Речной лорд

      Глава 21. Сентенция       «Валирийская бесстыдница», одна из многочисленных галей, которые подарили Золотым Мечам триархи из Волантиса, ходко скользила по волнам. Для нынешнего плаванья парус на ней заменили. И теперь он, темно-пурпурный, намекал, что домашняя гавань судна — Браавос.       Несмотря на свежий ветер, запах на корабле стоял так себе. Во время перехода в Вестерос «Бесстыдница» перевозила двух слонов. Огромные животные, испуганные морем, качкой и неизвестностью, успели основательно засрать и палубу, и трюм. И за минувшее время запах развеялся не полностью.       У левого борта, ближе к юту, широко расставив ноги, стоял лорд Джон Коннингтон, крепкий мужчина с рыжей бородой, в которой пробивались седые пряди. Его загорелое лицо казалось суровым и задумчивым. Холодные, льдисто-голубые, глаза Джона неотрывно смотрели на далекий берег. Вестерос! Место, которое приходило к нему во снах, и куда он так жаждал вернуться. Вернуться домой и получить обратно все то, что у него отнял Узурпатор — родовые земли, замок, титул и власть.       «Я проиграл Колокольную битву и подвел своего серебряного принца. Но его сына я не подведу», — так он повторял в Эссосе, в ночевках под открытым небом, в дешевых трактирах, в нищете и презрении. Здесь, в Вестеросе, его мысли не изменились. Укладываясь спать, просыпаясь и штурмуя Грифонье Гнездо, в голове звучали все те же слова. Они стали смыслом жизни. Да что там, стали самой жизнью.       «Бесстыдница» держала курс на север, до Крабьего залива, а затем на запад, в устье Трезубца, к Рубиновому броду. Война не затихла, но по Узкому морю корабли продолжали ходить, как ни в чем и не бывало.       Роялисты, не так давно вернувшие себе Драконий Камень, располагали приличным военным флотом. Но Джон не боялся, что их поймают. Никому нет особого дела до торговцев, боевым судам и своих забот хватало.       Они могли попасться лишь случайно. Все знали, что Мечи приплыли из Волантиса. Поэтому на галее и поменяли паруса — браавосцы плавают куда угодно и их не трогают.       — Не могу поверить, что скоро увижу Речные земли, — к Коннингтону подошел Тристан Риверс, среднего роста, с каштановыми волосами, мужчина. Стоптав не одну пару сапог в рядах Золотых Мечей, он дослужился до звания лейтенанта. — А ведь я, считай, совсем их не помню.       По совету генерал-капитана, Бездомного Гарри Стрикленда, Джон взял с собой на переговоры Риверса. «Он родом с Трезубца, и может тебе пригодится, — посоветовал Гарри. — А может, и нет. Но спутник тебе необходим в любом случае».       Что ж, генерал-капитан был прав. Риверс действительно мог подать совет, что-то вспомнить о Мечах, с которыми Джон не виделся много лет, или как-то еще проявить себя.       — Мы не на красоты любоваться плывем, — только и сказал Джон. И все же, он понимал, о чем толкует Риверс. Люди всегда помнят о месте, где родились. А в изгнании чувства лишь крепнут. Как часто он сам мечтал, что пройдется по родовому замку?       — Оно верно, но все же… — Тристан замолчал. — Что думаешь насчет толстяка Мопатиса? Что-то давно от него нет вестей.       — Наверное, прикидывает новый план, — Иллирио Мопатис, изнеженный и невероятно богатый магистр из Пентоса, когда-то дал ему новый смысл в жизни. Именно он вручил ему Эйгона, чудом выжившего сына Рейгара. Магистр принял внушительное участие в судьбе Мечей и имел на них виды. Но сейчас говорить о нем Джону не хотелось.       — Как по мне, жирдяй запутался в своих кознях, — лейтенант зажал одну ноздрю и высморкался за борт. — Он уже и сам не знает, на кого ставить. То он надеялся на дурачка Визериса, который буквально выпросил себе золотую корону. Потом он вспомнил о его сестре, и мы вроде как должны были плыть в Миэрин, спасать ее молоденькую попку от Гарпий. Но затем его укусила какая-то муха, он все переиграл и свел нас с Эйгоном… Нет, Джон, ты не подумай, что я брюзжу, как старый пердун. Я просто брюзжу, — он хохотнул.       — Ладно, Трис, кажется все вышло не так уж и плохо. Судьба нам благоволит, — Коннингтон боялся спугнуть удачу, но такой невероятной возможности, как сейчас, Золотые Мечи давно не получали. Все они мечтали вернуться в Вестерос, хотя многие его и в глаза не видели. И шанс им выпал удивительный.       Золотым Мечам везло. Семь Королевств оказались не только расколоты на части. Главное в том, что война продолжалась. Яростная и непримиримая. И в ее горниле уже сгорело множество жизней. И затихать она не собиралась.       Золотые Мечи пристально следили за тем, как развиваются события и собирали малейшие шепотки. Да и здесь, в Штормовых землях, еще раз тщательно просеяли и проверили все то, что им удалось узнать.       Север продолжал сражаться. Русе Болтон, держащий руку Ланнистеров и Станнис Баратеон, считающий себя законным королем, не собирались уступать друг другу. Трезубец вступил в союз с Долиной и имя Непреклонного Эдмара Талли неожиданно зазвучало со всех сторон. Его произносили в портах и гаванях, в замках и деревнях. Многие гадали, что же он выкинет дальше и как долго сможет избегать кары. Не сказать, чтобы Талли занимал все мысли людей, но прославиться он уже успел. Железный трон ничего не мог с ним сделать.       Железные острова играли в свою игру. Дорн выжидал. Получалось, что лишь Утес, Простор и Королевские земли поддерживают Железный трон. Ну, и конечно, Штормовой Предел, хотя они внесли свой вклад и уже сейчас фактически выбили его из альянса.       С такими раскладами Мечи имели все шансы довести до желаемой цели очередное свое вторжение в Вестерос.       Все зависело от того, что скажут Эдмар Талли и Джон Ройс. Если их удастся убедить примкнуть к Мечам, то в одночасье многое переменится. Такой шаг будет смотреться весомо. Он создаст прецедент. Шутка ли, но два великих лорда поддержали их! Авторитет и претензии Мечей сразу же взлетят до небес. И теперь главное — договориться.       Раньше Джон прикидывал, что Талли двумя руками ухватится за возможный союз. Его и уговаривать не придется, он сам начнет умолять о помощи. Еще и приплатит. Но сейчас все выглядело не так однозначно.       Прямо перед отплытием к ним пришли вести о битве на Ромашковом поле. Ланнистеры потерпели там сокрушительное поражение, да и сам лорд-командующий королевской гвардией сир Джейме пал. Со смертью Цареубийцы позиции Утеса и королевы Серсеи сильно ослабли — это многие признавали. И теперь Риверран не похож на заурядного просителя. Они почувствовали силу и постараются выбить себе приемлемые условия. А что они могут им предложить?       Коннингтон умел играть в кайвассу. И сейчас он думал, как бы половчее разыграть очутившиеся в его руках фигуры. Эту партию он должен выиграть. Обязан. Ради мертвого Рейгара и его живого сына.       Вот только дел накопилось невпроворот. И как за всем уследить? Юный Эйгон пока находился в Грифоньем Гнезде, но во всю готовился к штурму Штормового Предела. Его уверенность была так велика, что он заразил ею окружающих.       Многочисленные письма, которые Джон отослал чуть ли не во все замки и города Вестероса, по большей части оставались без ответа. Лишь Мартеллы откликнулись. Остальные не торопились признавать Эйгона законным Таргариеном и выжившим сыном принца Рейгара. Коннингтон, несмотря на горечь от такого пренебрежения, их понимал. Самым весомым подтверждением претензий Эйгона выступили бы драконы. Но драконы застряли в Миэрине и владел ими совсем другой человек.       Так что пока лорды выжидали и поглядывали по сторонам. Кто сделает первый ход? Кто признает Эйгона? Кто покажет пример?       