Алкоголь явно добавил ему храбрости. Стеснительность отошла на второй план. Как и здравый смысл.
— Ты — мое Предназначение.
Ласточка поперхнулась, не начав свою тираду. Лицо выражало, мягко говоря, очень сильное удивление. На секунду Кагыру показалось, что она ударит его. На следующую — будто ноги зажили собственной жизнью и собираются сбежать куда-то в неведомые дали. На третью секунду он смог совладать с собой, и одни боги ведают, каких сил это ему стоило. Но он должен был продолжить. Сказать всё и сейчас.
— Я часто думал о тебе. С того самого дня, когда я вывез тебя из горящей Цинтры. Хотя знаешь, — он глубоко вздохнул. — Это не важно. Возможно, что-то должно остаться несказанным.
Он потянулся к настойке. Но вместо фляги в его руке оказалась ладонь Цири. Он с удивлением поднял на нее свои темно-голубые глаза и посмотрел в её, зеленые. Она мягко улыбнулась ему. Никто не отвел взгляд в сторону.
— Знаешь…
— Что?
— Ты красивая.
Девушка покраснела и попыталась отнять руку. Настало время действовать виковарцу. Аккуратно, но решительно, он взял и вторую ее руку, подметив, сколько на них было рубцов и мозолей от меча.
— Ты хочешь уйти? Ты все еще меня боишься?
— Я боюсь не тебя, а твоих слов.
Юноша пожал плечами.
— Мне кажется, я не из тех людей, которые желают ранить словами. И нечего из-за этих самых слов переживать.
— Ты должен знать, что из-за меня людям грозит смерть. Всем. Она идет по пятам. Вырезает все, что мне дорого, всех кому дорога я. Таким, как я не позволено любить. Мне даже не позволено оставаться в одном месте…
— А я попробую. Сейчас. Ибо если не сейчас, то когда? Завтра война, послезавтра — чума. Мы все можем погибнуть в любой момент. И… Это будет звучать странно, но такие мысли меня успокаивают. Странно, но когда я понимаю, что времени просто нет, то начинаю совершенно по-другому его ценить, а значит и по-другому тратить.
— И на что же ты собираешься его потратить?
— У меня есть идея. Посиди пока пару минут у костра и не подглядывай.
По нахмуренному лицу Цири можно было догадаться, что это мысль вовсе не греет ей душу. Кагыр ободряюще улыбнулся. «Всего пару минут», — произнес он беззвучно, одними губами.
***
Безумный, безумный план! Ему ведь не пятнадцать, чтобы заниматься такой ерундой. И все же. Мильва оказалась права. Нужно всего лишь маленько любви. Совсем чуть-чуть.
Белые цветы густо росли вдоль берега ручья. Это были одни из немногих ночных растений в этом лесу. Он понимал, что это абсурд. Величайшая глупость в его жизни! И все же, что-то подсказывало Кагыру, что стоит рискнуть. Хотя бы ради того, чтобы просто сделать что-то выходящее из ряда вон!
Немного времени и в его руках уже есть не очень большой букет. С глупой улыбкой и бурлящим алкоголем в крови, нильф собирался как можно скорее возвращаться обратно в лагерь. Правда, смог лишь резко развернуться и не менее резко налететь на девушку. Они непременно разлетелись бы в разные стороны, если б Цири не схватила юношу за руку. Его масса сыграла злую шутку, и девушка упала вслед за Кагыром. Она приземлилась относительно удачно — на нагрудник рыцаря. Юноше же повезло меньше — своим телом он посчитал пару длинных корней и с десяток камешков, мелких и не очень. Букет выпал из его рук и рассыпался дождем по земле.
Цири витиевато выругалась и попыталась встать. Почувствовала руки на талии и замерла. Только сейчас до них доходило, в каком щекотливом положении они оказались. Так и лежали они, замерев в одном положении. Казалось, луну сменяет солнце, наоборот, и вновь по кругу. Но они были вместе. Кагыр протянул руку, чтобы убрать волосы закрывавшие лицо девушки. Но она перехватила его руку.
— Не надо. Я не хочу, чтобы ты видел.
— Видел что?
— Уродство.
Он аккуратно освободил руку из ее ладони и убрал прядь пепельных волос ей за ухо. И, недолго думая, поцеловал изувеченную щеку. Цири попыталась вырваться, но рыцарь сильнее прижал ее к себе.
— Цирилла.
— Не называй меня полным именем — это раздражает.
— Ты действительно прекрасна, — юноша пропустил между пальцами серые пряди.
— Поцелуй меня.
И он поцеловал. Нежно, насколько мог солдат. Легко, насколько мог человек, прошедший Час Презрения и Безумия.
А потом темнота окутала их, и это было прекрасно.
***
Кагыр открыл глаза и уставился на серый полог палатки. Даже через ткань было видно, что вокруг светало. Юноша обернулся. Лютик крепко спал, обнимая лютню. Оно и к лучшему. Ему нужно было немного поразмышлять. Возможно, больше, чем ему бы хотелось. Ведь всегда, когда снилась Цири, ей угрожала опасность. А потому он обязан рассказать Геральту хотя бы часть сна. Желательно только начало. Нужно было сказать про шрам. Но пока ему надо было остаться со своей печалью. Одному…