А дорнийцы… Для начала они хотели убедиться в подлинности Эйгона. Они собирали посольство, и может, прямо сейчас уже выступили из Дорна. Коннингтон лишь надеялся, что успеет посетить Рубиновый брод и вернуться в Гнездо, чтобы их встретить. И если переговоры пройдут удачно, то это будет победа. Почти победа.       Плаванье прошло спокойно. И даже капитан галеи, загорелый и улыбчивый Паларио Ог, волантиец по рождению, заметно расслабился. Особенно после того, как они вошли в Крабий залив.       Волны здесь стали тише. Да и ветра умерили свой бег, так что приходилось идти галсами. Берега сузились. Северный выглядел хмуро и неприветливо. Там уже вовсю лежал снег, а далекие горные пики казались неприступными и промороженными насквозь. На левом, южном берегу, так же выпал снег, но его было меньше. И земля казалась более солнечной и приветливой.       После Эссоса и южных морей Джон все еще не успел привыкнуть к такому перепаду погоды. Он кутался в плащ и мечтал о кружке горячего вина с корицей. Риверс простыл, чихал и поминутно сморкался.       За Тихим островом ветер утих, и гребцы взялись за весла. «Бесстыдница» поднималась по реке, а вокруг скользили лодки и пузатые торговые галеи. Вверх они шли груженые, а вот обратно в основном сплавляли лес.       — Сдается мне, местные запасаются едой на Зиму, — заметил Паларио Ог, оглаживая выкрашенную в пурпурный цвет бородку.       — И правильно, — согласился Риверс. — Все любят пожрать. Я бы сейчас полжизни отдал за горячий камелек и дымящуюся миску с тушеной зайчатиной.       Рубиновый брод выглядел внушительно. Река разлилась на добрые полторы мили. С давно забытым чувством Коннингтон узнавал места. Здесь он был в прошлой жизни и счастья ему это не принесло. Где-то тут погиб Рейгар Таргариен, его серебряный принц. И даже могилки с камнем нет на месте его последнего успокоения.       Брод был покинут, но выкопанные ямы и валы показывали, что еще совсем недавно на северном берегу держали оборону.       Встречу назначили в городе лорда Харровея и через сутки Джон наконец-то до него добрался.       Городок оказался небольшим с многочисленными деревянными домами. Он не сильно пострадал в войне. Да и двухэтажная гостиница выглядела вполне жилой. Семигранная септа стояла в центре, а рядом с ней — приземистая и мощная каменная башня. Именно она и считалась замком Рутов, местного дома, владеющего городком и ближайшими землями. В стороне к реке подходила дорога. К пристани пришвартовался широкий паром, украшенный двумя вырезанными из дерева конскими головами. На него как раз грузилось несколько человек с телегами и овцами.       Горожан было не много, а вот воинов — куда больше. Кажется, здесь стоял приличный отряд. Виднелись вымпелы не только двухголового коня Рутов, но и форель Талли, и руны Ройсов из Долины.       — Я лорд Утор Рут, — на пристани, куда они сошли по сходням, их встретил коренастый и конопатый мужчина около сорока лет в сопровождении нескольких человек. — Лорд Талли приказал мне встретить вас и разместить со всеми надлежащими удобствами.       — Хорошо. Но где сам лорд Талли?       — Он задерживается и прибудет сегодня вечером или завтра.       — Ладно, — только и сказал Джон. Придется ждать, хотя сейчас каждый день на счету.       Галея осталась покачиваться у пристани, а они отправились в замок Рутов. Снег на улицах давно стоптали, и сапоги чавкали по грязи и конским яблокам. Немногочисленные зеваки провожали их взглядами. Прошла старушка, тащившая охапку хвороста. С криками пробежала стайка бедно одетых мальчишек. У коновязи кузнец подковывал лошадь.       Городок оказался совсем скромным. Если не сказать — бедным. Единственной достопримечательностью, которой он мог похвастаться, выступала башня. Местные считали её за полноценный замок.       Их с Риверсом накормили обедом и разместили в лучшей комнате. Талли так и не появился. Зато Коннингтон получил возможность пройтись по городу и размять ноги. Ничего особо интересного они не увидели, городок больше напоминал крупную деревню, но хоть узнали последние новости. Все только и говорили о том, что юный король Томмен приказал взять под стражу королеву Серсею, свою собственную мать.       — Это его хайгарденские лорды подбили… Война вскорости закончится… Ага, закончится, жди-ка, кум… Теперь лорд Талли может заключить мир, — слышалось со всех сторон. — Слава Семерым, все обошлось.       — Ну, ни хера себе, — присвистнул Риверс и отправился просеивать слухи. В замок, узнав все, что было можно, Джон вернулся в паршивом настроении. Слишком сильно изменилось положение дел, и он не был уверен, что оно пойдет на пользу их планам.       — Почему вы не сказали мне, что случилось в столице? — Джон навис над Рутом. Но тот ни капли не испугался.       — Тише, лорд Коннингтон, вы не в своем замке, — спокойно ответил тот. — А с чего я должен вам что-то докладывать? На лорда Талли вы не похожи.       Джон заскрипел зубами и отправился спать. Комнату они разделили с Риверсом. Коннингтон долго не мог уснуть. То, что произошло в столице, могло сильно им помешать. Если Риверран заключит мирный договор, то Мечи останутся в одиночестве.       Талли прибыл следующим утром. Его сопровождало около сотни всадников и Бронзовый Джон Ройс. За плечом хозяина Риверрана неотлучно держался совсем молоденький рыцарь, считай оруженосец. Остальные относились к нему с симпатией.       — Рад с вами познакомиться, лорд Коннингтон, — приветливо сказал Эдмар, осторожно слезая с лошади. Он подскакал прямо к башне Рутов, и от его свиты вокруг сразу же стало тесно. На Эдмаре был толстый плащ с капюшоном, под которым он прятал левую руку. Судя по повязке и шине, он ее недавно сломал. — Надеюсь, добрались вы хорошо? Это мой друг и тесть, лорд Джон Ройс. А вот этот юноша — сир Берик Кокс, Львиный Убийца, как его успели прозвать. За свою доблесть он стал рыцарем. Самым молодым рыцарем в Вестеросе.       Джон окинул парня быстрым взглядом. По его горящим и восторженным глазам и дурак бы понял, что он предан Талли до гроба. И с радостью примет смерть за своего лорда. Такие люди всегда считались на вес золота. Любой лорд или король с радостью взял бы их в свою гвардию. «Я сам был когда-то таким, — вспомнил Джон. — Ишь ты, Львиный Убийца. И прозвище какое славное. Не каждый день кому-то удается упокоить одного из Ланнистеров».       Джон знал о битве на Ромашковом поле, в котором речные лорды в союзе с Долиной одолели войско Цареубийцы, а его самого убили. Об этом говорили со всех сторон. Битва могла оказать переломное значение на всю войну. Ее победителей славили, хотя никто толком не знал, как Талли удалось одолеть такого прославленного гвардейца, как Джейме Ланнистер.       — Лорд Ройс, — Коннингтон знал своего тезку. Не очень хорошо, но ранее встречаться им доводилось. Хозяин Рунного Камня был высок, седовлас и морщинист, с необыкновенно кустистыми бровями и внушительной бородой. Мужчины ограничились обоюдными кивками. Сам Джон представил сира Риверса. Удивительно, но тот сильно походил на Талли — один рост, одинаковые волосы, цвет глаз и черты. Все указывало, что они родичи.       — Сир Риверс? — на лице Талли появилось озадаченное выражение. Надо полагать, он и сам отметил их сходство.       — Верно, я бастард из Речных земель. Мой батюшка — лорд Уолтер Уэнт из Харренхолла. Когда он умер, его вдова ясно показала, что нам в замке не рады. Так мы с матушкой перебрались в Пентос.       — Забавная история, — усмехнулся Ройс. — Выходит, вы с Эдмаром Талли родичи через Уэнтов?       — Выходит, что так, — Риверс развел руками       — Неожиданно… Но давайте начнем переговоры, — Талли по-хозяйски прошел в башню и повел их в главные покои. Там стоял стол, стулья, а в камине потрескивали поленья. — Присаживайтесь, сиры. Или вы хотели бы отдохнуть и выполнить все положенные традиции гостеприимства?       — Нет, в них нет нужды, — Коннингтону понравилось, что Талли сразу перешел к делу. Он сел и еще раз осмотрел Эдмара. Несмотря на то, что Бронзовый Джон выглядел и внушительней, и выше, сразу становилось ясно, кто из них играет здесь первую роль. Глаза у Талли казались веселыми, но было видно, что они могут измениться и стать, как штормовое море. Худое обветренное лицо с маленьким шрамом на лбу и плотно сжатыми губами предупреждали, что их хозяин — человек волевой и серьезный. У Талли оказалось лицо лорда и настоящего воина. Чем-то неуловимым оно напоминало лицо самого Джона. И по себе он знал, что с такими людьми непросто договариваться, да и врагами они могут стать не на жизнь, а на смерть, но зато друзьями и союзниками будут верными.       В небольшом чертоге с двумя узкими окнами кроме них пятерых больше никого не было. Талли не счел нужным приглашать на переговоры Рута. И тому, судя по всему, осталось лишь подчиниться.       Четверо мужчин расселись за столом, а Кокс Львиный Убийца занял место у дверей. Парнишку буквально распирало от гордости.       — Давайте без прелюдий, — сразу начал Коннингтон. — Я представляю Золотых Мечей. Более того, что намного важнее, я представляю Эйгона Таргариена, законного сына принца Рейгара и принцессы Элии Мартелл. От их имени я предлагаю вам военный союз. Врагов и у вас, и у нас хватает. Лишь вместе мы можем добиться своих целей.       — Союз — это хорошо, — мужчины переглянулись. Эдмар прикрыл глаза, и говорить начал Ройс. — Но давайте начнем с самого важного. С Эйгона. Вы же понимаете, лорд Коннингтон, что такие великие претензии надо чем-то подкрепить? Какие доказательства, что ваш юноша именно Эйгон, сын Рейгара?       — Прежде всего — его внешность, — Джон так и знал, что именно с этого переговоры и начнутся. — Он высок и строен, вынослив, руки у него сильные, а ноги — длинные. Он образован лучше, чем половина лордов Вестероса. Знает несколько языков, включая высокий валирийский, изучил поэзию, историю, геральдику, геометрию и право. Он знает все заповеди Веры и в совершенстве владеет семью рыцарскими искусствами. Но главное, у него типичная внешность Таргариенов — платиновые волосы и фиолетовые глаза. Он точь-в-точь, как и его отец Рейгар в молодости. И в этом я могу поклясться своей рыцарской честью.       — Какую Веру он исповедует? — продолжал спрашивать Ройс.       — Он истово верит в Семерых.       — Сколько ему лет?       — Восемнадцать. Вы же знаете, когда принцесса Элия его родила.       — Расскажите его историю, лорд Коннингтон, — попросил Талли. — Где он жил после своего чудесного спасения, кто за ним ухаживал, как вы с ним познакомились и чем занимались все эти годы.       — Конечно, — Джон понимал, что лорды спрашивают по делу, а не из пустословия. Они должны поверить, что парень — настоящий Эйгон. — Я начну с самого начала… Перед тем, как войска лорда Тайвина зашли в Королевскую Гавань и разорили ее, Варис Паук подменил малыша принцессы Элии на похожего ребенка, родившегося в Блошином конце. Его отец был пьяница, а мать умерла при родах. Варис сторговался за бутылку арборского золотого.       — Но когда лорд Тайвин положил трупы леди Элии и ее детей перед Робертом Баратеоном, все знали, что один из них — Эйгон.       — Ребенку сильно размозжили голову. От лица ничего не осталось. И лишь несколько светлых прядок на головке могли подтвердить его происхождение. Кто на них смотрел? Собравшимся хватило слов хозяина Утеса. После подмены Варис сразу же переправил принца в Пентос, к своему старому другу Иллирио Мопатису. Там он прожил пять лет. Магистр привязался к нему, как к сыну.       — Варис Паук ныне мертв и уже никак не может подтвердить все то, что мы услышали, — заметил Ройс. — Вы ведь знаете о его недавней смерти?       — Да. Уже знаю. Плохо, что так вышло, но тут нет моей вины, — Коннингтон пожал плечами. — Затем, когда Эйгону исполнилось пять лет, я получил письмо от Мопатиса, прибыл в Пентос и стал воспитателем принца. А ранее я покинул ряды Золотых Мечей. Мы так все разыграли, что я якобы запустил руки в отрядную казну и меня выкинули с презрением.       — Вы не побоялись пойти на такой шаг? Не побоялись очернить свое имя? — заинтересовался Талли.       — Нет, — просто ответил Коннингтон. Голос его потеплел. — Для сына Рейгара я готов на все.       — Продолжайте.       — Много лет мы скитались по городам Эссоса. Я выдавал себя за Грифа, опустившегося и спившегося наемника. А Эйгон стал Юным Грифом, моим сыном. Чтобы нас не узнали, мы красили волосы в синий цвет и хранили тайну.       — Вам долго пришлось жить незавидной жизнью, — задумчиво промолвил Ройс. — Чем вы занимались все это время?       — Путешествовали. Мы посетили Браавос и Пентос, Мир и Тирош, Волантис, Квохор и Ментарис. Где мы только не были. И все это время Эйгон учился. Я нанял ему хороших учителей, смею вас заверить.       — Где вы находили средства? Подобная жизнь требует серьезных расходов.       — Деньги шли от магистра Мопатиса, — Джону было неприятно сознаваться, что долгие годы он жил за чужой счет. — Как вы понимаете, лорд Талли, меня лишили доходов с родового замка. Вот и приходилось брать то, что давала судьба.       — Что было дальше? — Ройс отпил вина. Риверс последовал его примеру.       — Мы пристально следили за всем, что происходит в Вестеросе. И прекрасно понимали, что настает наше время. Ваша война пошла нам на пользу. В Волантисе мы встретились с Золотыми Мечами, Эйгон назвал себя, и ему поверили.       — Почему? — Эдмар посмотрел на Риверса.       — Он подтвердил свои права и дал нам надежду. Этого хватило, — лейтенант кашлянул.       — Сколько Мечей приплыло в Вестерос?       — Десять тысяч. Почти десять тысяч, все же море забрало свою долю, — Риверс посмотрел на Коннингтона. — Все они — не желторотые птенцы, а серьезные вояки, прошедшие множество битв. У нас есть пятьсот рыцарей и у каждого по три лошади. И столько же оруженосцев. И про две дюжины боевых слонов забывать не стоит. Перед их слаженным напором никто не устоит.       Некоторое время лорды задавали Риверсу вопросы о численности, составе и укомплектованности Мечей. Коннингтон не вмешивался и молчал. Лейтенант и сам знал, как и на что отвечать, чтобы не сказать лишнего.       — Что ж, то, что мы узнали, впечатляет… Но мы возвращаемся к тому, с чего начали. Каким именно образом Эйгон подтвердил свои слова? — Ройс сжал бороду в кулаке.       — Своей внешностью. Своей историей. Моей клятвой, что он истинный Таргариен. И вот этим перстнем, — Джон достал из внутреннего кармана шкатулку, открыл ее и бережно вытащил из бархатного гнезда тяжелую золотую печатку с четырьмя драконами. — Это перстень короля Мейкара. Затем им владел Эйгон Невероятный и его сын Джейхейрис, от которого он перешел к Эйрису и его сыну Рейгару. Уезжая из замка на Рубиновый брод, тот оставил кольцо Эйгону. Паук его сохранил и переправил в Пентос.       — По крайней мере, такое доказательство можно потрогать руками, — Талли осторожно взял кольцо и принялся его внимательно разглядывать. Бронзовый Джон пододвинулся поближе. — Работа солидная. Увесистая вещица, — он подбросил кольцо в воздух.       — Но кольцо может сделать любой ювелир, — заметил Ройс.       — Верно. Но больше у меня ничего нет, — Джон подумал — а не пора ли рассказать им о Черном Пламени? — Вернее, еще есть меч, старинный клинок, что некогда принадлежал Эйгону Драконовластному и Деймону Блэкфайеру. Вы понимаете, о чем я?       — Вполне, — хозяин Риверрана не удивился. Или не показал, что удивился. — Черное Пламя у Эйгона?       — Нет. Пока нет. Но если он возьмет его в руку, вы поверите?       — Если так случится, то притязания Эйгона станут куда весомей. Что вы можете предложить, если мы вас поддержим? — Талли перешел к условиям.       — Прежде всего, это выгодно и для вас. Так вы спасете свои жизни и замки.       — Не уверен, лорд Коннингтон, — нахмурился Ройс. — Все может измениться в одночасье. Мы с Эдмаром верим, что теперь у нас появился шанс прекратить войну и заключить мир с Железным троном. Возможно, король Томмен и королева Маргери пришлют письмо. И что тогда нам останется делать? Кого поддержать?       — Разве для вас не честь встать под знамена законного Таргариена? — Коннингтон понимал, что не стоило так говорить. Но ему не понравилось то, что он услышал. Совсем не понравилось. Для всех них будет очень плохо, если бунтовщика Талли и примкнувшего к нему Ройса помилуют.       — Честь, и еще какая, — было непонятно, говорит ли Талли серьезно или шутит. — Но как нам убедиться, что ваш Юный Гриф — истинный Таргариен. Вот в чем соль, да, Кокс?       — Да, милорд, — смущенно кашлянул юноша. Джон мимолетно вспомнил, что у Коксов на гербе как раз мешок с солью.       — У нас найдется, чем вас порадовать. Вы, Джон получите титулы Хранителя Востока и Друга Короля. Кроме этого, Эйгон поддержит вас в Долине. К вам Эдмар, как наиболее пострадавшему в ходе войны, отойдут некоторые Западные земли — Золотой Зуб, Хорнваль или Глубокая нора. И еще вы станете Владыкой Трезубца. И оба войдете в его Малый Совет.       — В котором вы станете десницей? — уточнил Ройс.       — Да. В котором я стану десницей.       — Если мы договоримся, то у меня будет еще одно условие: на Севере продолжается война. Не знаю, что в итоге получится со Станнисом Баратеоном, но вы поможете вернуть Винтерфелл Старкам и провозгласите их Хранителями Севера.       — Приемлемо, — поразмыслив, согласился Коннингтон. — Но тогда и у меня найдется один вопрос. Я слышал, недалеко от Девичьего Пруда вы сражались с моим родичем, сиром Роннетом Рыжим. Могу я узнать о его судьбе?       — Он получил несколько ран и попал ко мне в плен. Мои люди оказали ему всю необходимую помощь и разместили, согласно его рыцарскому достоинству. Ныне решается вопрос с выкупом, — Талли помолчал. — Если мы договоримся, то вы получите своего родича обратно. Без всякого выкупа, как жест ради нашей будущей дружбы.       — Признаюсь, мне приятно слышать такие благородные речи. Я их не забуду, — Джон не особо любил Роннета, сына своего кузена Рональда, но и не принять участия в его судьбе не мог.       — Хорошо… Но все же, вот в чем я должен признаться, — Эдмар вернул ему перстень. — Ваши доказательства не совсем нас убедили. Но я буду с вами откровенен: не титулы нам с Джоном нужны. И не почести. И цену мы себе не набиваем, как вы наверняка подумали.       — Так что же вы хотите?       — Ничего сверх меры. Мы хотим получить твердую веру, что наше дело — правое. Так ведь, Джон?       — Да, так, — с важным видом подтвердил Ройс.       — Убедите нас, Коннингтон, что мы сражаемся за правое дело, — попросил Эдмар.       Джон был готов поклясться, что тот говорит искренне. Им с Ройсом действительно требовалось основание. То, на чем они могли бы возвести свою преданность и верность Эйгону Таргариену. Плывя сюда, он и думать не мог, что беседа повернет в такое русло. Он и не подозревал, что честь и слово все еще в силе на землях Трезубца. И тем ценнее возможность получить таких союзников. Нет, друзей.       — Я в это верю и я прошу поверить вас, — Джон едва сдержал отчаяние и вложил в свои слова всю веру и всю надежду, что он питал в отношение Эйгона. — Просто поверьте!       — Вы сами лорд, Джон, и прекрасно понимаете наши резоны. Лорд, я имею в виду настоящего лорда, должен думать не только о себе, но и о своих подданных. Мне не хочется вновь приносить войну на земли Риверрана. Мои люди устали и жаждут мира.       — Послушайте, лорд Коннингтон, мы сейчас не можем ответить вам «да». Но и «нет» мы вам не говорим. Нам бы желательно увидеть вашего парня, посмотреть на него и поговорить с ним, — Ройс сказал не то, что боялся услышать Коннингтон. Они не отказывались. Но и согласие не давали.       — В любой момент. Мой корабль к вашим услугам. Сам Эйгон, как вы понимаете, пока не готов к такому рискованному путешествию.       — Для нас оно не менее рискованно. Но мы готовы подождать. Вы же наверняка отослали письма с призывом встать под знамена Эйгона во все замки? — поинтересовался Талли. — Если вороны с такими посланиями прилетели в Долину и Трезубец, значит, и про остальных вы не забыли.       — Так и есть.       — И что ответили дорнийцы? Какова позиция принца Дорана Мартелла?       — Он пока колеблется, — Коннингтон почувствовал, что вступил на тонкий лед. Открывать секретов не следовало, но, кажется, он понял, что хотят услышать сидящие перед ним люди. — Перед отплытием к вам я получил письмо — они намереваются посмотреть на Эйгона и познакомиться с ним. Они уже, скорее всего, выехали из Солнечного Копья. Возглавит их Оберин Мартелл. Возможно, и принцесса Арианна отправится вместе с ним.       — Что ж, лорд Коннингтон — вот вам наше твердое слово. Если Мартеллы признают в вашем воспитаннике Таргариена, если встанут под его знамя, то и мы с Джоном не заставим себя долго ждать. Трезубец и Долина присоединятся к великому союзу.       — А если дорнийцы откажут?       — Тогда мы будем думать, — Ройс переменил положение. Стул под ним скрипнул. — Долго думать. Взвешивая каждую мелочь.       — Но союз между нами все еще возможен?       — Да, — твердо заверил Талли. И взгляда он не отвел.       — И вы будете сражаться за нас? И принесете Эйгону все положенные клятвы верности? — Коннингтон и сам не заметил, когда переговоры повернулись так, что он начал выступать в роли просителя. Его не унизили, отнеслись со всем положенным уважением, но разговор изменился. Теперь вышло так, что он, изгнанник, приплыл в город лорда Харровея и просит помощи. Для себя и принца Эйгона. И все же, Коннингтон не стал оскорбляться. Если подумать, все так не так уж и плохо.       — Не Эйгону, — тонко улыбнулся Талли. — Не ему, а всему дому Таргариенов.       — Но это значит…       — Это значит, что если сюда на трех драконах прилетит Дейенерис Бурерожденная, и если она не договорится с Эйгоном, мы не станем ему помогать. Не пойдем против драконов и останемся в стороне. Пусть Таргариены сами решают, кто из них должен сидеть на Железном троне.       — Мы не хотим повторить судьбу тех, кто заживо сгорел на Пламенном поле и в Харренхолле, — добавил Ройс. — Так уж вы постарайтесь как-нибудь с ней договориться. И про Мартеллов не забудьте.       Джон смотрел на двух мужчин. Двух совершенно не похожих, но поддерживающих общую цель и идеалы. Что ж, они высказались предельно ясно.       И Коннингтону не оставалось ничего другого, как попрощаться, сесть на «Волантийскую бесстыдницу» и отправиться обратно. В Штормовых землях его ждал Эйгон, ждал Гарри Стрикленд и ждали дорнийцы, которые вот-вот должны туда добраться.       Сердце его стучало тревожно. Но он продолжал верить, что все сложится хорошо.